Глава четвёртая Кошка, которая смотрела на короля

У Майкла был день рождения, а назавтра у него разболелись зубы. Он лежал в постели и стонал, косясь уголком глаза на Мэри Поппинс в надежде, что она обратит на него внимание.
А она сидела в старом кресле и прилежно перематывала шерсть. Джейн, присев на корточки, держала моток. Снизу, из сада, доносились крики Близнецов, игравших там под присмотром Элин. В детской было тихо и мирно. Клубок в руках Мэри Поппинс всё рос и рос. Часы самодовольно тикали, и этот звук чем-то напоминал кудахтанье курицы, которая только что снесла яйцо.
— Почему у меня болят зубы, а у Джейн нет? — хныкнул Майкл и плотнее обмотал щёку шарфом, который дала ему Мэри Поппинс.
— Потому что ты вчера съел слишком много сладкого, — безжалостно отвечала Мэри Поппинс.
— Да ведь у меня был день рождения! — возразил он.
— Это не значит, что надо забывать меру! Вот у меня не болят зубы после дня рождения!
Майкл поглядел на неё сердито. Порой ему хотелось, чтобы Мэри Поппинс не была таким безупречным совершенством. Но он никогда не осмеливался сказать об этом вслух.
— Вот возьму и умру! — пригрозил он. — Тогда пожалеете, что вы такая безжалостная.
Она только презрительно засопела, продолжая мотать шерсть.
Держась обеими руками за щеку, Майкл озирался в поисках утешения. Все вещи в детской глядели сочувственно — это были старые добрые друзья: обои, лошадка-качалка, изношенный красный ковёр.
Взгляд Майкла упал на каминную полку.
Вот компас и Королевское Фарфоровое Блюдо; вот маргаритки в банке из-под варенья, катушка от змея и градусник Мэри Поппинс. А среди них красовался вчерашний подарок тёти Флосси — белая фарфоровая кошечка, разрисованная синими и зелёными цветочками. Она сидела, сложив лапки вместе и аккуратно обернув их хвостом. Солнце освещало её фарфоровую спину; зелёные глаза её глядели важно и серьёзно.
Майкл дружески улыбнулся ей. Он любил тётю Флосси и был очень рад этому подарку.
И тут в зубе снова страшно засверлило.
— Ой! — застонал Майкл. — У меня голова лопнет!
Он жалобно посмотрел на Мэри Поппинс.
— И всем всё равно! — добавил он с горечью.
Мэри Поппинс насмешливо улыбнулась.
— Не смотрите на меня так! — захныкал он, изо всех сил держась за щеку.
— Почему? Как известно, и кошка может смотреть на короля!
— Да ведь я же не король, — проворчал он сердито, — а вы не кошка, Мэри Поппинс!
Он надеялся, что она станет с ним спорить и он забудет про зуб.
— А как вы думаете, любая кошка может смотреть на короля? Например, кошка Майкла может? — спросила Джейн.
Мэри Поппинс подняла взгляд. Её синие глаза встретились с зелёными глазами кошки. Наступило молчание.
— Любая кошка может, — сказала наконец Мэри Поппинс. — А эта кошка — особенно.
Улыбаясь про себя, она снова взяла клубок, и тут что-то зашевелилось на каминной полке. Фарфоровая кошка пошевелила своими фарфоровыми усами, подняла голову и зевнула. Ребята увидели её острые зубки и розовый кошачий язычок. Потом кошка выгнула расписанную цветами спину, лениво потянулась и, махнув хвостом, соскочила с полки на пол.
— Мурррр! — сказала кошка.
Она прошлась по коврику, подошла к Мэри Поппинс и кивнула ей головой. Потом вскочила на подоконник и выпрыгнула в окно, откуда лились потоки солнечных лучей.
Майкл забыл о зубной боли.
Джейн уронила моток.
Оба таращили глаза изо всех сил.
— К-как же т-т-т-так? — пролепетали оба. — Почему? К-куда?
— В гости к королеве, — ответила Мэри Поппинс. — Она принимает каждую вторую пятницу. Джейн, не таращи глаза! Ветер может перемениться! А ты, Майкл, закрой рот, а то застудишь зуб.
Майкл поспешно закрыл рот. Но тут же опять открыл его.
— Я же хочу знать, что это значит! — закричал он. — Она же фарфоровая! Ненастоящая! И вдруг прыгает! Я сам видел!
— А зачем она пошла к королеве в гости? — спросила Джейн.
— Ловить мышей, — спокойно отвечала Мэри Поплине. — А отчасти — вспомнить доброе старое время.
Глаза её приняли отсутствующее выражение, и руки перестали вертеть клубок.
Джейн предостерегающе посмотрела на Майкла. Он осторожно вылез из постели и подкрался к креслу. Оно заскрипело, когда он прислонился к нему, но Мэри Поппинс, казалось, ничего не заметила. Невидящими глазами она смотрела в окно или куда-то вдаль.
— Жил-был, — начала она не спеша, — жил-был в старину Король, который думал, что знает всё-всё на свете. Сколько всего он знал — или, вернее, думал, что знает, — этого ни в сказке сказать, ни пером описать. Фактов и цифр у него в голове было не меньше, чем в гранате зёрнышек.
Сколько всего он знал и был такой умный, что стал ужасно рассеянным. Он всё забывал. Вы мне, наверно, и не поверите, если я вам скажу, что он забывал порой даже своё собственное имя, а звали его Коль.
К счастью, у его Первого Министра была прекрасная память, и время от времени он напоминал Королю, как его зовут.
И больше всего на свете любил Король думать. Он думал всю ночь напролёт и думал поутру. Он думал за едой и думал в ванне. И он никогда не замечал ничего, что творилось у него под носом, потому что он, естественно, всегда думал о чём-то другом.
Вы, может быть, вообразили, что он думал о благе своего народа, о том, как сделать его счастливым, и так далее? Ничего подобного! На уме у него было совсем другое. Он думал, например, о том, сколько в Индии бабуинов, или о том, какой полюс больше — Северный или Южный, или — можно ли научить свиней петь.
И он не только сам ломал голову над такими вещами. Он заставлял всех и каждого ломать над ними голову. Всех — кроме Первого Министра, который был вовсе не Мыслящей Личностью, а просто старичком, любившим сидеть на солнышке и совершенно ничего не делать. Но он старался, чтобы этого никто не заметил — ведь Король мог отрубить ему за это голову.
Король жил во дворце, сделанном из чистого хрусталя. Когда-то, в прежние времена, этот дворец так сиял и сверкал, что прохожие жмурились, боясь ослепнуть. Но с годами хрусталь потускнел, покрывшись толстым слоем пыли, и некому было вытереть пыль, потому что все были страшно заняты: они помогали Королю думать. Все — даже повара, и горничные, и судомойки. В любую минуту каждому могли приказать бросить своё дело и помчаться по королевскому слову, скажем, в Китай — считать шелковичных червей; или на Соломоновы острова — узнать, правила ли там царица Савская…
И когда они возвращались с уймой Фактов, Сведений и Данных, Король и Придворные записывали всё в большие книги, переплетённые в кожу. А если кто-нибудь возвращался, не принеся ответа, ему немедленно отрубали голову.
И только одной Королеве нечего было делать. Весь день она сидела на своём золотом троне и вертела в пальцах ожерелье из голубых и зелёных цветов, обвивавшее её шею. А иногда она, взвизгнув, вскакивала и плотнее запахивалась в свою горностаевую мантию. Потому что во дворце было так грязно, что в нём завелись мыши, а все королевы — это вам подтвердит кто угодно — очень боятся мышей.
Порой она даже вскакивала на сиденье своего трона.
И каждый раз Король хмурился.
— Прошу потише! — говорил он раздражённо — ведь малейший шум мешал ему думать.
Тут мыши удирали, и на некоторое время в зале снова воцарялась тишина. Слышен был только скрип гусиных перьев, которыми Король и Придворные записывали новые Сведения, Факты и Данные в кожаные книги.
Королева никогда никому не приказывала, даже своим камер-фрейлинам, — ведь Король почти всегда отменял её приказ.
— Заштопать Королеве юбку? — говорил он раздражённо. — Какую ещё юбку! Зачем тратить время на разговоры о юбках? Возьмите-ка перо и запишите новые данные о птице Феникс!
И фрейлинам приходилось слушаться, а бедная Королева либо чинила юбку сама, либо так и ходила в рваной.
И, сидя в тоске на своём троне, Королева часто вспоминала о прежних временах, о той поре, когда она только что вышла замуж за Короля. Какой он был тогда высокий и красивый, сильный и румяный, и кудри его вились, как лепестки гиацинта!
— Ах! — вздыхала она, вспоминая о былом.
Да, тогда он угощал её медовыми пряниками и сам намазывал ей бутерброды! И смотрел он на неё с такой любовью, что сердце замирало у неё в груди, и она отворачивалась, чтобы не умереть от счастья!
А потом пришёл роковой вечер…
— Твои глаза ярче звёзд, — сказал он и поглядел на небо.
Но, вместо того чтобы снова взглянуть на неё, как обычно, он продолжал смотреть вверх.
— Интересно, — сказал он задумчиво, — сколько там звёзд? Я, наверно, сумею их сосчитать. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь…
И он считал их до тех пор, пока Королева не заснула.
— Тысяча двести сорок девять, тысяча двести пятьдесят, — говорил он, когда она проснулась.
И она поняла, что он всё ещё считает.
И он не успокоился до тех пор, пока не поднял всех Придворных с постелей и не заставил их тоже считать звёзды. Но так как ни один ответ не сходился с другим, Король очень рассердился.
Вот так всё и началось.
На другой день Король воскликнул:
— Дорогая моя, твои щёки — как две розы!
И Королева была очень счастлива, пока он не прибавил:
— Но почему как розы? Почему не как капуста? Почему щёки розовые, а кочаны — зелёные? И наоборот? Это очень серьёзный вопрос. Я должен его обдумать!
А на третий день он сказал ей, что зубки у неё жемчужные, но не успела она даже улыбнуться в ответ, как он прибавил:
— А впрочем, что тут такого? Зубы есть у каждого, да и жемчужные зубки не редкость, а вот жемчуг — это очень редкая вещь! О нём и нужно думать! А не о зубах!
И с этого дня он уже думал не переставая. Он думал, и думал, и думал, собирал Сведения, и Данные, и Факты и почти не глядел на Королеву. Да если бы он и посмотрел на неё, он бы вряд ли увидел, потому что он так много читал и писал, что скоро стал очень близоруким. Его румяное, круглое лицо высохло и сморщилось, а волосы рано поседели.
Можете себе представить, как тосковала бедная Королева! Порой старый министр прокрадывался к трону и ласково трепал её по руке. Порой маленький паж, который наливал чернила в чернильницы, улыбался ей через голову склонившегося над бумагами Короля. Но ни старик, ни мальчик не смели надолго оторваться от своих дел, чтобы развлечь Королеву, — ведь им могли за это отрубить голову.
Не думайте, что Король был злой. Наоборот, он был уверен, что его подданные счастливей всех на свете, потому что у них такой умный и учёный Король! Но, увы, пока Король набирался ума, подданные его становились всё беднее и беднее. Дома ветшали и поля пустели, потому что все мужчины должны были помогать Королю думать…
А все женщины страшно сердились. Им казалось, что вся королевская учёность — чушь и пустяки. Ведь никакими сведениями не накормишь ребёнка, рассуждали они, и тем более не заплатишь данными за квартиру! Даже свинопасы и пастушки были недовольны и роптали. А если вы припомните, что обычно они счастливейшие люди на свете (ведь они знают, что все они — заколдованные принцы и принцессы), тогда вы поймёте, как плохо шли дела в Королевстве.
В один прекрасный день Король и Придворные, как обычно, сидели за столом в Тронном зале и скрипели перьями. Королева прислушивалась к скрипу перьев и писку мышей в погребе. И она сидела так тихо, что одна нахальная мышь пробежала через весь зал и уселась умываться прямо у подножия трона. Королева ахнула от испуга, но тут же прикрыла рот рукой, чтобы не помешать Королю. Она только подобрала свою горностаевую мантию и так и сидела, дрожа от ужаса.
И в эту самую минуту на пороге появилась Кошка.
Это была маленькая Кошечка, пушистая, как одуванчик, и белая, как сахар, от усов и до хвоста. Она вошла в зал не спеша, танцующим шагом, словно дела у неё не было никакого, а времени — сколько угодно!
На минуту она остановилась на краю ковра, с любопытством глядя на Короля и Придворных, склонившихся над своими книгами. Потом зелёные глаза обратились в сторону Королевы. Тут Кошка вздрогнула, и всё её тело напряглось. Спинка выгнулась горбом. Усы ощетинились. Одним скачком она перелетела через весь Тронный зал и нырнула под трон.
Раздалось глухое ворчание. Сдавленный писк. И одной мышью стало меньше.
— Тише, пожалуйста! Что это за звуки ты издаёшь, дорогая! Ты мешаешь мне думать! — брюзгливо проворчал Король.
— Это не я! — робко сказала Королева. — Это Кошка.
— Кошка? — рассеянно повторил Король, даже не поднимая головы. — Кошки — это четвероногие млекопитающие, покрытые мехом. Кошек, диких или домашних, можно встретить во всех областях земного шара, за исключением полярной зоны. Они едят мышей, рыбу, печёнку и птиц и издают либо мурлыканье, либо мяуканье, в зависимости от настроения. Кошки бродят сами по себе, и, согласно народному поверью, у кошки девять жизней. Дальнейшую информацию о кошках смотри на странице второй, том седьмой, полка Д в шкафу номер пять, как войдёшь — налево. Эй! Это ещё что такое?
Король чуть не подскочил. Потому что прямо перед ним на столе сидела Кошка.
— Поосторожнее! — сердито сказал Король. — Ты уселась как раз на мои последние факты. Очень серьёзный вопрос: происходят ли индюки из Индии, а если нет, то почему? Ну, чего тебе нужно? Говори и не бормочи под нос. Я почти оглох!
— Я хочу на вас посмотреть, — спокойно сказала Кошка, обмахнув чернильницу хвостом.
— Ого! Вот как? Хм! Ну что ж, ведь говорится в пословице — кошка может смотреть на Короля. Я не возражаю. Любуйся!
Король откинулся на спинку кресла и повернул голову, чтобы Кошка могла рассмотреть его всесторонне. Кошка задумчиво смотрела на Короля. Придворные, отложив перья, глазели на Кошку. Последовала долгая пауза.
— Ну, — сказал наконец Король, снисходительно улыбаясь, — и какого ты мнения обо мне, позволь полюбопытствовать?
— Не особенно высокого, — небрежно ответила Кошка, облизывая правую переднюю лапку.
Придворные, задрожав, схватили свои перья.
— Что-о-о-о? — крикнул Король. — Не особенно высокого, вот как? Бедное невежественное животное! Да знаешь ли ты, на какого Короля ты смотришь?
— Все короли, в общем, одинаковы, — сказала Кошка.
— Ничего подобного! — сердито возразил Король. — Я ручаюсь, ты не назовёшь ни одного короля, который знает столько, сколько я! Недаром со всех концов земли съезжаются профессора, чтобы взять у меня получасовую консультацию! Моё собрание Фактов, Сведений и Данных не имеет себе равного в мире! При моём дворе одни только Сливки Общества! Джек — Потрошитель Великанов ухаживает за моим садом! Мои овечьи стада стережёт не кто иной, как Мальчик с пальчик! И в каждом моём пироге ровнёхонько Сорок Семь Сорок! И ты ещё осмеливаешься заявлять, что ты невысокого мнения обо мне? Кто ты такая, чтобы так разговаривать с Королём?!
— Просто Кошка, — отвечала Кошка. — Четыре лапки, пятый хвост. Ну, и ещё усы.
— Это я сам вижу! — оборвал её Король. — Внешность для меня не имеет значения! Для меня важно только одно — много ли ты знаешь.
— О, всё на свете! — спокойно возразила Кошка, облизывая кончик хвоста.
— Как? — На этот раз Король чуть не подавился от возмущения. — Ну, знаешь ли, таких хвастунов, таких зазнаек я ещё не видал! У меня большая охота отрубить тебе голову!
— Пожалуйста, — согласилась Кошка. — Но всё в своё время!
— Она знает всё на свете! Бессовестная тварь! Никто не может знать всё! Не исключая меня!
— Но исключая кошек, — сказала Кошка. — Все кошки, уверяю вас, знают всё!
— Отлично! — проворчал Король. — Тебе придётся это доказать! Раз ты такая умная, как говоришь, я задам тебе три вопроса. И мы увидим… то, что увидим!
И он усмехнулся. Если эта хвастунья будет настаивать на своём, ей придётся за это ответить!
— Итак, — сказал он, складывая руки на животе, — мой первый вопрос…
— Минуточку! — спокойно сказала Кошка. — Извините, но я не могу отвечать на ваши вопросы, пока мы не договоримся об условиях. Таких глупых кошек не бывает. Я готова заключить с вами договор. Вы хотите задать мне три вопроса? Отлично! Но потом буду задавать вопросы я. Это будет справедливо, верно? И кто из нас победит, тот и будет править Королевством.
Удивлённые Придворные снова уронили перья. У Короля глаза от изумления вылезли на лоб. Но он подавил свой гнев.
— Прекрасно, — сказал он надменно. — Конечно, мы даром потратим время, но так и быть, я принимаю твои условия. Боюсь только, как бы тебе не пришлось об этом пожалеть.
— Тогда снимите корону и положите её на стол между нами, — распорядилась Кошка.
Король сорвал корону со своей всклокоченной головы, и драгоценные камни, украшавшие её, сверкнули в лучах солнца.
— Что ж, надо поскорее покончить с этой чепухой! Мне нужно работать, — сказал он гневно. — Ты готова? Тогда я задаю первый вопрос: пришёл мельник на мельницу, на мельнице — четыре угла, в каждом углу — по четыре мешка, на каждом мешке — по четыре кошки, у каждой кошки — по четыре котёнка. Сколько всего ног?
— Это очень просто! — улыбнулась Кошка. — Две.
— Как — две? — возмутился Король. — Сосчитай-ка получше!
— А что тут считать, — небрежно сказала Кошка. — Ноги только у мельника. А у Кошек, как всем известно, лапки!
Придворные переглянулись в ужасе. Они никогда не слыхали ничего подобного. Король нахмурился. Он явно не одобрял Кошкиного ответа.
— Ну ладно! — мрачно сказал он. — Скажи мне вот что: какая разница между верблюдом и железнодорожным носильщиком?
— Никакой, — мгновенно ответила Кошка. — И тот и другой зарабатывают своим горбом!
— Стоп-стоп-стоп! — горячо запротестовал Король. — Это совсем не те ответы, которых я ожидал! Нужно быть серьёзнее!
— Я не знаю, чего вы ожидали, — сказала Кошка. — Это правильные ответы на ваши вопросы, и это вам подтвердит кто угодно. Любая кошка!
Король сердито щёлкнул языком.
— Я вижу, вся эта глупость зашла уж слишком далеко! Это уже просто комедия! Фарс! Ну ладно, вот мой третий вопрос — попробуй-ка на него ответить!
И по выражению лица Короля можно было легко догадаться, что он уверен: на этот раз Кошка попалась! Он величественно вытянул руку и начал:
— Если двенадцать человек, работая по восемь часов в день, должны выкопать яму глубиной в десять с половиной миль, сколько времени пройдёт — считая и воскресные дни! — прежде чем они положат свои лопаты? Ну, сколько?
Глаза Короля светились лукавым торжеством. Он уже заранее радовался победе над Кошкой. Но у неё ответ был готов.
— Три секунды, — сказала она, чуть вильнув хвостом.
— Три секунды? Ты с ума сошла! Скажи — сколько лет.
Король даже потёр руки от удовольствия при мысли о том, что Кошка так попала впросак.
— Повторяю, — сказала Кошка, — три секунды. За это время они, конечно, поймут, что им никогда не вырыть такой ямы, да и рыть её незачем!
— Смысл вопроса не в этом! — сердито сказал Король.
— Иначе в нём совсем нет смысла! — сказала Кошка. — А теперь, по-моему, моя очередь спрашивать, — сказала она.
Король с досадой пожал плечами. Какая-то Кошка осмеливается сидеть на его столе да ещё задавать ему вопросы!
— Давай, только поживей. Ты и так отняла у меня много времени.
— Мои вопросы простые и очень короткие, — заверила его Кошка. — Любая кошка ответит на них быстрее, чем пошевелит усами! Будем надеяться, что и у Короля хватит на это ума. Первый вопрос: высоко ли до неба?
Король удовлетворённо хмыкнул. Это был вопрос как раз в его вкусе, и он улыбнулся с видом превосходства.
— Ну конечно, — начал он, — это понятие относительное. Если мы будем измерять высоту от уровня моря — результат будет один. Если с вершины горы — другой. И, приняв всё это в расчёт, а также определив широту и долготу, учитывая данные метеорологии, психологии, геологии, топологии и болтологии, а также астрономии и физиономии, статистики, лингвистики, беллетристики и мистики, мы можем…
— Извините! — перебила его Кошка. — Это не ответ на мой вопрос. Попробуйте ещё раз, пожалуйста. Высоко ли до неба?
Король выкатил глаза от гнева и удивления. Никто ещё не осмеливался его прерывать!
— Небо, — пробормотал он, — оно… м-м-м… оно… Ну конечно, я не могу дать ответ в метрах. Думаю, что и никто другой не сможет. Но приблизительно, это будет… м-м-м… э-э-э…
— Мне нужен точный ответ, — сказала Кошка. Она обвела взглядом уставившихся на неё Придворных. — Может, кто-нибудь здесь, в этом храме науки, ответить на мой вопрос?
Опасливо глядя на Короля, старый Министр поднял дрожащую руку.
— Я всегда считал, — робко пролепетал он, — что это немного выше, чем орёл летает. Я, конечно, старый человек и могу ошибаться…
Кошка хлопнула белоснежными лапками.
— Нет! Нет! Вы совершенно правы! — сказала она ласково, и её зелёные глаза на мгновение встретились с испуганными глазами старика.
Король фыркнул в ярости.
— Чепуха! Белиберда!

Кошка подняла лапу, призывая к тишине.
— Ответьте, пожалуйста, на мой второй вопрос. Где бывает самое сладкое молоко?
Немедленно лицо Короля прояснилось. Он самодовольно ухмыльнулся.
— Это просто, как дважды два, — сказал он небрежно. — Ответ — конечно, в Сардинии. Там коровы питаются розами и мёдом, и молоко у них сладкое, как сироп. Можно ещё упомянуть Горизонтальные острова, где их кормят только сахарным тростником. Или Грецию. Словом, принимая во внимание…
— Я не могу ничего принять во внимание, — сказала Кошка, — кроме того, что вы опять не ответили на мой вопрос. Где бывает самое сладкое молоко, о Король?
— Я знаю! — крикнул юный Паж, оторвавшись на минутку от недолитой чернильницы. — На блюдечке у печки!
Кошка одобрительно кивнула мальчику и зевнула прямо в лицо Королю.
— Я думала, вы умнее! — сказала она. — Вы, возможно, и мудрейший из королей, но на мой вопрос опять ответил кто-то другой! Но не беда, не хмурьтесь. — Она заметила, что Король гневно смотрит на Пажа. — У вас есть ещё один шанс остаться победителем, вот мой третий и последний вопрос: что сильнее всего на свете?
Глаза Короля заблестели. Он погладил бороду своими иссохшими пальцами. На этот раз у него не было никаких сомнений в правильности ответа.
— Тигр, — начал он неторопливо, — конечно, очень силён. Силён и слон, и лев. Не забудем, о вулканах. И о морских приливах. Сильны, конечно, и лавины, и горные обвалы… И, пожалуй, землетрясения, а может быть…
— А может быть, и нет, — перебила Кошка. — Итак, кто может сказать, что сильнее всего на свете?
Она снова обвела взглядом Тронный зал. На этот раз заговорила Королева.
— Я думаю, — сказала она негромко, — что сильнее всего — терпение. Потому что в конце концов терпение побеждает всё.
Зелёные кошачьи глаза пристально взглянули на Королеву.
— Да, это так, — подтвердила Кошка.
И, обернувшись, она положила лапу на корону.
— О мудрейший из монархов! — воскликнула она. — Ты несомненно великий учёный, а я всего лишь обычная домашняя кошка. Но я ответила на все твои вопросы, а ты не ответил ни на один. Результат, по-моему, ясен. Корона — моя.
Король коротко, презрительно засмеялся:
— Не болтай глупостей! Что ты с ней будешь делать? Ты же не можешь издавать законы и управлять людьми. Ты даже не умеешь читать и писать! Отдать своё королевство кошке? Пусть меня лучше повесят!
Кошка лукаво улыбнулась.
— Я вижу, — сказала она, — что при всей своей учёности вы незнакомы со сказками. Иначе бы вы знали, что достаточно отрубить кошке голову — и она окажется заколдованным принцем.
— Сказки! Вздор! Я думаю о своём Королевстве!
— Я вынуждена, увы, — сказала Кошка, — напомнить, что ваше Королевство — уже не ваше. Всё, что от вас требуется, — это побыстрее отрубить мне голову. Остальное — не ваше дело, а моё. И, поскольку вам они, видимо, вовсе не нужны, я беру к себе на службу этого мудрого старика — Министра, эту разумную женщину — вашу жену, и способного мальчика — вашего Пажа. Пусть-ка они возьмут шляпы и пойдут со мной. Вчетвером мы прекрасно будем править Королевством.
— Но что же будет со мной? — закричал Король. — Куда мне идти? Как я буду жить?
Глаза Кошки сузились.
— Об этом надо было думать раньше! Большинство людей подумает дважды, прежде чем заключать договор с Кошкой. А теперь обнажите меч, учёный человек! И я надеюсь, что он остёр!
— Остановитесь! — крикнул Министр и положил руку на эфес королевского меча. Потом он обернулся к Кошке и почтительно поклонился.
— Сударыня, — сказал он, — выслушайте меня. Да, вы завоевали корону в открытом и честном поединке. И, может быть, вы действительно Принц. Но я должен отклонить ваше предложение. Я честно служил Королю с тех дней, когда я был Пажом при дворе его отца. Сохранит ли он корону или нет, будет по-прежнему Королём или станет простым бродягой — я люблю его и буду ему верен. Я не пойду с вами.
— Как и я, — сказала Королева, поднимаясь с золотого трона. — Я была с ним рядом, когда он был молод и красив. Я молча тосковала по нём все эти долгие, долгие годы. Мудр он или глуп, богат или нищ — я люблю его и он мне нужен. Я не пойду с вами.
— Как и я, — сказал маленький Паж и заткнул пробкой бутылку чернил. — Этот дом — мой дом. И Король — это мой король, и мне его жалко. Кроме того, мне нравится наливать чернила. Я не пойду с тобой!
Кошка улыбнулась странной улыбкой, и её зелёные глаза засияли, когда она взглянула на тех, кто ей отказал.
— Что ты скажешь на это, о Король? — спросила Кошка, обернувшись к столу.
Но ответа не последовало. Потому что Король плакал.
— О мудрец, почему ты плачешь? — спросила Кошка.
— Потому что мне стыдно! — всхлипнул Король. — Я хвастал своим умом. Я думал, что знаю всё или почти всё. И вот я вижу: старик, женщина и ребёнок гораздо мудрее меня. Не надо меня утешать! — крикнул он, когда Королева и Министр попытались взять его за руки. — Я недостоин этого! Я ничего не знаю! Не знаю даже, кто я!
Он закрыл лицо руками.
— Ох, я знаю, что я — Король! — закричал он. — Я знаю, как меня зовут! Но я не знаю — за все эти годы я так и не узнал, — кто же я такой на самом деле!
— Посмотри на меня — и узнаешь, — сказала Кошка спокойно.
— Да вв-в-ведь я же смотрел на тебя! — всхлипывал Король в платок.
— Не по-настоящему, — мягко настаивала Кошка. — Ты только мимоходом поглядел на меня. Ты сам сказал — кошка может смотреть на Короля. Но и Король может посмотреть на кошку. И, если ты посмотришь, ты узнаешь, кто ты такой. Взгляни мне в глаза — и увидишь!
Король отнял платок от лица и сквозь слёзы поглядел на Кошку. Его глаза встретились с зелёными кошачьими глазами. И оттуда на него глянуло его собственное отражение.
— Ближе! Ближе! — приказала Кошка.
Король послушно наклонился к ней.
И, вглядевшись в бездонные кошачьи зрачки, он увидел, что его отражение начинает изменяться.
Лицо расправилось и округлилось. Исчезли морщины, щёки зарумянились. Каштановые кудри завились. Седая борода потемнела. Глаза заблестели молодым блеском.
Король вздрогнул от радости и удивления. Он улыбнулся — и широкоплечий, полный, розовощёкий человек улыбнулся ему с зеркальной поверхности кошачьих зрачков.
— Батюшки мои! Ведь это же я, я! — закричал Король. — Теперь я наконец знаю, кто я такой! Да я же совсем не мудрец и не учёный! — Он откинул голову и радостно расхохотался. — Хо-хо! Ха-ха-ха! Теперь всё ясно! Никакая я не Мыслящая Личность! Я просто-напросто Весёлый Король!
Он замахал руками на разинувших рты Придворных.
— Эй, вы! Уберите все эти перья и бумаги! Порвите кожаные книги! Заройте в землю столы! И если кто-нибудь скажет мне слово «факт», я собственноручно отрублю ему голову! Факт!
Король снова громко расхохотался и обнял Первого Министра так крепко, что едва не задушил старика.
— Простите меня, мой верный друг, — крикнул он. — И налейте нам кубки да набейте нам трубки! Да зовите моих Скрипачей-Трубачей! А ты, моя радость, моё счастье, моя голубка, — обратился он к Королеве, — о, дай мне снова свою руку, и я никогда её не отпущу!
Слёзы счастья побежали по щекам Королевы, и Король нежно отёр их.
— Мне не нужно небесных звёзд, — шепнул он, — ведь мне светят твои глаза!
— Извините, если я помешала, но как же насчёт меня? — спросила Кошка.
— Так ты же получила Королевство! И корону! Чего тебе ещё надо? — нетерпеливо воскликнул Король.
— Вот ещё! — сказала Кошка. — Очень они мне нужны! Можете их оставить себе! Но, так как кошки не делают ничего даром, у меня будут две небольшие просьбы.
— Всё, что угодно! — воскликнул Король с царственным жестом. — Всё на свете!
— Я бы хотела время от времени, — сказала Кошка, — заходить во дворец и навещать…
— Меня? Пожалуйста! Милости просим! — перебил её Король.
— … Королеву, — невозмутимо продолжала Кошка.
— Ах, Королеву! Пожалуйста! В любое время! Ты нам поможешь сладить с мышами.
— А во-вторых, я прошу, — продолжала Кошка, — ожерелье из голубых и зелёных цветов, которое носит Королева.
— Бери и носи на здоровье! — весело сказал Король. — Оно, кстати, не особенно дорогое!
Королева, помедлив, расстегнула замок ожерелья и надела его на Кошку, обернув им всё её пушистое тельце от головы до хвоста.
А потом она обменялась с Кошкой долгим взглядом, и в этом взгляде были все тайны, которые королевы и кошки хранят в своих сердцах и никогда не выдают никому.
— Я принимаю каждую вторую пятницу, — сказала Королева, улыбнувшись Кошке.
— Я приду! — кивнула Кошка.
И с этими словами она повернулась и пошла к выходу. Хвост её развевался, как знамя, и ожерелье сияло на пушистой белой шёрстке.
— Минуточку! — крикнул Король, когда Кошка была уже у самой двери. — А вы уверены, что вы действительно заколдованный Принц? И ничего плохого не случилось бы, если бы я отрубил вам голову?
Кошка обернулась и серьёзно посмотрела на него. Потом она улыбнулась — чуть-чуть насмешливо.
— В чём можно быть уверенным в этом мире? До свиданья! — сказала она и, блеснув зелёными глазами, выскочила на крыльцо.
На лужайке она увидела Козу, которая любовалась своим отражением в бассейне у фонтана.
— Ты кто? — спросила Коза, когда Кошка проходила мимо.
— Я Кошка, которая смотрела на Короля, — отвечала Кошка.
— А я, — сказала Коза, вздёрнув голову, — Коза Рогатая, которая идёт за малыми ребятами!
— Да? — сказала Кошка. — А зачем?
Коза очень удивилась. Она никогда раньше об этом не думала. И вдруг ей показалось, что действительно совершенно незачем бодать малых ребят! Впервые в жизни она поняла, что занимается просто чепухой.
— Мн-не-е-е… — сказала она растерянно, — мне-е-е кажется, я и сама не знаю, зачем!
И она отошла в сторонку, чтобы хорошенько обдумать своё поведение.

На дорожке Кошка встретила большую Курицу, которая хлопала крыльями и кудахтала.
— Я Курица, которая несёт золотые яйца! — гордо прокудахтала она.
— Правда? — спросила Кошка. — А где же твои цыплята?
— Цыплята? — переспросила Курица, побледнев. — Ай-ай-ай, ведь у меня и правда нет цыплят! Теперь я поняла, чего мне всегда не хватало!
И она поспешила в курятник — поскорее снести простое яичко.
Плюх! Кто-то шлёпнулся на дорожку перед самым Кошкиным носом.
— Я Жаба, которая прыгала, скакала! — важно квакнула она.
— А попала в Царский дом? — сказала Кошка. — Я думаю, тебе всё же лучше было попасть в Болото!
— Квак! Ох, квак, это верно! — призналась жаба. — Кажется, я действительно дала маху!
Но Кошка, уже прошла дальше, помахивая поднятым хвостом, и её сине-зелёное ожерелье так и сияло на солнце.
Все, кто встретился с Кошкой, были счастливы, потому что они зажили по-новому. Коза, Курица и Жаба были счастливы потому, что они перестали заниматься чепухой; Придворные — потому, что они теперь весь день танцевали под музыку скрипачей и трубачей; Король — потому, что он больше ни о чём не думал. А Королева была счастлива по очень серьёзной причине — потому, что счастлив был Король.
И маленький Паж тоже был счастлив: он мог теперь сколько хочешь переливать чернила из бутылки в чернильницу и обратно и даже сажать кляксы — никто ему этого не запрещал.
Но счастливей всех был старый Министр.
Он написал Королевский Указ, и Король подписал его: чтобы по всей стране устроили пир на весь мир, и построили карусели и колёса смеха, и катались на них, и жили припеваючи. И не ссорились никогда!
А после этого старый Министр мог с чистой совестью отдохнуть от трудов праведных; и он провёл остаток своих дней, сидя на солнышке в качалке и не делая ровным счётом ничего…
А Кошка — Кошка так и бродит по свету в своём ожерелье и порой заглядывает людям в глаза. И тот, кто честно ответит на её взгляд, узнает, кто он такой.

* * *

Голос рассказчицы смолк, и в детской слышалось только тиканье стенных часов.
И вдруг Мэри Поппинс вздрогнула, словно проснувшись, и напустилась на ребят:
— Почему вы до сих пор не в постели, хотела бы я знать! Майкл, у тебя ведь, кажется, болели зубы? Джейн! Нечего таращить на меня глаза, я не дрессированный медведь!
Майкл с писком бросился в постель. Но Джейн не шевельнулась.
— Интересно, а кто я такая? — прошептала она, словно про себя.
— Я-то знаю, кто я! — гордо сказал Майкл. — Я Майкл Джордж Бэнкс! И ни у какой Кошки не буду спрашивать!
— Он у нас вообще всё знает! Мистер Умник-Разумник! — презрительно улыбнулась Мэри Поппинс.
— Вот как только она вернётся, — медленно проговорила Джейн, — я сразу посмотрю ей прямо в её зелёные глаза.
— Посмотри лучше на своё чёрное лицо и умойся перед ужином! — Мэри Поппинс, по обыкновению, фыркнула.
— А может, она совсем не придёт? — предположил Майкл. «Кошка, которая смотрела на Короля, вряд ли захочет сидеть всю жизнь на каминной полке», — думал он.
— Откуда я знаю! — огрызнулась Мэри Поппинс. — Я не справочное бюро!
— Но ведь эту Кошку подарили Майклу, — начала было Джейн, как вдруг внизу раздался голос миссис Бэнкс.
— Мэри Поппинс! Не могли бы вы спуститься на минутку?
Ребята переглянулись. Мамин голос звучал очень испуганно.
Как только Мэри Поппинс выбежала из детской, Джейн с Майклом осторожно прокрались на лестничную площадку.
Внизу, в прихожей, мистер Бэнкс валялся в кресле. Перепуганная миссис Бэнкс то гладила его по голове, то подносила ему стакан с водой.
— Он, видимо, перенёс какое-то потрясение! — объяснила она Мэри Поппинс. — Джордж, Джордж, ну скажи нам, что случилось? В чём дело?
— Нервы не выдержали! — сказал мистер Бэнкс, подняв побледневшее лицо. — Вот в чём дело. Я переутомился. Мне мерещатся всякие ужасы.
— Какие ужасы? — вскрикнула миссис Бэнкс.
Мистер Бэнкс отпил глоток воды.
— Только я вошёл в переулок, как вдруг, — начал он с дрожью в голосе и закрыл глаза, — как вдруг я увидел его прямо у нашей калитки!
— Кого — его? — закричала миссис Бэнкс.
— Белого зверя. Что-то вроде леопарда. И весь он был усеян незабудками. А когда я подошёл к калитке, он… он… посмотрел на меня. Страшными зелёными глазами. Прямо мне в глаза! Потом он кивнул и… и… и сказал: «Добрый вечер, Бэнкс!» — и побежал по дорожке.
— Да ведь… — начала было миссис Бэнкс.
Мистер Бэнкс остановил её, подняв руку:
— Я знаю, что ты хочешь сказать. Все леопарды сидят в Зоопарке, и на них не бывает незабудок, и так далее. Я сам всё это прекрасно знаю. И понимаю, что никакого зверя на самом деле не было. Вот это как раз и доказывает, что я серьёзно болен. Ты бы лучше вызвала доктора Симпсона.
Миссис Бэнкс кинулась к телефону.
И тут с лестничной площадки донеслись звуки, похожие на икоту.
— Что у вас там случилось? — спросил мистер Бэнкс умирающим голосом.
Но Джейн с Майклом не могли произнести ни слова. Их одолел припадок бешеного хохота. Они задыхались, и захлёбывались, и катались по полу.
И не без причины. В то самое время, когда мистер Бэнкс рассказывал о том, что его напугало, в окне детской появилась белая фигура. Она неслышно спрыгнула с подоконника на пол, а оттуда вскочила на каминную полку. И там она теперь сидела, подвернув хвост и прижав усы, вся усеянная маленькими голубыми и зелёными цветочками, — фарфоровая кошечка Майкла…
— Да-а, таких бесчувственных, бессердечных детей я никогда не видел, — сказал мистер Бэнкс с обидой, сердито глядя на ребят.
Но они расхохотались ещё громче. И они хихикали, и давились, и икали от смеха до тех пор, пока Мэри Поппинс не повернула голову и не взглянула на них.
Тут наступила тишина. Даже икота у ребят прошла. Это был такой свирепый взгляд, что кому угодно стало бы не до смеха…