ГЛАВА 49. И призывает он к себе в большую золотую палату своих братьев: благоверного князя Георгия, и князя Владимира

И призывает он к себе в большую золотую палату своих братьев: благоверного князя Георгия, и князя Владимира, и всех местных князей, и первых воевод, и всех благородных своих вельмож. И рассадил он их по местам, и начал держать с ними благой и мудрый совет о том, что хочет он сам снова пойти на безбожную и поганую Казань, на злейших и неверных недругов своих — казанцев, как Елезван, эфиопский царь, ходил на омиритного царя Дунаса, жидовина, и отомстить за христианскую кровь, подражая своим прадедам: Великому Князю Святославу Игоревичу, который много раз покорял Греческую землю, так Далеко находящуюся от Русской земли, взимая большие Дани с Царьграда, с благородных греков, победивших в Древности предивную Трою и гордого персидского царя Ксеркса; тот же Великий Князь взял также восемьдесят болгарских городов, стоящих по Дунаю.

Хотел он походить и на сына его, первым просиявшего в благочестии — православного Великого Князя Владимира, который державу свою — Русскую землю — просвятил святым крещением и взял со всем богатством его великий город Корсунь и многие другие земли, покорил их и стал получать с них дань. И высоко занесена была рука его надо всеми врагами.

Позавидовал он сильно и Владимиру Мономаху, который с большим войском ходил на греческого царя Константина Мономаха, когда не захотел греческий царь возобновить мирное соглашение и выплачивать дань по договору, который бывшие до него цари заключили с великими русскими князьями. Великий же Князь Владимир Мономах пошел во Фракию и начисто ее разорил, затем прошел через Халкидонию и опустошил все греческие земли в окрестностях Царьграда. И возвратился он на Русь с богатой добычей и большим богатством, завоевав Греческое царство.

Царь же Константин пребывал из-за этого в большой растерянности, в печали и тоске. И держал он совет с патриархом о том, чтобы послать в Киев, на Русь, к Великому Князю послов для заключения с ним мира, дабы после этого прекратил он проливать кровь правоверных греков, таких же христиан, как и он сам, ибо проливает он неповинную кровь в стране, откуда началось и его правоверие и откуда пришло спасение для всей его земли.

Посылает он к нему с большим смирением первых своих и мудрейших послов: Эфесского митрополита кир Неофита с двумя епископами — Митулинским и Милитийским, стратига Антиохийского Иоанна, Иерусалимского игемона Евстафия и иных своих благородных мужей, которые могли бы умолить его и укротить княжескую ярость и свирепость.

С ними послал он к нему и многочисленные бесценные дары, оказывая ему честь: собственный свой царский венец, багряницу, и скипетр, и сердоликовый кубок, из которого некогда пил сам великий Август, римский кесарь, веселясь на своих пирах, и золота, и серебра, и жемчуга, и камней драгоценных без числа, и иных дорогих вещей бесчисленное множество, утоляя львиный его гнев и светлым русским царем называя, дабы не стал он больше разорять Греческую землю.

«Вот почему Великий Князь Владимир, прадед мой, стал называться Царем и Мономахом. От него и мы приняли титул Царя, ибо владеем венцом, порфирой и скипетром Царя Константина Мономаха».

И договорились они между собой о вечном мире и любви, и был этот договор крепче всех предыдущих. Мудро, по-царски, обсудив все это со своими братьями, удельными князьями и первыми воеводами, Царь и Великий Князь сказал так: «Разве хуже я деда моего, Великого Князя Ивана, и отца моего, Великого Князя Василия, которые незадолго до меня царствовали в Москве и правили всей Русской державой? Они ведь тоже подчинили себе великие чужеземные города, и поработили многие неведомые народы, и оставили о себе навечно добрую память, заслужив похвалу у будущих поколений. И я, сын их и внук, один правлю всеми теми же городами и землями, над которыми они царствовали, — над ними царствую и я, какими областями они владели — теми и я владею: находятся они в моих руках, и все они мною управляются, и я по Божьей милости — Царь и Напрестольник их. Есть у меня и такие же славные великие воеводы, храбрые, и сильные, и искусные в ратном деле, какие были у них. Кто же возбраняет мне сделать то же, что совершили они, принеся нам много добра? Вот и хотим мы с Божьей помощью совершить то же самое, что и они, для будущих после нас.

Великое ведь зло терпим мы от одних только казанцев, больше, чем от всех других врагов и супостатов моих. Не ведаю, как сможем мы управиться с ними, ибо сильно они досаждают мне. Не могу я больше слышать постоянный плач и рыдания людей моих и терпеть от казанцев притеснения и обиды. И посему, о князи мои и воеводы, хочу я, надеясь на Премилостивого Вседержителя и Человеколюбца Бога, свершить свои подвиг и сам во второй раз идти на казанских сарацинов и пострадать за Православную Нашу Веру и за святые церкви: не только до крови пострадать, но до последнего вздоха.

Любому ведь человеку сладко умереть за свою веру, но особенно — за святую, христианскую, ибо это не смерть, а Вечная Жизнь! Не напрасно ведь приняли страдание святые апостолы, и мученики, и благочестивые цари, и благоверные князья, и родственники наши: получили они за это не только земные почести, царство, и славу, и победу над врагами, и долгую славную жизнь на земле — даровал им Бог за их благочестие и страдание — страдание за Православную Веру — по отшествии от этого полного соблазнов мира вместо земных наслаждений — небесные, вместо тленных — нетленные и вечное веселие, и Бесконечную Радость всегда находиться возле Господа Бога своего и, служа ему вместе с ангелами, веселиться со всеми праведниками бесконечные века.

А что думаете вы об этом, братья мои и благородные наши вельможи, и что ответите мне?» И замолчал он, и воцарилось недолгое молчание.