Актер Федор Волков

Волков был наделен выдающимся дарованием, которое завораживало зрителей, приводило их в восторг, вызывало слезы. Знаток театра XVIII века Якоб Штелин писал, что Волков обладал «бешеным темпераментом», был естественным на сцене, вдохновенным и величавым в трагедиях, смешным в комедиях. За 34 года своей жизни он сыграл не меньше 60 ролей самого разного плана, хотя лучше всего ему удавались роли героические, возвышенные. Это был красивый, статный мужчина, при первой встрече он казался немного угрюмым и колючим. Но потом собеседник попадал под обаяние его живых глаз, видел в нем доброго и любезного человека. Волков отличался образованностью, умом, начитанностью, был личностью яркой, и не только на сцене. Поэт Денис Фонвизин писал, что Волков был «мужем глубокого разума, наполненного достоинствами, который имел большие знания и мог бы быть человеком государственным». Он родился в 1729 году в Костроме, происходил из купцов, его отец рано умер, мать вышла замуж за богатого ярославского купца Полушкина и переехала с сыном в Ярославль. Полушкин хорошо относился к пасынку и дал ему первоначальное образование. Существует легенда, что учителем Волкова был немецкий пастор – духовник Бирона, жившего в ссылке в Ярославле с 1742 года. Затем мальчик попал в Москву, где учился в Заиконо‑ спасской академии. Вернувшись в Ярославль, он вошел в дело отчима и преуспел как предприниматель – владелец заводов и купец. Однажды в 1746 году по купеческим делам Волков приехал в Петербург и попал на спектакль придворного театра. С тех пор театр стал его главной страстью, высокой мечтой.

После смерти отчима он создал в Ярославле первую труппу и летом 1750 года в обширном амбаре поставил драму на библейский сюжет – «Эсфирь». Волков был не просто главным исполнителем в спектакле, но и режиссером, художником, оформителем, главным театральным техником. То, что солидный купец покровительствует искусству, да и сам был к нему причастен, чрезвычайно понравилось ярославцам. Спектакли Волкова пользовались огромным успехом. Вскоре на добровольные пожертвования он построил деревянное здание театра. Слава о волковской труппе, в которой играли знаменитые впоследствии актеры Яков Шумский и Иван Дмитревский, а также брат Волкова – Гаврила, дошла до столицы. В 1752 году ярославцев пригласили поставить трагедию «Хореев» в Царском Селе перед самой императрицей Елизаветой. Несмотря на успех труппы Волкова при дворе, ее по неизвестным причинам распустили; основную часть актеров зачислили в кадеты Шляхетского корпуса, где часто ставились спектакли. Волков быстро стал главным актером и там. Наконец, 30 августа 1756 года произошло великое событие в истории русской культуры – указом императрицы Елизаветы был учрежден «Русский для представления трагедий и комедий публичный театр». Он размещался в Петербурге, на Васильевском острове. Директором театра стал Александр Сумароков, а Волков, получивший звание «придворного актера», стал его первым трагиком. В творческом смысле это было прекрасное содружество: Сумароков был талантлив, он писал пьесы «под Волкова», и они имели оглушительный успех. Волков был не просто актер и режиссер, в нем жил организаторский талант, он постоянно совершенствовал спектакли, их технику и оформление. В 1759 году ему поручили организацию публичного театра в Москве, и он справился с этим делом. Волкова высоко ценили при дворе, он получил дворянство. Умер он от простуды в 1763 году.

Образование русского драматического театра было обусловлено двумя обстоятельствами: страстной любовью Елизаветы к театру и гением Федора Волкова. Уже в царствование Анны при дворе цесаревны ставились любительские спектакли. Их играли придворные Елизаветы по пьесам, сочиненным приближенной цесаревны Маврой Шепелевой. Когда цесаревна вступила на престол, театр стал любимейшим ее увлечением. Она могла, к ужасу окружения, по 10–12 часов смотреть спектакли и не уставать, требуя повторения полюбившихся пьес. В основном их играли заезжие труппы из Германии, Франции, Италии. Свои, русские спектакли играли любители, как правило, кадеты Сухопутного Шляхетского корпуса. Там же начал свою работу и Александр Сумароков – поэт и драматург. Но по‑ настоящему профессиональный театр возник в результате усилий Федора Волкова, которого В. Г. Белинский называл «отцом русского театра». Конечно, театр XVIII века мог бы показаться нам, людям начала XXI века, странным и смешным. Его связывали каноны классицизма: в спектакле непременно должно быть пять актов, сохранялось обязательное единство времени и места, игра актеров была ближе к костюмированной декламации, чем к свободной игре, естественному поведению на сцене. Как раз все это категорически запрещалось. Актер не мог высоко поднимать руки, закрывать ими лицо, сжимать руку в кулак он мог только тогда, когда изображалось «грубое простонародье». По сцене актер двигался приставным шагом, чувства свои выражал с помощью преувеличенной мимики и ужимок. И, несмотря на это, театр был переполнен. Сотни зрителей, начиная с императрицы в золоченой ложе и заканчивая приказчиком на последнем ряду галерки, с напряжением смотрели на сцену, плакали и смеялись как один человек, сопереживая Гамлету, который выходил к ним со своим неразрешимым вопросом: «Быть или не быть?» Знаменитая пьеса Шекспира при Елизавете впервые появилась на русской сцене, чтобы уже никогда с нее не сходить. Сумароков сильно «поправил» Шекспира. Традиции того времени не допускали, чтобы принц Датский погиб, а зло победило. И Гамлет в финале пьесы Сумарокова освобождает свой народ от тирании Клавдия, становится королем и женится на Офелии, которая и не думала сходить с ума. Но все‑ таки главный монолог сохранен. Читая его, мы чувствуем, как русским, еще запинающимся языком того времени, все‑ таки ясно выражена вся сложная гамма чувств и мыслей о спасительной и ужасной смерти, которые порой посещают каждого живущего на земле:

…Но если в бедах жизнь была вечна,

Кто б не хотел иметь сего покойна сна?

И кто бы мог снести злощастия гоненье,

Болезни, нищету и сильных нападенье,

Неправосудие бессовестных судей,

Грабеж, обиды, гнев, неверности друзей,

Влиянный яд в сердца великих льсти

устами?

Когда б мы жили в век и скорбь жила б

в век с нами –

Во обстоятельствах таких нам смерть

нужна.

Но ах! Во всех бедах еще страшна она.

Каким ты, естество, суровством

подчиненно!

…Умреть… и внити в гроб – спокойствие

прелестно,

Но что последует сну сладку? –

Неизвестно.

Мы знаем, что сулит нам щедро божество,

Надежда есть, дух бодр, но слабо естество!

А как смеялись зрители на комедиях! Их сочинял Сумароков. Его стихи были просты, благозвучны, понятны тогдашним зрителям – не то что итальянские оперные арии и напыщенные декламации. Сюжеты комедий были остры, актуальны, мизансцены – остроумны. Все узнавали героев комедий, и зрительный зал содрогался от хохота и аплодисментов. Сумароков хорошо постиг науку смеха зрителя. В одном из своих стихотворений он так сформулировал свою программу драматурга‑ комедиографа:

Представь бездушного подьячего

в приказе,

Судью, что не поймет, что писано в указе.

Представь мне щеголя, кто тем вздымает

нос,

Что целый мыслит век о красоте волос,

Который родился, как мнит он, для амуру,

Чтоб где‑ нибудь к себе склонить такую ж

дуру.

Представь латынщика на диспуте его,

Который не соврет без «ерго» ничего.

Представь мне гордого, раздута как

лягушку,

Скупого, что готов в удавку за полушку.

Представь картежника, что, снявши крест,

Кричит из‑ под руки, с фигурой сидя:

«Рест!»