Воспоминания

Рябыш М.Н.. (Рябыш Мария Никитична, 1915 года рождения, проживает в станице Новодеревянковской Каневского района)

В 1932 году в станицу прибыли военные (их все называли почему-то летчиками). Из нашей молодежи и этих летчиков создавали комсоды (так я их называю). Они находились в штабах, т.е. в одной из хат в свободных от жильцов. Там находились списки граждан, относящихся к этому кварталу. Таких штабов по станице было много.

Мне было уже 16 лет. Я десятчиковала (я так говорю) вместе с летчиками, т.к. те не знали пофамильно граждан, проживающих в этом квартале. По два-три человека мы ходили по дворам и обязывали граждан сдавать все имеющиеся продукты питания (зерно, муку, фасоль, сухофрукты…).

В эти годы были неурожай, люди знали, что до весны и семью нечем будет кормить, а надо еще посеять будущий урожай. А тут все надо отдавать. Граждане добровольно не сдавали и поэтому десятчики ходили по дворам с повестками, чтобы те явились в штаб. В штабе стояли две скамейки (лавки), на них сажали приглашенных друг напротив друга и начинали всячески принуждать, чтобы они хоть что-то сдали. Это длилось долго и люди не выдерживали. Кто-нибудь из них обещал, что сдаст мешок зерна, потом на другого начиналась такая же психологическая атака. Так с людей «выбивали» хлеб, зерно кукурузы. Не редко граждан, сидящих друг напротив друга доводили до оскорблений и ссор.

Люди стали прятать зерно в стогах сена, соломы, закапывать в ямы, подрывать могилы умерших родственников (тогда захоронения были во дворах).Как не ухитрялись люди прятать - все равно находили. Летчики и местная молодежь (это была их работа, от которой отказаться нельзя было). Ходили по дворам и специальными металлическими стержнями, специально приспособленными для обнаружения продуктов и зерна на глубине, находили спрятанное от чужих глаз. Когда я была на этой работе, у нас во дворе нашли спрятанную курагу и фасоль. Из продуктов почти ничего не осталось.

Я и сейчас вижу плачущую маму. Как только она рыдала!!!

Другой случай был такой. Мама подкопала могилу отца и спрятала один мешок зерна кукурузы. Мешок нашли и привели туда маму. Она кричала. плакала, просила их застрелить ее тут же, т.к. знала что дети ее умрут от голода, а ее осудят.

Долго сидела мать в карцере, а потом ей дали два года условно. Было голодно, холодно. Люди стали умирать. Почти в каждом дворе были умершие, а если никто не умирал в семье, то туда из штаба наведывались активисты, проверяли, чем же они питаются, и опять начинались поиски.

Соскребали зерно с землей на брошенных токах. ночью на печи, что не было слышно, на каменных жерновах, дробили зерно и пекли лепешки. До восхода солнца дети съедали их, чтобы днем признаков не было. Остальные были весь день голодные.

Начался страшный мор. От недоедания люди почти не передвигались, многие умирали. Хоронить слабые родственники не могли.

Стали за станицей рыть общие могилы. Возили мертвецов коровами на специально оборудованных «передах», т.е. одни колеса и днища без боковин. Возчиками мертвецов были женщины. Бывало, едет такая телега, груженная мертвецами, все отворачиваются, детям запрещали смотреть в окна. Приедет за одним мертвецом. а тут и второй еле дышит, вот-вот помрет и его бросают на эту телегу. И едет эта телега по станице с мертвецами и полуживыми, а из нее то руки, то ноги, то коса девичья по дороге пыль цепляет. Жуткая картина. Кровь стынет в жилах стынет, видя это и зная, что завтра твои родственники, дети или ты сам окажешься в таком положении.

Бывало такое: что люди ели не только собак, кошек, крыс живых и дохлых, но и людей. Все знали, что одна семья съела соседнего мальчика 10и лет. От мора нельзя было спастись.

В центре станицы, на пересечении улиц Ленина и Казачьей стояла «черная доска», на ней было написано одно слово САБОТАЖ.

На всех перекрестках стояли патрули, по станице почти не передвигались. в станицу и из станицы никого не выпускали. некоторые пытались ночью плавнями по камышам через речку уйти, не удалось, задерживали (судили). Люди сплошь вымирали!

И весной 1934 года услышали, что доску черную будут убирать. оставшиеся в живых люди шли смотреть. Когда доска упала, все затихло – сразу раздался страшный вопль. Люди рыдали, оплакивали умерших и свои страдания.

Люди вымирали, хаты рушились. Затем стали мало-помалу заселять станицу переселенцами. И сейчас, когда идешь по станице, до сих пор видны «раны» саботажа».

Гринь Ф.В.. (Гринь Федор Васильевич – из воспоминаний)

Сам я из семьи среднего достатка, отец середняк – хлебороб. До коллективизации жил с отцом своей семьей. Потом отделился, но во многом хозяйство вели совместно.

Когда коллективизация, мне было уже больше 30 лет, и видя что в колхозы приглашают силком нередко с револьвером, я понял, что старая жизнь уже закончилась. Если не вступлю в колхоз, попадешь на высылку как вредный элемент. В колхоз сдал инвентарь, тягло, зерно, в общем все, что у нас было. Организовывались колхозы бестолково, далеко не всегда председатель был выбран удачно. Скот обобществили, а размещать было негде.. Говорили, что в станице по колхозам было расстреляно несколько тысяч лошадей.

В 1932 году урожай из-за засухи был совсем плохой. Зная по опыту лет, что власть хуже татарина заберет все последнее, люди стали прятать зерно. Но ничего уже не могло остановить. Из сельсоветцев, комсомольцев, активистов были образованы продовольственные отряды. Если что находили пшеницу или ячмень, даже кукурузу, то хозяина могли не только посадить в тюрьму, но и расстрелять, а семья подлежала высылке.

Уже в ноябре 1932 года люди пухли от голода. В бригаде колхоза на гряде не досчитывались прямо на улице.

Знаю о десятках случаев людоедства. На кладбищах не успевали хоронить.

Вот сейчас, когда вспоминаю о прошлом, берет страх, до чего же были жестокими те люди, что организовали колхозы, управляли нами.

Как мы выжили я не знаю. Кто работал в колхозе, хоть не все умерли. А кто остался лежать в своем доме, так и не встал. Потом спустя скелеты уносили.

Были в колхозах и председатели, и бригадиры, которые рисковали жизнью, но хоть мешок припрячет, а потом дает хоть по жмене муки. Сварят болтушку, мы и едим.

А сам я так думаю, что голод специально сделали, чтобы свести на нет казачий род. Сделать людей послушными.

Тыщенко А. (Из воспоминаний Анны Тыщенко)

Мужа Петра арестовали в ноябре 1932 года только за то, что в 1919 году служил у «белых» (в добровольческой армии). В тюрьме около кладбища он встретил еще двоих из бывших товарищей передал нам записку, что Петр вечером умер. На утро я пошла с сестрой в тюрьму, с просьбой выдать мне тело покойного. мне заявили, что три дня назад был отправлен в другую тюрьму. Граждане. принесшие передачу, мне посоветовали. обратиться к судье, который может воздействовать на руководство лагеря в выдаче покойника. «Жалобы на действия ОГПУ мы не принимаем», - заявил судья, когда я обратилась к нему».