для 1 курса БПС ОЗО МинДС

Экзаменационная программа

по Истории Беларуси

для 1 курса БПС ОЗО МинДС

Билет 1.

История Беларуси как историческая дисциплина. Периодизация. Подходы в изучении.

Билет 2.

Славянская колонизация Восточноевропейской равнины.

Билет 3.

Образование древнерусского государства и древнерусской народности.

Билет 4.

Формирование западнорусских княжеств, как одна из предпосылок белорусской истории. Полоцкая земля.

Билет 5.

Смоленская земля. Туровская земля.

Билет 6.

Образование Литовского княжества.

Билет 7.

Становление ВКЛ.

Билет 8.

Польско-литовская уния и ее исторические последствия.

Билет 9.

Социально-политическое устройство и организация государственного управления на белорусских землях в составе ВКЛ (14-1я пол.16в.)

Билет 10.

Становление фольварочно-барщинного хозяйства и массовое закрепощение крестьянства на белорусских землях.

Билет 11.

Города Беларуси в 14-1й пол.17в.

Яркой страницей белорусской истории XIV- 1-й половины XVII в. была история городской жизни. Городская культура всей Западной Руси принадле­жала к числу высших достижений православного цивилизационного региона. На этом ярком фоне города Беларуси выделялись своими особенностями.

Кроме городов Туровской земли они не подверглись татаро-монгольс­кому разгрому и сохранили непрерывную культурную традицию со времен Древней Руси. Их торгово-ремесленное население даже умножилось за счет переселенцев из разоренных местностей. Геополитическое промежуточное положение белорусских городов на рубеже Восточной и Западной Европы открывало возможность чрезвычайно выгодной посреднической торговли. Будучи единоверцами и единоплеменниками с Великой Русью белорусские купцы пользовались торговыми привилегиями в России и перепродавали на Запад чрезвычайно ценимые там русские товары: меха, кожи, мед, воск, мор­жовую и мамонтовую кость, красную рыбу, восточные товары. В Россию на продажу шли цветные металлы, сукно, ремесленные изделия западноевро­пейских и белорусских мастеров.

Уровень урбанизации Беларуси был существенно выше, чем в России. К середине XVII в. из 2, 8 млн. всего населения в городах и местечках прожива­ло около 12-13% (350-370 тыс. человек). Это было примерно вдвое больше, чем в Русском государстве, где в городах жило 5-6% населения. В Беларуси насчитывалось 37 городов и 377 местечек.Сегодня города того времени по числу населения подразделяют на три группы. К первой группе относят города с населением более 8 тыс. человек (таких насчитывалось 5 - Витебск, Могилев, Пинск, Полоцк, Слуцк), ко второй группе - города с населением от 5 до 8 тыс. человек (Брест, Быхов, Минск, Гродно, Мстиславль, Новгрудок и др.), к третьей группе - города с населением от 2 до 5 тыс. человек (Бобруйск, Кобрин, Кричев, Лида, Не- свиж, Орша, Слоним, Туров и др.).

Городские торгово-ремесленные поселения с числом жителей от 200 до 2 тыс. назывались местечками. Около половины (приблизительно 40%) всех городов и большинство местечек принадлежали крупным магнатам. К чис­лу таких городов относились Слуцк, Быхов, Шклов, Клецк, Копыль и др. Кроме того, во многих великокняжеских городах находились администра­тивно обособленные частные владения светских и духовных феодалов - так называемые " юридики".

Основным занятием горожан было ремесло и торговля. К концу XVI в. было известно до 200 ремесленных профессий. В крупных городах в среднем их на­считывалось свыше 50. Изделия белорусских кожевников (гарбаров), седель­ников, сабельников, ценинников (мастеров, изготовлявших цветные изразцы), резчиков по дереву, шорников (рымарей), скорняков (кушнеров), портных (кравцов), сапожников (шевцов) и других мастеров были известны далеко за предела­ми страны. В то же время горожане не порывали с сельским хозяйством. На прилегавших к городам территориях у них располагались земельные участки и выпасы. Горожане держали огороды, разводили скот, птицу. Натуральное хо­зяйство оставалось основой существования большинства жителей.

Города выполняли роль административных центров и военных крепос­тей. В центральной части городов возводились замки, обычно из деревянных рубленных конструкций, иногда с забутовкой глиной и диким камнем. Они были приспособлены к длительной осаде. С XV в. на стенах замков размеща­лись пушки.

С древнерусских времен города обладали традициями вечевого самоуп­равления и корпоративной организации ремесла и торговли. Эти традиции первоначально носили характер неписаного обычая и поэтому детально ос­тались незафиксированными в источниках. Известно только, что, например, в Полоцке вечевое устройство было организовано по новгородскому типу. Это подтверждалось привилеями первых литовских князей.

Впоследствии традиции вечевого самоуправления получили развитие в " магдебургском праве", которое с конца XIV в. великие князья начали предо­ставлять белорусским горожанам по образцу самоуправления немецких горо­дов. Причинами появления " магдебургского права" явились слабость вели­кокняжеской власти и своевольства крупных феодалов. Поскольку города наряду с государственными имениями были основными источниками пополне­ния казны, это вынуждало власти идти на уступки городским корпорациям. В то же время городское самоуправление ограждало жителей от феодального произвола и гарантировало поступление в казну городских сборов. Горожане получали права на вооруженное городское ополчение.

В соответствии с привилеями на " магдебургское право" в городах со­здавались магистраты. Магистрат состоял из рады, городской управы, суда по гражданским делам и лавысуда по уголовным делам. В раду выбирались бурмистры и радцы (райцы), в лаву - лавники. Городские избиратели еже­годно избирали из своей среды только кандидатов в бурмистры, радцы и лавники, из которых затем войт по своему усмотрению назначал должност­ных лиц. Все ранее избранные оставались в составе магистрата и по истече­нии срока полномочий.

Постепенно в каждом городе власть оказалась монополизированной не­сколькими богатыми семействами, годами удерживавшими в своих руках все избираемые должности. Это порождало многочисленные злоупотребле­ния, с которыми горожане пытались бороться, создавая специальные конт­рольные органы из " присяжных посполитых". Они были наделены правом контроля за городскими расходами. Однако " присяжные посполигые" выби­рались из той же среды, что и члены магистрата, а потому быстро находили с ним взаимопонимание. Как всегда страдали бедняки - " лезные люди", " най­миты", " гультяи", как их называют источники.

Заседаниями рады поочередно руководили бурмистры, заседаниями лавы - войт или чаще назначенный им из числа своих приближенных ленвойт.

Верхушку городского общества составляли купцы, которые объединя­лись в гильдии - " братства", и имели монополию на оптовую торговлю. Ремесленники объединялись в цехи. Владельцы мастерских ежегодно изби­рали старшину-цехмистра и казначея. В цех обыкновенно входили мастера одной или нескольких родственных профессий. У каждого цеха была своя приходская церковь, которая одновременно служила для общих собраний и пиров - " братчин". В каменных церковных подвалах хранили на случай пожара, бывшего обычным бедствием в скученном деревянном городе, цен­ное имущество мастеров. Каждый цех составлял в городском ополчении осо­бый отряд - хоругвь.

Город выплачивал в государственную казну или казну магната-владель­ца единый городской налог. Его размеры определялись в соответствии с эко­номическим состоянием города на данный год. Здесь многое зависело от по­зиции войта, который не забывал и о собственных интересах. Компромисс достигался прежде всего за счет городских низов, которые не выходили из беспросветной нужды.

В городах была сложная криминальная обстановка. Воры, грабители, мошенники и попрошайки также объединялись в некое подобие цехов. Го­родские власти были вынуждены с ними считаться. Хотя при этом лава не оставалась без дела. В каждом городе нанимался за немалую плату специ­альный палач-кат, тоже без работы не простаивавший.

Середина XVII в. стала трагическим периодом в истории белорусского города. События национально-освободительного восстания в Западной Руси и русско-польской войны нанесли страшный удар по городам Беларуси. Пос­ле отступления из Беларуси русских войск большая часть торгово-ремесленного населения, как добровольно, так нередко и принудительно выселялась в Россию, где чрезвычайно активизировала городскую жизнь. В городах России и в самой Москве появились целые " мещанские слободы" населенные бе­лорусами. Лишившиеся городских доходов польская казна и частные вла­дельцы городов - магнаты, стали в массовом порядке заселять белорусские города еврейскими общинами - " кагалами". Они переселялись из Польши и Германии. Белорусский город стал терять белорусский этнический облик.

Билет 12.

Русско-литовские отношения в 15-16вв.

В ряду исторических сюжетов, определявших историю белорусских зе­мель в составе Великого княжества Литовского, особое место занимает ис­тория взаимоотношений Литвы и Московской Руси. Первые великие литов­ские князья в период русско-литовской неполноправной федерации претен­довали на подчинение своей власти всей Руси, включая Восточную. " Литва это и есть вся Русь", -заявил императорскому послу в 1358 г. князь Ольгерд.

В тех конк­ретных исторических условиях, когда основой всех общественных связей выступали связи конфессиональные, Литва могла выступать в качестве общерусского объединительного центра только лишь при условии принятия православия. Такой проект, существовал, но не осуществился. Куликовская победа Дмитрия Донского окончательно определила ведущее положение Московского кня­жества как национального объединительного центра. Литва, вступив в унию с Польшей, сделала свой выбор. Между Литвой и Русью разверзлась про­пасть конфессиональной, а значит в условиях средневековья и цивилизационной, этнокультурной розни.

Эта пропасть прошла не по границе с Московской Русью. Она рассекла само литовское государство: по одну сторону оказалась союзная с Польшей католическая Литва, по другую - православные русские земли, которые от­ныне стали из века в век тянуть в сторону православной Московской Руси. Литовский натиск на восток, который вначале выступил в форме династи­ческой борьбы между породнившимися династиями московских Рюрикови­чей и литовских Гедеминовичей " за всю Русь", за древнерусское наследие, теперь окончательно приобрел характер внешней экспансии католического государства против православного. Это была борьба, в которой едва ли не большая православная часть населения Литвы сочувствовала ее православ­ному противнику.

Известный историк А.Зимин определил взаимоотношения России с Ве­ликим княжеством Литовским в XV в. как " странную войну'". Формально она никогда не объявлялась, но пограничные стычки, сопровождавшиеся переходами пограничных православных феодалов со своими вотчинами на русскую сторону, были непрерывными. Князья так называемых " верховских княжеств" в верховьях Оки - Воротынские, Трубецкие, Масальские, Одоевские издавна служили " на обе стороны". С 80-х годов XV в. они окон­чательно перешли на русскую сторону.

Без формальной войны двух государств граница стала отодвигаться на запад. Весной 1500 г. началась полномасштабная война вдоль всей грани­цы. Начало массовому воссоединению русских земель на западе положила знаменитая битва при Ведриже 14 июля 1500 г. Главные силы Литовского княжества потерпели сокрушительное поражение. Сам главнокомандующий гетман Константин Острожский и другие литовские воеводы были взяты в плен. Это предопределило присоединение к России части Смоленской земли и обширных Северских земель, в том числе Брянска и Гомеля. Но главная цель русского наступления - возвращение Смоленска, достигнута не была.

Часть западнорусских феодалов окон­чательно вошла в состав русской знати, в ближайшее окружение московс­ких государей. Оставшиеся в Литве в конечном итоге к XVII в. перешли в католичество, стали ренегатами и ополячились.

Война 1512—1514гг. окончилась возвращением Смоленска, что ознамено­вало полное объединение будущих великорусских земель. Белорусские национал-экстремисты неоднократно поднимали шумные кампании, посвященные неудачной для русских битве на реке Крапивна под Оршей 8 сентября 1514г. Это событие трактуется как разгром " белорусским войском" " полчищ моска­лей". Ничего общего с исторической истиной подобные трактовки не имеют.

К сожалению, мы не знаем сколько людей сошлось над речкой Крапив­ной и кто воевал там. Наверное, уже никогда не узнаем. Рассуждения о трех­кратном превосходстве московитов пусть останутся на совести фантазеров. Однако не мешает помнить, что к началу XVI в. население Великого княже­ства Литовского существенно превышало население России. Необходимо учитывать также польскую и немецкую помощь Литве.

В этой связи закономерен вопрос: в какой мере можно считать войска К.Острожского белорусскими? Их основу составляли хоругви польской и литовской шляхты, наемные немецкие ландекнехты. Среди литовской шлях­ты, конечно, были и этнические белорусы, но не они составляли ядро войска. Число белорусских мужиков в войске также было невелико. Они являлись принудительно мобилизованными " в подводы" обозниками. В отличие от России, в Литве с XV в. простолюдинов, не шляхту, под знамена не призыва­ли. Такова фактическая сторона вопроса о пресловутой Оршанской битве.

Попытки представить череду литовско-московских войн как белорус­ско-русское столкновение, в котором московская сторона была " агрессо­ром", носителем " отсталой азиатской культуры, угрожающим европейской цивилизации" и т.д., являются типичным образцом злонамеренной фальси­фикации белорусской истории. Реальная линия цивилизационного размеже­вания проходила не по внешней границе государств, а через души людей в сердце самой Литвы.

Заключительным этапом векового литовско-русского противоборства стала Ливонская война 1558-1583 гг. Начавшись борьбой за земли Ливонс­кой конфедерации, отгораживавшие Россию от Балтики, война затем пре­вратилась в войну против всех западных соседей России. Образовалась широкая антирусская коалиция в составе Ливонии, Швеции, Польско-Ли­товского государства, Крыма и Турции.

В дальнейшем внутренние потрясения в России, связанные с учреждени­ем опричнины, и подавляющее военное превосходство антирусской коалиции во главе с вступившим на польский трон в 1576 г. талантливым полко­водцем, трансильванским воеводой Стефаном Баторием привели к ряду круп­ных поражений русского войска.

Четвертьвековая кровопролитная война закончилась на тех же рубежах, где и началась. Ливония была разделена между Швецией и Речью Посполитой. Проблема выхода России к Балтийс­кому морю была решена только в результате Северной войны 1700-1721 гг., а Беларусь возвращена только в конце XVIII в.

Билет 13.

Формирование белорусской этнической общности и ее культуры.

Этногенез - формирование новой, ранее не существовавшей этнической индивидуальности, принадлежит к числу наиболее сложных и трудных для изучения исторических процессов. Он задевает самые глубинные, интимные чувства и интересы людей. Поэтому вокруг этой проблемы всегда возникает целый шлейф всевозможных домыслов. Она особенно часто вольно или не­вольно фальсифицируется.

Новые этносы всегда являются результатом сложных этнических взаи­модействий. Они всегда возникают на стыках уже существующих этничес­ких общностей. При этом обязательным условием является формирование устойчивых групп населения, связанных с обоими родительскими этносами и в то же время отличных от каждого из них.

Ранее уже отмечалось, что никакие этнографические и языковые отли­чия сами по себе не могут порождать особого этнического сознания. Этног­рафическое и языковое разнообразие является естественным состоянием об­щинно-родовой стадии развития, которую проходили все ранние этнические общности.

Этнографические особенности воспринимаются не более, чем черты мес­тного своеобразия. Наоборот, возникновение этнического самосознания придает местным чертам характер этнического признака. Как говорят этно­логи, оно этнически маркирует ту или иную группу населения. Этническое самосознание - это вера, убеждение. Этноса нет до тех пор, пока многочис­ленная и достаточно устойчивая группа людей не будет сознавать и активно утверждать себя в этом качестве. Поэтому однажды возникшее этническое самосознание может пережить и традиционную культуру, и язык.

Достаточно надежным признаком возникновения нового этноса являет­ся закрепление в обиходе нового самоназвания - этнонима. Нет имени - нет индивида. Это касается как отдельного человека, так и любой солидарной группы людей.

Поскольку этническое самосознание это вера, оно напрямую не связано ни с какими объективно формирующимися внешними признаками. Исключе­ние составляют только частные случаи возникновения этносов на расовой основе, например, появление афроамериканцев. Поэтому не существует иного способа определить этническую принадлежность человека как спросить его самого: кем он себя считает?

Кроме того, поскольку этническое самосознание есть вера, оно всегда тесно связано с религиозной принадлежностью, с конфессией. Великие миро­вые религии впервые породили между людьми связь более высокую, чем родо­племенная, которая десятками тысяч лет была вершиной ценностных ориентаций в человеческих коллективах. Все европейские народы сформировались на основе христианства. Религиозная принадлежность выступила системооб­разующей силой, определяющей все остальные человеческие связи. Принятое восточными славянами православие явилось решающим фактором их этни­ческого сплочения, консолидации древнерусской народности. Православие стало " русской верой" - главным этническим признаком. В народе слова " рус­ский" и " православный" воспринимались как синонимы.

Принятие западными славянами, и прежде всего непосредственными соседями восточных славян - польскими племенами, католицизма стало цивилизационной гранью между ними. Распространение католицизма на языческую Литву после польско-литовской унии внесло глубокий раскол в правящую верхушку Великого княжества Литовского. Значительная часть литовских феодалов, включая членов великокняжеского семейства, к это­му времени уже стали православными. Они породнились с русскими, нахо­дились под русским культурным влиянием. Превращение католицизма в государственную привилегированную конфессию Великого княжества по­ставила не только их, но и большую часть населения в неполноправное дискриминируемое положение.

Католицизм пришел из Польши. Оттуда прибыл весь католический цер­ковный клир. Практически все священнослужители были поляками или нем­цами по этнической принадлежности. Поэтому в Литве католицизм был вос­принят как " польская вера", противостоящая " русской вере" - правосла­вию. А поскольку по условиям унии полноправными были только феодалы- католики, это не могло не внести раскола в еще недавно относительно веро­терпимое литовское общество. Фактически окатоличение стало означать ополячивание. Перемена веры неизбежно влекла за собой этнокультурную и языковую ассимиляцию.

Разумеется, это был не одномоментный, а постепенный процесс. Но он развивался неумолимо. На протяжении XV - XVI вв. происходило постепен­ное превращение политической системы Великого княжества в окраинный, " кресовый" вариант польской государственности. Разноэтничная феодаль­ная католическая шляхта сливалась в " единую шляхетскую нацию" с польским языком, культурой и польским этническим самосознанием.

Этот процесс был сложным и противоречивым. На стыке литовских и славянских регионов стали возникать промежуточные группы, принявшие католическую веру, но сохранившие русскую и литовскую бытовую культу­ру и язык. Отличаясь от основного массива русскоговорящего населения по решающему в эпоху средневековья этническому признаку - вере, они отде­ляли себя и от поляков. Эти группы, в массе принадлежавшие к мелкому служилому люду, группировались вокруг великокняжеской администрации, которая пользовалась русским языком в его западном варианте как языком государственного делопроизводства. Он сохранялся после унии как приме­та и символ литовской автономии.

Как можно судить по косвенным данным, сохраненным источниками, эти промежуточные группы смешанного литовско-русского происхождения назы­вали себя литвинами. Этнические литовцы-балты предпочитали называть себя по имени племенных групп - аукштайтами и жемайтами. Русские называли и тех, и других " литвой", иногда отличая от прочей лигвы " жмудь" - жемайтов.

Термин " литвин" в качестве этнонима впервые фиксируется в порубеж­ной Черной Руси. Он встречается рядом с этнонимом " русин" как обозначе­ние не совпадающей с ним группы населения. Впоследствии, по мере нарас­тания противоречий между верхушкой Великого княжества и коронных польских земель, термин " литвин" все чаще начинает употребляться как по- литоним для обозначения всех жителей Литвы. Например, после разделов Речи Посполитой польские землячества в российских университетах тради­ционно подразделялись на " литвинов" и " короняжей". Такое деление проис­ходило не по этническому, а по историко-географическому признаку: уро­женцы бывшего Литовского княжества, т.е. Литвы и Беларуси, и уроженцы польских коронных земель, т.е. собственно Польши и Украины. Но тем не менее, жители ряда селений Черной Руси, будучи белорусскоязычными като­ликами, в отличие от большинства населения относящего себя к полякам, продолжали считать себя именно " литвинами". Так же определяла себя и часть местной шляхты.

Эти разные значения термина " литвин" надо четко различать. " Литвин" как политоним, как обозначение всех жителей Великого княжества незави­симо от их этнической и религиозной принадлежности, и " литвин" как этно­ним, как обозначение особой этнической группы в составе населения ВКЛ.

Группы " литвинов", по-видимому, и стали носителями нового этничес­кого самосознания, не совпадающего ни с польским, ни с русским, ни с соб­ственно литовским. От единоверцев-поляков их отличал не только язык и культурное своеобразие, но и прежде всего традиционная связь с виленским великокняжеским центром, с его администрацией, которую они обслужива­ли. От единоязычных " русинов" их отделяла католическая религия.

Промежуточное положение " литвинов" порождало у них ощущение эт­нической ущемленности, сопрождавшееся притязаниями на главенствующее положение в Великом княжестве. Эти притязания не признавались как боль­шинством русинов, считавших их религиозными ренегатами, так и поляка­ми и ополяченным большинством белорусской и литовской шляхты. Они почитали их за " нечистую", " кресовую" разновидность польской католи­ческой общности.

Так на цивилизационной грани нерасторжимо сливалось конфессиональ­ное и этническое размежевание. Поэтому уже в самих истоках отдельного " Литвинского" этнического самосознания присутствовал элемент сектантства, сословной ограниченности и закомплексованности. Неумолимо растворяясь в польской среде, эти люди очень болезненно воспринимали уход с историчес­кой арены Великого княжества Литовского и превращение его в польскую провинцию. Это не давало им раствориться окончательно: всегда оставался некий нерастворимый остаток, под держивавший существование " литвинско­го" этнического меньшинства. К концу XIX в. в этой среде возникнет белорус­ский национал-сепаратизм. Он будет нести в себе те же родовые черты.

Этническая самобытность литовских " русинов", православного восточ­нославянского населения Великого княжества начинает достаточно отчет­ливо осознаваться к XVI в. Однако представления об этническом единстве " всей Руси", всего восточного славянства оставались доминирующими как в народном сознании, так и в сознании правящих верхов. Польские авторы XV - XVI вв. писали: " люд литовский, русский и московский - одна и та же Русь, одно и то же племя". Так же воспринимали восточнославянскую дей­ствительность иностранные западные и восточные авторы.

Этническое самосознание восточных славян оставалось двойственным. Осознание восточнославянского, общерусского единства, опиравшегося прежде всего на единство конфессиональное, сочеталось с пониманием мес­тной самобытности. Это способствовало устойчивому сохранению во всем восточнославянском регионе общего этнического самоназвания - " русин", " русский". Это приводило также к замедленному становлению новых регио­нальных этнонимов. Они окончательно утвердились только в XX в. в ходе становления национальной государственности.

Этническое самосознание восточнославянских народов остается дуалистичным и поныне. Все усилия местных националистов изменить ощущение восточнославянского единства остаются тщетными. Более того, они пара­доксальным образом содействуют его укреплению, т.к. в области этничес­ких взаимоотношений насилие всегда встречает упорное сопротивление.

Поэтому такими же тщетными оказались в прошлом усилия " литвинов" навязать православному белорусскому народу свою этническую парадиг­му. " Литвины" так и остались вечным меньшинством на белорусской земле. В этом их заблуждение и их трагедия. Они не смогли принять ценности наро­да, но тщетно пытались навязать ему ценности своей ограниченной группы, прибегая при этом к помощи и поддержке чуждых народу внешних сил. Они никогда не ощущали себя слугами народа, всегда претендовали на роль гос­под над ним, в крайнем случае на роль доверенных приказчиков при госпо­дах чужеземных.

Также ведут себя их современные наследники. Они готовы принудитель­но " осчасливить" якобы не понимающий своих интересов народ. Национа­листически ориентированная интеллигенция мечтает о моноэтнической, мо­нокультурной и моноязыковой Беларуси. Но такой Беларусь реально никог­да не существовала, не существует и существовать не будет.

Восточнославянские народы продолжают сохранять структуру своеоб­разного этнического союза - Русского мира, трилистника, неразделенного в основании. Разрыв этого единства был бы губительным для всех трех час­тей. Народы это сознают не только на уровне общественного сознания, но и на уровне подсознательных культурных архетипов. Такими нас сделала ис­тория, такими мы и пребудем в этом мире.

Бесспорно, ни одно человеческое установление, ни один социальный ин­ститут и ни одно историческое событие нельзя идеализировать. Все на свете имеет оборотную сторону, за все приходится платить свою цену. И тем не менее, несмотря на все теневые моменты, существуют судьбоносные, спаси­тельные события. Для Беларуси таким событием стала миссия Русской пра­вославной церкви.

Мать любого из нас не идеальная женщина, но она - подарившая нам жизнь Мать, и в этом качестве ее ценность для нас абсолютна. Православ­ная церковь - мать белорусской нации. Если бы она была уничтожена, на этой земле не было бы белорусов. Это должен знать и помнить каждый бело­рус, независимо от его индивидуального отношения к религии и современ­ной церкви. Это одна из абсолютных истин белорусской истории.

После Второй мировой войны, в порядке обмена населением с Польшей, из Беларуси выехали сотни тысяч белорусов-католиков. Где эти люди сейчас? Несмотря на то, что их расселяли относительно компак­тно на тех западных землях, откуда были выселены немцы, они за считан­ные годы слились с польским большинством. Белорусское меньшинство в Польше сохраняется только среди православных, несмотря на мощный прессинг со стороны общественного мнения и официальных властей. Та­ковы факты.

Не случайно все без исключения ненавистники славян вообще и бело­русов, в частности, ополчаются прежде всего на православную церковь, стремятся дискредитировать и подорвать ее, не жалея на это огромных средств. Да, как и в любой истории, в церковной истории Западной Руси было немало неприглядных страниц. На высших духовных постах запад­норусской церкви нередко оказывались случайные, недостойные люди. Польские короли и крупные магнаты открыто торговали церковными дол­жностями, предоставляя их тем, кто больше заплатит (право патроната), расплачиваясь ими за разного рода услуги. Случалось, что одна должность давалась одновременно нескольким лицам, которые затем боролись за нее вооруженной рукой. Так произошло, например, в 1565 г. с Владимиро- Волынской епископской кафедрой, где дело дошло до применения артил­лерии. Но это наша история. Это отражение теневых сторон нашей соб­ственной души. Будем же предельно осторожными и деликатными, когда речь идет о земном пути нашей Матери-родительницы.

Вся история белорусского этноса и белорусской культуры, возникших на цивилизационной грани между западнохристианским католическим, а после раскола западной церкви и протестантским, миром и восточнохристианским православием, была историей цивилизационного противостояния. Начало белорусского этногенеза совпало с превращением католичества в государ­ственную религию Великого княжества Литовского и происходило на фоне непрекращавшейся агрессивной католической экспансии на православные восточнославянские земли. Потому в массовом народном сознании конфес­сиональная и этническая самоидентификация практически совпадали. По­пытки разделить эти виды самоопределения в среде сознававших свою этни­ческую особность " литвинских" групп оказались несостоятельными. Среди католической шляхты Черной Руси решительно возобладала польская этни­ческая самоидентификация. Она преобладает среди их потомков и поныне.

Таким образом, именно конфессиональный фактор стал определяющим в этнической и культурной истории белорусов.»

Билет 14.

Культура белорусской народности в 15-17 вв.

Культура есть отношение сообщества людей и каждого человека в от­дельности к природе, человечеству и самому себе. В этом случае природа понимается расширительно. Она включает рационально постигаемую сферу материальных и духовных явлений, а также высшую духовную иррацио­нальную сферу, обыкновенно осмысляемую как отношение к Богу.

Чтобы исследовать, что есть культура данного сообщества, человече­ства в целом и каждого конкретного индивида, необходимо найти ответы на следующие вопросы:

- Что данное сообщество (человечество в целом, конкретный индивид, в частности) умеет делать в этом мире.

- Что оно (они) знают об этом мире.

- Как оно (они) воспринимают этот мир, какова их система ценностных ориентаций, что в этом мире для них благо, а что зло, что прекрасно, а что безобразно, во что они верят, т.е. каковы их идеальные устремления в ту или иную эпоху бытия.

Культура, как качественная характеристика общества, пронизывает все сферы бытия. Она определяет собой его неповторимый индивидуальный облик. В основании всякой культурной системы лежат основные смыслы жизни и смер­ти, высшие смыслы бытия, изначально постигаемые и формируемые религией.

Расцвет науки и успехи материального производства в Новое время по­родили иллюзию всемогущества человеческого разума, иллюзию исчерпан­ности религиозного сознания. " Бог умер! " - провозгласил немецкий философ Фридрих Ницше, - " На смену ему грядет Сверхчеловек". Богоборчество стало религией коммунистического мира. В остальных цивилизованных стра­нах от религии не отреклись прямо, но свели ее к архаической традиции, вроде британской монархии. Однако вместо сверхчеловека пришел осна­щенный сверхоружием сверхварвар, а сам Ф.Ницше окончил свои дни в сумасшедшем доме. Трагический XX век доказал: поторопились хоронить Бога. Религиозная традиция как была, так и осталась фундаментом всех суще­ствующих сегодня культур.

Основой формировавшейся в XV - XVII вв. культуры белорусской на­родности было общевосточнославянское, древнерусское наследие. Оно обус­ловило исключительную близость белорусской, русской (великорусской), а также украинской (малорусской) культур, которые до сих пор сохраняют до 80% общих реалий, восходящих к этому наследию. С XIV в. на древнерус­ский фундамент начинают надстраиваться новые реалии, порожденные бы­тием в полиэтническом Великом княжестве Литовском, а затем и в Речи По­сполитой.

Рассматривая их, следует помнить, что в социально-стратифицирован­ном обществе культура в принципе не может быть однородной. Во-первых, существует культура народных масс, слагающаяся из совокупности различ­ных местных вариантов. Так, если мы возьмем Подвинье и Поднепровье - Белую Русь в узком смысле слова, Черную или Литовскую Русь - северо- запад и центр края, Восточное и Западное Полесье, Подляшье, то обнару­жим, что различия между этими регионами были нередко большими, чем их различия с прилегающими регионами Великороссии и Украины. Чем дальше от центров нового культурогенеза, тем менее определенной была этнокуль­турная дифференциация восточнославянского, генетически древнерусского населения.

Во-вторых, существует культура социальных верхов. Она более упорядочена, но и более подвержена иноэтничным влияниям. Естественные для всякого феодального общества сословные культурные различия на белорусских землях осложнялись конфессиональным, а затем этнокультурным и языковым отрывом шляхетского сословия от народных масс. Переход в католицизм с целью сохранить и упрочить сословные приви­легии на практике означал полонизацию шляхты, слияние многоэтничного по происхождению шляхетского сословия Польско-Литовского государства в " единый польский шляхетский народ".

В XVI в. в Польше была даже сформулирована " сарматская теория" происхождения шляхты. Она выводила шляхетский род от легендарных древ­них сарматов, некогда якобы завоевавших славянское и литовское просто­народье и составивших господствующий слой общества. Таким образом шляхта противопоставляла себя собственному польскому крестьянству как особое племя. На территории Литвы и Беларуси к XVII в. сформировался окраинный (" кресовый") вариант польской шляхетской культуры, противо­стоявший местным русским и литовским традициям как якобы " неполноцен­ным", " низшим" и даже иноплеменным.

Сложнее обстояло дело с низшими слоями " застенковой", шерачковой шляхты. Ко времени падения Речи Посполитой подавляющее ее большин­ство было католическим и польским по этническому самосознанию. В быту " застенковая" шляхта отчаянно тянулась за польским паном-помещиком, сословно и этнически противопоставляя себя " мужикам". Она отчаянно цеп­лялась за свои мелкие привилегии, вроде права носить " шаблю", но при этом еще сохраняла элементы бытовой культуры, близкой к культуре бело­русских крестьян, и разговорный белорусский язык в его местных диалект­ных формах. В качестве письменного языка грамотные шляхтичи использо­вали только польский язык. Русский (старобелорусский) язык был официаль­но запрещен сеймовым постановлением 1696 г., когда от него, по-существу, осталась одна кирилловская графика.

Можно отдельно выделить специфическую культуру духовенства, раз­личающуюся в разных его слоях. Особая страница - городская культура, весьма оригинальная в Беларуси.

Следует учитывать также, что понятия " культура белорусских земель" и " культура белорусской народности" далеко не тождественны, о чем нередко лукаво умалчивают. Белорусская народность не обладала отдельной этни­ческой государственностью. Более того, православная белорусская народ­ность находилась под властью католических государей, в окружении кото­рых быстро возобладала иноэтничная польская культура. Белорусская на­родность развивалась в обстановке религиозной, а следовательно и культур­ной дискриминации со стороны государственной власти. Наряду с православ­ной белорусской культурой, развивавшей в новых условиях традиции Древ­ней Руси, на белорусских землях стал развиваться " кресовый", окраинный вариант католической польской культуры. Он постепенно втянул в свою ор­биту белорусские и литовские феодальные верхи, а затем большую часть мел­кой шляхты и часть городской верхушки. В этой среде возобладал польский язык, польские обычаи, польское этническое самосознание. Хранителями бе­лорусской культуры остались народные массы и православная церковь.

Господствовавшая польская культура не могла не оказать влияния на культуру белорусской народности, но это влияние оставалось поверхност­ным, внешним, не затрагивающим глубин народной души. В народный язык проникали полонизмы, обозначавшие преимущественно реалии польскоязычного панского мира. При этом невредимо сохранялись основной словар­ный запас и грамматический строй родного языка. Незыблемыми оставались восточнославянские устои народного быта. Народ свято хранил родные обы­чаи, обряды, фольклор, традиционное изобразительное искусство. Многие элементы традиционного восточнославянского быта на Беларуси сохрани­лись лучше, чем в других частях Русского мира.

Кроме собственно белорусской и польской культуры на белорусских зем­лях развивалась своеобразная, очень замкнутая культура еврейских общин- кагалов, экономическая роль которых непрерывно возрастала. Возникали отдельные поселения выходцев из Прибалтики и Германии, в той или иной мере сохранявших свои культурные особенности. Складывалась также куль­тура татарских мусульманских слободок. Белорусские татары сохраняли свою религию и арабскую графику письма, но перешли на белорусский язык.

Рукописные духовные книги татар " Аль Китаб" сохранили архаичные фор­мы старобелорусского языка и являются ценным историко-филологическим источником. С окружающим христианским населением татары традиционно поддерживали мирные отношения.

Проблема своеобразного польско-белорусского двухкультурья на бело­русских землях, когда польская культура выступала как господствующая, доминирующая среди социальных верхов общества, а белорусская все более оттеснялась на этнографический уровень, сегодня вызывает острую полеми­ку в белорусской историографии. Историки национал-радикальной ориен­тации, не будучи в состоянии под влиянием неопровержимых фактов оспари­вать сам процесс окатоличения и последующей полонизации белорусской шляхты, пытаются представить польскую культуру белорусских земель как тоже белорусскую, только польскоязычную. Они утверждают, что польский язык стал литературным языком белорусской народности вместо " русского" - старобелорусского, окончательно запрещенного в Речи Посполитой в 1696 г. Вместо анализа, к какой культурной среде принадлежал тот или иной куль­турный деятель, такие историки занялись генеалогическими разысканиями, поисками этнических корней того или иного рода.

Однако такой подход к историческому исследованию является явной передержкой. То, что родоначальники многих польских культурных деяте­лей имели " русинское", восточнославянское происхождение, не делало их меньше поляками, чем всех остальных, якобы " чистокровных". Все евро­пейское дворянство, чтившее родословные, было смешанным по составу родоначальников. Это никак не влияло на их принадлежность к той или иной этнической общности, той или иной культурной системе.

Если верить родословным, родоначальником А.Пушкина по отцу был некий " выходец из прус", а по матери - пленный эфиоп. У М.Лермонтова родоначальник - шотландец, у Е.Баратынского - поляк, у Ф.Тютчева - то ли итальянец, то ли татарин. Однако никто не сомневается, что эти великие поэты были русскими дворянами и деятелями национальной русской культуры. Но если стать на точку зрения белорусских историков-" патриотов", то М.Огинский, Т.Костюшко, А.Мицкевич, С.Монюшко, Ф.Достоевский, М.Глинка и большая часть польских магнатов - белорусы, поскольку у них были " русинские" предки. Все это не имеет никакого отношения к науке.

Утверждение, что с XVII в. польский язык выступает в качестве литера­турного языка белорусской народности, подобно тому как среди интелли­генции всей Европы был распространен французский язык как второй лите­ратурный язык наряду с родным, также не выдерживает критики. Это вновь явная передержка: " наряду с родным" не означает " вместо родного". Род­ной язык повсеместно оставался ведущим языком культурной системы, еди­нящим этнос.

Знаменитый русский философ П.Чаадаев в начале XIX в. написал свои " Философические письма" по-французски. На этом же языке написано боль­шинство других его сочинений, но ни одному французу не придет в голову объявить его на этом основании французским философом. П. Чаадаев отож­дествлял себя с русской народностью и русской культурой. Он писал свои сочинения о России и для русских. Французский язык был для него рабочим инструментом философской мысли и не более. Пушкинская Татьяна, " рус­ская душою", любовное письмо Онегину написала тоже по-французски. Так поступали многие тысячи русских барышень и польских панночек того вре­мени. Таков был характер европейского дворянского образования. Но ни русские барышни, ни польские панны не помышляли именовать себя францу­женками, а французский язык своим родным языком. Однако их современни­ки, бывшие белорусские дворяне прямо называли себя поляками, и польский язык стал для них действительно родным. Их предки законом запретили упот­ребление старобелорусского литературного языка, а сами они живой бело­русский язык воспринимали как " хамское" мужицкое наречие.

Давно пора назвать вещи своими именами. Белорусская феодальная вер­хушка порвала со своим народом и перешла в состав другого этноса - польского. Ее творческий потенциал стал работать в польской культурной системе, а не просто на польском языке. Не имеется никаких оснований счи­тать это культурное творчество белорусским, хотя оно и совершалось на белорусской территории. Это была область культурного взаимодействия двух родственных, но разных славянских культур в рамках польской культуры, ассимилировавшей белорусскую социальную верхушку.

Иной характер носили попытки творчества на латыни - в XII -XVII вв. международном языке науки и искусства, не носившем этнической опреде­ленности. Латиноязычные произведения составляли своеобразный культур­ный слой во всех западноевропейских литературах, который дополнял твор­чество на национальных языках. Образцовой попыткой такого рода на бело­русской почве в начале XVI в. стало посвященное родному краю латинское сочинение Николая Гусовского - " Песнь про зубра". Однако это явление в белорусской культуре так и осталось единичным. В православной Беларуси к латыни относились прежде всего как к языку идейного противника - като­лицизма.

Переход белорусской шляхты в польскую культуру и в польский этнос обозначился с полной определенностью к концу XVII в. Белорусская народ­ность утратила образованную социальную верхушку и родной литератур­ный язык. Белорусская культура оказалась оттесненной на этнографический уровень. Это была культурная катастрофа, последствия которой не преодо­лены до сих пор. И эта катастрофа явилась результатом целенаправленной католической экспансии на православные восточнославянские земли.

Центральным актом этой многовековой трагедии стало исчезновение белорусской городской культуры - самого яркого цветка всей древней бело­русской культурной системы. Как уже отмечалось, помимо чисто духовных факторов сохранению православной городской культуры способствовали те преимущества, которые православие обеспечивало в посреднической тор­говле с Россией, приносившей белорусскому городу огромные доходы. Эти доходы пополняли казну владельцев городов - государства и крупных маг­натов, что заставляло их в известной мере считаться с интересами горожан, терпеть православные городские братства. Сложившаяся ситуация позволя­ла братствам до поры до времени лавировать между властями, заинтересо­ванными в своих доходах, католической церковью и ее филиалом - униат­ством, которые стремились к вытеснению православия из города и образова­тельной сферы, где особенно активно подвизались иезуиты.

В XVI - XVII вв. православные братства существовали практически во всех городах Беларуси и в крупных местечках. Братства содержали монас­тыри, школы, типографии, ремесленные мастерские, госпитали. В некото­рых братских школах содержали и обучали детей ремесленников на полном иждивении. Например, Спасское братство Могилева в 1597 г. так формули­ровало задачи братской школы: " В школе братской детей братеи писанной и убогих сирот языка и письма Словенского, Русского, Греческого, Латинс­кого и Польского накладом братства дармо учити, повинны водогуг нашего братского, также и людии в письме ученых, особ духовных и светских, для науки школьной, для проповеди слова Божьего, до науки детей и до спевания, в справе и в звыклости своей ховати маем'".

В уставах православных братств подчеркивалось равенство учащихся независимо от их социального происхождения. Учебные программы были приближены к программам городских школ Западной Европы и обеспечива­ли высокий по тому времени уровень образования. Он не уступал иезуитским коллегиумам, которые фактически монополизировали католическое обра­зование в Речи Посполитой.

По количеству типографий, печатных изданий, школ Украина и Бела­русь в XVI-XVII вв. занимали одно из первых мест в славянском мире и зна­чительно превосходили Московскую Русь. По подсчетам известного исто­рика культуры А.Пыпина, к 1650 г., т.е. ко времени воссоединения Украины с Россией, из московских типографий вышло 275 наименований книг, а из типографий Западной Руси - 300, причем значительную часть из них соста­вили оригинальные труды местных авторов^[1].Опираясь на эти и другие сведения, некоторые историки называют XVI - XVII вв. " золотым веком" белорусской культуры. Конечно, сравнительно с последовавшим со 2^й половины XVII в. упадком белорусской культуры раз­ница действительно впечатляющая. Однако не следует забывать, что куль­турный подъем белорусских городов в XVI -I^й половине XVII в. на деле был проявлением отчаянной борьбы за выживание под прессом католической эк­спансии, ставившей вполне осознаваемую цель денационализации белорус­ской народности. Фактически все оригинальные сочинения белорусских и украинских авторов представляли собой полемические произведения про­тив Брестской унии, в защиту православной веры, обличали дискримина­цию и угнетение православного русского народа. Достаточно вспомнить названия наиболее известных сочинений этого рода: " Апокрисис" (" Отпо­ведь") Христофера Филалета, " Фринос" (" плач") Мелетия Смотрицкого, " Палинодия или Книга обороны кафолической святой апостольской всходней церкви и святых патриархов и о греках и о россах христианских" Захария Копыстенского (" россов", восточных славян, Захарий рассматривает как единый народ) и т.д.

Такой подъем духовного сопротивления был бы просто невозможен без устойчивых культурных традиций, которыми располагала православная Беларусь. В этой связи достаточно вспомнить деятельность восточнославян­ского первопечатника, сына полоцкого купца Франциска (Георгия) Скарины(род. около 1490г.-ум. около 1541 г.). Ф.Скарина в 1504-1506 гг. учился в Краковском университете. В 1512 в Падуанском университете в Италии он получил степень " доктора лекарских наук". В 1517-1520 гг. в Праге Ф.Скарина на западнорусском языке XVI в. издал " Псалтырь" и " Библию руску" с оригинальными " предисловиями" и замечательными гравюрами на дереве. В ней первопечатник ставил целью просвещение " своей братии Руси". Воз­можно в этот период были и другие издания. Впоследствии уже в Вильне им были изданы " Апостол" (1523), " Малая подорожная книжица" (1522). Умер Ф.Скарина в Праге в должности королевского садовника.

Ф.Скарине посвящена огромная литература. Однако его подлинно на­учная биография еще не написана. Из-за скудости сохранившихся источни­ков многое из того, что связано с этой замечательной личностью, остается на уровне недостаточно мотивированных гипотез. Неизвестно даже само имя просветителя. Католическое имя Франциск он получил при поступлении в Краковский университет. Каким же именем Скарина был крещен до сих пор остается не выясненным.

Не вполне понятны отношения Ф.Скарины с православной церковью в период его издательской деятельности. Все его издания на русском языке, издаваемые им " для братии своей Руси", вполне соответствовали право­славному канону, его русское этническое самосознание и последовательная защита им интересов православного русского народа несомненны. Но в то же время он служил секретарем у виленского католического епископа и окончил свой век в Праге на службе у католического короля. Все эти противоре­чия также требуют своего дальнейшего исследования.

С Беларусью связана деятельность еще одного первопечатника - Ивана Федорова. От И.Федорова берет начало уже не эпизодическое, а систематичес­кое, никогда не прерывавшееся славянорусское книгопечатание. В1566 г. при невыясненных обстоятельствах И.Федоров выехал из Москвы в Литву, имея с собой комплект типографского оборудования и шрифты. В 1569 -1570 гг. он издал в Заблудове, в имении тогда еще православного магната Григория Ходкевича, " Евангелие учительное" и " Псалтырь". Белорусом был его ближай­ший помощник Петр Мстиславец, который после отъезда И.Федорова во Львов в 1570 г. основал в Вильне самостоятельное типографское дело, издал " Часовник", " Евангелие" напрестольное и " Псалтырь". Все эти издания отличались высоким полиграфическим уровнем.

Особую страницу в истории белорусской культуры составил эпизод с про­никновением в ВКЛ и Речь Посполитую в XVI - начале XVII вв. протестантс­ких сект, преимущественно кальвинистского толка. Ряд магнатов, зарившихся на громадные земельные богатства католической церкви и недовольных духов­ным засильем иезуитов, воспользовались протестантизмом для еще большего укрепления своего могущества. За ними последовала зависимая от них мелко­шляхетская свита. Они переходили в новую веру и приближали к себе социниан и других протестантов-сектантов, изгнанных из стран Западной Европы.

Сектанты стали открывать в Польше и Литве свои школы, типографии, издавали богослужебную и полемическую литературу, в том числе и на ста­робелорусском (" русском") языке. Так, Симон Будны основал в Несвиже под патронатом князя Радзивилла типографию, в которой издал на русском языке протестантский " Катехизис". Василий Тяпинский в собственном име­нии вблизи Лепеля издал " Евангилие" с предисловием.

При всех гуманистических устремлениях протестантской интеллигенции, у протестантизма в ВКЛ и Речи Посполитой не было будущего. Решающим идеологическим противоречием здесь оставалось противостояние католи­цизма и православия, неразрывно связанное с противостоянием восточных и западных славян, а также с социальным противостоянием феодальных вер­хов и народных низов. Хотя гуманистически настроенная протестанская ин­теллигенция, те же С. Будны и В. Тяпинский, и выступала с патриотических позиций в защиту гонимой русской народности, она не могла стать нацио­нальным идеологом в феодальной православной стране. Ее идеи были глу­боко чужды господствовавшей в народе системе ценностей. Ее голос оста­вался голосом вопиющих в пустыне. Климат на востоке Европы для этого раннебуржуазного цветка был явно неподходящим. Слабо затронуло проте­стантство и белорусский город, духовные и экономические устремления ко­торого лежали в совершенно иной плоскости.

Магнаты, округлив свои владения и преобразовав их в своеобразные государства в государстве, поспешили вернуться в католицизм. За ними туда же устремилась и их свита. Немногочисленные несогласные пополнили на­ряду с православными ряды гонимых " диссидентов". Протестантизм остал­ся лишь эпизодом в культурной истории Беларуси. Его значение безмерно преувеличивается некоторыми историками и политиками, но на деле сколь­ко-нибудь глубокого следа на белорусской почве он не оставил. Попытки современных сектантов искать в нем свои исторические корни - несостоя­тельны. Современные секты, преимущественно американского происхожде­ния и оттуда руководимые, не имеют никакого отношения к гуманистичес­кой реформации XVI в.

Трагический финал расцвета городской культуры Беларуси наступил во 2-й половине XVII в. в ходе событий национально-освободительной войны на Украине и в Беларуси и русско-польской войны. В этот период белорус­ские города подверглись опустошению. По данным польского историка Юзефа Моти, численность населения Беларуси (6 воеводств с преимуществен­но этническим белорусским населением) сократилось на 55, 2%, в Полоцком и Мстиславском воеводствах - на 72%. В городах наблюдалось полное за­пустение^[2].

Большая часть городского торгово-ремесленного населения добро­вольно ушла вслед за русскими войсками в Россию. Среди документации московских приказов сохранились многочисленные списки выходцев из белорусских городов, приписанных к посаду и получивших денежное пособие из казны на обзаведенье. В Москве и других городах России по­явились мещанские слободы сплошь заселенные белорусскими переселен­цами. Мещанскими они назывались от польского слова " място" - город. В Поволжье и на востоке России, вплоть до Сибири, появились целые уезды, заселенные " литовскими выходцами". Большинство этих людей получило статус государственных крестьян и улучшило свое социальное положение.

Разумеется, были случаи и насильственного вывоза людей. Русские дво­ряне нередко выводили белорусских крестьян в свои имения. Характерно, что когда по Андрусовскому перемирию 1667 г. эти люди получили право вернуться на родину, этим правом воспользовались лишь немногие. Фактически значительная часть белорусского народа воссоединилась с Россией еще до территориального объединения. Белорусские переселенцы зна­чительно повысили городскую культуру России. Из белорусских городов были перенесены целые отрасли художественного ремесла: ценинное дело - произ­водство полихромных красочных изразцов, которые доныне украшают хра­мы Москвы, Ярославля и других русских городов; скульптурная золоченая резьба по дереву, так называемая " белорусская резь"; литейное искусство и многое другое.

Запустение белорусских городов резко сократило доходы королевской казны и магнатов - частных владельцев городов. Стремясь компенсировать убытки, они стали интенсивно заселять белорусские города еврейскими об­щинами-кагалами из Польши и Германии. Во владениях крупных магнатов возникли местечки полностью населенные еврейскими ремесленниками, тор­говцами и ростовщиками.

Еврейские общины получили собственное кагальное самоуправление. Его возглавляли религиозные руководители - раввины, а также старшие и почетные члены кагала, сборщики податей, судьи и др. Они ежегодно изби­рались из ограниченного числа зажиточных семей. При кагалах были молит­венные дома-синагоги и духовные школы-хедеры.

Изолированные от окружающего христианского населения в религиоз­ном (иудаисты), языковом (евреи говорили на " идиш" - искаженном немец­ком диалекте с примесью древнееврейских и славянских слов) и бытовом отношениях, кагалы вели замкнутую культурную жизнь. Однако они под­держивали тесные взаимоотношения между собой в пределах всей Речи Посполитой и даже за ее рубежами. Кагалы составляли своеобразную суб­культуру, лишь внешне соприкасавшуюся с польской и белорусской куль­турой. В то же время верхушка кагала была весьма активна экономически, выступала в качестве арендаторов, банкиров, купцов и предпринимате­лей, постепенно подчиняя себе всю торгово-промышленную жизнь на бело­русских землях.

Правители Речи Посполитой сознательно играли на национально-религи­озных противоречиях, отдавая в аренду еврейским купцам не только кабаки, промышленные предприятия, но и целые имения, и даже православные церк­ви, обращая гнев угнетенного народа на головы иноверцев. Разумеется, стра­дали при этом в первую очередь не еврейские богатеи, защищаемые отряда­ми наемной шляхты, а беззащитная еврейская беднота. Впрочем, понятие бедноты всегда относительно. Экономически еврейские общины всегда жили зажиточнее окружающего населения.

Ко времени воссоединения Беларуси с Россией еврейское население со­ставляло более трех четвертей городских жителей края. Этот статистичес­кий факт говорит о том, что города Беларуси утратили свой этнически бело­русский характер. Вместе с тем изменилась и вся белорусская культура.

Билет 15.

Люблинская уния. Образование Речи Посполитой.

Подписанная 28 июня 1569 г. и утвержденная на раздельных заседани­ях польского и литовского сеймов Люблинская уния завершила начатый в 1385 г. в Крево процесс поглощения Польшей Великого княжества Литов­ского. По мере распространения среди литовско-белорусской шляхты польской культуры, обычаев и правосознания, у нее непрерывно нараста­ло стремление уравняться с польской шляхтой юридически, приобрести ее права и привилегии. Феодальная вседозволенность образа жизни польской шляхты на фоне абсолютного бесправия " посполитого" люда-простонаро- дья была сильнейшим стимулом, толкавшим Литву в польские объятия.

В этом процессе роль крупных литовских магнатов, предки которых в свое время инициировали польско-литовскую унию, была противоречивой. Эти магнаты - Радзивиллы, Огиньские, Сапеги, Воловичи, Сангушки и дру­гие, безраздельно господствовали в Великом княжестве и в известной мере ограничивали своеволие зависимой от них шляхетской мелочи. В своих вла­дениях они были большими государями, чем польские магнаты коронных земель, и в отличие от них не зависели от решений мелких шляхетских сейми­ков. Магнаты ВКЛ не спешили расставаться со своим исключительным по­ложением и до поры до времени сдерживали объединительную прыть литов­ской шляхты, опиравшуюся на поддержку католической церкви.

Поражение литовского войска в Ливонской войне изменило соотноше­ние сил. Условием военной помощи польская шляхта выставила требова­ние окончательного объединения Литвы и Королевства. В этом требова­нии литовская шляхта выступила с польской единым фронтом. Магнаты попытались поднять знамя регионального литовского патриотизма, маски­руя тем самым свои подлинные цели, но силы оказались неравны. Уния была подписана.

По ее условиям политическая автономия Литвы была окончательно све­дена к ограниченной административной автономии в пользу местных магна­тов. В Польше и Литве утвердилось единообразное государственное управ­ление, общая денежная система, общий сейм. Была существенно урезана тер­ритория Великого княжества: украинские земли и Подляшье стали коронными польскими землями. Ливонию государства объявили общим достоянием, но на деле она была присоединена к Польше.

При этом были сохранены великокняжеская виленская канцелярия, скар­бница, местная правовая система и литовское войско в качестве составной части общих вооруженных сил. Еще в течение века сохранялся русский язык государственного делопроизводства как символ местной автономии.

Этому фактору литовской истории ученые иногда придают непомерно расширительное значение. Однако, его не следует преувеличивать. Характер национальной государственности вовсе не сводится к языку делопроизвод­ства. Например, в Польше, как и в большинстве западноевропейских госу­дарств, вплоть до XVI в. таким языком оставалась канцелярская латынь.

Язык, который сами его носители называли " русским", а современные белорусские историки называют " старобелорусским", сложился в ходе эво­люции на западнорусских землях древнерусского письменного делового язы­ка. В него постепенно проникала польско-латинская правовая и бытовая терминология, элементы живой украинской и белорусской речи. Кстати, кан­целярский книжный " русский язык" четко отличался современниками от на­родной " простой мовы". В ходе эволюции этого языка он постепенно отда­лялся от делового языка Московской Руси, с которым был первоначально сходен как вариант единой нормы, и терминологически сближался с польским письменным языком, который с XVI в. стал сменять в Польше канцелярскую латынь.

В XVI в. наметилась дифференциация общего западнорусского языка на " литовский" (белорусский) и " малорусский" (украинский) варианты. Впро­чем, в XVI - XVII вв. она окончательно так и не завершилась. Белорусизмы и украинизмы встречаются в памятниках созданных как в Беларуси, так и на Украине. Нередко все зависело от происхождения писца. Например, Литов­ский статут 1588 г. был издан в Литве на украинском (полесском) варианте " русского" языка.

С научной точки зрения такой белорусско-украинский письменный язык правильнее называть " западнорусским", как это и принято в мировой линг­вистической литературе. " Старобелорусским" (равно и " староукраинским") он является лишь в той мере, в какой исторически предшествовал на терри­тории Великого княжества современным восточнославянским литературным языкам. Строго говоря, прямую преемственность с древним письменным язы­ком сохранил только русский язык. Современные украинский и белорусский литературные языки возникли уже в Новое время после перерыва в письмен­ной традиции на основе обработки живых народных говоров.

Наступление польского языка приводило к его смешению с " русским" и подготовило окончательное вытеснение последнего к концу XVII в. Как пишет известный белорусский историк языка А.Журавский, ко времени зап­рета " русского" языка в Речи Посполитой (1696 г.) уже и запрещать, по- существу, было нечего, разве что только кирилловскую графику^[3].

Совместное государство стало называться Rzecz-Pospolita - " Речь По- сполитая" в русском произношении. Это название явилось буквальной каль­кой латинского res publikum- " республика", поскольку король избирался на всеобщем сейме и всецело от него зависел. В 1589 Г. было установлено " либерум вето": необходимость единогласия всех послов сейма при приня­тии любого постановления. Достаточно было одному послу провозгласить " не позвалям" - не разрешаю, чтобы решение не проходило.

На деле все решали крупные магнаты, съезжавшиеся на сеймы с " орша- кем" - вооруженной шляхетской свитой, которой не смела перечить шляхетская мелочь. Заседания нередко выливались в вооруженные схватки противобор­ствовавших коалиций, продолжавшиеся за стенами сейма. Поскольку едино­гласие магнатов достигалось редко, множество заседаний заканчивалось ни­чем. С 1652 г., когда шляхтич из свиты Я.Радзивилла по его приказу в первый раз сорвал заседание сейма, и по 1764 г., когда " право вето" было ограничено, из 55 сеймов Речи Посполитой на 48 не было принято ни единого решения.

Затем в Речи Посполитой утвердилось право конфедерации - право шлях­ты создавать военно-политические союзы для защиты своих сословных прав, вплоть до права объявлять войну собственному государству (" рокош") и обращаться за помощью к иностранным государствам. Это постепенно при­вело к полному параличу центральной власти и не прекращавшемуся вме­шательству соседних государств во внутренние дела страны. Крупные маг­наты обзаводились собственными вооруженными силами, артиллерией. На­пример, князь Радзивилл основал в своих владениях военные училища, где преподавали наемные иностранные специалисты, и самолично присваивал офицерские и даже генеральские звания.

Между отдельными коалициями магнатов велись войны по всем прави­лам тогдашней военной науки. При этом беспощадно опустошалась соб­ственная территория,