ОККУЛЬТИЗМ. Подобно тому как стрелки часов маршируют по циферблату с часа до двенадцати, ежечасно пробуждаясь для нового настоящего

Густав Майринк

Подобно тому как стрелки часов маршируют по циферблату с часа до двенадцати, ежечасно пробуждаясь для нового настоящего, вновь возвращаются в жизнь человечества целые эпохи, которые казались безвозвратно поглощенными пучиной времени.

Оккультизмом (от лат. occultus – скрытый) нынче называют область сверхъестественного, общение с которой в прежние времена являлось привилегией жрецов различных племен и народов.

Да, было время, когда понятие «жрец» считалось равнозначным понятиям «пророк», «избранный», «сверхчеловек».

Те времена давно уж пролетели, но человек, настроенный на закон «великого часа», смеет надеяться, что они еще вернутся.

Оккультизм и мистику люди путают довольно часто, и оттого случается в жизни так, что люди, судачащие о данных областях Знания, частенько не понимают друг друга, словно беседуют на разных языках.

И хотя обе эти области родственны и взаимно дополняют друг друга, но лишь тот, кто исследует их глубины и философически обозрит их границы, лишь тот знает, что в основе своей они взаимосвязаны, как причина и следствие.

Объяснения того, что такое мистика, не есть цель сей книги, а потому достаточно будет сказать: путь мистики не завершается в оккультизме, а вот река оккультизма вливается в конечном счете в океан Мистического.

Уверенность в том, что оккультизм означает конец материалистического мировоззрения, есть не что иное, как заблуждение. Оккультизм только тогда является метафизикой, когда прорывается за границы нынешних знаний законов Природы. Его «духи» и «призраки» не менее материальны, чем плоть человеческая, они обитают в том же царстве материального, что и рентгеновские лучи; они не имеют ничего общего с источниками Чистого Духа, с «вечными причинами».

А вот то, что путь оккультизма приближает скорее к Чистому Духу, нежели к материализму, по-прежнему так и не доказано; древнеиндийские великие мудрецы даже считали, что путь сей уводит намного дальше и того и другого!

Мнения европейских мыслителей по этому поводу разделились: одни склоняются к тому, что с вершины гор обзор просто замечательный (они как раз считают оккультизм подобной горой); другие в ужасе шарахаются от оккультизма прочь (они считают все связанное с оккультизмом сущим болотом, объявляют его обманом священнослужителей, играми в таинственность, шутовством, суеверием). Достойный сожаления факт, в том повинны грязные примеси, которые засорили воды в реке оккультизма. Многие уважаемые люди, возлюбившие ясность мысли и наблюдений, склоняются в результате к тому, чтобы устроить «дитяте» основательную головомойку.

Но грядет еще великий час мира, названный двенадцатым, стоящий в оккультизме и мистике под знаком нового Явления, ибо тот, кто верит, что ныне космическая стрелка вновь стоит на двенадцати, никогда не заплутает на путях духовных.

О моде здесь говорить столь же нелепо, как и сказать: среда – это самый модный день недели!

Хотя вполне вероятно, что очень многие люди переодеваются к обеду в новые наряды, забывая при этом помыть руки.

Довольно часто приходится слышать, что как только начинались войны с их неизменной свитой: страданиями, нуждой и слезами, – человечество всякий раз в поисках утешения и помощи обращалось к оккультизму, то есть к той самой области, мимо которой оно так долго и так упрямо проходило до «часа Икс».

Мне кажется, что вещи эти прямо противоположны друг другу, вот только «час Икс» у них одинаков.

Исследуя корни, из которых пророс оккультизм, мы приходим к следующим выводам: жажда человека обрести свободу является тем механизмом, что приводит в движение абсолютно все.

Уверяю вас, кто глубоко копает, непременно обретет первопричину всего, из этой самой первопричины родились все знания последнего времени – философия, мистика, свидетельства о путях единения с Духом.

Жажда человека обрести истинную свободу проявляется весьма своеобразно: как тяга к удовольствиям, деньгам и обладанию, как средство творить наслаждения «для себя», как стремление к знаниям, как желание оградить себя от различных страданий, старости, болезней, смерти, голода, жажды, стихийных бедствий, усталости, обид и забот или как тоска по любви, отнятой смертью, тоска по слиянию с этой любовью.

Столь же разнообразны, как и желания, будут пути, по которым ступает Ищущий Исполнения, а посему многоцветными представляются нам картины, написанные оккультизмом, когда вглядываемся мы в его историю, когда не сводим глаз с эпох и народов, проникнутых духом оккультных исканий.

Многие события оккультного рода ныне и вспомнить-то уже непросто, другие, более новые, случаются с завидным постоянством. Такого рода феномен, известный со Средневековья, – так называемая инжекция, – уже предан забвению, но и сегодня доводит людей до истерики, ибо подобное – но только подобное – инжекции случается лишь с истеричными личностями.

В древности, в особенности в древности азиатской, появлялись одно за другим сообщения о магических «чудесах»; индийские аскеты и йоги, приверженцы разных школ, соревновались друг с другом, желая превзойти соперников в духовной силе; но от столетия к столетию все скромнее становятся ряды подобных «кудесников», пока наконец не дойдет до того, что миссионер в Тибете аббат Хук, священник-иезуит, а вслед за ним доктор Хопигбергерс станут свидетелями того, как факир Хари Дас велит похоронить себя на длительный срок, чтобы затем ожить вновь. И лишь очень немногие примут эти сообщения на веру.

У народов западной культуры оккультизм, казалось, впал в летаргический сон по завершении процессов над ведьмами, с упадком алхимии и концом розенкрейцерства. И тогда, в 40-е годы XIX столетия, в маленьком городишке Соединенных Штатов произошло событие, над которым вначале много смеялись и, поскольку сообщение о нем пришло из Америки, считали враньем. А в действительности оно оказалось исходной точкой так называемого духовного движения, распространившегося по всей земле и остающегося по сию пору таким же мощным, как и прежде.

Иными словами, произошло следующее: в уже упомянутом маленьком городке в блочном домишке поселились две сестры по фамилии Фокс. Одна из них, если я правильно осведомлен, служила телеграфисткой. Время от времени сестры слышали стук в стены, причину которого им долго не удавалось выяснить. Очень скоро стало ясно, что стук сей не может быть шаловливым безобразием живых, и, поскольку он казался более или менее ритмичным, одна из сестер, телеграфистка, предположила, что это могут быть какие-то похожие на депеши «сообщения», и начала, сверяясь с азбукой Морзе, расшифровывать звуки, рождаемые незримым «стукачом». И почти сразу убедилась в правильности своей догадки: незримый «телеграфист» действительно посылал депеши. Его сообщения гласили, что он является «духом человека, убитого в блочном доме». Он назвал своих убийц по именам и выдал их местопребывание. И позднее убийц действительно разыскали.

Сестры Фокс получали и другие таинственные сообщения из разряда тех, смысл которых так любят разгадывать в кружках спиритистов, желая пообщаться с Потусторонним и царством Распрощавшихся. Результатом «общения» сестер Фокс стало то, что спустя некоторое время тысячи людей занялись так называемым верчением столиков – эксперимент, о котором я могу, сообразуясь с собственным многолетним опытом, сказать, что результаты его почти всегда проистекают из обмана, в который вовлечены один или же несколько участников спиритических кружков. В лучшем случае – из самообмана. Удивительно, сколь часто здесь присутствует мальчишеское озорство, желание поводить за нос других, – а в конечном счете и самих себя, – причем желание сие открывается у вполне взрослых людей. Почтенные люди с прекрасным образованием и отличным воспитанием в мгновение ока превращаются в мошенников и не боятся давать свое честное слово, очевидно лжесвидетельствуя. Но еще более поразительно то, что подобное мальчишеское озорство обладало силой, что оно смогло затормозить весь процесс познания оккультизма на целые десятилетия. Впрочем, не одни лишь более или менее смехотворные результаты столоверчения были на повестке дня на спиритических заседаниях, случалось также сталкиваться и с такими феноменами, которые предоставили естествознанию множество неопровержимых доказательств. Ныне кое-какие из данных доказательств изучают в школах на уроках физики, впрочем, это лишь жалкий осколок действительного Знания. Если руководствоваться подобной точкой зрения, любой изобретатель, любой первооткрыватель или исследователь есть не что иное, как оккультист, ибо поиски свои он ведет на территории «потаенной» области знания.

Электричество, свет, тепло – все они в основе своей столь же «оккультны», как и духовные процессы. Примитивные народы видели за завесой молний и грома божественных духов. Мы же лишили молнию и гром божественного начала. Мы вообще всю природу лишили божественного начала и уверились в собственной правоте просто потому, что открыли первопричины всего того, что скрывается за великими явлениями, а сами эти великие явления загнали в лаборатории, в нутро машин.

Святой Бонифаций спилил дуб-громовик, и с ним ничего не произошло. Если бы он распилил столб, находящийся под высоковольтным напряжением (когда б существовали такие столбы в те времена), ему бы мало не показалось, хотя существование или несуществование демона молнии осталось бы не доказанным как в первом, так и во втором случае.

«Не собираетесь же вы всерьез утверждать, что законами механики управляют духи и прочие „сознательные существа"?» – слышу я уже возражения.

А почему бы и нет?!

Сведенборг, человек, доказавший всем сомневающимся, что он владел удивительным даром провидца именно так и думал, он был убежден в этом нерушимо.

А Иисус из Назарета видел скрывающегося под завесой многих душевных болезней дьявола, изгонял его, так что приходилось тому вселяться в свиней и низвергаться в воду.

Сведенборг утверждал, что любое действительно верное познание природы было бы невозможно, если придерживаться иной точки зрения.

Вдобавок ко всему наши господа ученые во все века и времена ставили такую жирную точку под своими механическими карикатурами мира, превращая так называемый «здоровый» человеческий разум и в слепой, и в больной, и в неспособный на элементарнейший анализ (благодаря теории относительности профессора Эйнштейна), что в результате вера в демонов какого-нибудь монгольского шамана стала лучше, чем наука, объяснять физические процессы и звучит для нынешних европейских светил музыкой Откровения.

Я уже говорил, что за тягой к оккультизму скрывается в человеческих сердцах тоска по истинной свободе. Тоска по свободе у многих из нас – причем не самых плохих, взгляните хотя бы на Ницше! – столь сильна, что ее можно было бы выразить словами: «Я хочу быть свободен от богов и призраков».

Так желают и думают все те, кто, приняв определенные феномены оккультизма за истину, смогли за явлениями богов, демонов, призраков или же «жителей незримых нам сфер и царств» разглядеть Правду.

Иногда они тоже хватают через край, ибо есть некая разница между отрицанием бытия подобных существ, чтобы быть свободными от них, и признанием их существования во имя все той же свободы от них.

Спиритические «медиумы» не только признают существование потусторонних существ, они даже подчиняют себя их воле, превращая себя в инструмент потусторонних сил.

Но область оккультного не ограничивается одними только «игрищами медиумов»: существует нечто, что можно было бы назвать магией, или господством, нечто, что смотрится как дружба с незримыми сущностями, а кроме того, как возможность развития определенных духовных способностей, которые в некоторой степени превышают даже силу индийских магов.

Проанализировать подобные особенности – такова цель следующего раздела настоящей книги.

НЕЗРИМЫЙ МИР

Повседневность с ее повторяемостью прекрасно известных событий побуждает огромное количество людей к поверхностному мышлению, к мысли о том, что лишь то действительно и реально, что воспринимается пятью нашими чувствами. И если кто-то начинает упорствовать в утверждении, что вполне могут существовать Невидимые нами, сразу же хор материалистов громогласно вопрошает: «Ну и где же они, по-вашему, находятся?»

Следствием неряшливости мыслей в голове большинства людей является вывод, что некие сущности, увидеть и постичь которые невозможно, должны обитать в самых отдаленнейших местах, где-нибудь в сферах космического пространства или же в небесах религиозных представлений, на Луне и бог весть еще где

То, что существуют звуки, неслышимые нами, краски, невидимые нами, и вещи, непостижимые нами, то есть мир, находящийся в том же самом месте, что и наш «грубый», материальный, пронизывающий это же самое место, знает всякий полуобразованный, но знаниями своими не пользующийся человек.

Упрямо отрицается сама возможность того, что подобные сущности могут общаться с нами, становясь зримыми во имя того, чтоб заострили мы силы нашего восприятия. Почему-то мысль о том, что возможно общение с существами с планеты Марс, кажется людям куда более привлекательной.

И несмотря на это, рассказов о сообщениях человека с незримым миром столь ужасающе много, что ими можно было бы забить целые архивы.

И поныне еще величайшим и знаменитейшим оккультистом Европы считается Теофраст Парацельс.

Он придерживался взгляда, что человек отчасти принадлежит сверхъестественному миру и живет в нем, сам того даже не осознавая.

В любом случае многое указывает на то, что Парацельс черпал свои знания из каббалистического и неоплатонического учении, а его сочинения – к сожалению, известные слишком немногим, – отчетливо дают понять, что Парацельса по праву можно назвать истинным свидетелем оккультных событий. Он говорил:

«Природа, являющаяся миром и началом всего, есть одно-единственное великое Целое, Организм, в котором все вещи связаны друг с другом. В ней нет ничего мертвого; все органично и живо; весь мир кажется большим живым существом.

Нет ничего физического, что не скрывало бы в себе духовного; нет ничего такого, что не скрывало бы в себе жизнь и не жило бы.

Не только то, что движется и волнуется, подобно человеку и животному, наделено жизнью, но и все недвижимые вещи тоже живы. А посему нет никакой смерти в природе, и умирание существ есть не что иное, как погружение – возвращение во чрево истинной матери, уничтожение первого рождения и становление иной, новой природы.

Человек – существо троичное: материальное, согласно своим плотским элементам; эфирное, согласно духу своему; божественное, согласно душе своей. Таким образом, участвует он во всех трех мирах. Так что человек сам есть маленький мир, духи которого оживляют сущность его и живут, в нем. Пища нужна человеку лишь для того, для чего и навоз нужен пашне; ни на жизнь, ни на разум, ни на внутренних духов человеческих не влияют пища и питье, не делают они их ни лучше, ни хуже; дух есть властелин, воображение – инструмент, а тело – материал скульптурный». Об обитателях незримого мира Парацельс рассуждает много и подробно. Кто внимательно изучал его произведения, довольно быстро составил для себя правильный образ того, как объясняются многие загадочные феномены спиритизма.

Вот несколько цитат из его книги.

«Еще не раз будет замечено, что духи и эвестры (астраль ные тела) умерших людей могут приходить к нам, являясь нам во сне, причем даже духи тех, кто умер за пятьдесят или сто лет до нашего рождения. Духам сим даны высшие, осо бые помыслы, о коих можно говорить бесконечно много. Необходимо, чтобы мы оказывали им особое почтение, а также ценили то, что являют нам такие эвестры, разговаривая с нами и сообщаясь духовно.

Благодаря духам и эвестрам во сне открывается нам добро и зло, особенно тогда, когда обращаемся мы к ним с мольбой. Эта мольба дорогого стоит, и во сне духи даруют нам здоровье и лекарство, благодаря которому возможно наше исцеление. Я не могу поверить, что сии откровения нисходят с небес, зато приходится поверить мне, что нельзя говорить о свете природы, не познав ею во сне с приходом эвестры.

Мы не ведаем того, что есть в нас, ибо пленены мы сиюминутными вещами; мы проспали то, что есть в нас. Во всяком из нас заключены все искусства и мудрость, но не всякому дано увидеть, что заключено в нем. Человек спящий пробуждается для сих искусств. Ибо свет природы, работающий во сне, есть незримый человек, такой же живой, как и человек зримый; только дано ему знать поболе, чем знает грубая плоть. У человека два тела, одно – элементарное, а второе – эфирное, и оба тела даются одному-единственному человеку. Одна из этих оболочек зрима, а вторая – невидима. Смерть разлучает оба тела друг с другом; элементарное гниет в могиле, эфирное (спустя продолжительное время) поглощается небесами. Во сне, когда элементарная плоть отдыхает, пробуждается эфирное тело, ибо сон для него – ничто. Когда элементарное тело покоится во гробе недвижимое, эфирная оболочка пребывает в движении, на одном месте она не остается, она ищет жилище, кое имел человек в своей жизни. Из сего следует, что эфирное тело может быть увидено при некоторых обстоятельствах. Если кто-то говорит, я видел такое-то и такое-то „привидение", – то это было только эфирное тело».

Иное происходит с людьми, погибшими насильственною смертью. Их астральные тела после смерти как будто не могут смириться с потерей элементарной оболочки, и они странствуют по земле в поисках естественного своего прибежища, пытаются совершенствоваться духовно, раз не могут уже совершенствоваться физически. (Парацельс называл подобные сущности кобольдами, лемурами, полтергейстами, или шумными духами. Кобольды живут в эфире mysterium magnum, и их внешний вид являет их моральный облик. Земные склонности и страсти все еще полностью владеют ими, и те ищут их удовлетворения.)

«Злосчастные полтергейсты – эти туманные образы – шалят в тех местах, где обитали живыми; и в смерти оставаясь несчастными, они блуждают в окрестностях своих преступлений. Появляются они не всегда одним и тем же способом, ибо нечасто им дается воплощение, они незримы, так что живым слышны лишь лай иль иной какой звук, голоса или шум невнятный либо только стук или поскрипывание, смех, свист, шипение, вой, вздохи, жалобы, топот, грохот привлекают внимание людей и вынуждают живых задаваться вопросами».

Более поздние оккультные теории утверждают, что только определенного рода существа, связанные с неким злом, производят подобный шум, воспользовавшись эфирной оболочкой умершего, чтобы приблизиться с его помощью к сферам, доступным человеческому восприятию.

Далее Парацельс говорит:

«Призрачные сущности есть фантазмы. Это – ночные духи, имеющие нечто сходное с человеческим разумом и ищущие людей, что склонятся под их властью. Они многообразны, добры и злы, незримы и ужасны, но кружат вокруг людей, словно псы, которые тоже любят людей, бродя за ними по пятам. Но как бы то ни было, это пустые духи, только мешающие людям и отнимающие у них силы». О так называемых инкубах и суккубах (мужских и женских развратных демонах, играющих столь значительную роль в жизнеописаниях католических святых) Парацельс говорит «Воображение есть родина суккубов и инкубов; они происходят из сильного воображения тех, кто развратен в чувствах и помыслах. Так, тот, кого нафантазировала сама женщина и кто грешит с нею до конца, рождается из потерянного семени инкуба. Фантазия порождает множество странных монстров, которым несть числа и которые в свою очередь пугаются наших „нескромных" взглядов. Когда сии сущности достаточно уже уплотнятся, чтобы быть видимыми, они покажутся цветными тенями. У них нет собственной жизни, они живут жизнью тех, кто вызвал их, следуя за ними, словно тень за телом.

Порождаются они в окружении идиотов и безнравственных людей, на привычки коих дурное воздействие оказало одиночество. Взаимосвязь частей их туманного тела очень хитра; они боятся сквозняков, сильного огня и лезвия меча. Они образуют своего рода туманный придаток к телу их „родителя" да еще способны переносить на тех свои раны». Кстати, при спиритических средствах материализации часто возникает феномен так называемой реперкуссии, когда раны «призраков», материализуемых в теле медиума, переносятся на тело медиума. Обстоятельства, которыми пренебрегали долгое время, становятся в глазах сомневающегося лучшим доказательством существования тех, кто незримо (через медиума) высказывает свое мнение. Так, во время сеансов медиумы часто жалуются на головокружения и тошноту.

О заклинателях духов – а наши сегодняшние спириты есть не что иное – Парацельс пишет следующее:

«В принципе они заклинают только эфирное тело мертвеца, но забывают, что человек не обладает никакой властью над эфирным телом. Из этих легкомысленных действий проистекает то, что „умный дьявол" пользуется такой же эфирной оболочкой, чтобы показать себя. Ибо там, где злые духи могут овладеть живыми людьми, они сделают это, не встречая никакого сопротивления. А следовательно, заклинатели духов действуют заодно со злыми духами, а не с духами человеческими, и являются заклинателями дьявола, но не человека».

То, что Парацельс был знаком с феноменами спиритического апорта (перенесения предметов и т.д. из отдаленных мест. Феномен поразительного рода, о существовании которого писали в крайне захватывающем духе такие ученые, как профессоры Крукис и Целльнер), можно понять из следующего его высказывания:

«Во все часы дня и ночи существуют эфирные тела женщин и мужчин, захваченных злыми невидимыми сущностями, ибо во все дни умирают женщины и мужчины, подчиненные воле зла. Эфирные их тела доставляют кувшины вина из самых далеких земель и иные вещи. Когда, например, прямо посреди зимы в землях, где царит холод, появляются свежие розы, то опытный человек мог бы сказать, что дело тут нечисто. Мудрый же человек, маг, напротив, сказал бы, что сии вещи есть силы природы, ибо явились они из той земли, где царит лето. Точно так же с такой же быстротой и снег может быть перенесен магом в страны, где правит горячее вечное лето».

Об астральных телах, с помощью которых возможен подобный перенос, Парацельс пишет:

«Плоть человеческая должна пониматься таким образом, что двойственна она: есть плоть, от Адама происходящая, и плоть-не-Адамова. Перед последней никакие стены не устоят: сей плоти не нужны никакие двери, никакие щели, она пройдет сквозь всякие стены и ничего не разрушит; это – субтильная плоть, ни с чем не связанная и ничем не постижимая, ибо не из земли рождена она».

Многое еще пишет Парацельс об обитателях незримого мира, пронизывающего наш собственный; некоторые из его высказываний стоит привести здесь. «Подобные духи в бессчетном количестве существуют во вселенной, они являются к тем, кому ведомы все тайны хаоса, связанные с mysterium magnum (эфиром, так называемым четвертым измерением Целльнера), например флагги (так называет Парацельс род семейных духов). Кто сможет одолеть их и приучить к послушанию, словно слуг, тот может быть назван рекромантом (не путать с некромантом – заклинателем мертвецов). Существует лишь два вида рекромантии: действовать добром или силой; в любом случае, чтобы заставить флаггов действовать по воле рекроманта, нужно либо сделать их зримыми, либо оставить незримыми. В первом случае духи становятся видны в магических зеркалах, в кристаллах (так называемое прозрение с помощью хрустальных шаров или поверхности воды), в угле, игольном ушке и т. д.; во втором случае флаггов подчиняют своей воле с помощью лозы (лозы желаний), знаков на свинце, камнях и т.д.

Но не все послания этих духов являются сомнительными, двусмысленными и обманчивыми (точно так же, как и на нынешних спиритических сеансах!), и хотя духов, являющихся в зеркалах и кристаллах, заклинают тысячи язычников, вряд ли стоит верить силе их заклятий; ибо без приказания Божьего не скажут духи всей правды». Далее идут рассуждения о так называемых природных духах.

«Они обладают плотью, что не есть Адамова; это – органические сущности, отличные от человека, как тело отличается от души. У них есть (если это можно так назвать) плоть, кровь и конечности, они рождают детей, едят, говорят и превращаются во что угодно, и такое недоступно другим духам. Это – креатуры (творения), составленные из двух частей, как если 6 две краски смешались друг с другом. У них лишь животный разум, живут они в четырех элементах и называются в соответствии с этим нимфами (вода), сильфами (воздух), пигмеями (земля) и саламандрами (огонь); они живут тем же, чем жив человек на земле и в воздухе. Ни одна из категорий сих духов не может обитать в элементах другой категории. У каждого из элементарных существ есть свой элемент, в котором дышат они, как мы в воздухе. Все они боятся ученых, пьяниц, обжор, воинственных народов и охотно являются совершенным и ребячливым людям; впрочем, они хитры, словно дикие звери».

Сомневающийся слишком во многом, когда посвящают его в историю оккультизма, моментально заупрямится и скажет: все это взято из народных сказок. На это можно было бы возразить: «Нет, многие из созвучных друг другу сказок и легенд народных, что сочинялись в странах разных, рождены восприятием человеческим, восприятием тех, что были ближе природе, нежели мы с вами».

Как Парацельсу царство духов, Средневековье с его ведьмами может быть крайне интересно для оккультиста, но нам все же следует ныне перелистнуть славные его страницы, не читая. Ибо летописцы средневековые в целом слишком суеверны, они находятся в плену веры своей в дьявола, и нелегко их призвать в свидетели. Их знания, например, у Ван Гельмоута, слишком мало основаны на собственном опыте и в основном носят философический, умозрительный характер.

Мое восхищение целиком и полностью отдано Парацельсу – он дарует нашему разуму множество разгадок оккультных и спиритических феноменов. Их вполне достаточно, хотя – особенно в последнее время – наш опыт в области спиритизма обогатился чрезвычайно благодаря экспериментам таких ученых, как Ломброзо, Рихет, Крукес, Целльнер, Кроуфорд и барон доктор фон Шренк-Нотцинг.

Неужели подобные феномены реальны и правдивы? Неужели опираются они на действительные факты? Вот вопросы, ныне звучащие повсеместно.

Я бы никогда не отважился отвечать на эти вопросы утвердительно, если бы сам не был абсолютно убежден в том. Но одно я могу с сожалением констатировать: среди сотни медиумов вряд ли найдется один честный. Я сам присутствовал на многих сотнях заседаний у всех медиумов, какие только встречались мне, и результат был неутешительный. Близкий уже к тому, чтобы отвергнуть это дело как наибесполезнейшее, я наконец стал очевидцем столь невероятного оккультного феномена, что был щедро вознагражден за многолетние безрезультатные поиски. Для меня уж более не существует никаких сомнений в том, что феномены так называемого проникновения веществ сквозь другие, не менее «твердые» свободное парение в воздухе человека и тяже предметов (причем часто при ярком освещении!) явления «привидений» дичайшего вида, подбрасывание предметов по зигзагообразной линии, мaтepиализация с помощью рук да даже явление образов звероподобных существ (пауков размером с кулак, падающих из воздуха) есть не что иное, как грубые факты.

Дилетант от оккультизма спросит: да возможно ли такое вообще, чтобы твердые вещества проникали друг в друга без видимых для того щелей, отверстий, как галька какая-нибудь в инкрустированную столешницу или в подоконник?

Чтобы объяснить подобное явление, непременно придется основательнейшим образом пересмотреть прежде существовавшие взгляды на то, что называют веществом, или материей, а что – пространством. До нынешнего дня мы культивировали ложные взгляды на данный вопрос и слишком уж доверялись нашим пяти чувствам.

Профессор Уильям Крукес следующим образом объясняет (специально для дилетантов!) подобное проникновение: «Если один предмет проникает в другой, он превращается в силу, становится бесформенным (так сказать, подобным рентгеновским лучам!) и после перехода в бесформенное состояние перетекает вновь, преодолевая препятствия, в свой первоначальный образ. При данном проникновении, – говорит Крукес, – предметы непременно должны раскалиться». И в самом деле, при проникновениях, которые наблюдал Крукес, соприкоснувшиеся предметы действительно раскалялись.

Но существуют также факты проникновения, когда предметы вовсе не раскалялись. Я сам мог наблюдать, как мыльные пузыри проникали чрез мои ладони!

Знаменитый немецкий ученый, профессор Целльнер (сам считавший свои теории «безумными»!) создал гениальное по своей простоте учение о четвертом измерении. Чтобы понять его, достаточно принять следующее: считать, что все существа всего лишь двухмерны (имеют длину и ширину) было бы слишком просто, слишком прагматично. Поэтому возникло представление о том, куда могут исчезнуть двухмерные вещи, – представление о высоте и глубине, то есть о третьем измерении пространства. Аналогично этому должны «вести» себя трехмерные сущности, к примеру, человек, когда в расчет берется и четвертое измерение. А то, что существует свыше трех измерений пространства, можно просчитать даже математически.

По Целльнеру, под проникновением можно понимать следующее: предмет из трехмерного пространства «переселяется» в четвертое измерение, то есть исчезает в одном месте, а затем вновь возвращается в царство трех измерений (то есть появляется вновь в другом каком-нибудь месте). В данном случае можно было бы сказать, что он курсирует дорогой наших чувств. (Пространство же есть не что иное, как погруженность в наши пять внешних чувств.)

За долгие годы, что провел я в изучении оккультных событий, – правда, несколько иных, неспиритического характера, – я сам пришел к теории, про которую не смею утверждать, что верна она с философско-научной точки зрения, но которая помогает мне все, что я пережил и изучил, обдумать до самого последнего предела, объяснить любые возможные феномены. Я могу и хочу привести здесь только «вершки» данной теории; они выражаются в следующем: объективной реальности не существует вообще, есть только одна реальность – субъективная.

Все, что имеет форму, является только субъективным, увиденным лишь мною и лишь потому реальным, и никогда объективно-действительным. То, что я могу, например, сфотографировать некоторые вещи, а другие нет, конечно же, ничего не меняет в этом мире. Если мы примемся за чтение трудов так называемых духовных (не путать со спиритическими) медиумов, таких как Аллан Кардек, Джексон Дэвис, Адельма фон Бэй, Сведенборг и т.д., а также сообщений их духов о царстве мертвых («рае»), мы обнаружим поразительное сходство рассказов. Но все описанное ими привлекательно лишь для людей полутрезвого мышления, у которых волосы встают дыбом да в животе все переворачивается от мещанского упоения (когда прочтут они, что существуют-де на «Небесах» некие объединения, где обучают умерших детей географии и пению аллилуйи; затем фабрики, на которых изготавливаются одеяния для привидений, и тому подобные глупые россказни). Индейские племена верят, что после смерти их ожидают охотничьи угодья вечности, арабы не сомневаются в существовании райских гурий и так далее. И все это сплошные бредни и детские сказки, изобретенные более или менее плохими поэтами?

Нет! Я твердо верю: нечто подобное действительно существует после смерти. Но оно, конечно же, только лишь субъективно-реально. Если кому-то не повезло, может вполне случиться и так, что он переселится на подобные небеса. Будда проповедовал полный отказ от земных желаний как средство спасения. Спасения от таких вот состояний безрадостного блаженства, за которым рано или поздно следует «похмелье» и возвращение «Я» на Землю со всеми мучениями земного существования, возвращение в известные нам субъективные представления о бытии.

Как нереальна в смысле объективности жизнь после смерти, описываемая медиумами, так же нереально и все то, что кажется нам приземленным и надежным. И то и другое – сущие галлюцинации. Если придерживаться такой точки зрения, все оккультные феномены, даже самые необычные из них, становятся вполне объяснимыми.

Рассмотрим же то, что в новейшее время происходило в спиритических кружках.

В 70-е годы XIX столетия английский медиум, шестнадцатилетняя Флоренс Кук, заставила многих говорить о себе. Говорили, что рядом с нею духи умерших становились зримыми. Этому даже был посвящен целый ряд «заседаний». Кто бывал на подобных заседаниях, знает, как они проходят. Большая часть участников садится вокруг стола, все берут друг друга за руки, образуя замкнутую цепочку. Это необходимо для того, чтобы возникло определенное биомагнетическое излучение. Если материализация (явление духов) состоялась, необходимо изолировать медиума в кабинете, защищенном от света. Вскоре медиум впадает в своего рода бессознательное состояние, называемое трансом.

В подобных заседаниях принимали участие профессор Уильям Крукес, его супруга, мистер Трапп, мистер Гаррисон и знаменитый электротехник и физик Варлей. Медиумом была мисс Флоренс Кук. Варлей пишет.

«Мисс Кук отдыхала в кресле в той комнате, которая позднее становилась изолированным кабинетом. Две монеты, припаянные к платиновым проводам, с помощью колец укреплялись на ее запястьях. Провода подсоединялись к двум элементам Даниэля и затем к контрольному аппарату. Когда все было готово, в задней комнате выключали свет, и весь вечер ток пронзал тело медиума. (Обман, таким образом, был полностью исключен.)

Я сидел за столом футах в десяти-одиннадцати от дверей кабинета. Поскольку наша комната была слабо освещена, мои глаза были менее восприимчивы, чем у других наблюдателей, так как я большую часть времени наблюдал за изменениями показаний гальванометра. Здесь мы добавим, что это было одно из многих заседаний, уже описанных Варлеем. Из кабинета явился образ духа, назвавшийся именем Кати Кинг.

Она ничем не отличалась от живых людей, была одета в белое, казалась из плоти и крови, дышала, ходила, говорила. Варлей продолжает свой рассказ:

«Кати (дух) случайно была похожа на мисс Кук (медиума), и я сказал ей: „Вы выглядите совсем так же, как ваш медиум". „Да, да", – отозвалась она. – Я при этом старался разглядеть, произойдут ли, когда она шевелила руками, какие-либо изменения, например, в мощности электрического тока; иногда появлялись легкие колебания, когда она разжимала кулачки или сжимала их; а когда она писала, никаких изменений не было видно. К концу заседания в комнате сделалось совсем темно, и Кати (дух) потребовала у меня приблизиться к ней. Она позволила мне взять ее за руку. Рука была длинной, совсем холодной и липкой. Через одну или две минуты Кати велела мне пройти в темную комнату, чтобы вывести мисс Кук (медиума) из состояния транса. Я нашел ее в глубоком обмороке; ее голова лежала на левом плече, правая рука свисала с кресла. Ручки у нее были маленькие, теплые, сухие, а не холодные, длинные и влажные, как у Кати. Провода были закреплены точно так же, как я их сам устанавливал».

Позднее Кати Кинг сфотографировали, на некоторых снимках она была одна, на некоторых – с профессором Крукесом.

Крукес говорит об этом:

«Во время фотографических заседаний Кати закутала голову своего медиума в шаль, чтобы не допустить попадания света на ее лица. Я абсолютно убежден, что мисс Кук и Кати – два отдельных индивида. Волосы мисс Кук – темно-каштанового цвета; локоны Кати (духа!), один из которых (она позволила мне срезать его со своей дикой шевелюры) лежит сейчас передо мной, были светло-каштанового оттенка».

Мистер Гаррисон, еще один участник того спиритического кружка, сообщает о другом заседании:

«Когда Флоренс Кук сидела в темной комнате, я слышал легкий скрежет. Кати (дух) держала в руках кусок материализованного вещества, который она терла о волосы медиума, чтобы достичь некой „инфлуэнции", то есть электростатической индукции, необходимой духам для материализации. Слышался тихий разговор.

Флоренс говорила: „Уйди, Кати, я не могу вынести твое присутствие, оно пугает меня. Кати отвечала: „Не будь такой глупой"».

(Скрежет.)

Флоренс. Я не хочу сидеть на таких заседаниях, я не люблю всего этого и ухожу.

Кати. Ты ведь только мой медиум, а медиум – всего лишь машина.

(Скрежет).

Флоренс Ладно, если бы я была только машиной, но я не хочу бояться, уходи.

Кати. Не будь дурой».

Принц Эмиль фон Сайн-Виттгенштейн, тоже принимавший участие в заседаниях с Флоренс Кук, пишет:

«Легкая занавеска кабинета зашевелилась, появился полуобнаженный мужчина и приподнял левую сторону занавески, открывая волшебно-прекрасный вид. Там стояла Кати Кинг (дух), ее правая рука лежала на груди, другая удерживала отодвинутый в сторону занавес Она оглядела присутствующих. Дух был в тысячу раз прекрасней, чем его фотографии. Юная дама в складчатых одеждах, похожих на одеяния античных статуй и полностью скрывавших ее босые ноги, прекрасные белые руки оставались неприкрыты до плеч, пальцы рук длинные, со слегка заостренными ногтями. Каштановые локоны блестели под белой вуалью. Бледное лицо было скорее круглой, нежели овальной формы, улыбчивый рот и прекрасные зубки. У нее был орлиный нос, большие голубые глаза миндалевидной формы, затененные густыми ресницами, тонкие брови; она была грациозна, словно взошедшая на пьедестал нимфа. И это удивительное воплощение женственности, в духе существа, умершего многие годы назад, выглядело дымкой неземной!

Призрак, казалось, с любопытством наблюдал за мной, и я заметил в ее глазах нечто, что напомнило мне о мире духов. Даже такая прекрасная, сейчас она казалась стеклянной; и все же ее смеющийся рот и вздымающаяся грудь будто говорили: я счастлива на мгновение оказаться среди смертных. Затем она заговорила шелестящим шепотом, но все равно крайне приятно: я не могу сейчас уйти далеко от моего медиума, но вскоре наберу поболе силы. Я прошу вас взглянуть на мои ноги; она подняла платье до колен, и я увидел классической формы ноги, напоминавшие ноги статуй, которым не хватало жизни».

Интересно то, что ученый доктор Гулли узнал на заседании от духа Кати Кинг.

Доктор Гулли. Можешь ли ты объяснить нам силы, благодаря которым материализуется твой образ?

Кати Кинг. Это невозможно.

Доктор Гулли. Это электричество или нечто подобное?

Кати. Нет, все это чепуха, что говорят у вас об электричестве.

Доктор Гулли. И нет у вас этой силе названия или определения?

Кати. Это сила воли больше, нежели что-то другое; в действительности воля есть основа исходящей от меня силы, силы воображения, из самой себя творящей образ.

Доктор Гулли. Когда вы исчезнете, то куда уйдете?

Кати. В медиума, которому верну все силы, что взяла от него; если бы я захотела получить от медиума очень много силы и не пожелала возвращать ее, то это на месте убило бы ее (Флоренс); она бы задохнулась. Но при этом я не двойник ее; иногда говорят много чепухи о двойниках; я всегда остаюсь собой.

Доктор Гулли. Когда вы уходите, что исчезает первым, тело или одежда?

Кати. Тело. Материализовавшаяся сила возвращается к медиуму, а затем растворяется в элементах платье.

Доктор Гулли. Может ли человек из плоти и крови оценить силы, необходимые вам для появления?

Кати. Нет, не может.

Доктор Гулли. Вы говорите, что всегда остаетесь собой; так кем же вы были во плоти?

Кати. Я была Анной Морган (Кати Кинг часто говорила, что так звалась при жизни) и жила в годы правления Карла I.

Подобные явления, каковые наблюдали собравшиеся у медиума мисс Кук, нередки в истории спиритизма До сегодняшнего дня они повторяются, но доказать с несомненностью идентичность материализующихся духов с умершими не удавалось еще никому; до определенной степени всегда были заметны смешения свойств и представлений самого медиума. Отчего на заседаниях слышатся постукивания и каким образом происходит верчение стола, было установлено мистером Кроуфордом на заседании с двумя медиумами, шотландским семейством Голиггер, и документально зафиксировано с помощью фотографических снимков. (The psychic structures of the Goligher Circle». Лондон, издательство Джона Маткинса, 1921). Из ног, колен или груди проступает наружу слегка фосфоресцирующее образование толщиной с руку, формирующееся в рычаг, с помощью которого стол и поднимается над полом. Часть рычага материальна, эластична, бороздчатой структуры; все остальное – эфирно: эту часть невозможно потрогать, чтобы описать в терминах тактильных ощущений. Если появляются постукивания, вместо рычага возникает своего рода молоток, аналогичный по своим свойствам рычагу. Структура молотка была установлена благодаря отпечатку на воске.

Мистер Кроуфорд констатировал, что эти «магические инструменты» возвращаются в тело медиума сквозь поры кожи. Он натянул на медиума длинные насыпав в них красный порошок. Когда после окончания заседания медиум снял чулки, оказалось, что порошок распределился по внутренней стороне бедер и заполнил поры кожи.

Так что мысли Парапельса и индийских йогов (о которых я поговорю особо) о том, что «эфирное» тело может отделяться от физической оболочки, основаны на реальных фактах.

Эти истечения эфирного, или астрального, тела играют в оккультизме большую роль. В случаях с «перемещениями и проникновениями» европейские медиумы считают, что это духи перемещают вещи, в то время как азиаты, например монгольские шаманы (жрецы-колдуны), придерживаются того мнения, что это маги покидают свое тело и переносят вещи с помощью своих астральных тел. Если я не заблуждаюсь, профессор Петри (университет Берна) сообщал об одном ученом, что у него на глазах произошло подобное перемещение благодаря некоему шаману.

Этот ученый, господин X, находился в научной экспедиции по киргизским степям и познакомился там с одним шаманом, вызвавшимся доказать свою волшебную силу. Ученый рассказал ему о городе под названием Париж, в котором он жил и который отдален от киргизской степи на тысячи миль; шаман должен был переместиться туда и принести ученому кольцо, которое его жена носит на пальце (обручальное кольцо). Шаман принес медную чашу с водой, погрузился в транс (думаю, с помощью отвара из грибов-галлюциногенов) и лежал какое-то время как мертвый. Когда он вновь пришел в себя, он потребовал, чтобы ученый наклонился над водой. Кольцо лежало в чаше. Когда ученый через год воротился домой, он спросил у своей жены, где кольцо. Она рассказала ему, что в один из дней (время тоже совпало) она как раз находилась на кухне и по непонятной для нее самой причине вдруг сняла кольцо с пальца и положила его на каминную полку. И в тот же момент на кухне появился дикого вида мужчина (по описанию его облик совпадал с обликом шамана), вероятно, нищий побродяжка. Она повернулась к нему, и тут этот человек исчез, растворился в воздухе. А с ним исчезло и кольцо.

Подобные явления астральных тел, пускай и не в такой драматической форме, пускай и совсем другого рода, в 70-е годы XIX столетия изучались врачом из Атланты (Америка) Бейкером Фанештоком. Он называл свою систему «статуволенцией» (вызываемым с помощью силы воли состоянием). Результаты, которых добился Бейкер Фанешток, были просто поразительными. Один мой друг, знавший Фанештока, смог мне подтвердить их достоверность.

Фанешток велел своим ученикам рассесться по местам, закрыть глаза и оставаться пассивными, насколько это возможно. Затем он говорил им примерно следующее: «А теперь вообразите, что вы встали, направились к дверям и вышли на улицу. Не правда ли, вы видите множество людей? Хорошо. Ступайте далее от дома к дому. Вперед...» А затем он спрашивал внезапно: «Вы видите кого-нибудь, кто бросается в глаза?»

Большинство из спрашиваемых давали утвердительный ответ, из которого Фанешток мог заключить, что «пациент» покидал свое тело и «странствовал» духом. Он приказывал им затем следовать дальше и – все мысленно – останавливаться где-нибудь в красивом месте. Если ученикам удавалось добиться всего этого, оказывалось, что тело человека на многие часы делалось невосприимчивым к голоду, жажде и усталости, хотя сам человек был в состоянии работать как в полусне, совершенно автоматически. Такими многообещающими казались эти явления самом начале, однако позднее исследовавшие их натолкнулись на разного рода препятствия, и сегодня накопленный запас знаний благополучно забыт.

В то время как медиумам белой расы почти всегда необходима темнота и полумрак, чтобы могли явиться вызываемые ими спиритические феномены (и только самый знаменитый из всех медиумов, шотландец Хоум, при свете дня паривший в окне третьего этажа, являет исключение), индийские и арабские факиры в темноте совершенно не нуждаются. Они демонстрируют свои способности при ярком свете солнца.

Возможно, что другие расы лучше подходят для подобных экспериментов, возможно, они просто лучше развиты и прежде всего прошли определенное обучение, называемое хатха-йогой, и определенные «тренировки» в аскетизме. Хатха-йога необходима для того, чтобы вырваться из власти тела, чтобы освободить «эфирный» принцип с его волшебными силами. Почти каждому из нас известны ныне рассказы путешествовавших в Индию о пытках, коим подвергают себя факиры, так что мне даже не, нужно рассказывать об этом. Проникать в глубины хатха-йоги, как бы интересна ни была эта область, у нас в данном случае просто нет времени.

Следует быть осторожными в принятии за истину того, о чем рассказывают на спиритических сеансах, но еще в десять раз осторожнее необходимо быть, когда кто-то рассказывает, что он видел в Индии тот или иной фокус факиров. Уже давно в Индии факиры как вымерли.

У меня есть друг в Индии, принадлежащий к касте брахманов и проехавший через всю страну вплоть до самого Тибета, чтобы познакомиться с настоящими йогами, то есть с теми, кто действительно что-то может. Так вот, друг этот уверял меня: «Если я говорю, что существуют четыре настоящих йога во всей Индии, то это почти преувеличение».

Даже Кемпбелл Оман, один из немногих европейцев, имеющий право судить о йогах благодаря своему опыту, подтверждает слова моего друга-брахмана. То же самое писал сэр Джон Вудрофф – англо-индийский чиновник юридического департамента и прославленный ученый (написавший книгу «The serpent power», из которой становится ясно, откуда некоторые теологические и антропософические мошенники крадут обрывки своих «знаний»).

Кемпбелл Оман, который, будучи еще ребенком, встречался с йогами, пишет в своем произведении «Мистики, аскеты и святые в Индии» об одном европейце, Чарльзе де Руссете, ставшем йогом; причем Оман уверяет, что видел этого йога собственными глазами и тот обладал действительно удивительными силами. И таких людей, так сказать, ежедневно соприкасающихся с первоисточником, становится на редкость мало, так стоит ли доверяться рассказам наших болтунов!

Единственный случай чего-то магического, пережитого Оманом, описан им в сюжете встречи некоего Гассан Хана. Он пишет:

«Гассан Хан, магометанин, не был никаким колдуном по профессии, но все же позволял иногда уговорить себя продемонстрировать свое искусство. Впрочем, за представление он никогда не брал со зрителей денег. К примеру, когда сидели мы все вместе за столом, он обратился к одному из присутствующих: „Хотите получить бутылочку вина? Назовите лишь сорт. Да держите руки под столом". И в то же мгновение в протянутую руку влетела бутылка „заказанного" вина с этикеткой известной виноторговой фирмы Калькутты. Пищу он тоже мог „перемещать" в пространстве – бисквиты или пирожки, даже сигары в достаточном для всего общества количестве.

Однажды мы собрались все вместе, и кто-то со смехом пожелал бутылочку шампанского. Взволнованный, Гассан Хан прошел на веранду и торопливо приказал кому-то незримому доставить бутылку шампанского. Он вынужден был дважды или даже трижды повторить свой приказ, пока в воздухе не промелькнула бутылка, не ударила его в грудь, не свалилась на пол и не разбилась на тысячи осколков. „Вот! – сказал Гассан Хан, в высшей степени взволнованный, – я доказал мою силу, но мой джинн (демон) разгневался из-за моего упрямства"».

Один мой друг, – продолжает Оман свой рассказ дальше, – вместе с Гассан Ханом ехал в поезде, ему страшно захотелось пить. Гассан Хан сказал ему, чтоб друг мой выставил руку в окно (несшегося на полной скорости поезда!). В тот же миг в руку моего друга влетела бутылка отличного вина

Другой мой приятель, желавший докопаться до сути этих чудес, а потому довольно часто встречавшийся с Гассан Ханом, поехал однажды вместе с ним на базар. Они брели вдоль лавок с товарами. Гассан Хан отобрал несколько вещей, поинтересовался их стоимостью. Затем вернул их и сказал, что еще подумает, покупать ли их. На следующий! день они вновь пришли на базар, и Гассан Хан решил оплатить покупку, но меняла объяснил, что товара уже нет; загадочнейшим образом исчез из металлического сейфа, куда положен собственной рукой торговца. Гассан Хан удивился, бросив все же многозначительный хитрый взгляд на своего спутника, и тот решил в будущем быть осторожнее в выборе знакомств».

После долгих уговоров Гассан Хан рассказал в конечном итоге некоему господину X, каким образом, ему удалось овладеть странной силой. «Я был еще совсем маленьким мальчиком, когда однажды через нашу деревню проходил ужасного вида садху (секта кающихся), грязный, со свалявшимися в войлок волосами. Мальчишки осмеивали его, улюлюкая ему вслед, но я подошел к нему и сказал, что он навсегда останется святым человеком, даже если и индусом. Садху внимательно взглянул мне в глаза, и позднее мы стали встречаться чаще, ибо он поселился неподалеку от деревни в одной из пещер. Меня тянуло к нему, и я стал навещать его почти постоянно. В один из дней он решил посвятить меня в важнейшую тайну, если я пообещаю ему следовать без уклонения всем его инструкциям. С этими словами он наложил на меня строгий пост на много дней, где-то на сорок суток, и учил меня повторять определенные мантры и заклинания. После одного из особенно строгих дней поста он отправил меня в мрачную пещеру за деревней с поручением рассказать ему обо всем, что я там увижу. Я вернулся и, исполненный страха, рассказал ему о том, что единственное, что довелось увидеть мне, были огромные пылающие глаза.

„Вот и хорошо, – сказал он, – все завершилось крайне удачно". А я с любопытством ожидал, когда он поделится со мной силой. Садху указал на пару камней, валявшихся на земле, и велел высечь на них таинственный мистический знак. „А теперь ступай домой, – сказал он, – запрись там и вели твоему родовому духу доставить тебе эти камни". Трепеща от волнения, я сделал все, что велел мне садху, и едва я произнес приказ, как камни уже лежали у моих ног. Удивленный и испуганный, кинулся я бежать к садху. „Ты получил силу, – сказал тот, – силу повелевать всеми предметами, над коими сумеешь ты сотворить знак, что показал тебе я. Но пользуйся этой силой с великой осторожностью. Ты не должен никогда накапливать у себя подобные предметы; они должны сразу же покидать твои руки".

Слова садху запомнились мне на всю жизнь, но далеко не всегда дар его был для меня благословением, ибо джинн мой ненавидит меня из-за того, что обрел я над ним власть, и довольно часто пытается причинить мне вред. Однако, к счастью, время его еще не настало». Когда мы читаем столь удивительные рассказы, мы уж и не знаем, чему нам следует удивляться более всего – самим чудесам или же тому, что такие поразительные события десятилетиями замалчивались нашей прессой или же безответственно высмеивались. Каждый раз, когда какой-нибудь ученый или неученый болван унюхивает запах «разоблачения», в газетах поднимается победный вой: «Слава те Господи, после смерти человеку жить дальше не положено».

Как будто есть в этом что-то на редкость радостное – узнать, что человек есть не что иное, как кусок мяса!

Когда кронпринц Рудольф Австрийский и эрцгерцог Иоганн (позднее ставший Иоганном Ортодоксом) справились с таким «нелегким» делом, как «разоблачение» медиума Бастиана (причем разоблаченной оказалась и беспросветная глупость двух высокопоставленных экспериментаторов), всеобщий триумф отары широколобых институтских мудрецов был столь велик, что вера в незримые миры нашла свой бесславный конец.

Позднее такой же бесславный конец обрели и сами Габсбурги, точно так же, как предсказывал им тогда после спиритических экспериментов медиум Бастиан.

Повседневный опыт людей не может быть реальным критерием оценки мистического. Области оккультных наук гораздо больше, чем какой-либо другой, подходит девиз: «Хладнокровно наблюдать и регистрировать, принимая вещи такими, какие они есть, какими бы неправдоподобными и невозможными они ни казались в самом начале».

Особый интерес представляют феномены, явленные индийским факиром свами Говиндой в присутствии чиновника индийско-французского правительства Жаколио («Le Spiritisme dans le Monde», 1875).

Свами Говинда считает – так же как и любой факир, – что магические и иные сверхъестественные силы даруются с помощью существ иного, нежели наш с вами, мира и что человека они используют только как инструмент или передатчик информации.

Европейские исследователи данной области сверхъестественного желают лучше «узнать» подобных существ. Индийские факиры, садху и йоги называют их питри и понимают под духами предков, доисторических людей, живших, по представлению индусов, в те «эпохи, когда жители Земли еще владели магическими «силами, которых ныне столь недостает роду человеческому.

Жаколио пишет о факирах следующее: «У них нет никаких аппаратов с кучей проводов, как у наших карманных спиритов, только тоненькие бамбуковые палочки с семью узелками (они необходимы им по обыкновению для религиозных медитаций) и трубочка в три дюйма длиной. Факир оперирует этими инструментами, как хочет, сидя или стоя, на коврах салона, или на каменном полу веранды, или на голой земле. Если ему для вхождения в сомнамбулическое состояние необходим человек или музыкальный инструмент, бумага или карандаш, так он просит об этом.

Над факирами на более высокой ступени иерархии находятся жрецы или волшебники, высшими из которых являются йоги. Чтобы достичь подобных ступеней, необходима длительная, тяжелая практика покаяния. Посвященные второго и третьего класса собираются на свои манифестации только внутри храмов, крайне редко присутствуя на публичных религиозных празднествах. (Об этих манифестациях Жаколио не может сообщить ничего конкретного.)

Факиры начинают свои операции с вызывания всевозможных добрых духов и впадают при этом в экстаз. Феномены, созданные ими, отчасти напоминают те, что можно лицезреть в домах с приведениями или на спиритических сеансах: предметы передвигаются без того, чтобы касалась их рука человеческая, преступая законы силы тяготения, как, например, у знаменитого факира Сальванидина-Одеара, способного опустить пустую чашу весов в то время, как в другой чаше лежит восьмидесятикилограммовый груз, а также эфирными руками писать светящиеся знаки в воздухе».

В Бенаресе Жаколио познакомился со свами Говиндой, самым необыкновенным факиром из всех, встреченных им в Индии. Жаколио жил во дворце махараджи в священном городе, прямо у реки Ганг, а в непосредственной близости от места его обитания в соломенной хижине проживал факир. Свами Говинда получил заказ доставить в Бенарес из Тривандрама прах одного знатного Малабара и спустя двадцать один день после его смерти организовать торжества в честь умершего и ритуальные омовения.

В один из дней, около полудня, когда во дворце настало время послеобеденного отдыха, Жаколио пригласил факира к себе и спросил его, не откроет ли тот ему секрет его силы и не расскажет ли о тех ощущениях, которые испытывает он в мозгу или мускулах во время медитаций.

«Силы эти естественными не назовешь, – объяснил факир. – Я вызываю в душе образы предков; они даруют мне свои силы, я лишь инструмент их». Огромная, наполненная водой бронзовая ваза двинулась на свами Говинду, когда он протянул руки в ее направлении, из воды донеслись звуки, как будто кто-то бил по ней стальным прутом. Когда факир положил палец на краешек вазы, она начала вибрировать, а вода в ней при этом оставалась неподвижна, словно обратилась в лед; трижды ваза поднялась над полом на семь-восемь дюймов.

На другом «сеансе», когда свами Говинда держал над водой в вазе свои руки, не касаясь ее, в стенки сосуда изнутри начали биться волны, вода бурлила, словно при кипячении, а под конец из вазы начал бить фонтан высотой в два фута. Но едва факир убрал от вазы руки, как вода успокоилась; он приблизился к вазе вновь, и вновь появились волны. Потом факир положил карандаш Жаколио на воду, и спустя несколько минут карандаш стал следовать за его руками, словно металл за магнитом.

Когда Жаколио принялся уговаривать факира показать ему, может ли он свободно подняться над землей, тот взял трость, положил руку на рукоятку, закрыл глаза и начал бормотать свои мантры, после чего, скрестивши на восточный лад ноги, поднялся над землей на два фута и в этом противоречащем закону тяготения положении оставался свыше двадцати минут. При этом свами сообщил Жаколио, что в этот момент находится там, где священные слоны бьют в медные тарелки полуночный час в храме бога Шивы, призывая родовых духов француза показаться в его спальне. И действительно, Жаколио услышал удары в стены своей комнаты и шум в кедровых потолочных балках.

На вопрос Жаколио: «Как могут души умерших французов прислушаться к молитвам индуса; ведь они же не твоей касты?» – свами Говинда ответил: «В высших мирах кастовых различий не существует».

Однажды вечером бамбуковая скамеечка, на которой, скрестив ноги, сидел факир, трижды пронеслась над террасой семиметровой длины; свами Говинда также заставил двигаться немеханическим путем огромный ковер, а гигантский цветочный горшок начал вибрировать после того, как он просто дотронулся до него руками; маленький подсвечник из тикового дерева он сделал таким тяжелым, что Жаколио не смог поднять его. Когда факир дотронулся руками до большой посеребренной доски, которой богатые люди той страны пользовались для некоторых игр, из нее понеслись мощные звуки и во всех направлениях по доске побежали язычки пламени.

Факир заключил Жаколио в объятия своего сердца, ибо Жаколио мог разговаривать с ним на его родном языке – нежном, в Бенаресе практически не известном тамильском; он посвятил Жаколио еще два «сеанса», дневной и ночной при полном освещении. Достав из кувшина целую пригоршню разноцветных перьев прекрасных индийских птиц, свами подбросил их в воздух, а когда они начали падать, провел под ними невидимую черту рукой, иг они спиралью поднялись вверх и, после пары попыток подчиниться закону тяготения и упасть на землю, недвижимо зависли под самым потолком и упали вниз только после ухода факира. В другой раз свами Говинда насыпал на стол песок и велел Жаколио занять место за столом, вооружившись бумагой и карандашом, сам же положил одолженную ему французом перьевую ручку на песок, воздел руки к небу и принялся бормотать свои мантры.

Когда Жаколио нарисовал на бумаге всевозможные фигурки, перьевая ручка поднялась с места без какого-либо вмешательства со стороны факира, и вывела на песке точные копии каждой фигурки. После этого свами Говинда попросил Жаколио задумать какое-либо слово на санскрите, и тотчас же после этого ручка поднялась в воздух и написала слово «пуруша» («духовное Я»), слово, которое загадал Жаколио.

Во время последнего «сеанса», который состоялся вечером, в десять часов, факир установил маленькую чашу, наполненную горящими углями, как принято в индийских домах, в самом центре террасы, а рядом с нею – медный поднос с ароматическим порошком и замер, бормоча мантры себе под нос

Внезапно Жаколио вздрогнул, поскольку из облака дыма и возникли руки, сначала туманные, в количестве шестнадцати; одна из них пожала руку Жаколио, затем сорвала розу и бросила ее французу под ноги; другие руки поглаживали и ощупывали его, под крышей террасы буквально начался цветочный дождь, в воздухе возникали огненные письмена на санскрите, террасу пронзали молнии.

Облако дыма исчезло, как только окончательно материализовались руки. После их исчезновения над чашей возникло темное плотное облако, превращаясь постепенно в образ склоненного на колени брахмана, со священными знаками Вишну на лбу, и тройного плетения шнур жреческой касты через плечо. Факир взял щепоть ароматического порошка и бросил на угли, комнату заполнил благоуханный дым; когда он развеялся, Жаколио увидел фантом прямо перед собой; тот протянул французу свою бесплотную руку, которую Жаколио схватил, задав вопрос «Ты один из прежних жителей земли?» Тотчас же в виде ответа на груди призрака появилось фосфоресцирующее слово ОМ («да») и пропало в мгновение ока. Когда Жаколио попросил оставить ему что-либо на память, фантом сорвал свой пояс, бросил к ногам француза и исчез.

Раджа, владелец дворца, велел незадолго до этого убрать из комнат Эолову арфу. Каково же было удивление Жаколио, когда он внезапно услышал ее звуки и увидел на стене фантом храмового музыканта, игравшего на этом инструменте.

После этого свами Говинда поднялся крайне утомленный, попрощался с Жаколио, приняв от него подарок, но даже не взглянув на француза и не поблагодарив его.

Пробудившись от непродолжительного сна, Жаколио решил было, что все это ему только приснилось, но Эолова арфа была на месте, вокруг лежали цветы, а в записной книжке Жаколио обнаружил слова, записанные им с огненных письмен. Через четыре года он вновь повстречал факира, изнуренного аскезой почти до смерти, в подземельях разрушенного храма Кали в Аурангабаде, знаменитом месте паломничества факиров со всей Индии. Когда Жаколио обратился к нему на возлюбленном им южном диалекте с вопросом, не забыл ли тот француза из Бенареса, в глазах свами Говинды что-то блеснуло, и он прошептал два слова на санскрите, которые явились им на том последнем «сеансе» в огненных письменах: («Я принял эфирное тело»).

Пылкое желание человека узнать свое будущее привело к возникновению целого ряда так называемых оккультных «наук», заслуживших своей ненадежностью и темнотой («темнотой» в худшем смысле этого слова!) название «паразитов» на древе оккультных знаний.

К сожалению, именно к таким «паразитам» тянутся широкие массы, не подозревающие о более; ценных сокровищах оккультизма. Некритичная и даже одержимая опасными идеями, как бы получше обмануть самое себя, публика видит в каждой бездарной гадалке ясновидящую, хотя из сотни ее «пророчеств» сбывается всего лишь одно; и никогда не пытается проанализировать слова «мифотворцев» от оккультизма. Астрология, искусство прорицания, истолкование снов, или как там еще зовут все эти благоглупости, сегодня сделались более любимы, чем что бы то ни было еще. И когда предостерегаешь обманутых и готовых обмануться, в ответ слышишь всегда одно и го же: «Ах, все это вовсе даже не опасно; в худшем случае не сбудется то или иное предсказание, и только-то».

Совсем даже наоборот: все это чрезвычайно опасно, а при некоторых обстоятельствах надолго может отравить и омрачить жизнь человеческую.

Я попытаюсь доказать вам это. Свойство, которое у людей исчезает все больше и больше, быстрее, нежели шагает по пути прогресса так называемая цивилизация, во все века и времена было известно как инстинкт.

Немецкий народ, о котором мы спокойно могли бы сказать, что он ныне самый цивилизованный на земле, больше уж не обладает никакими инстинктами. Он сделался скептичен, но скептичен в своих заблуждениях; он сделался скептичен по отношению к своим духовным возможностям прозрения; народ этот стал обладателем близорукого уцененного разума-деспота, возненавидевшего «тонко чувствующую душу». И способность ощущать любое дуновение опасности, что присуще каждой лисе, каждой кошке, всякой птице или рыбе, утеряна немцами. Коли явится сегодня какой-нибудь человек, что объявит себя богом, дьяволом, посланцем природы и небес, немцы падут ниц у его ног.

Многие в Германии поняли уже опасность этого и теперь во весь голос кричат «Назад, к природе!» Назад, к природе! К сожалению, эти слова понимают как призыв вступать в комитет по защите перелетных птиц или же во исполнение его начинают распевать хором народные песенки с округлившимися от усердия треугольными голубыми немецкими глазками. Ну, может, это и повышает аппетит и улучшает процесс пищеварения, а вот инстинкт таким образом не вернешь. В данном случае требуются более тонкие методы, способствующие