Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Сталинский юмор






 

Трудно различить голос истины среди криков возбужденных партий.

Фридрих Шиллер

 

Анекдоты о политическом деятеле – это показатель народной признательности. Народная любовь неизменно наделяет объект своих чувств положительными чертами. Углубляя и расширяя то, что имелось на самом деле. Сталин имел прекрасное чувство юмора. Это отмечали многие его современники. Примеры блистательных шуток вождя украсили собой не одни мемуары. Но народная любовь словно морская волна. Она шлифует то, что есть, придает ему новую форму. Так и сталинский юмор был отшлифован временем.

Анекдотов об Иосифе Виссарионовиче масса. Часть из них верно передает реальность, часть вольно трактует то, что было. Ну а некоторые истории, как и полагается в любом мифотворчестве, просто придумываются, отталкиваясь от действий и слов реального человека. От его поступков и высказываний. Обратите внимание – подавляющее большинство анекдотов или смешных историй о Сталине рисуют его образ положительно. Отрицательное представление о вожде встречается довольно редко. Сегодня, читая эти истории, очень часто невозможно отличить миф от правды. Поэтому часть историй о сталинском юморе будет указана без ссылки на источник их появления[377].

Начнем с анекдота, который часто рассказывали в послевоенной Германии. В нем сосредоточена вся горькая правда о 22 июня 1941 года. С немецкой стороны.

Вернувшись из Москвы в свой лагерь[378], пленный германский солдат, взглянув на карту двух полушарий, висевшую в бараке, спросил товарища:

– Что это за маленькое коричневое пятнышко в центре Европы?

– Это Германия.

– А эта необъятная розовая территория, простирающаяся до самого Тихого океана?

– Это Советский Союз.

– А видел ли фюрер эту карту, прежде чем послать нас сюда? [379]

 

* * *

 

Истории о чувстве юмора Сталина в основном относятся к позднему периоду его жизни. Но есть и те, что рассказывают о времени окончания Гражданской войны. Как, скажем, приведенный ниже анекдот, который явно более позднего «изобретения». В нем народ свою гордость за Верховного главнокомандующего великой победы в 1945 году перенес на более ранний период. Когда основной заботой большевиков было вовсе не взятие Берлина, а удержание власти в разоренной Гражданской войной стране. Сталин не участвовал ни в каких переговорах с Антантой. Да собственно говоря, таких переговоров «с коллективным Западом» большевики и не вели. Но народ в своем творчестве «усадил» Сталина за стол таких переговоров…

Представители Антанты, исчерпав все возможности победить Советскую Россию, предлагают начать переговорный процесс. Руководитель делегации с пафосом произносит:

– Мы предлагаем вам мир!

Сталин, сидя среди членов российской делегации, усмехается:

– Зачем нам мир? Нам и России хватит. Пока.

 

* * *

 

Во время войны солдаты под командованием Баграмяна первыми вышли к Балтике. Он решил порадовать Сталина, налил в бутылку воды из Балтийского моря и велел своему адъютанту лететь с этой бутылкой в Москву к Верховному. Тот и полетел. Но пока он летел, немцы контратаковали и отбросили Баграмяна от балтийского побережья, но адъютант этого не знал. И вот гордый адъютант входит в кабинет Сталина и пафосно провозглашает:

– Товарищ Сталин, генерал Баграмян посылает вам воду Балтики!

Сталин, зная о случившемся, берет бутылку, несколько секунд вертит ее в руках, после чего отдает обратно адъютанту и произносит:

– Верните ее товарищу Баграмяну, пусть он ее выльет в Балтийское море! [380]

 

* * *

 

Артист Ираклий Андроников умел хорошо пародировать различных деятелей. Особенно похоже получался Сталин, которому об этом рассказали. На одной из встреч с писателями Сталин увидел И. Андроникова и подошел к нему:

– Товарищ Андроников, говорят, у вас хорошо получается меня пародировать. Покажите, пожалуйста!

– Вас – нэ решаюсь! – сказал Андроников и сделал отрицательный жест с воображаемой трубкой в руке…

 

* * *

 

В Большом театре готовили новую постановку оперы Глинки «Иван Сусанин». Послушали члены комиссии во главе с председателем Большаковым и решили, что надо снять финал «Славься, русский народ!»: церковность, патриархальщина…

Доложили Сталину.

– А мы поступим по-другому: финал оставим, а Большакова снимем.

 

* * *

 

Однажды во время обсуждения хлебопоставок, в начале 1930-х годов, секретарь одной из областей сострил, говоря о том, что его область не может поставить больше зерна:

– Как говорят французы, даже самая прекрасная женщина не может дать больше того, что у нее есть.

Сталин его поправил:

– Но она может дать дважды.

 

* * *

 

Каганович представил Сталину проект реконструкции Красной площади. На макете с передвижными конструкциями можно было рассмотреть все до мельчайших подробностей. Сталин с интересом разглядывал макет, а Каганович рассказывал о планах реконструкции, передвигая макеты старых зданий и новых построек. Сталин молча слушал. Каганович по-своему истолковал молчание и, войдя в раж, перешел к главному – к переносу здания храма Василия Блаженного. Он потянулся к миниатюрному макету здания и тут же услышал: «Поставь храм на место».

На этом обсуждение было закончено[381].

 

* * *

 

Обычно перед заседанием Политбюро Сталин заботился о вкусном столе. Позвал Соловова, предложил добыть рябчиков. Поехали с Туковым на Плещеево озеро, где непуганые рябчики сами садились на мушку… С фронтовой канонадой и азартным шумом набили ворох дичи. Сталин принялся ее считать, учитывая каждого члена Политбюро. Этому – рябчик, другому – рябчик, а когда дошел до Хрущева, вздохнул:

– Ему, пожалуй, и двух будет мало…[382]

Как-то на банкете в Кремле, улучив момент, знаменитый певец Иван Семенович Козловский обратился к Сталину:

– Товарищ Сталин, я никогда не был за границей, очень хотелось бы съездить…

– А не убежите?

– Что вы, товарищ Сталин, я свою родную деревню не променяю на всю заграницу!

– Как хорошо вы это сказали. Вот и поезжайте в родную деревню[383].

А вот еще одна история, связанная с именем великого тенора. Сталин любил музыку. Концерты, которые устраивались в Кремле, особенно с участием вокалистов, он воспринимал с большим интересом, аплодировал артистам. Во время выступления Козловского на одном из концертов некоторые члены Политбюро стали громко выражать пожелание, чтобы он спел задорную народную песню. Сталин спокойно, но громко сказал:

– Зачем нажимать на товарища Козловского. Пусть он исполнит то, что сам желает. А желает он исполнить арию Ленского из оперы Чайковского «Евгений Онегин».

Все дружно засмеялись, в том числе и Козловский. Он сразу же спел арию Ленского[384].

 

* * *

 

Сказать, что Сталин всегда шутил по-доброму, значит погрешить против истины. Как любой человек, обладающий чувством юмора, он использовал его разными способами. В том числе и очень своеобразно. Об этом нам поведал в своих воспоминаниях известный карикатурист Борис Ефимов. Рассказывает он о своем брате – известнейшем советском журналисте Михаиле Кольцове, который к первомайскому празднику 1937 года ненадолго вернулся в Москву из охваченной гражданской войной Испании.

«Кольцов ненадолго приезжает в Советский Союз. На Белорусском вокзале его встречает, как говорится, “вся Москва” – журналистская и писательская. Отблеск захватывающей борьбы в Испании ореолом всенародной популярности ложится на спецкора “Правды” Он окружен всеобщим вниманием. В Кремле ему вручается довольно еще редкий в ту пору боевой орден Красного Знамени. На традиционном первомайском приеме в Георгиевском зале Кремлевского дворца среди многих прозвучавших там здравиц был и тост, предложенный народным комиссаром по военным делам.

– Вы знаете, товарищи, – сказал Климент Ефремович Ворошилов, – в Испании сейчас идет война. Упорная, нешуточная война. Воюют там разные нации. Затесались туда и наши русские. Я предлагаю, товарищи, поднять бокалы за представителя наших людей в Испании, присутствующего здесь товарища Михаила Кольцова…

В эти дни Кольцов, что называется, нарасхват: ему приходится рассказывать о своих испанских впечатлениях в самых различных аудиториях. Но самой серьезной из этих аудиторий была, несомненно, и самая немногочисленная из них – всего пять человек. Это были Сталин и наиболее приближенные к нему лица – Молотов, Каганович, Ворошилов, Ежов. Вопросы к Кольцову о самых разнообразных деталях военной и политической ситуации в Испании и его обстоятельные ответы заняли больше трех часов. Наконец, беседа подошла к концу.

– И тут, – рассказывал мне брат в тот же вечер, – он стал как-то чудить. Остановился возле меня, прижал руку к сердцу, поклонился.

– Как вас надо величать по-испански? Мигуэль, что ли!

– Мигель, товарищ Сталин, – ответил я.

– Ну так вот, дон Мигель. Мы, благородные испанцы, сердечно благодарим вас за ваш интересный доклад. До свидания, дон Мигель. Всего хорошего.

– Служу Советскому Союзу, товарищ Сталин!

Я направился к двери, но тут он снова меня окликнул, и произошел какой-то странный разговор:

– У вас есть револьвер, товарищ Кольцов?

– Есть, товарищ Сталин, – удивленно ответил я.

– Но вы не собираетесь из него застрелиться?

– Конечно, нет, – еще более удивляясь, ответил я, – ив мыслях не имею.

– Ну, вот и отлично, – сказал Сталин. – Отлично! Еще раз спасибо, товарищ Кольцов[385]. До свидания, дон Мигель»[386].

 

* * *

 

Вот еще пара образцов черного сталинского юмора. Во время войны (!) на протяжении нескольких лет вождь донимал одного и того же маршала вопросом, почему его не арестовали в 1937 году. Тот не успевал открыть рот, как Сталин строго приказывал: «Можете идти!» И так повторялось раз за разом. Состояние маршала, думаю, описывать не нужно.

Настал День Победы. Сталин, окруженный военачальниками, произносит речь:

– Были у нас и тяжелые времена, и радостные победы, но мы всегда умели пошутить. Не правда ли, маршал? – и называет фамилию объекта своих «шуток»[387].

 

* * *

 

Сталину очень нравилась Любовь Орлова – героиня фильмов «Веселые ребята», «Волга-Волга». Как-то он пригласил ее с мужем – режиссером Григорием Александровым.

Сидят, разговаривают о том о сем… Вдруг Сталин спрашивает Орлову:

– А что, ваш муж часто вас обижает?

Та в шутливом тоне отвечает:

– Да нет, редко.

Сталин, без тени улыбки:

– Скажите ему (а он сидит рядом), что мы его повесим. Тоже редко. Только один раз.

Орлова уже испуганно:

– За что, товарищ Сталин?

Сталин невозмутимо:

– За шею, – ответил и рассмеялся[388].

 

* * *

 

После войны Н. А. Булганина назначили министром обороны, и он стал готовиться принимать парад – учиться ездить верхом.

Ему привели самую смирную кобылу и он тренировался в кремлевском дворе. Вышел Сталин, посмотрел и сказал:

– Ты сидишь на лошади, как начальник военторга.

Парады после этого престали принимать на лошадях, а стали принимать на автомобилях[389].

 

* * *

 

В первый послевоенный год министр финансов А. Зверев, обеспокоенный высокими гонорарами ряда крупных писателей, подготовил соответствующую докладную записку и представил ее Сталину. Тот попросил пригласить к нему Зверева.

Когда министр вошел, Сталин, не предлагая ему сесть, сказал:

– Стало быть, получается, что у нас есть писатели-миллионеры? Ужасно звучит, товарищ Зверев? Миллионеры-писатели!

– Ужасно, товарищ Сталин, ужасно, – подтвердил министр.

Сталин протянул финансисту папку с подготовленной им запиской и сказал:

– Ужасно, товарищ Зверев, что у нас так мало писателей-миллионеров! Писатели – это память нации. А что они напишут, если будут жить впроголодь? [390]

 

* * *

 

Однажды Сталину доложили, что у маршала Рокоссовского появилась любовница – известная красавица актриса Валентина Серова. И, мол, что с ними теперь делать будем? Сталин вынул изо рта трубку, чуть подумал и сказал:

– Что будем, что будем… завидовать будем!

Это, так сказать, народный вариант анекдота. А вот как описывает ту же ситуацию переводчик Валентин Бережков:

«У Сталина был своеобразный юмор. Рассказывали, что начальник политуправления Красной армии Мехлис пожаловался Верховному, что один из маршалов каждую неделю меняет фронтовую жену. Мехлис спросил, что будем делать. Сталин с суровым видом ничего не ответил. Мехлис, полагая, что он обдумывает строгое наказание, начал было сожалеть о своем доносе. Но тут Сталин с лукавой усмешкой прервал молчание:

– Завидовать будем…»[391]

 

* * *

 

Академик А. А. Богомолец выдвинул теорию долголетия, и Сталин дал ему под это дело институт. Однако сам академик умер в 1946 году, прожив всего шестьдесят пять лет.

– Всех надул! – сказал Сталин, узнав о его смерти[392].

 

* * *

 

При разработке послевоенного народного автомобиля «Победа» планировалось, что название машины будет «Родина». Узнав об этом, Сталин иронически спросил: «Ну и почем у нас будет родина?» Название автомобиля сразу изменили на «Победа».

 

* * *

 

Обсуждалась кандидатура на пост министра угольной промышленности.

Предложили директора одной из шахт Засядько. Кто-то возразил:

– Все хорошо, но он злоупотребляет спиртными напитками!

– Пригласите его ко мне, – сказал Сталин.

Пришел Засядько. Сталин стал с ним беседовать и предложил выпить.

– С удовольствием, – сказал Засядько, налил стакан водки.

– За ваше здоровье, товарищ Сталин! – выпил и продолжил разговор.

Сталин чуть отхлебнул и, внимательно наблюдая, предложил по второй. Засядько – хлобысь второй стакан, и ни в одном глазу. Сталин предложил по третьей, но его собеседник отодвинул свой стакан в сторону и сказал:

– Засядько меру знает.

Поговорили. На заседании Политбюро, когда снова встал вопрос о кандидатуре министра и снова было заявлено о злоупотреблении спиртным предлагаемым кандидатом, Сталин, прохаживаясь с трубкой, сказал:

– Засядько меру знает!

И много лет Засядько возглавлял нашу угольную промышленность…[393]

 

* * *

 

Сталин спросил у Фадеева, почему не выдвинули на соискание Сталинской премии писателя С. Злобина за роман «Степан Разин». Фадеев ответил, что Злобин не занимается общественной работой, его нигде не видно…

– А может, он в это время пишет? – спросил Сталин[394].

 

* * *

 

В одной из бесед Сталин заговорил о Ломоносове.

– Посмотрите, как трудно дышать, как было трудно работать Ломоносову, например. Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами, – сказал Сталин.

И вдруг, лукаво прищурившись, прорифмовал: засранцами.

Усмехнулся и снова стал серьезным[395].

 

* * *

 

На курорте Цхалтубо Сталин лечил ноги. Встретил рабочего, принявшего уже восемнадцать ванн, поинтересовался:

– Ну как, помогли ванны?

– Пока, дорогой товарищ Сталин, не чувствую облегчения, – пожал плечами рабочий.

– Что же, получается, это не Цхалтубо, а Цхалтуро? – улыбнулся Сталин[396].

 

* * *

 

А вот, например, любопытная история, путь создания которой можно реально проследить. Речь идет о переговорах с «союзниками», в которых обсуждались послевоенные границы нашей страны. В частности, граница между СССР и Польшей. Вот как до короткого афоризма народная память обточила этот исторический эпизод.

Черчилль говорит:

– Но Львов никогда не был русским городом.

– А Варшава была, – возразил Сталин.

 

* * *

 

На самом деле дипломатический поединок с англичанами по поводу Львова Сталин провел на высшем уровне. Об этом можно прочитать в книге Валентина Бережкова, который в качестве переводчика при этом присутствовал. Но перед тем, как обратиться к его интереснейшим воспоминаниям, нужно дать небольшое пояснение. На момент начала Первой мировой войны Польши не существовало. Как государство она перестала существовать в 1795 году, после так называемого третьего раздела. Польская территория по инициативе немцев была разделена между Пруссией, Австрией и Россией (каждая из стран получила часть под свою юрисдикцию). Последний передел этой ситуации, в котором участвовала Россия, случился в 1815 году. По итогам победы над Наполеоном по решению Венского конгресса в состав России тогда вошло созданное Бонапартом марионеточное Великое княжество Варшавское. Варшава с той поры была русским городом. А Львов всегда относился к юрисдикции австрияков.

В момент начала Первой мировой войны ситуация изменилась. В пропагандистских целях, чтобы привлечь на свою сторону поляков, но больше для того, чтобы ослабить своих русских противников, Германия заявила, что в случае своей победы воссоздаст после войны независимое польское государство. В ответ Николай II также заявил, что итогом победы России станет независимость Польши. В реальности все произошло иначе. Революции в России, организованные и оплаченные Антантой, фактически вывели Россию из большой политической игры[397]. В ноябре 1918 года уже германская революция, абсолютно под копирку списанная с нашей, путем предательства своих национальных интересов кучкой политиканов приводит к крушению Германии[398]. И здесь стоит обратить внимание на удивительное совпадение. Германская империя подписала документ о собственном поражении 11 ноября 1918 года [399]. Именно 11 ноября 1918 года Польша объявила о своей независимости и была признана Антантой [400]. Новая польская государственность была создана англичанами. Целью было создание санитарного кордона между Россией и Германией – то есть государства, имеющего исторические претензии и к русским, и к немцам[401].

Новая Польша принялась активно «отгрызать» куски территории от Германии и России, пользуясь их слабостью. В итоге поляки начали агрессивную войну против Советской России и оккупировали значительные территории Украины и Белоруссии. Ответный удар Красной армии привел Тухачевского под стены Варшавы. Воевал на польском фронте и Иосиф Виссарионович Сталин. Стремясь остановить контрнаступление Красной армии, английская дипломатия предложила в качестве границы между Польшей и Советской Россией некую условную линию, которая получила название «линия Керзона» по имени английского министра иностранных дел лорда Керзона[402]. И в заключение довольно длинного отступления нужно отметить, что единственный смысл «линии Керзона» как аргумента дипломатии в более поздний период было доказательство англичанам, что более двадцати лет назад они считали, что справедливая граница между СССР и Польшей должна быть именно такой, как ее предлагал провести Сталин…

А теперь воспоминания Валентина Бережкова, которые покажут нам, как на самом деле Сталин боролся за то, чтобы Львов вошел в состав Украины, а не Польши. Кстати, а современные жители Львова знают ли, кому обязаны тем, что их город стал частью украинской территории? Кто отстаивал на переговорах с Черчиллем интересы украинского народа?

«Сталин, в свою очередь, изложил позицию Советского правительства по этому вопросу.

– Речь идет о том, – сказал он, – что украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские – к Белоруссии. Иными словами, между нами и Польшей должна существовать граница 1939 года, установленная Конституцией нашей страны. Советское правительство стоит на точке зрения этой границы и считает это правильным. Молотов пояснил, что обычно эту границу называют “линией Керзона”»[403].

То есть Сталин предложил, чтобы послевоенная граница проходила так, как она проходила после возвращения нам Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939 году. Потому что это и есть пресловутая «линия Керзона». Убеждая британскую делегацию, Сталин говорил:

– Что же вы хотите, чтоб мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо?.. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо[404].

Разумеется, англичане были против. Министр иностранных дел Британии Иден заявляет, что «линия Керзона» существенно отличается от границы 1939 года.

«Тут Черчилль извлек карту, на которой, как он сказал, нанесена “линия Керзона” и линия 1939 года. Тут же была указана линия Одера. Иден, водя пальцем по карте, принялся объяснять, что южная часть “линии Керзона” не была точно определена, и добавил, что, как предполагалось, “линия Керзона” должна была проходить восточнее Львова»[405].

Что хотели английские «партнеры» и «союзники»? Оставить Польше Львов – вот их цель. И для этого они используют дипломатические, на первый взгляд – серьезные аргументы. Но только на первый. Потому что на самом деле британские руководители передергивают карты в самом прямом, шулерском, смысле этого слова. Но со Сталиным такие трюки не проходят. Ему ведь важны не похвалы представителей «цивилизованного мира», не хлопанье по плечу и не празднование своего дня рождения в Лондоне. Ему важна польза своей державы. Иосиф Виссарионович отлично знал историю вообще и историю дипломатии в частности. А потому жульничество англичан тут же было побито единственным необоримым козырем. Правдой.

«Сталин возразил, что линия на карте Черчилля нанесена неправильно. Львов должен оставаться в пределах Советского Союза, а линия границы должна идти западнее. Сталин добавил, что Молотов располагает точной картой с “линией Керзона” и с ее подробным описанием. Он при этом подчеркнул, что Польша должна быть действительно большим, промышленно развитым государством и дружественным по отношению к Советскому Союзу. Тем временем Молотов распорядился доставить карту, о которой упомянул Сталин. Через несколько минут принесли большую черную папку. Раскрыв ее, Молотов развернул карту на столе и указал на нанесенную там “линию Керзона”. Молотов зачитал также текст радиограммы, подписанной лордом Керзоном[406]. В ней точно указывались пункты, по которым проходит эта линия. После уточнения этих пунктов по карте вопрос стал предельно ясен. Позицию советской стороны больше нельзя было оспаривать. Черчилль и Иден ничего не могли возразить. Обращаясь к Сталину, Черчилль сказал:

– По-видимому, участники конференции не имеют существенных расхождений по поводу западных границ Советского Союза, включая и проблему Львова…»[407]

Львов остался в СССР. И Черновцы, которые не входили никогда ни в состав Российской империи, ни в состав Советского Союза.

 

* * *

 

А вот, конечно, чисто анекдотическое, шуточное представление о «методах» общения Сталина с Черчиллем.

Жуков в кабинете у Сталина. Входит секретарь Сталина Поскребышев:

– Иосиф Виссарионович, вас просит к телефону господин Черчилль.

Сталин снимает телефонную трубку:

– Сталин слушает.

– Нэт.

– Нэт.

– Нэт.

– Да.

– Нэт.

Кладет трубку.

Жуков спрашивает:

– Иосиф Виссарионович, вы во всем отказали Черчиллю, но один раз все-таки сказали «Да»…

Сталин:

– Он спросил меня, хорошо ли я его слышу.

 

* * *

 

Вот еще один великолепный анекдот.

На Тегеранской конференции Рузвельту и Черчиллю надоело, что Сталин постоянно давит на них, проходят только его предложения, он один им двоим диктует свою волю. И они решили его разыграть. Утром перед очередным заседанием Черчилль говорит: «Мне сегодня приснилось, что я стал властелином мира!»

– А мне приснилось, – сказал Рузвельт, – что я стал властелином Вселенной! А вам что снилось, маршал Сталин?

– А мне приснилось, – неторопливо ответил Сталин, – что я не утвердил ни вас, господин Черчилль, ни вас, господин Рузвельт.

 

* * *

 

А вот не анекдот, а чистая правда.

Накануне начала Второй мировой французский премьер Лаваль нанес трехдневный визит в Москву, где был радушно принят Сталиным. Сталин и Молотов, конечно, стремились прежде всего выяснить, какова будет численность французской армии на Западном фронте, сколько дивизий, каков срок службы. После того как с вопросами такого характера было покончено, Лаваль спросил:

– Не можете ли вы сделать что-нибудь для поощрения религии и католиков в России? Это бы так помогло мне в делах с папой.

– Ого! – воскликнул Сталин. – Папа! А у него сколько дивизий? [408]

 

* * *

 

Сталин приехал на спектакль в Художественный театр. Его встретил режиссер Станиславский и, протянув руку сказал:

– Алексеев, – называя свою настоящую фамилию.

– Джугашвили, – ответил Сталин, пожимая протянутую руку, и прошел к своему креслу[409].

 

* * *

 

В 1948 году Сталин смотрел фильм «Поезд идет на восток». Фильм не ахти какой. Действие происходит в поезде. Но вот поезд останавливается.

– Какая это станция? – спросил Сталин.

– Демьяновка.

– Вот здесь я и сойду, – сказал Сталин и вышел из зала[410].

 

* * *

 

Не чурался Сталин юмора и говоря на серьезные темы, выступая на партийных съездах. И это выгодно отличало его от тех, кто потом будет руководить Советским Союзом. Представить себе шутящего с трибуны съезда Горбачева практически невозможно. Вот, например, фрагмент выступления Сталина на XVI съезде партии летом 1930 года[411]:

«Особенно смешные формы принимают у них (у правой оппозиции. – Н. С.) эти черты человека в футляре при появлении трудностей, при появлении малейшей тучки на горизонте. Появилась у нас где-либо трудность, загвоздка – они уже в тревоге: как бы чего не вышло. Зашуршал где-либо таракан, не успев еще вылезти как следует из норы, – а они уже шарахаются назад, приходят в ужас и начинают вопить о катастрофе, о гибели Советской власти. (Общий хохот.)

Мы успокаиваем их и стараемся убедить, что тут нет ничего опасного, что это всего-навсего таракан, которого не следует бояться. Куда там! Они продолжают вопить свое: “Как так таракан? Это не таракан, а тысяча разъяренных зверей! Это не таракан, а пропасть, гибель Советской власти”[412]… И пошла писать губерния… Бухарин пишет по этому поводу тезисы и посылает их в ЦК, утверждая, что политика ЦК довела страну до гибели, что Советская власть наверняка погибнет, если не сейчас, то по крайней мере через месяц. Рыков присоединяется к тезисам Бухарина, оговариваясь, однако, что у него имеется серьезнейшее разногласие с Бухариным, состоящее в том, что Советская власть погибнет, по его мнению, не через месяц, а через месяц и два дня. (Общий смех.) Томский присоединяется к Бухарину и Рыкову, но протестует против того, что они не сумели обойтись без тезисов, то есть сумели обойтись без документа, за который придется потом отвечать: “Сколько раз я вам говорил – делайте что хотите, но не оставляйте документов, не оставляйте следов” (Гомерический хохот всего зала. Продолжительные аплодисменты.)»[413]

 

* * *

 

С юмором рассказывает Сталин о новоиспеченных советских бюрократах и болтунах и в отчетном докладе следующему XVII съезду партии зимой 1934 года:

«Один тип работников – это люди с известными заслугами в прошлом, люди, ставшие вельможами, которые считают, что… законы писаны не для них, а для дураков… А теперь о втором типе работников. Я имею в виду тип болтунов, я сказал бы, честных болтунов (смех) не способных руководить, не способных что-либо организовать. У меня в прошлом году была беседа с одним таким товарищем, очень уважаемым товарищем, но неисправимым болтуном, способным потопить в болтовне любое живое дело. Вот она, эта беседа.

Я: Как у вас обстоит дело с севом?

Он: С севом, товарищ Сталин? Мы мобилизовались.

Я: Ну и что же?

Он: Мы поставили вопрос ребром.

Я: Ну а дальше как?

Он: У нас есть перелом, товарищ Сталин, скоро будет перелом.

Я: А все-таки?

Он: У нас намечаются сдвиги.

Я: Ну а все-таки, как у вас с севом?

Он: С севом у нас пока ничего не выходит, товарищ Сталин.

Вот вам физиономия болтуна. Они мобилизовались, поставили вопрос ребром, у них и перелом, и сдвиги, а дело не двигается с места»[414].

 

* * *

 

Рассказывая в том же докладе о международной обстановке, Сталин также не удерживается от шутки:

«Кто хочет мира и добивается деловых связей с нами, тот всегда найдет у нас поддержку. А те, которые попытаются напасть на нашу страну, – получат сокрушительный отпор, чтобы впредь неповадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород»[415].

 

* * *

 

Можете себе представить такие слова в исполнении Брежнева или того же Горбачева? А ведь это и есть отрыв от народа, когда люди, стоящие во главе страны, говорят на отдельном от народа языке. Это и есть выхолащивание сути идей, когда даже глава страны не может говорить так, чтобы было понятно самому последнему дворнику или доярке. Когда официоз и казенный язык полностью вытесняют то, что Ленин когда-то называл «живым творчеством масс»…

Будучи хорошим оратором, Сталин прекрасно чувствовал аудиторию и очень часто старался шуткой или забавной историей разрядить атмосферу. VII расширенный пленум Исполкома Коминтерна (ИККИ), проходивший в Москве с 22 ноября по 16 декабря 1926 года, был довольно скучным мероприятием. Поэтому, стоя на трибуне с заключительным словом, Сталин старается поднять настроение делегатам:

«Зиновьевская манера цитирования напоминает мне одну довольно смешную “историю” с социал-демократами, рассказанную одним шведским революционным синдикалистом в Стокгольме. Дело происходило в 1906 году, во время Стокгольмского съезда нашей партии. Этот шведский товарищ довольно смешно изображал в своем рассказе буквоедскую манеру некоторых социал-демократов цитировать Маркса и Энгельса, а мы, делегаты съезда, слушая его, хохотали до упаду. Вот содержание этой “истории”. Дело происходит в Крыму во время восстания флота и пехоты.

Приходят представители флота и пехоты и говорят социал-демократам: вы нас звали за последние годы к восстанию против царизма, мы убедились, что ваш призыв правилен, мы, матросы и пехота, сговорились восстать и теперь обращаемся к вам за советом. Социал-демократы всполошились и ответили, что они не могут решить вопроса о восстании без специальной конференции. Матросы дали понять, что медлить нельзя, что дело уже готово и если они не получат прямого ответа от социал-демократов, а социал-демократы не возьмутся за руководство восстанием, то дело может провалиться. Матросы и солдаты ушли в ожидании директив, а социал-демократы созвали конференцию для обсуждения вопроса. Взяли первый том “Капитала” взяли второй том “Капитала” взяли, наконец, третий том “Капитала”. Ищут указаний насчет Крыма, Севастополя, насчет восстания в Крыму. Но ни одного, буквально ни одного указания не находят в трех томах “Капитала” ни о Севастополе, ни о Крыме, ни о восстании матросов и солдат. (Смех) Перелистывают другие сочинения Маркса и Энгельса, ищут указаний, – все равно никаких указаний не оказалось. (Смех) Как же быть? А матросы уже пришли, ждут ответа. И что же? Социал-демократам пришлось признать, что при таком положении вещей они не в силах дать какого бы то ни было указания матросам и солдатам.

“Так провалилось восстание флота и пехоты”, – кончил свой рассказ шведский товарищ. (Смех)»[416].

 

* * *

 

Произнося речь в Кремлевском дворце на выпуске академиков Красной армии 4 мая 1935 года, Сталин разряжает атмосферу любопытной историей:

«Я вспоминаю случай в Сибири, где я был одно время в ссылке. Дело было весной, во время половодья. Человек тридцать ушло на реку ловить лес, унесенный разбушевавшейся громадной рекой. К вечеру вернулись они в деревню, но без одного товарища. На вопрос о том, где же тридцатый, они равнодушно ответили, что тридцатый “остался там”. На мой вопрос: “Как же так, остался? ” они с тем же равнодушием ответили: “Чего ж там еще спрашивать, утонул, стало быть”. И тут же один из них стал торопиться куда-то, заявив, что “надо бы пойти кобылу напоить”. На мой упрек, что они скотину жалеют больше, чем людей, один из них ответил при общем одобрении остальных: “Что ж нам жалеть их, людей-то? Людей мы завсегда сделать можем, а вот кобылу… попробуй-ка сделать кобылу”. (Общее оживление в зале) Вот вам штрих, может быть, малозначительный, но очень характерный. Мне кажется, что равнодушное отношение некоторых наших руководителей к людям, к кадрам и неумение ценить людей является пережитком того странного отношения людей к людям, которое сказалось в только что рассказанном эпизоде в далекой Сибири»[417].

 

* * *

 

Шутил Сталин даже в суровые военные годы. Так, например, выступая с докладом 6 ноября 1943 года, он так оценил перспективы Германии и ее союзников:

«Вступая в войну, участники гитлеровского блока рассчитывали на быструю победу. Они уже заранее распределили, кому что достанется: кому пироги и пышки, кому синяки и шишки. (Смех, аплодисменты.) Понятно, что синяки и шишки они предназначали своим противникам, себе же пироги и пышки. Но теперь ясно, что Германии и ее холуям не достанутся пироги и пышки, что им придется теперь делить между собою синяки и шишки. (Смех, аплодисменты.) Предвидя эту незавидную перспективу, сообщники Гитлера ломают сейчас голову над тем, как бы выйти из войны, получив при этом поменьше синяков и шишек»[418].

 

* * *

 

Ровно через год в докладе 6 ноября 1944 года Сталин вновь остается верен себе – в его речь вплетена шутка: «Советские люди ненавидят немецких захватчиков не потому, что они люди чужой нации, а потому, что они принесли нашему народу и всем свободолюбивым народам неисчислимые бедствия и страдания. В нашем народе издавна говорят: “Не за то волка бьют, что он сер, а за то, что он овцу съел”»[419].

В зале смеются и аплодируют…

 

* * *

 

С юмором Сталин писал даже письма соратникам по антигитлеровской коалиции. Например, 14 января 1944 года он пишет Черчиллю:

«Ваше послание от 12 января получил. Наши армии действительно имеют за последнее время успехи, но до Берлина нам еще очень далеко. К тому же немцы предпринимают сейчас довольно серьезные контратаки, особенно в районе восточнее Винницы. Это, конечно, не опасно, но все же немцам удалось здесь оттеснить наши передовые части и временно приостановить наше продвижение. Следовательно, Вы можете не ослаблять, а даже по возможности всемерно усиливать бомбардировки Берлина. Немцы еще успеют к нашему общему приходу в Берлин отстроить некоторые помещения, необходимые для нас с Вами»[420].

 

* * *

 

Один генерал-полковник докладывал Сталину о положении дел. Верховный главнокомандующий выглядел очень довольным и дважды одобрительно кивнул. Окончив доклад, военачальник замялся. Сталин спросил:

– Вы хотите еще что-нибудь сказать?

– Да, у меня личный вопрос. В Германии я отобрал кое-какие интересующие меня вещи, но на контрольном пункте их задержали. Если можно, я просил бы вернуть их мне.

– Это можно. Напишите рапорт, я наложу резолюцию.

Генерал-полковник вытащил из кармана заранее заготовленный рапорт. Сталин наложил резолюцию. Проситель начал горячо благодарить.

– Не стоит благодарности, – заметил Сталин и проситель вышел от Верховного.

Прочитав написанную на рапорте резолюцию: «Вернуть полковнику его барахло. И. Сталин», генерал обратился к помощнику Сталина Поскребышеву:

– Тут описка, я не полковник, а генерал-полковник.

– Никак нет, товарищ полковник, никакой описки нет. Все вопросы к товарищу Сталину.

И добавил, не услышав возражений:

– Вы можете перешить погоны прямо сейчас.

И Поскребышев протянул ошарашенному офицеру пару новеньких полковничьих погон[421].

Прочитали? Это народная история. Такого не было. А вот что было.

«После войны генералы везли вещи из Германии. Сперва на это смотрели сквозь пальцы, а потом Сталин приказал проверять в Бресте составы и переводить имущество в пользу государства. Один генерал-полковник, у которого экспроприировали целый вагон вещей, стал возмущаться, что напишет Сталину. Об этом мне поведал маршал А. Е. Голованов. “И ведь хватило ума – написал! ” – смеялся Александр Евгеньевич. Верховный прочитал и наложил такую резолюцию: “Вернуть г. – полковнику барахло, И. Сталин”. Нет, его не понизили в звании до полковника, но вся военная верхушка узнала об этом и подсмеивалась над ним»[422].

Обратите внимание, что народная молва наказала хапугу генерала и сделала Сталина строже, чем он был на самом деле. Такой у нас народ. И такого лидера он хочет видеть, готов такому лидеру подчиняться. Строгому, справедливому. Карающему вороватую элиту.

 

* * *

 

Имея прекрасное чувство юмора, Сталин ценил его и у других. В том числе и у тех, с кем скрещивал шпаги в дипломатических баталиях. На заключительном ужине Ялтинской конференции Сталин поднялся из-за стола с бокалом в руке и сказал:

– Сегодня, как и ранее, мы, трое лидеров, пришли к взаимопониманию. Мы беседуем, едим и пьем, приятно проводим время. Тем временем наши переводчики работают, и их работа не из легких. У них нет времени есть и пить. Мы полагаемся на них в выражении наших мыслей друг другу. Я предлагаю тост за переводчиков!

Он обошел вокруг стола и чокнулся с каждым из переводчиков.

Подняв свой бокал, Черчилль воскликнул:

– Переводчики всего мира, объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своей аудитории!

Эта пародия на коммунистический лозунг очень понравилась Сталину, и он долго смеялся[423].

 

* * *

 

Министр иностранных дел Третьего рейха фон Риббентроп был не очень умным человеком. Но зато большим любителем поз и себя самого. В дипломатии он разбирался плохо, но в своих мемуарах, написанных в Нюрнбергской тюрьме[424], «забыл» рассказать один забавный случай. «Забыл» потому, что он выставлял главу гитлеровского МИДа круглым дураком. Во время приема в Кремле в честь Риббентропа в августе 1939 года он поднялся по знаменитой лестнице Большого Кремлевского дворца и приветствовал Сталина… нацистским приветствием. То есть вытянутой вверх рукой. Окружение Сталина замерло: это явная провокация. На самом деле неумный Риббентроп просто не подумал о неуместности такого жеста. Спас ситуацию Сталин, который неожиданно для всех ответил Риббентропу… книксеном. Взявшись пальцами за края своего френча, он картинно присел перед гостем. Собравшиеся разразились громовым хохотом[425].

 

* * *

 

А вот еще несколько историй, случившихся во время визита Риббентропа в Москву в августе 1939 года. Немецкий министр иностранных дел провозглашал тосты за Сталина, за Молотова. Сталин неожиданно предложил: «Выпьем за нового антикоминтерновца Сталина!» и незаметно подмигнул Молотову. Пошутил, чтобы вызвать реакцию Риббентропа. Тот бросился звонить в Берлин, докладывает Гитлеру в восторге. Гитлер ему отвечает: «Мой гениальный министр иностранных дел!» Гитлер никогда не понимал марксистов[426].

О том, что на этом же самом чисто протокольном банкете в честь немецкой делегации Сталин предложил выпить за здоровье «фюрера, которого так любит немецкий народ», обязательно пишут все «демократические историки». Выдают дипломатическую вежливость за некое «родство душ». Но никто из них не спешит рассказать о том, что на том же приеме Сталин со свойственным ему юмором откровенно поиздевался над Риббентропом. Подняв тост… «за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича», который сидел тут же за столом, через кресло от фашистского министра иностранных дел. И Риббентропу пришлось выпить за еврея Кагановича.

 

* * *

 

А вот еще несколько «дипломатических» анекдотов с участием Сталина.

Когда министр иностранных дел Великобритании Иден посетил Москву зимой 1942 года, немцев едва только «отодвинули» от нашей столицы. Иден высказал мысль, что борьба с немцами будет трудной и длительной.

– Ведь сейчас, – добавил он, – Гитлер все еще стоит под Москвой, и до Берлина далеко…

– Ничего, – спокойно возразил Сталин, – русские уже были два раза в Берлине, будут и в третий раз[427].

 

* * *

 

В Потсдаме летом 1945 года, после провала Черчилля на всеобщих выборах в Англии, его сменил новый лейбористский премьер Клемент Эттли. Вместе с ним в Потсдам прибыл и новый министр иностранных дел Великобритании, видный деятель английского рабочего движения Эрнст Бевин. Как-то в туалете (переводчик порой должен был сопровождать своего шефа и туда) Бевин, стоя неподалеку от Сталина у писсуара, пошутил:

– Это – единственное место в капиталистическом мире, где трудящийся может с полным правом взять средства производства в собственные руки…

Сталин, хитро улыбнувшись, поддержал шутку:

– То же и в социалистическом мире…[428]

 

* * *

 

Американский дипломат Аверелл Гарриман рассказывал, что впервые он попал на русскую землю еще восьмилетним мальчиком во время одного из больших путешествий, в которое родители взяли его с собой. Семья Гарриманов высадилась тогда ненадолго на западном берегу Берингова пролива. Когда впоследствии Гарриман рассказал в Кремле об этом приключении, добавив, что ни у кого из них не было визы, Сталин заметил:

– Теперь бы вам это не удалось…[429]

 

* * *

 

Сталин спросил у метеорологов, какой у них процент точности прогнозов.

– Сорок процентов, товарищ Сталин.

– А вы говорите наоборот, и тогда у вас будет шестьдесят процентов[430].

 

* * *

 

Как-то иностранные корреспонденты спросили Сталина:

– Почему на гербе Армении изображена гора Арарат, ведь она не находится на территории Армении?

Сталин ответил:

– На гербе Турции изображен полумесяц, а ведь он тоже не находится на территории Турции.

 

* * *

 

Уже много позднее Аверелл Гарриман вспоминал, что во время Потсдамской конференции он сказал Сталину:

– А ведь вам, должно быть, очень приятно, что вы после того, что пришлось пережить вашей стране, находитесь сейчас здесь, в Берлине…

– Царь Александр, – невозмутимо заметил Сталин, – до Парижа дошел…[431]

 

* * *

 

Во время визита в Москву в августе 1942 года главной своей задачей Черчилль считал рассказать Сталину, что второго фронта в этом году в Европе союзники не откроют[432]. Вместо этого они планируют высадиться во французских владениях в Африке.

На это Сталин не без иронии сказал:

– Британская армия не должна так сильно бояться немцев[433].

 

* * *

 

У Сталина было несколько переводчиков, которые вместе с вождем участвовали в переговорах. Для каждого языка свой. Переводчиком с немецкого и на немецкий у него был Бережков, чьи мемуары я всем рекомендую прочитать[434]. С английского Сталину переводил другой человек – Павлов. Именно на этом и строится весь дальнейший юмор. Однако как следует из мемуаров Бережкова, он участвовал и в Тегеранской конференции, на которой по понятным причинам на немецкий язык было переводить некому и нечего, и в других переговорах с представителями Англии и США. А значит – он знал и английский язык. Однако исключать возможность ситуации, когда англосаксы знали переводчика Павлова и не знали переводчика Бережкова, полностью невозможно. А история вот какая…

Как-то случайно Сталин узнал (хотя Бережков об этом не упоминал), что тот знает помимо немецкого еще и английский язык. И вот как-то спустя два или три года всего за пять-десять минут до начала ответственных переговоров с американцами Сталину сообщают, что переводчик Павлов не сможет присутствовать, так как неожиданно заболел. Американцы, прибывшие в Кремль, узнав об этом, заволновались: переговоры оказались под угрозой. Советник посольства США в Москве Чарльз Болен с тревогой спрашивает у Сталина:

– Что же делать?

– Что делать? Будем работать, – невозмутимо заявляет глава СССР.

– Но кто же будет переводить? – нервно спрашивает Болен.

– Переводить будет Бережков.

– Но Бережков же переводчик с немецкого, а не английского, – не унимается Болен.

– Это не имеет значения, – заявляет Сталин.

У американцев шок.

– Как так не имеет значения?

– Я ему прикажу, и Бережков будет переводить с английского, – спокойно объясняет Сталин.

Приходит Бережков, на глазах недоумевающих американцев Сталин приказывает ему переводить с английского.

– Есть, – отвечает переводчик.

И заговаривает с обалдевшими от неожиданности американцами на чистейшем английском языке[435].

 

* * *

 

Еще одна реальная история о том, как чувство юмора не изменяло Сталину в дипломатических беседах.

Послевоенный премьер-министр Румынии Петру Гроза после беседы со Сталиным (которая, кстати говоря, велась на немецком языке) обедал с нашим руководителем. Хорошо выпив и закусив, Петру Гроза сказал:

– Вы знаете, я очень люблю женщин.

– А я очень люблю коммунистов, – ответил Сталин[436].

 

* * *

 

Как-то Сталин долго не мог связаться с генеральным секретарем Союза писателей Александром Фадеевым: того просто не было на работе. Когда автор «Молодой гвардии», наконец, объявился, Сталин спросил:

– Где вы пропадали, товарищ Фадеев?

– Был в запое, – с большевистской прямотой ответил тот.

– А сколько дней у вас обычно длится запой?

– Дней десять-двенадцать, товарищ Сталин.

– А не можете ли вы, как коммунист, проводить это мероприятие дня в три-четыре?

 

* * *

 

Узнав о разногласиях между писателями Фединым и Шолоховым, Сталин пригласил их в Кремль. Усадил за стол и начал мирить.

– В интересах советской литературы прошу вас помириться и подать друг другу руки.

Писатели молчат.

– Я прошу вас! – настаивает Сталин.

Писатели упорствуют.

– Сталин вас просит! – уже жестче говорит Иосиф Виссарионович.

Литераторы встают и нехотя протягивают друг другу руки.

– А теперь поцелуйтесь! – говорит Сталин. И когда оппоненты начинают целоваться, громко смеется:

– А я думал, вы принципиальные! [437]

 

* * *

 

Представляя Мао Цзэдуну киноактера Бориса Андреева, исполнившего главную роль в фильме «Падение Берлина», Сталин сказал:

– Вот артист Борис Андреев. Мы с ним вдвоем брали Берлин[438].

 

* * *

 

Друг детства Сталина – священник Георгий – приехал из Грузии и попросил у вождя аудиенции. На что Сталин ответил, что не может принять его в одежде священника. Мол, пойдут разговоры, что генсек встречается со священниками. В штатском костюме – милости просим.

Тогда Георгий сшил штатский костюм и идет на прием. Священника доводят до дверей кабинета, распахивают двери и оттуда слышится смех Сталина:

– Ай, Гога. Переоделся. Бога не побоялся, а меня испугался! [439]

 

* * *

 

В ноябре 1943 года на Тегеранской конференции после заседания состоялся обед, на котором Сталин и Черчилль обменивались «любезностями». Рузвельт же, сославшись на усталость, удалился. Но диалог между руководителями России и Великобритании не утратил своей остроты.

Черчилль: «Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае я сделал все для того, чтобы он стал нашим верным союзником…»

Сталин: «Ну а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что, конечно же, каждый знает, что дьявол – коммунист. А Бог, несомненно, добропорядочный консерватор…»[440]

 

* * *

 

Государь император Александр III в одной из своих поездок согрешил с особой низкого звания, которую попросил сообщить ему, если родится ребенок. В означенный срок он получил телеграмму – родился мальчик. В ответ пришла высочайшая телеграмма: «Отроку дать имя Сергий, отчество мое, фамилия по прозвищу». Поскольку в царствование этого умнейшего царя Россия не участвовала в военных действиях, то прозвище его было – Миротворец. Так и получился Сергей Александрович Миротворцев. В 1930-е годы чекисты раскопали эту историю и готовились арестовать «наследника». Бумаги о нем поступили Сталину, который наложил следующую резолюцию: «Он не виноват, что его отец был такой бл*дун». С. А. Миротворцев стал профессором, имел заслуги и получил Сталинскую премию[441].

 

* * *

 

Когда наркома сельского хозяйства Украины вызвали на Политбюро, он спросил:

– Как я должен докладывать: коротко или подробно?

– Как хотите, можете коротко, можете подробно, но регламент три минуты, – ответил Сталин.

 

* * *

 

Молотов рассказывал, что над Сталиным, когда он плавал по Черному морю на пароходе «Троцкий», подшучивали на Политбюро:

– Долго ты еще будешь на Троцком ездить?

Зато из Одессы высланный из СССР Троцкий отплывал за рубеж на пароходе «Ильич».

Но до этого его сначала сослали в Алма-Ату. С огромным количеством багажа Лев Давыдович отправлялся на отдельном поезде малой скоростью[442].

Молотов тогда уточнил у Сталина:

– Тише едешь, дальше будешь?

– Дальше едешь, тише будешь, – уточнил Сталин[443].

 

* * *

 

Сталин ходил с первым секретарем ЦК Грузии Акакием Ивановичем Мгеладзе по аллеям кунцевской дачи и угощал его лимонами, которые вырастил сам в своем лимоннике:

– Хороший лимон?

– Хороший, товарищ Сталин.

– Сам выращивал.

Погуляли, поговорили. Сталин снова отрезает дольку:

– На, еще попробуй.

Приходится есть, хвалить.

– Сам вырастил и где – в Москве! – говорит Сталин.

Еще походили, он опять угощает:

– Смотри, даже в Москве растет!

Когда Мгеладзе уже стало невмоготу жевать этот лимон, его осенило:

– Товарищ Сталин, обязуюсь, что Грузия будет обеспечивать лимонами всю страну!

И назвал срок.

– Наконец-то додумался! – сказал Сталин[444].

 

* * *

 

По поводу любовных стихов Константина Симонова Сталин сказал так: «Надо было напечатать всего два экземпляра – один для нее, второй для него!»[445]

 

* * *

 

По воспоминаниям начальника охраны Сталина Н. С. Власика, Сталин очень любил детей и всегда охотно с ними разговаривал. Однажды, во время прогулки с Молотовым, Сталин встретил маленького мальчика лет шести, очень разговорчивого и смышленого. Он толково и обстоятельно отвечал на вопросы Иосифа Виссарионовича. Когда они знакомились, Сталин протянул руку и спросил:

– Как тебя зовут?

– Валька, – солидно ответил мальчик.

– Ну а меня – Оська рябой, – в тон ему сказал Сталин. – Ну вот, мы теперь с тобой знакомы[446].

 

* * *

 

В 1946 году началась работа над фильмом «Клятва», режиссером которого стал земляк Сталина Михаил Чаурели. На роль самого вождя им был предложен Михаил Геловани.

– Талантливый актер. Старается проникнуть в ваш образ. Готов прожить вашу жизнь, чтобы глубже почувствовать вас.

– Если уж очень хочет, могу помочь, – ответил Сталин. – Может, он начнет с туруханской ссылки?

 

* * *

 

Вот еще одна любопытная история. Ее часто приводят в книгах, она широко разошлась по просторам Всемирной паутины. В 1936 году в зарубежных странах прошла серия статей, в которых говорилось о тяжелой болезни, а позднее и о смерти Сталина. Чарльз Нигер, корреспондент «Ассошиэйтед Пресс» в Москве, немедленно направился в Кремль и передал для Сталина письмо, в котором просил его подтвердить или опровергнуть эти слухи.

Сталин немедленно ответил журналисту:

«Милостивый государь! Насколько мне известно из сообщений иностранной прессы, я давно уже оставил сей земной мир и переселился на тот свет. Так как к сообщениям иностранной прессы нельзя не относиться с доверием, если Вы не хотите быть вычеркнутым из списка цивилизованных людей, то прошу верить этим сообщениям и не нарушать моего покоя в тишине потустороннего мира.

26. Х.36 г. С уважением, И. Сталин»[447].

Подобного текста нет в прижизненном собрании сочинений Сталина. Говорит ли это о том, что история выдумана? Нет. Потому что очень похожая реакция Сталина на глупые вопросы западных журналистов реально опубликована в официальном собрании сочинений вождя. Истории эти очень похожи, но тем не менее разница все же есть.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.103 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал