О границах и о прочем

Пускай заманит и обманет,

Не пропадешь, не сгинешь ты.

Александр Блок

Перелом войны произошел: победа обеспечена. Из Тегерана президент Рузвельт, Уинстон Черчилль и маршал Сталин разъехались, по их словам, «друзьями в действиях, в духе и в целях».

Но предстоят еще жестокие бои на европейском Западе. Еще не началось долгожданное вторжение. Еще не видно, когда обозначится начало конца войны в Тихом океане. Еще льет с расточительной щедростью кровь и слезы несчетных миллионов Россия, спасая не только себя…

Одним словом, еще идет апокалиптический бой; еще не пришло время, когда считать мы станем раны, товарищей считать, т. е. подводить итог под красной чертой крови и итог нынешней вселенской катастрофе. А между тем стратеги «в креслах» уже говорят «о третьей мировой войне»! С кем? По какому поводу?

Ответы на эти вопросы можно отыскать во многих статьях и речах. Наиболее полно они даны в недавно вышедшей на английском языке книге Д. Ю. Далина «Россия и Европа после войны».

Оказывается, что третья мировая война будет плодом ненасытного русского империализма. Покойный Масарик еще в 1915 году сказал: «Следующей войной, вероятно, будет война Англии и Германии с Россией. Если бы императорская Россия не свалилась в пропасть (добывая честно победу для себя и для всех союзников, добавляю я), то союзники после победы обратили бы неизбежно против нее свое оружие». В подтверждение этого приводится карта земельных и прочих вожделений России в ту войну, на которые по военной необходимости должны были соглашаться западные союзники.

Но автор не напечатал рядом и карты с соответствующими «империалистическими» планами Англии, Франции и Италии. Исчезновение императорской России никак на этих планах не отразилось. После революции демократическое Временное правительство наткнулось на упорный и раздраженный отказ, когда предложило пересмотреть всем союзникам сообща цели войны, само приняв вильсоновскую программу мира до Вильсона. А после капитуляции Германии саму Россию победители стали делить на сферы влияния. «И об одеждах ее метали жребий» Жорж Клемансо и лорд Милнер в декабре 1917 года…

Тоталитарная Москва, по мнению Далина, идет сейчас по пути императорского С. — Петербурга. Возврат на берега Балтийского моря, на линию Керзона только начало.

По крылатой фразе другого публициста, Г. П. Федотова, скоро «топот татарских коней… евразийской кнуто — монгольской империи» раздастся за Вислой, на Балканах, на берегах Средиземного моря, и тогда встанет на очередь третья война!

«Она не вспыхнет обязательно сейчас же после победы (над Германией), — пишет Д. Ю. Далин. — Советское правительство не пожалеет никаких усилий для того, чтобы избежать серьезного и решительного столкновения с англо — американским союзом… Но напряжение будет все нарастать, и Советский Союз очутится перед величайшей с самого дня своего основания опасностью. Москва назовет это наступлением капиталистического мира на страну социализма. На самом деле это будет естественной реакцией Европы на натиск с Востока; на натиск тем более страшный, что русское продвижение на этот раз будет чревато угрозой экономических экспроприаций и своеобразных политических репрессий».

Избежать третьей мировой катастрофы можно, по мнению автора, только одним путем. «Возможно, — пишет он, — что захватническая политика (Москвы) вызовет не немедленную войну, а создание в Европе могущественных государств, способных играть роль противовеса. Если Германия будет лежать в развалинах, примут особые меры для того, чтобы вернуть ее к жизни. Из обломков Австро — Венгрии спаяют значительное государство. Франция станет снова первоклассной военной державой».

В цепи этого нового санитарного кордона (по автору — «окружения») может оказаться «англо — германский союз, самое опасное сочетание, с каким только может столкнуться Россия».

Я привел эту длинную выдержку из книги «Россия и Европа после войны», потому что она характерна для настроения некоторых русских и иностранных кругов.

Так, Фридрих Штампфер, один из самых благородных и свободолюбивых представителей своего народа в изгнании, смело идет навстречу начавшейся на Западе переоценке роли послегитлеровской Германии в Европе («Нью Лидер», 15 января 1944 г.). Он демократ и социалист, но прежде всего он германский патриот. Он беспощаден к нацизму, но прикрывает перед чужеземным взором наготу своей матери Германии. Ибо он знает, что нацизм, как сказал недавно сам Гитлер, рожден Первой мировой войной («Не так ли и большевизм?» — спрошу я). Он уверен, что после второй войны гитлеровская язва исчезнет. И тогда Германия примет на себя высокую миссию защиты Запада от топота татарских коней.

Конечно, Штампфер так откровенно о России не пишет. Он осторожен: до капитуляции Гитлера «союз с Россией неизбежен и необходим». Он отлучает Россию от Европы элегантным приемом: противопоставлением России — «нациям Европы, которые от Польши до Португалии — не исключая чехов — принадлежат к западной культуре и демократии». Все эти высококультурные нации и должны сделаться «противовесом», новым кордоном…

*

Довольно! Я не «ванзитартист»: призывы к растерзанию целого народа за злодеяния, совершенные какой& #8209; то, пусть огромной его частью, считаю не только великим грехом, но и тяжкой политической ошибкой. Однако всему есть мера, а глубина падения Германии — и с ней не всей ли «Европы»? — с высот культурного первородства так безмерна, что от легенды о качественном превосходстве культуры «от Польши до Португалии» над культурой от Буга до Тихого океана ничего не осталось. Духовные рубежи стерты. Всякий тоталитаризм, отрицающий свободу и святость человеческой личности, находит всюду несметные толпы поклонников, и на Западе их не меньше, чем на Востоке.

Тоталитарный нацизм в болезненно — извращенном виде раскрыл издавна таившуюся в сознании германского народа (по наследству от Римской империи) мечту о мировом господстве. Тоталитарный большевизм в болезненно — извращенном виде раскрыл издавна таившуюся в сознании русского народа (по наследству от христианства) мечту о вселенском братстве людей. В Берлине Третий рейх был Третьим Римом меча. В Москве 3–й Интернационал был Третьим Римом духа.

Последнее звучит кощунственно, но это так. На Западе московский соблазн переживет соблазн берлинский только потому, что в нем звучат обертоны русской духовной культуры. Нужно помнить, что русский народ никогда не страдал расовым самообожанием, в нем никогда не было похоти к мировому владычеству, но вечная тоска по Граду Китежу, граду невидимому, к правде и истине преображенного мира.

Воля к свободному преображению мира враждебна воле к преодолению мира мечом. Поэтому будет невозможно во имя каких- либо мировых насильственных целей превратить изумительную оборону России в новый гитлеровский погром Европы, пропахать Европу русским танком.

Конечно, это вовсе не значит, что правящая Москва не имеет никаких мировых целей по партийной линии. Имеет и никакого секрета из этого не делает. Она логично рассуждает, что иностранцы, помогая, например, т. Тито, знают, кому помогают.

Но вот вопрос: можно ли в т. Тито видеть авангард казачьей конницы и на этом основании разоблачать планы русского империализма? Думаю, что нет. Во всяком случае, нам, русским, не след помогать кому бы то ни было взваливать тяжкую коммунистическую поклажу на русские плечи, которые и так гнутся под непосильным бременем искупительной войны.

*

Мы, считающие оборонительную войну России, по слову Г. П. Федотова («За Свободу», декабрь 1943 г.), праведной, а партийные цели Кремля — неправедными, мы должны оставаться с Россией не только на поле брани, но и поддерживать ее интересы в дипломатической борьбе. А для того, чтобы нести сторожевую службу на этом поприще, мы должны дать самим себе отчет, в чем заключаются в этой войне цели России, которые мы должны защищать, и где начинается партийная «мировая политика», России чуждая и вредная, против которой надо бороться.

Оставим в стороне все отвлеченные идеалистические цели войны. Эта музыка будущего вдохновляет многих политиков, как в старину возбуждал боевой марш шедший на приступ полк. Теперь штурмуют без музыки. Посмотрим же, тоже без музыки, на то, что происходит не в идеальном, а в реальном мире.

Четыре года войны не прошли даром. Начавшись с малой, европейской, она после вторжения Гитлера в Россию и Жемчужной Гавани превратилась в предсказанную многими еще двадцать лет назад вторую мировую катастрофу. С самого начала второй войны провозглашались очередные ее идеальные цели. С каждой новой стадией ее идеальные цели бледнели, зато практические задачи становились все более земными и неограниченными. Теперь, на последней ступени, уже не перед демократиями, а перед четырьмя великими «опекунами мира» — Соединенными Штатами, СССР, Британской империей и Китаем — поставлена небывалая задача: переделать и переделить весь земной шар! Исход этого передела предрешит судьба уже не только малых, а великих государств на целые века. Вокруг него идет сейчас напряженная борьба, только отголоски которой проскальзывают на страницы печати.

Борьба эта понятна: огромное наследство трех уничтожаемых империй остается выморочным. Ему надо найти новых хозяев. Борьба эта понятна потому, что побеждающие великие державы, опекуны этого наследства, прежде всего обязаны блюсти государственные интересы своих собственных стран и обеспечить свои границы от возможных новых международных столкновений, от той самой третьей войны, о которой теперь так легко и неосторожно многие рассуждают.

Мне кажется, что г. Самнер Уэллс, недавний помощник министра иностранных дел Соединенных Штатов, которого никак нельзя заподозрить в старомодном империализме, точно определил на примере своей родины коренную цель каждой из великих держав в этой войне.

В своей речи 16 октября 1943 года он настаивал на немедленном соглашении или «временном союзе четырех наиболее могущественных в военном отношении держав среди объединенных наций» — Соединенных Штатов, Британии, СССР и Китая — на все переходное время от войны до будущей постоянной организации мира. Однако оратор для участия Соединенных Штатов в этом «временном союзе» поставил некоторые условия, среди которых главным было: обеспечение жизненных интересов Соединенных Штатов. «Каковы, пользуясь словами Пальмерстона, вечные и неизменные интересы Соединенных Штатов? — спрашивает оратор и отвечает: — Соединенные Штаты должны быть ограждены от всякой угрозы новых удачных нападений какой& #8209; либо державы или какого& #8209; либо сочетания держав».

Вечный и неизменный интерес России совершенно тот же самый: после бесчисленного количества нападений и вторжений в течение ее долгой и трагической истории Россия должна быть наконец обеспечена от угрозы нового нападения со стороны коалиции каких бы то ни было держав.

В этом праведная, справедливая цель России в этой войне.

Эта цель оборонительная и восстановительная. «В этой войне Россия имеет свои особые интересы, — пишет в своей последней статье покойный П. Н. Милюков. — Они связаны с вопросом о территориях прежней Российской империи на ее западных границах — тех территорий, которые были потеряны в тот момент, когда большевики овладели властью» («Новый журнал», кн. VI).

После опыта гитлеровского вторжения, которое так остро поставило перед русским сознанием государственные и национальные вопросы, нельзя убедить ни одного солдата и офицера, рабочего или инженера, крестьянина или интеллигента внутри России в том, что восстановление здоровых стратегических границ есть акт империализма.

*

Против восстановительных целей, которые в этой войне история поставила перед Россией, и в иностранной среде, и в русской эмиграции слышатся горячие и раздраженные возражения.

Первое — самое веское — возражение морального характера: если бы Россия была свободной демократической страной, никто бы не протестовал против новых границ СССР. Но «мы не можем примириться с тем, что несколько миллионов людей, привыкших к свободе, окажутся в бессрочном распоряжении коммунистической власти». Кто же с этим может примириться?! Только наша непримиримость никакого отношения к границам СССР не имеет. Формальная независимость, скажем, Эстонии никак бы не предохранила ее от так называемой советизации. Для этой цели Сталину было бы даже выгоднее, помогая местным коммунистам, не портить своих отношений с Западом, вызывая призрак «русского империализма». Вообще, не нужно забывать, что по партийной линии Кремль и в Европе работает с местными людьми. И не вина России, что этих местных людей слишком много. Из& #8209; за этой болезни всей современной культуры Россия не может жертвовать своими неизменными интересами.

Второе возражение опирается на авторитет Ленина времен его брест — литовского падения: не стоит вспоминать, с какой беззаботностью тогда он, стремясь разжечь как можно скорее мировую революцию, разбрасывал направо и налево куски русских земель, раздавал врагам России все стратегические границы от Выборга и моонзундских позиций до Карса. Ведь не из& #8209; за социальных реформ, хотя бы самых крайних, рвали тогда с большевиками левейшие представители «революционной демократии», а именно из& #8209; за этого разбазаривания России. А теперь говорят о «формальном и безвозвратном отказе советского правительства от своих исторических прав по отношению ко всем бывшим российским территориям». Но какое же право имело ленинское правительство отказываться от чужих прав? Россия& #8209; то ведь не была собственностью большевистской партии, и никакие отказы случайных диктаторов исторических прав государства не отменяют. И потом, разве Франция не отказалась в 1870 году формально и безвозвратно от Эльзаса и Лотарингии? А ведь отказ Франции был не только формальный, но и утвержденный свободно выбранным народным представительством. Вероятно, я совершенно безнадежный «империалист», ибо не могу понять, как можно так легко и скоро забыть то, что незабываемо!

Третье возражение, так сказать, поучительного и несколько деликатного характера. Приходится писать в чужой, хотя и гостеприимной стране. А именно, эта страна, вместе с Англией, ставится в укор России, как «мальчику без штанов» — благовоспитанные юноши из благородных семейств. И действительно, там, в России, захват территории, империализм, а здесь, в Великобритании и Соединенных Штатах, никто не хочет земельных расширений и захватов. Но ведь здесь никто и не потерял ничего в первую войну, а Великобритания даже приобрела все, что могла. А потом, куда же денется выморочное огромное наследство на материках и в океанах, в особенности пункты стратегически важные? Люди, привыкшие смотреть на землю, отлично это знают. Вот, например, выдержка из официозного «Журнала Армии и Флота» (10 января 1944 г.): «Наши официальные круги (Вашингтон) не сомневаются в необходимости приобрести иностранные базы для защиты нашего полушария. Австралия предполагает создать особый пояс защиты на юго — западе Тихого океана. Трудно допустить, что Британия пропустит случай усилить свою стратегическую безопасность»…

Четвертое возражение против новых границ России основано на полном отрицании права СССР заботиться о целесообразной стратегической защите страны и о приобретении баз для этой защиты. Со всех сторон говорят: никакого значения стратегические границы не имеют, развитие воздушного флота делает всякие границы бессмысленными. А против кого же собирается Россия защищаться, когда Гитлер будет разбит и Германия разоружена до последнего ружья?

Может быть, такие рассуждения и правильны. Но зачем же их применять только к России, которая в эту войну пострадала так, как ни одна еще из союзных великих держав? В печати достаточно опубликовано сведений о том, какой мощный аппарат стратегической обороны Соединенных Штатов и всего Западного полушария с новыми базами в Атлантическом и Тихом океанах готовит Вашингтон. Такой же аппарат, но только победнее, готовит Англия. Зачем? Ведь Германия и Япония будут разоружены не только для одного СССР! А качество воздушного флота не меняется от того, в каком направлении этот флот летит.

Ответ на этот вопрос до труизма прост: правительство ни одной из великих держав не откажется ни от каких своих стратегических границ, морских и воздушных баз, пока не будет создана в довольно отдаленном будущем, после сложной переделки и трудного передала мира, новая, обещанная на конференциях в Москве и Тегеране, международная центральная организация, которая будет править миром на новых началах права и справедливости. А воздушный флот совсем не устраняет вопроса о стратегической защите. Он только заставляет великие державы расширять контролируемую «сферу безопасности» далеко за естественные границы государств.

Так, к началу 30–х годов стратегическая граница Англии в Европе оказалась «на Рейне». Так, в круг стратегической обороны Соединенных Штатов, отмечает Волтер Липпманн («Иностранная политика США»), входит «огромная часть поверхности земного шара по линиям — от Гренландии до Бразилии, от Аляски до Лузона (Филиппины), от Канады до Аргентины». Упразднение Японской империи в Тихом океане и необходимость для нужд обороны (по официальному сообщению от 6 февраля 1944 г.) приступить к эксплуатации огромных нефтяных полей в Южной Аравии с нефтепроводом к берегам Средиземного моря через Малую Азию — все это вынудит, несомненно, еще расширить круг стратегической обороны Соединенных Штатов.

*

Народное представительство западных стран единодушно поддерживает оборонительно — стратегические планы своих правительств. У нас нет народного свободно избранного представительства. Власть находится в безответственных перед страной руках. Но из этого еще не следует, что с нас снят долг защиты интересов России. Мы не можем укреплять в сознании иностранцев соблазнительное представление о том, что Россия является какой& #8209; то империалистической обжорой среди строгих демократических постников. Нужно, признавая жестокую необходимость стратегических мероприятий Запада, объяснять иностранцам, почему там, где той или другой западной державе нужны морские или авиационные базы и «мандатные» территории, России нужно восстановление старых стратегических границ с изменениями, связанными с новым распределением сил в Европе.

Ведь очевидно, что одинаковыми средствами нельзя обеспечить от новых атак и вторжений Англию, Соединенные Штаты и Россию. Нельзя потому, что эти три мировые державы живут и развиваются совершенно в различных геополитических условиях.

К геополитике в демократических кругах создалось раздраженно — ироническое отношение. Она вызывает в памяти образ знаменитого гитлеровского геополитика генерала Хаусхофера. На самом деле в «подозрительных» по сверхимпериализму геополитических рассуждениях ничего нового нет. Еще в гимназии, читая Бокля, мы узнавали о влиянии климата и географии на характер разных стран.

Возьмем простой пример для школьников: влияние геополитических условий на историю Соединенных Штатов и России. Обе страны развивались на безграничных пространствах плодородных, вначале пустующих, лишенных внутренних непреодолимых географических преград материков. Оба народа продвигались по этим материкам — с востока на запад в Америке и с запада на восток в Евразии — главным образом энергией колонизаторов и «землепроходцев». Почему же за свою короткую жизнь Соединенные Штаты достигли такого высокого уровня политического и технического развития, а Россия, на много веков старшая по возрасту, оказалась такой отсталой страной? Ответ на этот вопрос дает геополитика. Пилигримы в Северной Америке, приехавшие со всем запасом тогдашней европейской культуры, оказались на новом материке в немыслимых в старом мире условиях внешней безопасности. С востока и с запада их ограждали вернейшие союзники — океаны. Эти водные пространства стали для Соединенных Штатов первой линией защиты. Второй линией стал английский флот. С севера и с юга Соединенные Штаты имеют после Войны за независимость или очень миролюбивых, или очень слабых соседей. Россия — этот огромный «мир в самом себе» — не имела океанов и со всех сторон долгие столетия своей тяжкой истории была окружена могущественными, вечно на нее наседавшими врагами. В своей собственной стране русский народ жил как в осажденной крепости, и все силы его вместо внутреннего строительства уходили на самозащиту. А по опыту нынешней войны западные демократии сами узнали, как трагично тоталитарная борьба за самое существование нации отражается на внутренней политике. Именно геополитика нас учит, что для восстановления и укрепления свободных политических установлений в России ей нужна не «третья война», а прочная гарантия для мирной жизни на долгие десятилетия.

И эта наука нас учит, что средства стратегической защиты трех империй, главы которых недавно съезжались в Тегеране, не могут быть одинаковы потому, что различна их география. Британия — чисто морская империя. Соединенные Штаты — уединенная, одновременно морская и континентальная держава. Россия — государство чисто континентальное, приковывающее к себе взоры всех очередных кандидатов в мировые владыки, в течение веков лишенное свободного и обеспеченного выхода в океаны и моря.

В течение последних двух столетий Европа, и в особенности Англия, — признает в своих воспоминаниях («Двадцать пять лет») знаменитый английский министр иностранных дел начала XX века лорд Грей, — заграждала России все выходы в океаны и теплые моря. «А между тем, — пишет лорд Грей, — океан — это столбовая дорога для торговых связей между нациями. За немногими исключениями каждое государство, малое или большое, имеет свои порты для выхода на этот великий международный путь. Россия, с ее великими пространствами и огромным населением, такого выхода не имела, не имела даже незамерзающей гавани для своего флота…» (В Черном море русский флот был заперт Дарданеллами.)

*

Наконец (пятое возражение), против новых границ СССР выставляется тяжелая политическая артиллерия: самовольным выходом за пределы старых границ Советского Союза Кремль в корне нарушил подписанную им Атлантическую хартию, и в особенности ее пункт первый, который, как известно, гласит, что подписавшие эту хартию правительства «не преследуют территориальных или каких& #8209; либо иных расширений» в этой войне. Нарушение Атлантической хартии является фокусом нарастающего на Западе раздражения против Москвы. Посмотрим, в чем тут дело, и прежде всего восстановим хронологию.

Атлантическая хартия была провозглашена президентом Рузвельтом и Уинстоном Черчиллем 14 августа 1941 года. Представитель московского правительства, г. Литвинов, подписал эту хартию 1 января 1942 года. Воссоединение балтийских провинций, Западной Белоруссии и Бессарабии и присоединение Восточной Галиции и Буковины к СССР имели место в 1939 году и первой половине 1940 года, т. е. за год до объявления Атлантической хартии. Актов присоединения и воссоединения Кремль отнюдь не скрывал, а наоборот, сделал все возможное, чтобы эти акты стали общеизвестными. 26 мая 1942 года британский министр иностранных дел А. Иден и наркоминдел В. Молотов подписали англосоветское соглашение, фактически союз, на 20 лет. В этом договоре представители обеих держав повторили (пункт пятый, часть вторая) территориальные обязательства Атлантической хартии. Никаких оговорок в этом договоре об отношении Англии к новым границам СССР не имеется, как и в протоколе присоединения всех правительств «Объединенных Наций» к англо — американской Атлантической хартии. Между тем по общему правилу международных отношений обязательства, принимаемые на себя тем или иным государством, вступают в силу со дня подписания данного обязательства, если об обратной силе данного договора для одной из сторон не имеется особой оговорки, особой и ясно изложенной статьи.

За отсутствием такой особой статьи в обоих вышеуказанных договорах приходится признать, что формально пункт первый, а также третий Атлантической хартии связывают правительство СССР лишь с 1 января 1942 года.

Очевидно, Кремль по вопросу Атлантической хартии и занял эту весьма сильную формальную позицию. Вот что 17 января 1944 года протелеграфировал в «Нью — Йорк Таймс» очень осведомленный г. Джэмс Рестон: «С уверенностью в своей правоте Россия может сказать, что она подписала Атлантическую хартию, Московскую и Тегеранскую декларации много времени спустя после того, как разрешила вопросы в Балтике, в Западной Украине и в Западной Белоруссии». Больше того, г. Рестон подчеркивает, что во время конференций в Москве и Тегеране никто из представителей западных союзников СССР не поднял вопроса о новых границах, и «это молчание, — подчеркивает осторожно автор корреспонденции, — было принято в некоторых кругах как знак согласия». Кремль мог добросовестно укрепиться в сознании правильности своего толкования молчания союзников, так как сейчас же после московской конференции была опубликована за подписями президента Рузвельта, Уинстона Черчилля и Сталина декларация о порядке наказания виновников германских зверств, в которой не оказалось в перечислении европейских государств трех — Эстонии, Латвии и Литвы, как нет их и среди «Объединенных Наций», подписавших протокол о присоединении к Атлантической хартии 1 января 1942 года.

Много времени спустя после появления подписей гг. Литвинова и Молотова под Атлантической хартией и англо — советским договором английский министр информации Бренден Бракен в беседе с представителями американской печати 27 августа 1943 года сказал: «Россия никогда не нарушала своего слова после установления советской системы». Заявление это, весьма двусмысленное и некорректное по адресу добольшевистской России, звучит, несомненно, некоторым… преувеличением по отношению к «советской системе». Однако в случае с Атлантической хартией правительство СССР смело может сказать, что оно «не нарушило своего слова».

Вывод: можно по тем или иным соображениям резко протестовать против новых границ СССР, можно добиваться от Кремля исправления или пересмотра этих границ; должно настаивать на более человечной внутренней политике в этих окраинных и прочих республиках СССР, но нельзя обвинять правительство СССР в самовольном нарушении Атлантической хартии. Это необоснованное обвинение вызывает только озлобление, ведет к весьма серьезным осложнениям в межсоюзных отношениях и тем играет в руку врагов и России, и ее западных союзников.

На случай дальнейшего обострения споров и раздоров вокруг вопроса о границах России между западными демократиями и кремлевской диктатурой нужно помнить, что в развитии событий «существенную роль, — как пишет Н. С. Тимашев в последней книжке «Нового журнала», — сыграет тот факт, что по вопросу о целях войны народы России твердо и единодушно стоят за правительством».

*

Если без гнева и пристрастия всмотреться в развертывающиеся события внутри антигерманской коалиции, то можно найти и истинный источник нынешнего международно — политического кризиса нервов. Он не в восстановительно — оборонительных целях войны СССР, не в боязни алчного российского империализма, не в возрождении русофобства времен Крымской или Русско- японской войны. Если бы Россия была сейчас даже не демократическим, а просто нормальным, правовым федеральным государством или союзом государств, руководящим только своими национальными экономическими и политическими интересами, — то западное демократическое общественное мнение относилось бы к политике военного времени СССР совершенно иначе. Настоящим источником кризиса является инстинктивное, не многими еще осознанное, отвращение среднего обывателя свободных стран к внутренним порядкам большевистской тоталитарной диктатуры. Никакое пение сирен о «новых формах демократии в счастливой Стране Советов» не может до конца заворожить ум и совесть не искушенных в высокой политике людей, читающих некоторые известия с востока Европы.

Государственные люди, которые не могут руководиться зовами сердца, холодно и спокойно делят тело полуживой Европы на части, которые после капитуляции Германии отойдут под «временный надзор» разных союзных армий — английской, американской, Красной. Но совесть людей, не связанных государственным долгом и верящих в войну за «восстановление свободы», не примиряется не с тем, что появятся на Западе хотя и красные, но российские войска, а с тем, что будет следовать в обозе этих войск, — с возможностью появления новых гаулейтеров, с такой же свитой, в другой только форме.

Получается безвыходный тупик: Россия нужна для победы, изумительным жертвенным героизмом ее народов она вернулась на свое место под солнцем, и с ее могуществом надо считаться, но жестокий тоталитарный режим, под которым она живет, — непримиримый враг всякой свободы, всего политического уклада демократического общества.

Какой же найти выход, если не верить во внутреннее перерождение самого СССР под тяжкими ударами военной грозы? Выход напрашивается сам собой, выход механический: отгородиться, устроить по образцу 20–х годов «окружение», припугнуть на случай строптивости «третьей войной».

Легко о третьей войне могут говорить только люди, чья мысль слишком сосредоточена на Западной Европе и чьи глаза не видят, что эта Европа стала только крупной подробностью событий, которые развертываются в мировых просторах вдали от местожительства этой, по пророчеству графа С. Ю. Витте, «одряхлевшей красавицы». Третья мировая война будет — если она будет — развертываться совсем по другим планам, и для игры в этой войне у Сталина в руках достаточно хороших козырей.

«Окружение» уже было испытано в начале 20–х годов. Теперь другие времена, другие песни. И во всяком случае ни при каких условиях западное славянство, в его целом, ни в каких хорах и ни под каким дирижерством распевать русофобские гимны не станет, кто бы в Москве ни сидел.

Да и в 20–х годах механика окружения динамику напора большевистских идей на Запад не сломила. Не кто иной, как Уинстон Черчилль в своих «Итогах» написал: «Политика разделения и расчленения России, временная удача которой возможна, не может дать устойчивых результатов, а только вызовет бесконечную вереницу войн». А ведь нынешний британский премьер сам вначале верил в «санитарный кордон».

Что же остается в арсенале исправительных и карательных мер? Отказ в экономической помощи для восстановления разрушенной России после войны, о чем тоже поговаривают. От экономической блокады после Первой мировой войны жестоко пострадало российское население, но не власть. За время пятилеток население приучено голодать и холодать, ходить босиком и в отрепьях, а сама производственная машина государства привыкла к замкнутому хозяйству. Кроме того, в Москве накоплено изрядное количество золота и платины, а в Америке будет достаточно свободных рабочих рук и «капиталистических аппетитов». Новая экономическая блокада, если бы по неразумению к ней прибегли, принесла бы только новые страдания уже дострадавшемуся до какого& #8209; то подвижничества народу и усилила бы еще власть диктатуры.

Так или иначе, все карательные меры против СССР обязательно упрутся в новую войну. А война между вчерашними союзниками еще больше усилит власть тоталитарных идей над людьми. Почему?

Потому, говорил Сталин на XVIII съезде компартии 10 марта 1939 года, что «буржуазные политики знают, что Первая империалистическая мировая война привела к победе революции в одной из обширнейших стран. Они боятся, что Вторая мировая война может привести к победе революции в какой& #8209; либо другой стране или группе стран».

Да, война не пахнет фиалками и розами, а кровью и ужасом! «В ядовитой послевоенной атмосфере (ненависти и злобы) размножаются фашистские микробы, первоначально ничтожные и незаметные». Так пишет в своей острой статье «Как бороться с фашизмом» Г. П. Федотов. Для него «фашизм» — термин, которым он обозначает и сталинский коммунизм, и гитлеровский нацизм. Каждый из них, правильно говорит он, «рождается из глубоких внутренних недугов нашей цивилизации».

Недуги эти так разъели тело и душу европейско — христианской культуры, что «фашизм оказался сильнее демократии» и «чистая» война за демократию превратилась в «войну за существование». Началась борьба между великими империями не только за существование, но и за неизбежный после победы передел мира.

«Не одни демократии будут строить будущий мир», — осторожно пишет Г. П. Федотов. Да, «недемократы» будут участвовать в новой мировой стройке, но строить будут по собственному плану. На что и получили, как увидим сейчас, согласие… демократов.

Дело в том, что идеальная цель у противогерманской коалиции в этой войне очень скромная по сравнению с таковой же целью в первую войну. Тогда дрались за «уничтожение всех остатков абсолютизма». Теперь — задача уничтожить только определенные фашизмы, но не эту систему вообще.

Существует легенда, что эта война идейно идет за «четыре свободы» и что Кремль, подписывая Атлантическую хартию, дал клятву на верность этим свободам — свободе слова и веры, свободе от страха и от нужды.

Эти четыре свободы действительно были провозглашены как цели войны президентом Рузвельтом в январе 1941 года. Однако в Атлантической хартии, опубликованной после вторжения Гитлера в Россию, остались только две: от страха и от нужды (п. 6). Свобода веры, вернее, богослужения потом как& #8209; то вынырнула в протоколе присоединения «Объединенных Наций» к Атлантической хартии. Но свобода слова так и исчезла навсегда. Зато Атлантическая хартия обязывает (п. 3) ее подписавших уважать право каждого народа на выбор любой формы правления, но народ может «выбрать», не имея свободы слова, т. е. без политической, хоть какой& #8209; нибудь, свободы; другими словами — может выбрать без выборов.

Так, Атлантическая хартия задним числом как бы узаконила «плебисцит» в присоединенных к СССР областях. Так, народы на Балканах могут «выбрать» форму правления, которую им «предложит» т. Тито. Так, коммунисты — не русские, а вполне местные — имеют формальное право добиваться в Западной Европе, чтобы освобождаемые страны «выбирали» форму правления в московском стиле. Ведь в Москве, по компетентному мнению некоторых авторитетнейших государственных и политических деятелей Запада, сейчас существует новая — не высшая ли? — форма демократии, «демократия социальная»!..

Если коммунизм, как и нацизм, порожден глубоким недугом всей современной культуры; если в ядовитом воздухе войны растет количество тоталитарных микробов; если весь Запад насыщен этой отравой вплоть до Соединенных Штатов (недавние речи вице — президента Уоллеса и рабочего вождя Мэтью Уолла) — если все это так, то становится очевидным: возвращение к русофобской («антибольшевистской») политике первых лет версальской эпохи невозможно.

Россия стала слишком сильна — Европа, даже подпертая Соединенными Штатами, слишком слаба, чтобы держать караул. Что же? Надо падать ниц?!

Отнюдь нет! Не надо только жить легендой о двух полярных мирах. Надо понять, что судьбы Запада и России едины и нераздельны, как в войне и мире, так и в свободе и «фашизме».

Вся духовная почва Европы взорвана. Той Европы, которую мы знали, больше нет. Сами европейцы, к которым некоторые среди нас еще взывают, больше ее уже не идеализируют, а тоже ищут Град Китеж, прислушиваются — после двух веков крайнего скепсиса — к звонам колоколов нездешних! Прочтите, например, последние книги Артура Кестлера — талантливого, глубокого и типичного представителя самой юной предгрозовой Европы.

Но разве народы в СССР живут в какой& #8209; то вечной духовной неподвижности, пассивности? Разве после германской канонады под Москвой не забили внутри народа могучие источники духовной силы? Прочтите, например, потрясающее предсмертное письмо офицера в «Последних днях Севастополя».

Пусть по перехваченным иностранным правительством («Нью Лидер», 5 февраля 1943 г.) документам Кремль собирается устроить себе «гегемонию по треугольнику Москва — Мадрид — Багдад». Если документы эти и не апокриф, то самый план — фантастичен. Непозволительно превращать его в «план России».

Ибо Россия никаких мировых гегемоний никогда не хотела и не хочет, о «треугольнике» ничего не знает и за Кремлем в эту авантюру не пойдет.

Но весь народ опять пойдет за тем же Кремлем, если под предлогом борьбы с мировой опасностью русского, только покрасневшего империализма начнут опять загонять Россию в вечно памятные брест — литовские и версальские границы…

В нас есть суровая свобода:

На слезы обрекая мать,

Бессмертье своего народа Своею смертью покупать.

Таких стихов не писалось во время Гражданской войны! Тогда красноармеец не чувствовал, как чувствует теперь, свою кровную, почти мистическую связь с этим бессмертным народом. Ему не чудилось, — как теперь, когда он проходит в строю с полком на бой мимо сельских кладбищ, — что «крестом своих рук ограждая живых, всем миром сойдясь, наши прадеды молятся за Бога не верящих внуков своих».

Сам в Бога не верящий внук неисчислимых, крепко веровавших поколений уже никогда, вероятно, не научится молиться. Но мистерия праведной войны за жизнь страны, за «вечную Россию» открыла уже ему «навсегда» тайну «святости» всякого человеческого существа!

Не нужно совсем иностранцам пугаться «роста русского национализма». Русская «любовь к отечеству» выражалась всегда не только в беззаветной и упорной способности к жертве, но еще и в воле к свободе. Тому порукой вся русская большая литература, которой сейчас в России зачитываются новые поколения и на фронте, и в тылу.

Путь к свободе долог и тернист, но он идет через возвращение к народным истокам духовного творчества.

Пусть никто не мешает этому возвращению: не загоняет национальное сознание народа под охрану современного Кремля.

Так уже случилось, что все будущее свободы в Европе гораздо больше зависит от развития событий внутри СССР, чем от всех политических решений Запада.

Об этом надо крепко помнить.

8 февраля 1944