Развитие капитализма в аграрном секторе

Говоря о капиталистических отношениях в сельском хозяйстве, заметим, что нельзя распространять господство (подчеркнем: не раз­витие, а именно господство) капиталистического строя в России на период второй половины и конца XIX в., не объяснив, куда «девалась» община. Ведь более 80% населения страны в начале XX в. составляло сельское население, и все или почти все это население жило в условиях общинных и натуральных производственных отношений. По имеющим­ся данным, 83, 2% крестьянской земли в Европейской России в 1905 г. было в общинном пользовании²⁸. И, как считают современные исто­рики, «хотя община в 20-е годы формально не представляла, как до революции, административную единицу [она] фактически оставалась в системе государственного устройства»²⁹.

В этих условиях не было свободного товарного оборота земли и свободного рынка труда. Ведь согласно положению реформы 1861 г. крестьянин в течение первых девяти лет вообще не имел права оста­вить свой надел, а выкупные платежи растянулись на 50 лет. Более того, как отмечают специалисты по аграрному вопросу России в конце XIX в., несмотря на усиление процесса замены отработочной ренты на денежную, что могло бы свидетельствовать о проникновении то­варных отношений в сельскохозяйственное производство, эта замена была лишь номинальной. Помещики и владельцы земли поняли, что сдавать землю в аренду выгоднее не за натуральные отработки на

²⁷ Советская историческая энциклопедия. Т. 6. М.: Советская энциклопедия, 1965. Ст. 988.

²⁸ Анфимов A.M. П. А. Столыпин и российское крестьянство. М.: Институт российской истории РАН, 2002. С. 100.

²⁹ Кабанов В. В. Крестьянская община и кооперация в России XX в. // Кооперация. Страницы истории. Вып. 6. М.: ИЭ РАН, 1997. С. 86 — 87. Современный японский историк Ю. Таниуги отмечает, что русская община пережила октябрьскую революцию и стала «пре­обладающей формой землепользования у крестьян» весь период нэпа. (Таниуги Ю. К истории коллективизации сельского хозяйства в СССР: государство и община // Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. М.: Наука, 1996. С. 368).

М. Воейков

земле владельца, а за деньги. Но так как денег на селе было мало, а рабочих рук много, то деньги ценились выше труда. У крестьян денег не было, и расплачиваться приходилось трудом, то есть теми же натуральными отработками, но уже в большем размере. На это впервые обратил внимание известный историк аграрных отношений в России A.M. Анфимов: «Началась своеобразная мимикрия отрабо­точной системы: по учету -- денежная, а по сути -- отработочная. Это вконец запутало статистиков, и статистическое отражение аренд­ных цен превратилось в фикцию». И далее: «Денежные расчеты были лишь оболочкой, денежной оберткой той же отработочной системы»³⁰. Значит, даже там, где натуральные экономические отноше­ния в аграрном секторе заменялись как бы денежными, все это было не глубинной, а лишь внешней трансформацией. Конечно, какие-то моменты капитализации аграрного строя имели место (отрицать это невозможно), но и они были или незначительными, или локальными. «Если капиталистические элементы русской деревни были относи­тельно локализованы, — писал Гефтер, — то крепостнический уклад является фактически всероссийским»³¹. Дружинин специально отме­чал: «Аграрный вопрос и ликвидация сословной неравноправности крестьян оставались в центре внимания не только революционных социалистических партий, но и либерально-реформистских течений вплоть до социального переворота 1917 г.»³². Тем самым признается, что 80% населения страны до 1917 г. находилось в «сословной неравно­правности», то есть не освободилось еще от пут феодализма.

Столыпинские реформы начали процесс капитализации деревни, но и он не был ни последовательным, ни законченным. По общему мнению специалистов, эти реформы потерпели поражение. Анфимов на основе тщательного и детального анализа делает такой вывод: «Официальные государственные акты позволяют высказать утвержде­ние, что столыпинский вариант земельной реформы в России потерпел крушение еще при жизни Столыпина»³³. Другой крупный отечествен­ный историк И. Д. Ковальченко (который по вопросу капитализации аграрной сферы придерживался иной позиции, чем Анфимов) после скрупулезного анализа всех современных «мифов и реальностей» сто­лыпинской реформы делает такой же вывод: «Столыпинская аграрная реформа, по сути, провалилась еще до Первой мировой войны»³⁴. В связи с этим следует признать ничем не обоснованным и крайне устаревшим мнение некоторых историков (как старых, так и новых), что «на основе столыпинской реформы ликвидируется поземельная

³⁰ Анфимов А, М. П. А. Столыпин и российское крестьянство. С. 17, 20. Надо сказать,
что этой статистической ловушки не избежал и В. И. Ленин в книге «Развитие капитализма
в России», где приведены многочисленные данные о росте денежной ренты как показателе
разложения феодальных отношений в деревне. На самом деле все было значительно сложнее.

³¹ Гефтер М. Я. Многоукладность — характеристика целого // Вопросы истории ка­
питалистической России. С. 91.

³² Дружинин Н. М. Избранные труды. Воспоминания, мысли, опыт историка. М.: Наука,
1990. С. 366.

³³ Анфимов A.M. П. А. Столыпин и российское крестьянство. С. 133. ³⁴ Ковальченко И. Д. Аграрный строй России второй половины XIX — начала XX в. М.: РОССПЭН, 2004. С. 485.

Великая реформа и судьбы капитализма в России

община», высказанное еще в 1951 г. Дружининым³⁵. Этот тезис, как и многие другие такого же рода, выдвигался. лишь с одной целью — показать или провозгласить (ибо доказать это было невозможно) высокую степень развития капиталистических отношений в России в начале XX в. Но даже революция 1917 г. (и Февраль, и Октябрь) не разрушила общину в деревне, хотя и расшатала. Некоторые совре­менные исследователи даже полагают, что революция 1917 г. укрепила общину, что в деревне «была именно общинная революция»³⁶. С фор­мальной точки зрения это верно, но по существу — нет. Ибо антифео­дальная революция в деревне, направленная в первую очередь против помещичьего землевладения, по смыслу не может укреплять другой элемент феодального общества, то есть общину. Хотя на какое-то вре­мя после революции общинные настроения в деревне действительно укрепились. По-настоящему обезземеливание крестьянства провел деспотическими методами Сталин в начале 1930-х годов. Однако ос­татки общинного уклада в деревне (и не только там) в определенном смысле просуществовали в России весь XX век.

Итак, основное население страны жило в деревне и занималось сельским хозяйством, несмотря на бурное развитие промышленности. Некоторые историки утверждают, что и в аграрной сфере происходило интенсивное развитие капиталистических отношений. Действительно, такое развитие имело место. Однако показатели товарности крестьян­ского сельскохозяйственного производства свидетельствуют о преоб­ладании натуральной формы производства.

Так, Н. Д. Кондратьев и П. И. Лященко дают примерно равный процент товарнос­ти сельскохозяйственной продукции в первом десятилетии XX в.: 33, 3% (Кондратьев)³⁷ и 26% (Лященко). Причем последний отмечает, что фактически более 85% производст­ва подавляющего большинства населения страны было натуральным³⁸. Это резко контрастирует с бездоказательными утверждениями многих советских историков, что к середине XIX в. у нас существовало крестьянское хозяйство, «которое уже в значи­тельной мере втянулось в товарное производство»³⁹.

С данными о низкой доле товарности сельскохозяйственного про­изводства почти полностью совпадает и другое статистическое наблюде­ние. Академик B.C. Немчинов, разрабатывая вопрос о социально-эко­номических группировках крестьянских хозяйств в конце 1920-х годов, приводит группировку Г. И. Баскина за 1913 г. по Ставропольскому уезду⁴⁰. Согласно этой группировке, крестьянских хозяйств, которые использовали капиталистические методы (то есть земледельческие хозяйства предпринимательского типа и торгово-промышленные хо-

³³ Дружинин Н. М. Избранные труды. Социально-экономическая история России. С. 165.

³⁶ Беспалов СВ. Социально-экономическое развитие России в конце XIX — начале XX века и проблема предпосылок революции 1917 года // 1917 год. Россия революционная: Сборник обзоров и рефератов. М.: ИНИОН РАН, 2009. С. 69.

³⁷ Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции.
М.: Наука, 1991. С. 101.

³⁸ Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. Т. II. М.: Госполитиздат, 1956.
С. 279.

³⁹ См.: Переход от феодализма к капитализму в России. С. 338.

⁴⁰ Немчинов B.C. Избранные произведения. Т. 1: Теория и практика статистики. М.:
Наука, 1967. С. 71-72.

М. Воейков

зяйства), было всего 2, 6%. Чисто трудовых земледельческих хозяйств и бедняцких хозяйств было 65, 3%. Если сюда добавить половину от числа хозяйств с временными наемными работниками (которых было 31, 5% и далеко не все эти хозяйства были товарными в существенной своей части), то получаем итоговую цифру 80%. Это поразительно близ­ко к доле натуральности сельскохозяйственного производства (85%), полученной на основе данных Лященко. Из другой работы Немчинова можно заключить, что даже в предколхозный период (1928 — 1929 гг.) в СССР в целом до 60% крестьянских хозяйств он относил к докапи­талистическим формам производства⁴¹.

Таким образом, дореволюционная русская деревня, объединявшая абсолютное большинство населения страны и тем самым доминировав­шая во всех сферах русской жизни, была опутана не капиталистически­ми, а еще феодальными отношениями. И сегодня совершенно справедлив вывод Лященко, сделанный им более полувека назад: «Гвоздем аграр­ных отношений и через 40 лет после реформы, так же как и в 1861 г., оставалась борьба крестьянства против помещичьих латифундий»⁴².

Выводы серьезных отечественных ученых подтверждаются и ра­ботами зарубежных исследователей. Так, немецкий историк К. Функен пишет, что вплоть до октября 1917 г. «отношения в деревне остаются в переходной стадии, где чисто феодальная и полуфеодальная экс­плуатация смешивается с мелкобуржуазным и капиталистическим аграрным производством, а сама Россия после пятидесяти лет „по­литики реформ" все еще была системой, смешанной из феодальных и капиталистических элементов»⁴³.

Говорить о сильном проникновении капитализма в аграрный сектор дореволюционной России просто не приходится. Главная проб­лема в аграрной сфере состояла в малоземелье подавляющего числа крестьянских семей. Количество земли, которым владели крестья­не, не могло обеспечить их выживаемость. По имеющимся данным, в центральных губерниях России на крестьянский двор приходилось в среднем 7—8 десятин земли (1 десятина = 1, 09 га)⁴⁴, а для нормаль­ного воспроизводства крестьянского хозяйства нужно было в два раза больше, то есть 14 — 15 десятин. Необходимость перераспределения земли, в первую очередь помещичьей, составляла основную материаль­ную предпосылку русской революции.