ГЛАВА 19. После этого терпел он лет шесть, и сжалось смертное его сердце от великой скорби из-за казанцев, и то ли в отчаянии

После этого терпел он лет шесть, и сжалось смертное его сердце от великой скорби из-за казанцев, и то ли в отчаянии, то ли в гневе возложил он упование на Бога: или ему Бог поможет, или поганым казанцам, или лишит его всех земных благ. И снова, в третий раз, собрав главных своих воевод, послал к Казани закаленное в битвах воинство — конницу и судовую рать, как и до этого дважды посылал.

Главным же воеводам имена: князь Иван Вельский, князь Михайло Глинский, сын Львов, могущественный князь Михайло Суздальский, князь Осип Дорогобужский, князь Федор Оболенский Лопата, князь Иван Оболенский Овчина, князь Михайло Кубенский. А всего — тридцать воевод, но я прекращу перечислять их по именам, чтобы не отклониться от рассказа.

Казанский же царь Сафа-Гирей, услышав, что идут на него знатные московские воеводы с огромной силой, послал во все свои казанские уезды по князей и мурз, повелевая им собираться в Казань из своих отчин и приготовиться к осаде, сообщив им о необычной силе русских, из-за которой не посмел он выйти к ним навстречу и сразиться с ними. И повелел он согнать из близлежащих мест черемису: повелел им строить подле Булака острог — около посада, на Арском поле, между Булаком и рекой Казанкой, и копать рвы за острогом, чтобы сидела в остроге черемиса с прибывшим войском, — тогда и городу помощь будет, и посады не дадут сжечь огнем.

Тогда же пришли на помощь царю, а вернее, на свою погибель, тридцать тысяч ногаев, хотевших обогатиться русским полоном и платой царевой. Так как город Казань не мог в себя вместить всех своих жителей вместе с прибывшими людьми, и стало в нем мало места, по царскому повелению вскоре был построен из земли и камней большой острог, который с двух сторон примыкал к городу. И собрались воеводы казанские, и засели в нем со всей своей силой — с ногаями и с черемисой, а сам царь с городскими жителями и с немногими избранными людьми заперся в городе.

Воеводы же московские подошли к Казани и начали вести с казанцами ожесточенные бои. И стояли они под Казанью целый год, пытаясь взять приступом город и острог. Днем казанцы бились с русскими, а к вечеру, когда сраженье останавливалось, русские отходили в свои станы на отдых, а казанцы ночью ели, и напивались допьяна, и спали крепким сном, не боясь русских, оставляя только дозорных на остроге; когда приходил посылаемый Богом дневной свет, тогда и засыпали они крепко, оставляя только одного стражника у ворот.

Именно в такое время десять храбрых юношей из русских полков, тайно сговорившись либо выжить, либо умереть, приползли, подобно змеям, на животе к острогу, и принесли мех с порохом, и положили его под стену, смазав стену серою и смолою, и подожгли острог, и загорелся он сильно, а никто внутри не услышал этого и не закричал.

И один из десяти человек, придя, возвестил своему сотнику, что острог подожжен. Сотник же сказал об этом воеводе. Воевода же, князь Иван Овчина, приготовясь со всем полком своим, повелел трубить в ратные трубы. И когда уже занялась утренняя заря перед восходом солнца, а казанцы уснули тяжелым сном, напали они на острог с шумом и громкими воплями, за ними последовали и все остальные воеводы, увидев, что острог горит.

И услышали казанцы звуки труб во всех русских полках. И пришли русские со всех сторон со всей своей силою, конные и пешие, и проломили все ворота у острога и рубили они казанцев — иных спящих, иных бегающих словно взбесившихся, бросающихся в огонь, забывших про коней своих и про оружие свое не помнящих.

Вот так и взяли русские люди крепкий острог. И погорели казанские посады, и много люда казанского сгорело. И побили, словно скот, всех находившихся в остроге сарацин, числом шестьдесят тысяч казанцев и ногаев, храбрых бойцов, в год 7038 (1530), июля в 16 день. И лежали тела их по Арскому полю нагие и непогребенные.

Тут же пронзили копьями и могучего варвара Аталыка. Упившись вином, спал он в шатре своем с женою, на дворе своем, и не успел он быстро от сна пробудиться и надеть на себя панцирь и шлем, ни схватить ни палицы железной, ни меча в руку, но так и вскочил на коня своего в одной сорочке, без пояса, босой и без башмаков хотел убежать в город. И понес его конь из острога на поле, к реке Булаку, и, словно крылатый, перелетел конь его реку, а сам он от страха и ужаса упал с коня и остался на этой стороне реки, в то время как конь его бежал по другой. И здесь, на берегу, убили Аталыка, достохвального воеводу казанского.

Наезжал он злой на сто человек удалых бойцов, и приводил в смятение все русские полки, и, убив многих, отъезжал; тех же, кого он догонял и настигал, рассекал он мечом своим надвое от головы до седла, ибо не спасал от его меча ни шлем, ни панцирь. И стрелял он в цель более чем за версту, и убивал с этого расстояния и птицу, и зверя, и человека. Ростом же и дородством был он как исполин, глаза у него были налиты кровью, словно у зверя или людоеда, и такие же большие, как у буйвола. И всякий человек боялся его. Русский воевода или простой войн против него выехать и с ним драться не смели. От взгляда его нападал на наших людей страх.

Тогда же казанцы убили двух московских воевод добрых, выросших в сражениях: князя Осипа Дорогобужского на спуске копьем пронзили, и свалился он со своего коня и подхвачен был отроками своими; князю же Федору Лопате с городской стены стрелой попали под мышку, н отекла у него рука и стала словно бурдюк, и занемог он и на третий день умер.

Казанский же царь понял, что если будет он сидеть в городе, то захватят и город и его самого, и ночью выехал из города с тремя тысячами надежных своих крымских татар. И началось из-за отъезда царя смятение в полках. Черемисы же, выйдя из города, захватили восемьдесят городней малого гуляй-города с семью пушками. И крепко бился царь, и пробился сквозь русские полки, и с того боя, сменяя удалых своих коней, с царицами своими бежал в Крым к брату своему Сахыб-Гирею, царю крымскому, весь покрытый ранами ушел от русских прямо у них из рук. И оставил он Казань пустой: остались в городе только казанцы — женщины и дети, старые и молодые. Бойцов же двенадцать тысяч убежало в Крым, черемисы злой. И пробыл он там, в Крыму, у брата своего год и шесть месяцев.