Глава 4. РЕШЕНИЕ

Жан рассказывал, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться. Теперь он наконец открыл их и постарался повернуть клетку так, чтобы увидеть расположившихся внизу слушателей.

— Эта жалкая тварь спит! — вскрикнул он, и у него перехватило дыхание.

Заново пережить такую историю — и напрасно? Столь слабая искра надежды теплилась в нем — и даже она теперь погасла.

«Я умру здесь. Моя клятва Анне Болейн нарушена».

Он в отчаянии смотрел на Фуггера. И тут Фуггер зашевелился. Резкое движение руки сшибло череп Феликса с кучи отбросов. По его телу стала распространяться дрожь, пока не затряслось все — руки, ноги, голова. Одним прыжком Фуггер вскочил на ноги и закружился. А изо рта у него рвались крики: слова на множестве разных языков, вопли, стоны, невнятица.

Ворон громко каркнул, взлетел и закружился над ними. Медленно, постепенно шум стал стихать, карканье мужчины и птицы смолкли, тряска успокоилась. Когда она сменилась дрожью, Фуггер вдруг прыгнул на клетку, просунул левую руку в прутья и закачался, устремив на Жана безумный взгляд.

— Кто тебе сказал? — взвизгнул он. — А? Ну же, ну же, говори: кто прислал тебя мучить меня, кто рассказал тебе мою жизнь, кто дал тебе в руки оружие против меня?

— Я не понимаю… — начал Жан, но Фуггер принялся с силой раскачивать клетку.

— Значит, ты видел! — заорал он. — Ты все увидел и придумал свою историю — так хитро! Признайся, и тебе будет легче: обещаю тебе скорый конец. Твоя история — сплошная ложь! Ложь, ложь!

— Мсье, — проговорил Жан как мог спокойно, — я ничего не знаю о твоей жизни. Я рассказал тебе правду о своей. Вот и все.

Фуггер еще покачался, пристально глядя на Жана, а потом воскликнул:

— Попробуй только сказать, что не знал об этом!

И он ткнул Жану в лицо свою правую руку. Она заканчивалась культей.

Для человека в клетке наступило мгновение выбора. Фуггер так близко от его затекших рук! Схватить, вывернуть, сделать больно, заставить его откачнуть клетку к перекладине, вынудить взять ключ. Уже в дюжине сражений решительность и готовность воспользоваться шансом — любым шансом! — помогали ему выжить.

«Ну же, — сказал себе Жан, — пользуйся и этим!»

И в этот миг нерешительности он вспомнил другое перерубленное запястье, и это воспоминание помогло ему разглядеть в глубине безумных, сверкающих в лунном свете глаз Фуггера ту же боль, ту же мольбу, что он видел всего неделю назад в лондонском Тауэре.

Жан медленно обхватил пальцами искореженную плоть и на секунду мягко удержал ее. Фуггер упал на спину, словно от удара, и снова застыл на куче. Он не шевелился, только по лицу у него струились слезы.

В долгом молчании, которое нарушал лишь плач Фуггера, Жан гадал, не упустил ли он свою единственную возможность выбраться на свободу. Довериться милосердию безумца? О чем он только думал! Его отнюдь не успокоило то, что приглушенный плач сменился хриплыми, резкими звуками, которые могли быть только смехом.

— О, Демон, милый! — смеялся Фуггер. — Это и впрямь такая хорошая история! И такая невероятная, что может быть только правдой!

И смех смолк — так же неожиданно, как и начался. Фуггер сел, вытер лицо грязным рукавом и сказал:

— Те люди, которые тебя сюда посадили. Они взяли руку королевы?

— Да.

— Почему?

— Не знаю. Здесь говорят, что в останках есть сила. Если это так, то в этой руке ее должно быть очень много.

— И кто ее украл?

— Ты уже сказал, что одного называли архиепископом. Она предупреждала меня, что найдутся те, кто захочет использовать ее после смерти в своих целях.

— Второй назвал его архиепископом. И это его очень разгневало. И я подумал: какие знатные гости! Вот тогда я и понял, что ты необыкновенный.

— Архиепископ. В этом есть смысл. Ты знаешь откуда?

— Нет. Но я слышал, что он упомянул Сиену.

— А тот, второй? Офицер? — спросил Жан.

— Я его не видел. Но по голосу я понял, что он — мой соотечественник. Немец. Но с юга. Наверняка один из этих проклятых баварцев.

— Так. — Сквозь прутья Жан посмотрел на дорогу, по которой уехали всадники. — Я начинаю узнавать моего врага.

— А я знаю моего, — сказал Фуггер. Он вскочил и снова просунул в решетку свою здоровую руку. — Что ты мне дашь, если я сейчас тебя освобожу?

— Я дал тебе мою историю. Разве я не выполнил мою часть уговора?

Фуггер снова разразился своим странным каркающим смехом, напоминавшим шуршание грубого пергамента.

— Ты сказал — только если она мне понравится. Она мне понравилась. Но мне нужно кое-что еще.

— У меня больше ничего нет. У меня никогда не было много, а они забрали последнее. Даже мой меч. У меня нет золота.

— Золота? — Фуггер повернулся и плюнул на кучу. — Я — сын банкира, и моя жизнь была сплошным золотом. И посмотри, к чему оно меня привело! — Не дав Жану времени ни о чем спросить, Фуггер продолжил: — Нет, даже княжеский выкуп не вытащил бы тебя из этой клетки. Я прошу у тебя только то, что ты можешь мне дать: еще одну клятву.

— Какую?

— Позволь мне помочь тебе исполнить твою первую клятву.

— Отпустив меня на свободу, ты мне поможешь.

— Нет. Я хочу помочь тебе получить обратно то, что у тебя отняли. Видишь ли, я тоже потерял руку. Мне подобает найти другую.

Жан заглянул в безумные глаза Фуггера и подумал: «Все, что я пока видел, — это его сумасшествие. Я совсем не видел человека. А теперь я вижу человека и то, что ему необходимо. И его нужда, наверное, не меньше моей». И все же он сказал:

— Я не стану тебе лгать. Мое обещание королеве значит для меня все. Если ты мне поможешь, то, мне кажется, ты будешь за это вознагражден. Но если ты мне помешаешь — я моментально тебя брошу.

Для человека, болтающегося на виселице, это были храбрые слова. И Фуггер оценил их.

— Ты умеешь торговаться. И с такого выгодного положения! — Он захохотал. — Я согласен.

Одним прыжком он достал ключ с перекладины и повернул его в замке. С громким скрипом железная клетка открылась, и Жан вывалился из нее. Ворон громко закаркал.

— О да! Как я мог забыть? Демон тоже пойдет с нами! Какая сила — мы трое! Наше приключение начинается!

И Фуггер снова пустился в свой странный дерганый танец.

Жан лежал на спине на куче отбросов, наблюдая за прыжками безумца и круженьем ворона, и его затекшие и избитые руки и ноги отчаянно болели.

— Да поможет нам Бог! — простонал он.

— Аминь! — заорал Фуггер, продолжая неистово кружиться.