Становление первых научных программ в античной культуре

Первым, кто предпринял доказательство геометрических теорем был Фалес. Он доказывал, что 1) диаметр делит круг пополам; 2) в равнобедренном треугольнике углы при основании равны; 3) вертикальные углы, образуемые пересечением двух прямых, равны; 4) два треугольника равны, если два угла и сторона одного из них равны двум углам и соответствующей стороне другого.

Достижения Пифагора Евдем, ученик Аристотеля и автор «свода мнений» по истории науки, охарактеризовал следующим образом: «Пифагор преобразовал занятия геометрией в свободную дисциплину, изучая ее высшие основания и рассматривая теоремы in abstracto [собств. «в отвлечении от материи», α ύ λ ω ς ] и ноэтически».

Б. Ван-дер-Варден отмечал, что «заслугой первых греческих математиков, таких, как Фалес, Пифагор и пифагорейцы, является не открытие математики, но ее систематизация и обоснование. В их руках вычислительные рецепты, основанные на смутных представлениях, превратились в точную науку».

Важнейшие достижения древнегреческой математики подытожены в книге Евклида «Начала». В ней основы античной математики излагаются дедуктивным методом: сначала приводятся определения, постулаты и аксиомы, затем формулировки теорем и их доказательства. Эта книга более двух тысяч лет служила образцом научной строгости, на ее основе изучали геометрию.

Древние греки создали теоретические системы и в астрономии, что стало возможным благодаря наличию теоретической геометрии.

Евдокс Книдский (ок. 408 – ок. 355 до н. э.) создал теорию гомоцентрических сфер, согласно которой небесные светила прикреплены к сферам, вращающимся вокруг Земли.

Аристарх Самосский (конец IV в. – 1-я половина III в. до н. э.) разработал гелиоцентрическую систему, в которой движения планет, Земли и Луны совершаются внутри сферы неподвижных звезд, в ее центре находится неподвижное Солнце. За эту теорию Аристарха обвинили в подрыве традиционных верований и он был вынужден покинуть Афины.

Подобный же поход — теоретический, доказательный, рациональный — древнегреческие мыслители применили и к пониманию природы в целом, к «физике». Все они, начиная с Фалеса, стремились усмотреть «архэ», т. е. начало, принцип, из которого каузальным путем (а не порождением одними богами других богов, как мифах) объясняется состав и структура космоса и все существующее в нем.

Слово «архэ» (α ρ χ ή) стало философским термином в платоновской Академии, вероятно, под влиянием математиков, которые под этим словом понимали исходные пункты доказательства, аксиомы.

Древнегреческие натурфилософы, или «физики», «физиологи», по сути дела создавали теоретические модели природы, признавая то или иное архэ и выводя и объясняя из него каузально-логически состав и строение космоса.

В большинстве случаев у «физиков» в качестве архэ выступало нечто вещественное: у Фалеса — вода, у Анаксимена — воздух, у Гераклита — огонь, у Эмпедокла — четыре стихии (земля, вода, воздух и огонь), у Анаксагора — «смесь всего», у Левкиппа и Демокрита — атомы. Демокрит создал первую концепцию механического объяснения природы. У Пифагора началом является не вещественный, а структурный принцип — «число», тем не менее Пифагора тоже можно причислять к «физикам», поскольку числа обусловливают строение природного мира, космоса и всех вещей. Еще более абстрактные архэ у Анаксимандра (апейрон, беспредельное) и у Парменида (бытие). Анаксагор к тому же добавил еще одно начало космоса, действующее уже не каузально, а телеологически, это — нус (ум).

Предпринятая Парменидом попытка построить теорию, основанную на понятии бытия, привела к первому кризису теоретического знания в философии. Теоретическое мышление пришло к выводу, что все бытие должно быть единым и неподвижным, тогда как чувственный опыт свидетельствует об обратном. Ученик Парменида Зенон показал, что при попытке теоретически осмыслить множество и движение возникают апории (затруднения), тогда как чувственное представление множества и движения не вызывает трудностей. Таким образом, элейские философы обнаружили принципиальное различие между результатами теоретического мышления и данными чувственного опыта. У них оказалось, что существуют как бы два разных мира: мир мыслимый, умопостигаемый, и мир чувственно воспринимаемый.

Преодолеть этот раскол между теорией и опытом, дав теоретическое объяснение их разногласию и объяв все в одной теории, попытались — каждый по-своему — Демокрит, Платон, а затем и Аристотель. «Создания этих трех героев греческого мышления, — как отметил В. Виндельбанд, — отличаются от учений всех предшественников своим систематическим характером. Все трое дали обширные, законченные системы науки. Такой характер их учения приобрели, с одной стороны, вследствие разносторонности проблем, с другой — вследствие сознательного единства их разработки. …Работа этих трех философов распространилась на всю сумму научных проблем».

Демокрит (вслед за Левкиппом) выдвинул гипотезу о существовании атомов, мельчайших, неделимых, вечных, неизменных частиц, не воспринимаемых чувствами, но постигаемых только умом. Все существующее и наблюдаемое в мире, а также души животных и людей нашло объяснение в теории Демокрита как видимые результаты чисто механических движений, столкновений и сцеплений невидимых атомов. То есть Демокрит все свел к геометрии форм и движений атомов, объяснив все с точки зрения чисел, рационально мыслимых «количеств», а не чувственно мнимых «качеств». Он создал первую механистическую теорию. Вместе с тем следует заметить, что Демокрит применил гипотетико-дедуктивный метод построения теории, как это сделал и Платон: оба философа полагали, что если чувственный опыт не дает достоверного, непротиворечивого знания, то теория должна основываться на гипотезе, которую выдвигает ум, а не навевают чувства.

Важную роль в становлении научного образа мысли сыграли софисты. Они показали, что ни одно утверждение, ни одно понятие, ни одна теория не может претендовать на абсолютную истинность. Релятивизм софистов способствовал разрушению догматического образа мысли. Софисты (Протагор, Продик, Гиппий) первыми стали исследовать способы доказательств и речевые средства, создав тем самым предпосылки для формальной логики и языкознания. У софистов впервые преподавание «мудрости» (которая скорее была все-таки риторикой, чем философией) стало оплачиваемой профессиональной деятельностью.

Зачатки диалектики, проявившиеся у софистов, развил Сократ. Его диалектика стала играть уже не только негативную роль (опровержение догматических утверждений), но и положительную роль как искусство корректного обсуждения какого-либо предмета, искусство исследовательского диалога. К. Поппер считал Сократа образцом необходимого для науки «подлинного рационализма», которому свойственна интеллектуальная скромность, способность к аргументации, диалогу, взаимной критике и умение прислушиваться к критике.

Платон, как и Демокрит, основал свою философскую теорию на гипотезе, гипотезе о существовании идей, и осуществил гипотетико-дедуктивное построение теории. Как и Демокрит, он полагал, что из восприятий видимых вещей возникают только мнения, а подлинное знание возможно о невидимых, умопостигаемых вещах, но у Демокрита таковыми являются материальные частицы — атомы, а у Платона — нематериальные идеи.

По Платону, материальные вещи обусловлены идеями. Но если материальное и нематериальное не могут каузально воздействовать друг на друга, как возможна связь между ними? Отношения между ними опосредовано математическими объектами. Возникновение вещей происходит путем математического оформления «беспредельного» (пространства). Беспредельное, стремясь к благу (высшей идее), оформляется согласно числам (пределам). Физическое тело стало у Платона математическим понятием.

С точки зрения Платона, нельзя с помощью чувств получить знания о вещах, ведь вещи и чувства изменчивы, и суждения, основанные на чувственном восприятии, будут непостоянны и относительны, поэтому такие суждения будут мнениями, а не твердыми знаниями. Только математический подход обеспечивает познание неизменных структур в вещах. Вообще знание возможно только относительно того, что неизменно, идеально.

В связи с этим Платон считал, что изучение математических дисциплин готовит ум человека к познанию (припоминанию) идей. К математическим наукам Платон относил (в порядке убывания их чистоты) арифметику, геометрию, стереометрию, астрономию и музыку. Изучение математики приучает человека усматривать идеальные формы за материальными вещами и готовит его ум к усвоению диалектики, науки, стоящей выше даже математики. Диалектикой Платон называл совокупность логических действий (прежде всего действий различения и обобщения), которые позволяют постичь идеи и их соотношения друг с другом.

Платоновская Академия способствовала развитию и авторитету математической и астрономической науки в Древней Греции.

У Аристотеля основным предметом научного познания становится сущность, само то, что есть, сами вещи в их действительном существовании, а не обособленные от них общие идеи. «...Ничто высказываемое как общее не есть сущность».

Математика, с точки зрения Аристотеля, не должна подменять физику, основанную на чувственном опыте или играть роль фундамента физики. Скорее наоборот, физические объекты являются основой для математических предметов как абстракций от чувственного опыта. По словам П. П. Гайденко, Аристотель «создал физику как науку, отличную от математики, имеющую другой предмет и другие задачи, чем те, которые решает математика»^.

Аристотель восстановил в правах наблюдаемую реальность, не объявлял чувственное восприятие вещей мнимым (как Парменид и Платон) или темным (как Демокрит) знанием. В науке о природе, как полагал Аристотель, «надо идти от вещей, [воспринимаемых] в общем, к их составным частям: ведь целое скорее уясняется чувством, а общее есть нечто целое, так как охватывает много наподобие частей».

По определению Аристотеля, «сущность… есть то, что она есть, не будучи чем-то другим». Сущность — это подлежащее, то о чем высказывается что-либо. Сама же она не служит для высказывания о чем-то другом: «Сущность, называемая так в самом основном, первичном и безусловном смысле, — это та, которая не говорится ни о каком подлежащем и не находится ни в каком подлежащем…» Значит, если, к примеру, о кувшине как о подлежащем, как о сущности говорят, что он красивый, то красота, приписываемая кувшину, не есть сущность, которая существовала бы сама по себе. Нельзя красоту или благо и т. п. превращать в самостоятельно существующие идеи, гипостазировать их, как это делал Платон.

В отличие от Платона Аристотель не отвергал познание изменяющихся природных вещей. Наоборот именно их движение и изменение проявляет и характеризует их сущность. Сущности именно так и существуют — в смене явлений. Явления одной и той же сущности, сменяют, отрицают друг друга, противоречат другу, но не противоречат сущности, которую они являют. Противоречиям свойственно единство, поскольку в них проявляется одна и та же сущность. Череда явлений сущности — это энтелехия, осуществление сущности. Явления — это не обманчивые призраки истины, а явления самой истины, ее действия, ее энергии. Сущность познается через ее явления.

За сменой явлений стоит одна и та же сущность. Поэтому вещь как сущность доступна познанию, ведь если бы вещь была только изменчивой, о ней нельзя было бы сказать ничего определенного, т. е. знание о ней было бы невозможно. При всех движениях, изменениях сохраняется один и тот же, тождественный себе субстрат вещи.

Субстрат характеризуется в аспектах его материи и его формы. Материя и форма существуют не сами по себе, обособленно друг от друга, чтобы потом соединиться в какой-то вещи. Они представляют собой два аспекта одной сущности. Сущность является носителем противоположностей, не будучи тождественной ни с одной из них.

Предшественники Аристотеля гипостазировали противоположности, а потом безуспешно пытались их соединить: у Парменида это бытие и небытие, у Платона — идеи и материя. Аристотель преодолевает теоретические трудности предшественников тем, что предполагает противоположности изначально связанными в одной сущности, в одном субстрате. Эти противоположности представляют собой не самостоятельные сущности, а продукты абстрагирующего мышления, различающего и выделяющего их из их принадлежности одной действительной сущности. «...Все противоположности всегда относятся к субстрату, и ни одна не существует отдельно. …Ни одна противоположность не есть начало всего в собственном смысле слова…» В таком случае, например, материя как одна из противоположностей не должна приниматься за начало всего.

Как видно, Аристотель во всем ищет середину, не только в своей этике, но и в онтологии и в гносеологии. Подобный подход имеет место и в логике, созданной Аристотелем, а именно: крайние (больший и меньший) термины силлогизма (умозаключения) связываются посредством среднего термина, благодаря чему получается необходимый вывод. Средний термин в силлогизме выражает суть бытия той вещи, о которой идет речь в силлогизме. По словам Аристотеля, «суть бытия [вещи] как причина есть средний термин»; «ибо… знать, что именно есть [данная вещь], и знать причину [ее] бытия — одно и то же». Посредством силлогизма в логике Аристотеля приводятся в необходимую связь, опосредуются крайности: общее и единичное (частное).

О силлогистике Аристотеля Лейбниц отзывался как о важнейшем открытии человеческого духа, своего рода универсальной математике.

Наиболее достоверным началом мышления Аристотель считал принцип, именуемый законом [не]противоречия и гласящий: «…невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении…» Этот же принцип применим и к бытию: «…в одно и то же время быть и не быть нельзя…»

Аристотеля считают одним из основателей биологии. В нескольких его трактатах о животных а также в трактате «О душе» применяются как эмпирический, так и теоретический подходы к познанию живой природы. В качестве теоретических средств для осмысления эмпирических данных используются понятия начала, цели, произведения. Применяемый Аристотелем метод можно охарактеризовать как классификационно-описательный.

В целом определяя понятие науки, признаки научного образа мысли, Аристотель отмечал, что «…научность (epistē mē) — это доказывающий, [аподиктический], склад…» «…Наука — это представление (hypolē psis) общего и существующего с необходимостью, а доказательство (ta apodeikta) и всякое инознание исходит из принципов, ибо наука следует [рас]суждению…»