Часть 2 27 страница

От слов Владыки огромная волна радости, точно вал океана, прокатилась по мне. Еще раз я осознал, какая грандиозная перемена совершилась во мне. Зрение, слух, физическое тело — все было легко, гибко, ни в чем я не испытывал затруднений и даже представить себе не мог, чтобы слабость закралась в какой-либо орган моего проводника. Поразило меня только то, что я видел все вовне сквозь стены здания, но внутренняя стена, охранявшая лабораторию Владыки, была для меня непроницаемой. Читавший мои мысли, как открытую книгу, Владыка сказал мне, улыбаясь:

— Ты встретился на опыте с главнейшим из духовных законов: нет тайн и преград в делах движения духа. Есть только сила духа и его чистота, в самом человеке живущие. Ты видишь все там, где духом поднялся и овладел. Но там, где сила духа твоего ниже сил встречаемых тобою факторов, ты ни видеть, ни слышать не можешь. Будь готов!

Предостерегающие слова Владыки не успели отзвучать, как дверь бесшумно отодвинулась, открывая перед нами зияющее пространство, все охваченное огненной рамой. Через такую же огненную раму я видел вошедшими сюда Владыку-Главу и Андрееву, когда мы впервые входили в лабораторию стихий. Только теперь, мне казалось, огонь дверной рамы бушевал гораздо сильнее. Мне самому было удивительно и странно, что огонь рамы не устрашал, а радовал меня, возбуждая во мне энергию. Мысль об этом мелькнула, я произнес имя: «Мория» и одновременно с Владыкой переступил страшный порог. При первом же шаге в комнату Владыки-Главы я услышал треск и как бы раскат дальнего грома; но все вокруг было заполнено туманом, и я не понимал, ни откуда идет гром, ни где я, не знал даже, тут ли мой Владыка-Учитель. Я остановился, полный радости и силы, и еще раз тихо произнес: «Мория».

— Почему ты входишь ко мне, друг, произнося это имя, когда ты знаешь имя более могущественное, имя Великого, пославшего тебя сюда?

Передо мной в рассеявшемся тумане стоял Владыка-Глава, и это его голос я услышал среди густого тумана.

— Привет тебе, Владыка-Глава, — ответил я, — Прости, что я называю тебя так, но иного имени твоего я не знаю. Я назвал священное для меня имя Мории, имя Учителя, так много помогавшего мне в жизни, только потому, что имя Божественное — навсегда живущее теперь во мне — не смел произнести громко. Прости, если я поступил не так, как следовало.

— Войди, друг, будь здесь не гостем и не учеником, но четко сознавай себя частицей Единого, для труда и служения которому ты сюда вошел, и во мне зри тоже только частицу Единого. Все те, кто мог увидеть Божество Земли, приносят Его труд не только в те места, где они сами живут, но и во все души человеческие, готовые принять новое слово, посылаемое им Богом через своих гонцов. Во имя Единого Бога я приветствую тебя, и да сойдет Его благословение на наш взаимный труд.

Владыка-Глава взял меня за руку, и я увидел, что комната, где я стоял, была вовсе не похожа на лабораторию моего Владыки. В ней не было столов с башнями, а стояло множество шкафов с книгами, несколько письменных столов и какой-то один грандиозный прибор, пожалуй, по своим размерам тоже напоминавший башню.

Не успел я оглядеться, как Владыка-Глава снова спросил меня:

— Что же ты не приветствуешь свою подругу? Ведь ты немало думал о ней, когда спускался сюда?

Я недоумевающе оглянулся на Владыку, так как не видел нигде моего дорогого друга, Наталью Владимировну.

Звонкий смех донесся ко мне откуда-то сверху, и наконец я различил ее, тучную и плотную в моей памяти, — казавшуюся сейчас крохотным ребенком. Зарывшись в грудах книг, она сидела на одной из высоченных полок, куда ее, очевидно, посадил Владыка-Глава. От всей ее фигуры шел свет, которого я раньше в ней не замечал, и даже смех ее показался мне особенно мелодичным, лишенным всякого сарказма, так свойственного ей прежде.

Владыка-Глава подошел к полке — и в один миг Андреева стояла рядом со мной. Посмотрев в ее лицо и глаза, я застыл от удивления и не мог произнести ни слова. Перемена в ней была для меня не переменой, каких я в ней уже немало видел, но целым переворотом.

Все в ней как будто было то самое, что я хорошо знал; и вместе с тем все было незнакомое, высокое, святое. Глубочайший серьез, доброта и свет мира лились от всего ее образа. Я смотрел на нее во все глаза, она, в свою очередь, молча глядела на меня и покачивала головой.

— Подойдите сюда, друзья мои, — раздался снова голос Владыки-Главы, который сидел на широком кресле и указывал на места возле себя на высокой скамье, которая была для него крошечным возвышением, вроде порожка. — Скоро все вы, вместе вошедшие в этот дом, также вместе и выйдете из него, чтобы рассыпаться по земле для блага и счастья людей. Каждый из вас знает точно свою миссию; и для каждого из вас было сделано все, как повелела Божественная Сила. Одного тебя было угодно Провидению, — Владыка обратился ко мне, — посвятить не только в знание Труда Вечного, но и в полное понимание психологических задач современного тебе человечества. За этим последним ты и пришел ко мне. Что первое из великих истин, данных тебе для новой проповеди, ты должен раскрыть людям, помимо того, что тебе уже растолковал Владыка — брат мой?

«Первая истина, которую проповедуй в своих новых произведениях: только тот человек может войти в полное понимание своей роли на земле и смысла своей земной жизни, кто в своем куске хлеба не видит горечи, то есть в ком исчезло окончательно чувство зависти.

Тому, кому еще свойственны сравнения своей судьбы с судьбами других, нет места в предстоящей деятельности людей будущей расы. Полная радостная самостоятельность и независимость каждого есть остов будущего человечества.

Как к этому приходят? Через полное освобождение от страстей, что ты уже осознал не только умом, но и в активном действии. Проводи практически, на чарующих образах, в жизнь разума и духа людей эти понятия.

Второе: нет места двойственности в земной жизни человека, когда он разбивается между служением Богу и мамоне.

У освобожденного — нет места компромиссам. Есть кусок хлеба и труд, которые всегда славословие дню. Разрыв в психике, вопрос: «Как соединить то и другое?» — это только личности одной земли зов.

Ты же вноси понятия единственной возможности радостно жить: войти духом и мыслью в неразрывную жизнь двух миров.

Третье: нет религий как навязанных устоев морали, жердей и подпорок, костылей и палок Света, чтобы ими подпирать быт земли: этим путем идут только в еще большее закрепощение.

Есть неизбежное и для всех вечное правило: определить свое отношение к Богу и религии как к единственному закону Жизни, который каждый устанавливает для себя сам. Помогай сбросить предрассудок, что, закрепостившись в материалистической башне, можно составить себе свободное существование. Свобода — сам человек, его вскрытый Бог. Извне свобода не добывается — Она есть Гармония.

Четвертое: не проповедь неси, но Евангелие Новое. Какая и в чем здесь разница? Проповедь есть знание, не подкрепленное собственным примером. Она может быть велика, но она не является словом Бога, передаваемым гонцом Земле.

Со словом Бога, передаваемым Земле, то есть с Евангелием Новым, идет гонец, получающий силу жить самому так, как звучат передаваемые им Слова.

Даже смерть не может остановить или поколебать гонца Бога. Он в человеке и человек в нем — все слито воедино.

Пятое: слово мира и любви ты понесешь людям не как возобновленный догмат. Ты будешь учить людей жить без догмата, имея Живого Бога мира в сердце.

Пытайся разъяснить тягчайшее заблуждение: жить духовно по указке другого.

Человек будущего должен жить в полной свободе, то есть в полном раскрепощении. Как самостоятельность в хлебе и труде, так и самостоятельное развитие в Духе и Огне необходимы будущему человеку, психические чувства и силы которого будут легко развиваться. Но условием для их цельного и истинного развития должна быть полная устойчивость в своей самостоятельности, что равносильно непоколебимой верности.

Через определенные периоды времени, Самой Жизнью устанавливаемые, выбрасываются ею новые лозунги людям, по которым — как по ступеням лестницы — люди поднимаются к высотам, которые кажутся им приходящими извне. На самом же деле Любовь, зорко следящая за развитием сил людей, видит тот момент, когда человечество может двинуться вперед, и шлет ему своих пионеров, помогающих сжечь предрассудки старого и начать новый цикл восхождений».

Окончив говорить, Владыка-Глава встал, подошел к Наталье Владимировне и, положив ей на курчавую голову свою огромную руку, продолжал:

— Кончай теперь изучение тех последних томов, что тебе еще остались, и не забудь данных тебе записей, — с этими словами он посадил ее снова на полку, где я застал ее при входе в комнату.

Движения Владыки-Главы были при этом совершенно такие же, какими мой Владыка-Учитель пересаживал меня, — точно она была без веса, как перышко или орех.

— С тобою же, друг, у меня будет особая беседа, которая не только предназначается одному тебе сейчас, но о которой ты никогда и нигде не упомянешь. Ни один человек не услышит от тебя ни единого слова из нашей беседы, как бы высоко он ни стоял в твоем мнении и в его месте во вселенной, если на то тебе не будут даны особые указания. Молчание, указанное ученику, есть та же верность, через которую он подходит к своему посвящению. То не тайна, но тот огонь Духа, что может быть пролит с пользой только так и там, где указан. При нарушенном послушании ученика он может сжечь и разрушить задачи Жизни вместо созидания.

Владыка быстро прошел через свою огромную комнату, открыл дверь в стене, в том месте, где находилась комната с диваном у моего Владыки-Учителя наверху, и пропустил меня перед собою в ярко освещенную комнату. Она ничем не напоминала той комнаты, где я дважды спал под шкурами серебристых лис.

Престол-алтарь находился здесь прямо против двери. Он был огромен, во всю высокую стену, и на нем стояли семь громадных чаш, горя и сверкая всеми цветами горящих башен. Над каждой из чаш, точно живой, сиял вделанный в стену портрет Учителя того луча, цвет которого она отражала. И в руках каждого из Учителей сверкала чаша его цвета.

Все так сверкало, переливалось в дрожащих лучах, представления о трепете которых не мог бы дать самый драгоценный волшебный фонарь, что я, пораженный дивным величественным зрелищем, упал на колени, славя имя Бога.

— Ты прав, сын мой, здесь обитает Сама Жизнь, и в непрестанном трепете лучей ты видишь воочию Ее вечное движение.

Владыка поднял меня с коленей, прижал меня, дрожащего и ошеломленного, к себе и продолжал:

— Много раз уже Жизнь выбирала человека для миссии Своей любви, помощи и спасения людям. Многим подавался Ее зов, но не все могли его принять. Некоторые из тех, кто его принимал, не имели сил верности поднять его как крест радости на свои плечи. В эти минуты, когда ты стоишь в Ее Святая Святых, не думай о том, хватит ли твоей верности, чтобы пронести Ее крест. Не думай о предстоящем подвиге, о том, что будет, когда ты выйдешь отсюда. Думай только о высочайшем счастье: внимать сию минуту голосу Бога. Внимать Ему, забыв о себе, раскрыв всю сердца чистоту, всю радость, чтобы каждое слово Его могло запечатлеться в сознании твоем навеки.

Владыка опустился вместе со мною на колени, и началась его со мною беседа.

Я еще не получил указания рассказать кому бы то ни было об этой беседе, а потому здесь я опускаю занавес моего благоговения.

Башня стихий природы в лаборатории Владыки-Главы. Его объяснения мне и башня стихий в пространстве. Стражи стихий, их труд и роль в передаче творческого вдохновения. Великий Учитель Маха-Чохан. Его роль в мировом труде. Последнее наставление Владыки-Главы мне и Андреевой. Наш выход из лаборатории стихий и новая встреча с И.

О кончив беседу, Владыка-Глава снова пропустил меня впереди себя в свою лабораторию. Дверь священной комнаты закрылась, стена слилась в одно целое, и никто не сказал бы, что она открывалась и пропускала нас.

Подведя меня к единственному во всей его лаборатории прибору, башнеподобному и грандиозному, Владыка сказал мне:

— Ты видел горящие башни Энергии и Любви. Ты видел на них со трудников — тружеников неба и земли, видел неразрывную связь неба и земли в труде Вечного. Тебе предстоит увидеть еще труд Единой Жизни в Ее слиянии со стихиями природы. И здесь, как во всем Труде Вечного, нет чудес; есть только знание. Ты видишь на этом приборе семь этажей. Четыре нижних этажа отражают в себе Жизнь в Ее четырех стихиях: огня, воды, воздуха и земли. Самая яростная и действенная из стихий — огонь. Эта стихия, весь труд ее Владык, отражены в самом нижнем этаже башни, который ты сейчас видишь золотым и спокойным, так как деятельность его скрыта от твоих глаз. Гляди на эту часть башни и ты увидишь ее просыпающуюся для твоих глаз деятельность. И еще раз пойми и запомни: можно стоять у источника Жизни — и не видеть его. Поэтому в предстоящих тебе встречах Земли никогда не удивляйся, когда люди будут слушать твои слова и не слышать, то есть не понимать их смысла. Будут читать твои произведения, выбирать то, что им будет нравиться, и пожимать плечами на все остальное, что они будут связывать с твоею, им не нравящейся или им непонятной личностью и говорить: «Мало ли кто и что выдумывает?» в этих случаях ты помочь людям ничем не сможешь, так как их глаза еще не пробудились — и потому видеть не могут.

Владыка взял один из семи небольших молотков, лежавших на столе у башни. Молотки все были одной формы, одного размера и по виду одного золотого цвета. Но как только Владыка взял крайний молоток в руку, он показался мне куском горящего огня в форме молота, во много раз превосходившего размерами виденный мною незадолго перед этим на столе молоток. Я поразился, как мог Владыка держать в руке такой грандиозный горящий молот, одно прикосновение к которому, казалось, грозило немедленно испепелить человека, как вдруг услышал его изменившийся громкий голос:

— Только бесстрашный может приблизиться к престолу труда Твоего, Великий Владыка. Бесстрашного защищает чистота его верности Тебе, и Огонь Твой не сжигает его, но вводит в Вечное знание, Тобою Одним открываемое.

Еще звучали в ушах моих слова Владыки; еще я весь был под обаянием его изменившегося голоса и особенной силой дышавшего взгляда, как рука его коснулась моей, вложила в мою ладонь горящий молот. Указывая мне на выступ в стене, к которому в одно мгновение он меня перебросил, он властно приказал мне:

— Бей молотом Любви и радуйся счастью жить еще одну минуту в полном действии чистого сердца, в сотрудничестве со мною, пред лицом Живого Бога.

Я не ощущал ни палящего огня, ни тяжести молотка, я весь был воплощением радости, залившей меня всего, как в часовне Великой Матери. Сколько было сил моих, я ударил по указанному мне выступу стены, прошептав: «Великий Живой Бог Санаткумара, во имя Твое жить и действовать — да будет единственной целью моей жизни».

От своего удара по выступу стены я содрогнулся сам, дрогнула вся комната, искры закрыли все вокруг меня. Рука Владыки взяла у меня молот, который я теперь держал двумя руками. Искры рассеялись, вся стена горела ярким огнем. За мною на столе нижний этаж башни также весь горел красным пламенем.

Положив руку мне на темя, Владыка молча указал мне сквозь стену. Я увидел пустыню, в самой мертвой части ее увидел прекрасный сад и в глубине его — на одно мгновение — увидел Того, Чье имя произнес, ударяя в стену, увидел Его благословляющую руку...

— Вот горит в пространстве башня стихии огня, — услышал я голос Владыки и увидел в пространстве высокий и широчайший столб огня, вырвавшегося из земли, точно из гигантского кратера. — видишь ты движущиеся огненные фигуры? То духи стихии огня, труженики, весьма редко видимые людям, но четко видимые всем освобожденным. Они крепко связаны в своем труде со всеми тружениками неба. В каждом округе вселенной есть свой Владыка округа, всегда высокий член Светлого Братства. Ему подчинен труд всех людей, животных округа и всех тружеников четырех стихий, как и вся жизнь растений Земли и весь труд невидимых помощников округа. Ты видишь, что из глубоких недр Земли труженики огня выносят куски пламени. Вглядись, куда прежде всего несут они куски огня Земли?

Я внимательно рассмотрел горевший нижний этаж башни. Он был, в свою очередь, разделен на четыре этажа и во всех четырех я видел деятельность трудящихся человекоподобных духов.

Я стал следить за работой огненных существ и увидел, что все они были разные. Были более яркие и более бледные. Были больше и меньше по размерам; были яростно рвавшиеся, неукротимые, все в пламени и были нежно и осторожно несшие огонь.

Наиболее яростные, самые большие труженики выбрасывали целые костры огня, который не поднимался наверх. Он пылал и клокотал, как взбаламученное море на Земле. Сбросив огонь с себя, точно отряхивая горящие струи у основания пламеневшей башни, самые большие духи ныряли в недра Земли. Они определенно периодически скрывались в них и вновь подымались к основанию башни, нагруженные снопами бушевавшего огня.

Вся их деятельность состояла в добывании огня в недрах Земли и в сбрасывании все новых и новых снопов его в клокочущее огненное море. Лица их были мрачны и действия сосредоточены, сами они багровы.

Духи меньшего размера и более легкой формы в первом этаже башни разбирали струи пламени. Они точно граблями расчесывали его, растягивали в правильные ленты и доводили эти огненные ленты до второго этажа. Там духи формы еще более легкой и прозрачной, размеров меньших и менее багровые, с большей примесью фиолетового, розового, оранжевого и желтого цветов в своих телоподобных формах, свивали ленты в нечто вроде канатов — снопов красного цвета, вплетая в них упомянутые мною тона огня, сверкавшие в их формах.

Еще этажом выше ловкие, легкие огненные служители вплетали в канаты нити зеленого, синего и белого огней всех тонов и оттенков. На самом же верху очаровательные, веселые, смеющиеся духи, прелестного огненного, мягко сверкавшего цвета с большой примесью золота отрывали от продвинутых в их этаж канатов крошечные кусочки и мчались с ними, высоко поднимаясь над своей башней к горевшим в пространстве башням лучей.

В работе чудесных огненных тружеников наблюдалась строгая закономерность. Некоторые брали кусочки огня только с одной стороны башни, другие — с другой стороны, никогда не переходя границ, кем-то установленных для их труда.

— Не раз повторяли тебе и за время пребывания твоего в этой лаборатории, и раньше, за время жизни у И., что в труде Жизни нет отъединения — все слито, все в гармонии. Ты видел, как трудятся для блага и спасения людей на башнях лучей. Теперь ты видишь, что башни лучей — уже дальнейшая фаза труда Творца, защитника нашей планеты и Его со трудников. Выбрасываемый Огонь Творца подбирают Его со трудники стихий и несут к башням лучей, уже сотканным их руками так, как указали Владыки Кармы. Мы, Владыки мощи, живем в тесном творческом единении с ними и помогаем им создавать психическую силу для каждого из людей, читая их Вечную Хронику. В каждом этаже башни стихий есть свой сонм Владык Кармы. Они получают непосредственные указания от Верховного Владыки, заведующего всеми пятью лучами, от третьего до седьмого, по которым идет все человечество свой земной, восходящий путь. Здесь, на башне стихий, вкладываются по их указаниям в сознание будущих людей именно те силы природы и огня Земли, которые определяют свойства людей. Люди зовут их в будущем мореплавателями, военачальниками (если они используют истребительный Огонь), воздухоплавателями, испытателями и бесстрашными исследователями природы, неба, звезд и морей. Отсюда — по первоначальным указаниям Владык Кармы с башни стихий — переносят духи стихий элементы Начал к башням лучей, и там, руководимые Владыками Кармы текущих циклов жизней людей, труженики неба подбирают и проносят элементы Начал с башни стихий. Их труд ты уже не раз видел, теперь видишь его яснее в связи с трудом башни стихий и понимаешь ясно: связь всех начал жизни воедино заложена в каждом живом существе.

Владыка помолчал некоторое время, как бы давая мне глубже вникнуть во все происходящее передо мною.

Уже созерцание грандиозных башен лучей, показанных мне первым Владыкой-Учителем, наполнило меня благоговением и трепетом перед Мудростью. Величие же того, что я увидел сейчас, — глубочайшая закономерность и целесообразность Труда Жизни, Любовь и забота о каждом существе, сонмы беззаветно любящих, бескорыстных тружеников, имевших одну цель: благо людей, — заставило меня застыть в благоговении, и я невольно воскликнул:

— О, как прекрасна Жизнь!

— Да, сын мой, ты прав, прекрасна Жизнь! — тихо сказал Владыка-Глава. — И несмотря на неусыпные заботы Жизни о людях, ты сам знаешь, как редко на земле человек бывает счастлив. Как редко в его сознание проникает мысль, что единственная непобедимая сила — это радость. И еще реже ты можешь встретить на земле освобожденное существо, утвердившееся в знании, что каждый верный сын жизни должен нести встречному радость и оправдание в своем сердце. В безумии своем, отъединяясь в своем эгоизме от людей, человек чувствует себя одиноким; а сливаясь с ними в личных связях, называет жизнь свою полноценной. Ты же сейчас понимаешь, что ни те, ни другие не могут найти пути к освобождению, то есть пути к Истине. Ибо лишь те его найдут, кто на самой Истине, в себе носимой, ищет единения с трудящимися земли и неба. Взгляни теперь на труд Владык стихий воды, воздуха и земли.

Владыка взял тройной золотой молоток, лежащий на столе, и в его руке он принял вид огромного трехголового молота, сверкающего фосфорным, золотым и белым дрожащим огнем, сплетавшимся в змеевидные кольца и клубни. Вложив мне и этот молот-трезубец в руку, Владыка передвинул меня несколько правее, указал мне на нечто вроде наковальни, горевшей как золото, и сказал:

— Бесстрашному и верному до конца — Твой призыв до конца. Прими сына, Тобою призванного.

С этими словами он указал мне еще раз на наковальню. Я ударил по ней, призывая великое имя Живого Бога Санаткумары. Раздался треск, как бы подземный грохот, шум, точно буря на море, и вой ветра, напоминавший мне содрогание маяка матери Анны в самые страшные минуты бури в пустыне.

— Все во славу Твою, Господи, ибо все — Ты, — прошептал я, едва устояв на ногах от своего удара.

— Да, сын мой, ты еще раз прав. Все — Он, Всеблагой. А весь Труд, все творчество Земли, все — любовь величайшего Защитника и Покровителя Земли — Санаткумары, — продолжал Владыка. — Посмотри на башню на столе. Что пробудил в ней твой удар?

Я посмотрел, как он приказал мне, и увидел, что еще три этажа башни, бывшие дотоле спокойными, зажглись самыми фантастическими огнями. Рядом с этажами огня теперь клокотал и пенился огонь, белый, точно морская пена. Над ним переливался этаж золотого, жидкого, прозрачного огня, похожего на солнечные лучи. Он завывал, точно откуда-то гнал его ветер. То был этаж стихий воздуха.

И последний из горевших этажей, отображавший стихии Земли, весь был взъерошен, покрыт дымом, из-под которого вырывались клочья коричнево-красного огня. И сверху, точно отображая молнии неба, в дым Земли вплетались струи яркого огня, смешиваясь на взъерошенной поверхности, как на спине чудовища.

Этаж стихии Земли казался тяжелым прессом, давившим собою все остальные стихии.

— Смотри в пространство и наблюдай, — приказал мне Владыка.

Я повернулся к прозрачной теперь для меня стене лаборатории Владыки и увидел ожившие этажи башни стихий. Боже мой, что это было за зрелище! Все то, что я только что описал оживотворенным в лаборатории на башнеподобном приборе Владыки, увеличенное в сотни раз, трепетало передо мною в пространстве.

Башня стихий — не в пример тому, что я видел до сих пор, — вся расширялась вверх. Земля, как гигантский гриб-сморчок, покрывала собою все остальные стихии. Я был подавлен и ослеплен и почти не мог овладеть собою.

Владыка-Глава стоял молча рядом со мной. Наконец он положил руку мне на голову и заговорил:

— Много, много раз земля и небо твердили тебе о полном и совершенном самообладании. Не только тот, кто призван Единым для высокой миссии со трудничества с ним, но и каждый простой человек, начавший свою истинно человеческую, а не получеловеческую стадию жизни на Земле, должен достичь полного самообладания. Ты же, как и каждый гонец Светлого Братства, не можешь выпадать из самообладания ни на одну минуту. Ни при каких феноменах, ни при каких обстоятельствах, ни при каких встречах ты не можешь стоять растерянным, потеряв собранность внимания хотя бы на один миг. Каждое мгновение — мгновение летящей Вечности, — в которое ты выпал из полного самообладания, оставило не только тебя за бортом корабля, но и всех тех, с кем ты связан мыслями, делами, трудом, перепиской и даже временно случившимися встречами. Все, связанное с гонцом Единого, вступает через него в связь с Вечным и лежит на его карме, на его сознании, на его активной деятельности, как пелена. Эту пелену пронизывает Свет через чакрамы и внимание гонца. Чакрамы встречных людей движутся и очищаются через чакрамы гонцов, с которыми они вступили в духовную связь, еще ближе и сильнее, чем очищаются чакрамы людей через чакрамы Владыки округа. Тебе предстоит вернуться в общество людей, неся им великую миссию. Поэтому твое самообладание не может выходить из рамок полной радости.

В чем сила твоего, как и каждого человека, самообладания? В полном знании, в ежеминутном ощущении в себе живой Жизни. Ты чувствуешь каждую минуту влияние, связь непосредственную с Единым. Чувствуешь ее и через всех членов Светлого Братства, и через каждое стихийное явление, и через каждое встречаемое сердце, куда ты вводишь ток Любви, идущий к тебе всеми путями из первоначального источника, Представителя Единого на Земле, Великого ее

Защитника и Властелина Санаткумары. До сих пор ты жил, не зная этого великого имени. И Жизнь твоя текла по всем гармоничным тебе ручьям, всюду защищая тебя, открывая тебе все новые и более высокие ступени священной иерархии. Что теперь составляет обязанность твою перед людьми и небом? Быть живым примером того, как передается в простую жизнь серого дня могучая сила помощи и забот Любви. Тебе предстоит счастье развернуть людям великую и ослепительную панораму деятельности и забот всех светлых сил Земли о каждом живом и умершем человеке. Тебе предстоит счастье вскрыть в человеке не мысль, не одно сознание постоянного сожительства и сотрудничества со всеми

Светлыми земли, но расчистить каждому человеку путь к его собственному сердцу, чтобы он там мог почувствовать вечную связь — в активности действий серого дня — с Божественной Силой Санаткумары. Ты должен вернуться в общество людей не только закаленным бойцом, в полном бесстрашии и самообладании, но и в полной мира верности. В той верности, что не знает колебаний и растерянности ни при каких катаклизмах природы, событий и людей. Весь твой день серого труда, как и величайших подъемов, — все только прямой, как электрический канат, путь передачи людям в слове сил, знаний и помощи Светлого Братства. На одном из первых мест в твоих произведениях должно стоять втолковывание людям — постоянное, упорное, на все лады доказываемое, — что такое обязанности обычного человека по отношению к семье, к соседу, к встречному. Не менее важно человеку, переставшему быть слепым, понять, почувствовать и проводить в жизнь обязанности перед встречным и перед самим собою в данное ему воплощение. Обязанности человека в его быту — не карма и ее давящий гнет. Обязанности его — радость передать сердцу встречного каплю облегчения и мира. Это — не пассивное восприятие текущей жизни как результатов прошлого; но активная борьба за свет в ежедневном труде без компромиссов и утомительной нравственной раздвоенности в нем. Подробно обо всем этом будешь не раз еще наставляем И., Венецианцем и главным твоим водителем, великим братом и мощным другом человечества — Морией. Теперь, когда ты снова вошел в полную силу самообладания, смотри внимательно на баш-