Прошлое. Через два месяца после начала учёбы в университете я только начала снова чувствовать себя

Через два месяца после начала учёбы в университете я только начала снова чувствовать себя. Первые несколько недель моё сердце было разбито, и я едва могла поднять голову с подушки, чтобы отправиться на пары. Я заставляла себя делать это, и мне даже удавалось поговорить по пути с несколькими незнакомцами. К счастью, я завела несколько друзей в общежитии, одной из которых была девушка по имени Бекки, которая оставила дома своего парня и тоже страдала. Она знала, что я рассталась с кем–то, но никаких подробностей. Нас связали «Дневники Бриджет Джонс», пачка из двадцати сигарет «Мальборо» и несколько бутылок «Совиньон Блан».

Я стала чаще выходить в город, завела друзей на курсе, и все девушки с моего этажа компанией ходили в университетский бар. Эшли давала мне советы по телефону, и я стала лучше справляться с тем, чтобы существовать и беречь свою боль до того времени, когда натяну одеяло на голову ночью. Алкоголь помогал ослабить боль… сильно.

Был вечер ноября, когда мы танцевали в местном клубе, и я поняла, что начинаю чувствовать себя лучше. Я была уверена, что, по крайней мере, выгляжу хорошо. Мы с моей новой подругой Бекки покоряли танцпол. Танцевали и как можно громче подпевали последним музыкальным хитам. Я терялась в музыке, и ко мне подходили разные парни, желающие потанцевать со мной. Я болтала с людьми возле бара и прогоняла тех, кто хотел купить мне выпить.

Я чувствовала себя хорошо, чувствовала себя живой, будто прихожу в норму.

Мы с Бекки, пошатываясь, дошли до местного кафе, прежде чем вызывать такси домой. Мы сидели друг напротив друга и ели чипсы, смеялись, и в этот момент на столе завибрировал мой телефон. Я взяла его и чуть не уронила, так как впервые за два месяца пришло сообщение от Кайла.

Я скучаю по тебе.

Я ахнула, откинулась на спинку своего стула, чувствуя жар.

– Что? – спросила Бекки, обходя стол, чтобы посмотреть, в чём дело. Она прочитала имя, а затем сообщение и произнесла:

– Оу.

Я сделала глубокий вдох и почувствовала, как беззаботный вечер исчезает в облаке ностальгии.

– Просто проигнорируй его, – произнесла Бекки, приобняв меня. – Сейчас два часа ночи, возможно, он зол, одинок и думает, что ты двигаешься дальше по жизни.

Я медленно кивнула.

– И у меня было чувство, что я… забыла об этом.

– Брось. – Она взяла меня за руку. – Проигнорируй его, и поедем домой.

Позже той ночью, когда я забралась в кровать, пришло ещё одно сообщение:

Я всё ещё скучаю по тебе.

Я смотрела на сообщение и думала, как плохо будет написать ответ? Конечно, мы с Эшли долго обсуждали это, исчерпывая лимит бесплатных минут, полагаемых мне контрактом с мобильной сетью. Было лучше не иметь с ним никакой связи, никаких сообщений и звонков, чтобы мне было легче справиться со своей жизнью. Но это было легче сказать, чем сделать. Но даже если наши с Кайлом отношения были любыми, только не традиционными, нам было хорошо вместе: он заставлял меня смеяться, мне нравилось проводить с ним время, и, конечно же, он был чертовски привлекательным, и даже сейчас моё тело жаждало его. Это вселяло ужас.

Я сопротивлялась двадцать минут, а затем наконец сдалась.

Я тоже скучаю по тебе, – ответила я.

Он практически тут же позвонил, и я смотрела на его имя на экране телефона так, будто это не могло быть правдой, вдруг почувствовав неуверенность. Я ответила.

– Привет, – прошептала я, несмотря на то, что находилась одна в своей маленькой университетской комнате с каменной кладкой и разными постерами; я боялась, что меня подслушают.

– Привет, – тоже шёпотом произнёс он, но глубина его шёпота заставила моё сердце пропустить удар, а сам его голос заставил меня мгновенно захотеть его.

– Ты в порядке? – спросила я.

– Да, а ты?

Наш разговор начался неуверенно, как любой разговор между двумя разделёнными обстоятельствами людьми. Однако через полчаса мы смеялись и рассказывали друг другу о том, что было последние месяцы. Это было похоже на разговор со старым другом, с которым мне может не выдаться шанс поговорить снова, так что мы должны были рассказать друг другу все детали проведённого врозь времени, на случай, если больше возможности не будет. Моё сердце разбивалось снова, когда я слушала о его новой жизни и понимала, что, несмотря на наше лето, Кайл никогда не был моим. Я не имела на него никаких прав, а теперь он был от меня так далеко, как только можно было представить.

– Разреши мне приехать к тебе, – тихо сказал он, в то время как стрелки часов быстро приближались к утру. Мы разговаривали по телефону больше часа.

– Ох, Кайл… – произнесла я, – как бы сильно мне ни хотелось этого, хорошая ли это идея?

– Я думаю да, – быстро ответил он.

– Так мы будем страдать ещё больше, – вздохнула я. – Мне потребовалось два месяца, чтобы снова научиться улыбаться, и один этот разговор вернёт меня назад.

– Ты думала обо мне? – спросил он.

– Постоянно, – ответила я, застонав, как жалкая девчонка, которой я и была. Я не могла скрыть того, как сильно меня тянуло к Кайлу Хансону, как и любую девушку. Я представляла, как его окружают девушки в университете Эксетера, и это причиняло мне физическую боль.

– Тогда почему мы не можем увидеться? – серьёзно спросил он. – Зачем страдать в одиночку, когда мы можем быть вместе?

– Чем это закончится, Кайл? – спросила я. – Ещё несколько лет пряток и никакого движения вперёд.

Он молчал.

– Я знаю, к чему ты ведёшь, Соф, – произнёс он. Мы оба знали, что наша маленькая договорённость означала то, что мы не двинемся дальше, не найдём других людей, и мы приняли университет как конец всего этого, границу, с которой можно было иметь дело. Если мы нарушим периметр, то это будет опасно, и к чему это приведёт?

– Может, нам следует просто подождать до Рождества, попытаться жить врозь и… затем, надеюсь, мы сможем быть друзьями, когда увидимся.

– Хорошо, – бодро ответил он, устрашающе не похоже на обычные подшучивания Кайла.

Мы поболтали ещё немного, и в конце концов я убрала телефон, когда солнце уже почти вставало. Я поспала пару часов, и, когда проснулась, разговор казался сном. Я не знала, изменились ли границы, будет ли он теперь регулярно писать мне, позвонит ли ещё раз. Я ждала от него следующего шага, не желая опозориться и снова начать желать Кайла каждую секунду каждого дня.

Он не звонил. И в тот год он не приехал домой на Рождество.

В следующий раз, когда его имя засветилось на экране моего телефона, а моё сердце стало биться чаще, была середина ночи моего последнего года в университете, когда я, скрутившись, лежала в руках Саймона. Я вскочила с кровати, услышав пронзительный звук, предполагая, что это будет что–то важное в такое время. Я увидела его имя, злобно посмотрела на него и вышла в коридор, подальше от спящего Саймона.

Я сглотнула и ответила.

– Соф? – спросил хриплый голос. Я слышала, что на его голос повлиял алкоголь, и могла практически распробовать его; его голос притягивал меня как горячая пенная ванна после дождя.

– Да, Кайл, да, ты в порядке? – шептала я.

– Ты мне нужна, Соф, – проговорил он, – всё испорчено.

– Кайл, – говорила я. – Кайл, успокойся, что случилось, где ты?

– О Боже. – Он начал плакать. – Я такой тупой придурок.

Мы говорили около часа, и он протрезвел. Он был расстроен, но не рассказывал почему. Он спрашивал, как я, как моя жизнь, счастлива ли я. Будто мы чужие. Это одновременно успокаивало и придавало неловкости. Я переместилась в гостиную, скрутилась на диване под одеялом и слушала его знакомый голос. Когда разговор подошёл к концу, он был в лучшем расположении духа, и мы попрощались. Я думала о том, чтобы сказать, что скучаю по нему, рассказать о том, как прошли три года, но в конце разговора он вздохнул и сказал:

– Ты была права, Соф. Я для тебя не счастливый конец.

Я забралась обратно в кровать к Саймону, который инстинктивно обвил меня руками. Я могла думать только о Кайле, о его голосе, о его грусти, о его жизни, и я знала, что хотя я здесь с Саймоном, я всегда буду хотеть Кайла. Но… Саймон был тем, кому я позволила заполучить меня.

Через два года Кайл приехал домой на Рождество. Я всё ещё жила с родителям, но копила деньги на дом с Саймоном. Кайл не обращал на маму много внимания, но она была в полном восторге, как и Мик, хоть он и не показывал этого. Он смягчился по отношению к Кайлу за эти последние несколько лет, и они научились уважать друг друга. Мама отказывалась позволять им становиться чужими, заставляя Мика ездить к Кайлу, когда тот устроился на новом месте, так что они время от времени исчезали на выходные, чтобы повидать моего неуловимого сводного брата. Они с Миком стали ближе с годами, но им всё ещё не хватало сильного фундамента для построения связи отца и сына.

У нас с Саймоном были планы на Рождество, и когда я услышала, что Кайл приедет домой, все мои мысли перевернулись. Я задавалась вопросом, каково нам будет вместе под одной крышей. Мне было интересно, каково будет увидеть его, есть ли у него кто–то, подумает ли он, увидев меня, какого чёрта делал все эти годы. Наше влечение могло исчезнуть годы назад, но у нас никогда не было шанса выяснить это.

– Думаю, мне следует провести Рождество дома, учитывая, что Кайл вернётся. Он может больше никогда не приехать, – сказала я Саймону. Мы планировали поехать к его родителям. Он кивнул. Я хотела провести время с Кайлом и с родителями и, как бы это ни было эгоистично, я не хотела видеть там его.

– Я понимаю, – произнёс он, поцеловав меня в макушку. Он был таким нелепо понимающим, что было тяжело расстраивать его. Я знала, он не будет бороться за меня, не будет возражать, если меня не будет рядом. Для меня так будет легче, но маленькая часть меня была разочарована, что он не настоял на том, чтобы я была с ним, не настоял на том, чтобы я была рядом.

День Рождества был прекрасным. Утром мы вчетвером открывали подарки и лениво позавтракали яичницей с беконом. Мама поставила индейку в духовку, а затем мы все отправились в местный бар, чтобы выпить с другими рождественскими гуляками. Бар был полон туристов и был открыт всего на несколько часов, чтобы люди вернулись домой и продолжили празднования. Мы ушли часа в три; Кайл рассказывал нам истории о своей жизни в Лондоне. Он небрежно положил руку мне на плечи, пока мы шли по оледенелой дорожке к дому. Мама и Мик шли впереди, смеясь и болтая, а мы держались сзади.

Дома было красиво накрыто на стол. Мама была так рада видеть нас обоих, что занялась приготовлением овощей, а мы начали играть в монополию в своих рождественских шапках, попивая вино.

– Как это мило, – промычал Мик, когда мама наконец села за стол, поставив перед всеми нами первое блюдо – коктейли из креветок.

– Разве это не просто… – Мама вздохнула. – Ох, Кайл, мы не достаточно часто видим тебя здесь.

– Я знаю. – Он покачал головой и улыбнулся нам всем. – Сегодняшний день прошёл отлично, спасибо.

Мама слегка наклонилась вперёд, сжав его руку.

– Мы рады видеть тебя в любое время, – улыбнулась она.

День был чудесный. Будто мы никогда не разделялись, и влечение, которое я считала исчезнувшим, всё ещё присутствовало. Это было практически невозможно отрицать, но я понятия не имела, чувствует ли это Кайл. У меня был Саймон, я была счастлива, и он подходил моим планам, так что я просто должна была подавить желание наброситься на Кайла и умолять его отвести меня в нашу общую ванну для очередного раунда совокуплений на раковине.

Саймон был последним в моём списке мыслей, несмотря на несколько сообщений в течение дня. Той ночью мы все хотели пойти спать после дня наслаждений, игр, большого количества еды и просмотра рождественского телевидения в комнате для вечеринок.

Когда я стояла в ванной и очистила зубы, заглянул Кайл. Я не закрывала дверь, как раньше, когда он был здесь; думаю, эта привычка исчезла давным–давно.

– Доброй ночи, Соф, – с усмешкой произнёс он. – Был рад тебя видеть.

Я кивнула с зубной щёткой во рту, он снова исчез за дверью, и мне стало интересно, почему это прозвучало как прощание.

Я закончила и заглянула в его комнату.

– Это прозвучало как прощание, – сказала я. Он был удивлён, увидев меня, и оторвал взгляд от своей книги. Его красивое лицо освещалось светом лампы.

– Я уезжаю завтра утром, – ответил он. – У меня много дел до нового года.

– Оу, – произнесла я, глядя в пол. – Было приятно увидеться с тобой, – прошептала я. Я внезапно почувствовала ностальгию, возможно, из–за большого количества выпитого алкоголя и того факта, что нахождение в спальне Кайла вместе с ним вызвало много воспоминаний, как счастливых, так и грустных. Он увидел, как изменилось выражение моего лица, и встал с кровати. Я тяжело сглотнула, пока наблюдала за тем, как он подходит ко мне.

Он встал передо мной и осторожно положил руки на мои голые плечи, ожидая от меня сопротивления. Я не стала сопротивляться, я просто смотрела в его красивые глаза, а он смотрел в мои. Он с нежностью провёл ладонями сверху вниз по моим рукам, и я подвинулась ближе к нему, пока наши тела не соприкоснулись. Я не могла встретиться с его взглядом в такой позиции, ведь мы стояли так близко, и я прислонилась лбом к его груди. Он обнял меня, и я прильнула к его мускулистому телу, позволяя ему убаюкать моё слабое тело. Я вдохнула его запах, позволяя себе успокоиться с помощью всего в нём, что было таким знакомым. Мы стояли на месте, не двигаясь некоторое время, и в конце концов я оторвалась от его тепла. Он посмотрел на меня вблизи. Я наклонила голову назад и осторожно положила ладонь на его затылок. Мы были так близко, и воздух между нами был так наэлектризован, что я чувствовала, что не могу сдвинуться с места, к которому будто приросла корнями.

Он наклонился медленно, так медленно, что я боялась, что он остановится, а он давал мне шанс сказать «нет». Я наклонила голову назад и держала глаза открытыми, пока его губы с нежностью касались моих. Это было нежно, быстро и аккуратно, чего точно не было достаточно. Я набросилась на него, и он поймал меня. Я целовала его так, будто меня не целовали годами. Мои губы слились с его губами, пробуя его на вкус, чувствуя его и позволяя его языку исследовать мой рот. Он крепко прижимал меня к себе, и наше дыхание стало тяжелее, жарче, и мы быстро теряли контроль.

– Завтра ты пожалеешь об этом, Соф, – произнёс он между поцелуями. – Ты знаешь, что пожалеешь.

– Нет, – просто ответила я, притягивая его ближе к себе, если это ещё было возможно.

– Пожалеешь, ты не можешь продолжать возвращаться ко мне, когда знаешь, что я не тот, кого ты хочешь, – строго сказал он. – Я не твой счастливый конец, малышка, – произнёс он с такой уверенностью и намёком на грусть, что это заставило меня задуматься. Он был прав, разве нет? Я не хотела Кайла. Много лет назад я решила, что у нас нет будущего, и вот снова не могла устоять перед ним, когда он стоял рядом впервые за пять лет.

Он почувствовал моё беспокойство и поставил меня обратно на ноги.

– Мы так сильно хотим друг друга только потому, что не можем быть вместе, – вздохнула я.

Кайл кивнул с мрачным видом.

– Раньше я так и думал, – произнёс он, взяв меня за подбородок и поглаживая большим пальцем мою щеку, – но перестал уже давно.

– Что ты имеешь в виду? – Я ошеломленно смотрела на него, когда он начал отходить назад.

– Я имею в виду, что не могу представить ситуацию, в которой бы не хотел тебя, вне зависимости от того, могу я заполучить тебя или нет.

Я стояла, не в силах двигаться от его признания, и задавалась вопросом, что, чёрт побери, происходит. Всё начиналось сначала, моё тело жаждало Кайла, и каждое его слово притягивало меня, как притягивал крыс звук волшебной флейты Крысолова. Для самосохранения мне нужно было держаться подальше от этого безумия и беспокойства Кайла. Он вернулся обратно к своей кровати, а я отступила назад в нашу ванную. Было бы так просто пойти за ним в эту кровать, позволить ему держать меня или доставить мне удовольствие, но более сильный человек внутри меня имел честь принимать решения за меня, и я отступила. Я выбрала Саймона, не именно его, а то, что он из себя представлял. Он был надёжным, верным, незамысловатым – таким, каким не был Кайл.

Прошло четыре с половиной года, прежде чем я снова увидела Кайла… в тот день, когда должна была выйти замуж за надёжного Саймона.

Двадцать семь – Только госпитализация

Сейчас

Несмотря на чувства к Кайлу, мне удаётся хорошо вписаться обратно в свою старую жизнь. Это действительно удивительно, даже освежающе – как я продолжаю существовать на автопилоте, но я думаю, это потому, что он никогда не был частью той меня, какая я сейчас. Так что я не могу скучать по нему во время своей каждодневной рутины. Я мисс Кинг, учительница пятых классов. Меня знают в местном обществе, и у меня есть друзья, которые рады, что я наконец перестала прятаться, никто из них даже не знает Кайла. Я сидела в доме родителей так долго, что люди не пытались связаться со мной, чувствуя себя неловко. Я пряталась от всех них и от их, казалось бы, идеальных жизней, потому что стыдилась того, что сделал Саймон. Однако, когда я вышла из дома, они, кажется, ждали меня с распростёртыми объятиями.

Я смогла похоронить счастливые воспоминания о своём лете с Кайлом и запрятать счастливые мысли о проведённом вместе времени глубоко–глубоко в подсознание. Мне также удалось замаскировать обиду и боль от расставания с ним, так как с ним не ассоциируется ничего из того, чем я занимаюсь. Мой дом всегда будет напоминать мне о нас, но я смогу справиться с этим в одиночку и поплачу, если будет нужно.

Большинство дней я могла быть просто Софи Кинг, учительницей, подругой Эшли, у которой родился милый ребёнок, и дочкой известной Мэгги Хансон. Моя подруга с работы, Таша, которая на десять лет старше меня и одинока, пыталась вывести меня в город, чтобы развеяться. Она ошибочно приняла моё существование за страдания из–за Саймона, не зная, что на самом деле я скучаю по Кайлу. Я не могу рассказать, что с самого начала я была расстроена не из–за Саймона, не из–за него у меня было разбито сердце, всё это было из–за чувств к Кайлу. Я никогда не разбиралась в чувствах к Кайлу, так что теперь в каком–то смысле мне приходится иметь дело и с одним, и с другим.

Мне удалось одурачить их всех, мама думает, что я возвращаюсь к нормальной жизни, и была рада видеть меня снова на работе, гордилась моим появлением. Мы с Эшли избегали тем о Кайле и смогли сосредоточиться на Стэнли и ежедневных изменениях его маленького личика и его способностей. Мне нравится заходить к ней в гости и держать на руках этот маленький комочек радости, который помогает мне забыть о том, какая запутанная у меня жизнь. После разговора с Кайлом мне пришлось наконец признать поражение. Наши отношения не были предначертаны звёздами. Мы Ромео и Джульетта, и если не будем осторожны, то убьём друг друга, пытаясь быть вместе. Я оттолкнула его снова, потому что мне было стыдно, и всё же мне хочется вернуться назад и получить большее, что не справедливо по отношению к нам обоим.

Саймон не связывался со мной после разговора в старом доме. Мы общаемся через адвоката, который действует от имени нас обоих. Мне не нужна была никакая мебель, так что я получила немного больше прибыли от продажи, чем Саймон. Деньги поступили на счёт, ожидая, когда я куплю себе свой дом.

Мик предложил удвоить сумму, чтобы я могла позволить себе приличный дом в Литаме, так как для одного моего дохода аренда была немного дороговатой. Проблема состояла в том, что в тот период времени у меня не было стимула переезжать и встретиться с судьбой старой девы.

На улице становится очень холодно, приближается декабрь, когда для нашей семьи всё изменилось за секунду.

В этот четверг я нахожусь в классе, дети уставшие и неугомонные, на часах почти половина четвёртого, почти время окончания урока. Как раз когда мы обсуждаем домашнее задание, в дверь моего класса стучат. Это директриса, Дана Ланкастер.

– Здравствуйте, мисс Кинг, можно вас на пару слов, пожалуйста?

Когда я выскальзываю из класса, подходит школьный секретарь, Карен, и смотрит на меня с беспокойной улыбкой. Я смотрю на Карен, а затем на Дану, и иду за ней по тихому коридору.

– Софи. – Она обнимает меня. – Тебе нужно собрать вещи, звонила твоя мама, кое–что случилось с твоим отчимом.

– Что? – начинаю я. – В чём дело?

– Боюсь, у него сердечный приступ. Я не знаю подробностей, но она казалась очень расстроенной и хотела быть уверенной, что кто–то расскажет обо всём тебе и проводит тебя до больницы.

– О Боже, он жив?

Дана смотрит на меня с сочувствием.

– У меня нет больше информации. Мне очень жаль. Я отвезу тебя в больницу.

– Нет, – качаю головой я. – Со мной всё будет в порядке, – пищу я, когда без предупреждения с моих губ срывается всхлип. Как раз тогда звенит звонок, и из разных классов выходят дети. Дана обнимает меня и провожает в свой кабинет, который в нескольких шагах от главного коридора.

– Карен заберёт твою сумку из класса, а затем поедем, – успокаивающим тоном произносит Дана.

– О Господи, – ахаю я. – Мои бедные мама и Мик, о Боже.

Через несколько минут Карен приносит мои вещи, и я отправляюсь с Даной к служебной парковке, чтобы поехать в больницу к маме и Мику.

Дана настояла на том, чтобы пройти со мной в больницу, несмотря на мои постоянные отказы. Я просто хочу побыть одна, а не под наблюдением моего чёртового босса. Мы врываемся в отделение неотложной помощи, где располагается большая комната ожидания с кучей отдельно сидящих людей. Я сразу же вижу свою маму, опустившую голову на руки, она в бледно–сером костюме, в котором выглядит такой деловой, что не похожа на обычную себя.

– Мам, – произношу я, подбегая к ней и присаживаясь на корточки. Она поднимает взгляд на меня, её лицо опухло от слёз. Она тянется ко мне и крепко прижимает меня к себе.

– Ох, Софи, слава Богу. – Она притягивает меня ближе к себе, и я цепляюсь за неё.

– Что случилось? Он в порядке? Что происходит?

– Он жив, – быстро произносит она. – Он перестал дышать, пришлось его реанимировать; он ещё не пришёл в сознание, и они не пускают меня к нему. Он в критическом состоянии, – говорит она сквозь тихие слёзы.

– Где он был? Что произошло? – допытываюсь я.

– В аукционном зале, – отвечает она. – В одно мгновение он болтал с людьми, а в другое рухнул на пол. К счастью, одна девушка из персонала умела оказывать первую помощь и заставляла его сердце продолжать биться, пока не приехала «скорая».

– О мой Бог, – ахаю я.

– Я была на работе, и Дейдра, его секретарша, в слезах позвонила мне. Я приехала туда раньше чёртовой «скорой», – говорит она. – Я бросила свою машину где–то на улице, пусть увозят её куда хотят.

– Хорошо. – Я поглаживаю маму по рукам и медленно встаю. – С ним всё будет в порядке – я знаю это. Он боец. – Я знаю, что должна быть сильной. Я должна быть рядом с мамой, когда ей плохо, должна взять всё на себя. – Ты звонила Кайлу? – спрашиваю я. Мне больно произносить его имя.

– Нет, Боже, нет. – Она отчаянно качает головой, и снова начинаются слёзы.

– Хорошо, успокойся, дай мне ключи от своей машины. – Она протягивает их и вытирает слёзы, глядя на меня с ожиданием. Я поворачиваюсь к Дане, которая стоит за мной, и улыбаюсь.

– Мне нужно переставить мамину машину, – спокойно произношу я, – пожалуйста, можете посидеть с ней? Я принесу ей кофе, это займёт всего десять минут.

– Конечно, – кивает она. Мне удаётся взять себя в руки, я делаю глубокий вдох и берусь за дело, пока мама плачет в своём кресле. Я приношу ей кофе с сахаром из автомата и быстро целую её.

– Я не задержусь надолго, – говорю я, – отвезу машину на стоянку и позвоню Кайлу. – Я тяжело сглатываю на последних словах и задумываюсь о том, что собираюсь сказать, чтобы всё было легко, и он не ехал домой по шоссе на опасной скорости в сто пятьдесят миль в час. Несмотря на тяжёлое детство с Миком, за эти последние десять лет моя мама помогла им сформировать сильную связь, и я знаю, что такие новости опустошат его.

Я выхожу на улицу и с лёгкостью обнаруживаю мамину машину между стоянкой «скорой помощи» и временной парковкой. Это на самом деле неподходящее место, но, к счастью, ей не выписали штраф. Воздух свежий и холодный. Я закутываюсь в пальто и набираю номер Кайла впервые за два месяца.

Он отвечает всего через пару гудков.

– Алло, – неуверенно произносит он.

– Привет, Кайл. Эм–м…

– Всё в порядке? – небрежно спрашивает он.

– Ну, нет. – Мой голос слегка надламывается. – На самом деле нет, поэтому я и звоню, пожалуйста, постарайся не паниковать.

– Что? В чём дело? – поспешно спрашивает он.

– Это Мик, – отвечаю я. – У него был сердечный приступ, его доставили в больницу. С ним всё ещё работают.

– Что? – Я слышу в его голосе шок, опустошение, осознание того, что я сказала. – Насколько всё плохо? – просто спрашивает он. – Он может умереть?

– Я не знаю. Нас к нему не пускают, но его пришлось реанимировать. Он в критическом состоянии.

– О Боже. – Он молчит, а у меня нет слов, чтобы описать чудовищность состояния. – Я уже еду, – быстро говорит он и кладёт трубку.

Через четыре часа медсёстры отправляют нас домой, нам удалось на секунду увидеть Мика, которого подключили к разным аппаратам и привели в стабильное состояние. Дана ушла уже давно. Уже почти девять часов вечера, и больница кажется абсолютно пустой, если не считать странного пьяницу, которого привезли в отделение неотложной помощи.

Мы проходим к маминой машине, держась за руки и пока без слёз.

– Нам нужно что–нибудь поесть, – тихо произношу я. – Тебе нужно сохранять силы.

– Я не смогу справиться с этим, – вздыхает мама, – но и домой тоже не хочу ехать.

– Хорошо, – тихо говорю я. – Как насчёт того, чтобы поехать в «МакДональдс», съесть картошку–фри и выпить по молочному коктейлю?

– Ладно, – кивает она, сжимая мою руку. – Спасибо, Господи, за мою дочь, – вслух произносит она. – Я не смогла бы без тебя. – Я обнимаю её, пока мы приближаемся к стоянке.

– Я люблю тебя, мам.

– Я тоже тебя люблю.

В «МакДональдсе» пусто, за исключением нескольких столиков. Тихо и темно, и нам приходится некоторое время в тишине ждать свою картошку. Мы садимся напротив друг друга, и мама берёт меня за руку.

– Я не выношу мыслей о том, что могу его потерять, – тихо говорит она. – Я имею в виду, я знаю, мы не будем жить вечно, но я думала, что нам отмерено больше времени.

– Так и есть, – успокаивающе отвечаю я.

– Я хочу сказать, что любила твоего отца, Соф, действительно любила. Он был моей первой любовью, моим шансом на счастье, но Мик, он был чем–то другим. Он дал мне что–то, о существовании чего я даже не думала.

– Что это? – произношу я, захваченная её откровением, задаваясь вопросом, почему не слышала этого раньше.

– Он дал мне второй шанс, – улыбается она. – После твоего отца я не была уверена, что найду кого–то, с кем смогу обосноваться в жизни, а в Мике я нашла намного больше, чем это. Я нашла себе лучшего друга, того, кто будет выполнять мои капризы, а не смотреть на меня злым взглядом. Кто позволит мне быть успешной без каких–либо извинений, кто примет меня такой, какая я есть, а не будет переживать о том, что другой мужчина может найти меня привлекательной. Он гордится мной и никогда не пытался сделать из меня кого–то другого. Люди думают, что я сошлась с Миком из–за денег, и когда смотрят на него, видят крикливого, пузатого всезнайку. Но… – Она легко смеётся и качает головой. – Мик самый понимающий, щедрый и любящий мужчина, которого я когда–либо встречала, и я сошлась с ним потому, что он для меня всё.

Я смотрю на неё с улыбкой и понимаю, кого она только что описала… Кайла. Я думаю о её словах и о том, как осуждала Мика, когда они только познакомились. Он произвёл не лучшее первое впечатление, он бросался в глаза и громко разговаривал; люди слушали его, когда он говорил, потому что его голос был командирским. Он казался высокомерным и ненадёжным, хотя для стареющего мужчины дьявольски красив. Я всегда судила о Кайле точно так же. Но в отличие от мамы я не использовала доказательства, чтобы сформировать своё мнение о нём, как только я его узнала, я просто отталкивалась от всего, что как думала, знаю о нём.

– Мам. – Я перегибаюсь через стол и беру её за руки. – Мне нужно кое–что рассказать тебе. – Она поднимает на меня глаза, полные слёз.

– Да? – произносит она.

– Я, эм–м, жизнь такая короткая, а когда ты находишь кого–то, кто заставляет тебя чувствовать себя целой, ты должна быть с ним.

– Да, – кивает она. – Должна. – Она сжимает мою руку.

– Я люблю Кайла, – говорю я, как ни в чём не бывало. Она продолжает смотреть на меня, а затем наклоняет голову на бок, впитывая мои слова.

– Что? – Она сморщивает нос и убирает руки.

– Это такая длинная история, но то, что ты только что сказала о Мике, я чувствую то же самое… к Кайлу. – Я не могу отвести взгляд от неё, ожидая любой реакции, и стук моего сердца невозможно контролировать, в то время как я встречаюсь со своим сильнейшим страхом. Я наконец рассказала всё своей маме.

– Этим летом? – спрашивает она, её рот слегка округлился.

Я киваю.

– Этим летом и раньше… задолго до Саймона, до университета, последним летом после окончания школы. Между нами… что–то есть. – Я морщусь, пока она соединяет точки.

– О Господи, – произносит она, прикрывая рукой рот. – Это… десять лет.

– Ох, это не так, я хочу сказать, что после того лета со всем было покончено, мы уехали учиться, и всё. Я пыталась забыть о нём, пыталась похоронить свои чувства, чтобы никто и никогда не узнал о них. Думаю, мне было стыдно, и я думала, что все будут сплетничать, а затем приехал он и предложил мне выход.

Она приподнимает бровь, глядя на меня.

– Всё было не так, мы были друзьями тем последним летом перед университетом, мы стали ближе, а затем он просто пытался помочь мне справиться с расставанием с Саймоном, увёз меня от всего.

– Значит… – начинает она, откидываясь на спинку своего стула. – Я так понимаю, тогда вы вновь воспылали.

– Да, но только спустя время. Мы отлично провели время в качестве друзей, всё было сказочно, и мама… я поняла, что никогда не чувствовала ни к кому и намёка на то, что чувствую к Кайлу.

– Ох, Софи. – Она опускает голову на руки, и я напряжённо наблюдаю за ней, не представляя, к чему всё это идёт, и переживая, что она может снова расплакаться. Вместо этого я слышу смешок. Это смешок? Затем она поднимает голову и начинает смеяться, возможно, немного маниакально. – Я такая глупая, – улыбается она.

– Что? – спрашиваю я, ошеломлённая её ответом.

– Теперь всё сходится: реакция Кайла в тот вечер, когда ты сломала руку, и ваша… дружба после стольких лет равнодушия. – Она снова смеётся. – Потом он специально держался в стороне, потому что вы двое расстались?

Я качаю головой.

– Я так не думаю. Он просто нашёл новую жизнь, а здесь никогда не чувствовал себя как дома.

– Поверь мне, – она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, – он держался в стороне, а та лачуга, в которой он жил, определённо не такая уютная, как наш дом.

– Хорошо, может быть, это как–то связано со мной.

– Итак. – Она качает головой. – Если вы любите друг друга, почему ты здесь, а он там?

Я стону и закрываю лицо руками, внезапно почувствовав неудобство от её вопросов.

– Я всё испортила, мы решили, что попытаемся всё наладить, а потом… Я струсила, не могла рассказать тебе и Мику, не могла допустить, чтобы все мои друзья знали о том, что я люблю своего сводного брата.

Она кивает.

– Не идеально, и твой отец… – Она вздыхает.

– Я знаю, он этого не поддержит.

– Нет, но… – она наклоняется ближе и снова берёт меня за руки, – говорю, как твоя мама, которая видела так много твоей боли всего несколько месяцев назад, когда я увидела вас двоих дома после случая с Эшли, несмотря на это, я знала, что моя детка исцелилась. – Она сжимает мои руки. – И я очень этому рада. Когда Кайл уехал, часть тебя исчезла вместе с ним, и я хотела бы снова увидеть это счастье. Думаю, я никогда не думала, что вы больше, чем друзья, я должно быть, глупа. – Она смеётся. – Но жизнь коротка, Софи, жизнь очень коротка, жестока и трудна, и если быть честной, если бы ты влюбилась в мужчину–смертника, я бы нашла способ справиться с этим, потому что я люблю тебя, – вздыхает она. – Я люблю тебя больше всего и всех, кто когда–либо был в моей жизни. Ты – мой мир, и я хочу для тебя только счастья.

– Ты злишься? Сходишь с ума? Испытываешь отвращение?

Она снова легко смеётся и берёт картошку со стола между нами.

– Я удивлена, – произносит она, кивая, – но я люблю Кайла, он прекрасный молодой человек, и хотя вы двое сводные брат и сестра, и к этому нужно будет привыкнуть всем… Я не могу представить кого–то другого, кого бы предпочла видеть рядом с тобой.

– Правда? – Я широко улыбаюсь ей.

– Эта улыбка. – Она кивает мне. – Эта улыбка говорит мне о том, что мне нужно это принять, чтобы я могла чаще видеть эту улыбку.

– Но, мама… Я всё испортила, – с грустью говорю я.

– Нет, – качает она головой, – если эти чувства такие сильные, как ты говоришь, тогда ты сможешь сохранить их с Божьей помощью.

– Спасибо, мам, спасибо за понимание и прости, что мне пришлось рассказывать это в худший день твоей жизни.

– Я рада, что ты рассказала. – Она сжимает мою ладонь. – Ты можешь рассказать мне всё, Софи, когда и где захочешь. Плохо только то, что иногда я не слушаю. Может быть, мне следовало выслушать тебя раньше.

– Нет, – качаю головой я. – Я не могла рассказать тебе, а сейчас, в такой день, увидев Мика с этими аппаратами, я поняла, что должна бороться за Кайла, потому что иначе просто позволю любви всей моей жизни исчезнуть. – Мой голос слегка надламывается.

– Ох, дорогая. – Она подскакивает, чтобы обнять меня. – Эти чёртовы Хансоны – они доведут нас до смерти. – Я встаю, чтобы обнять её и позволить ей успокоить меня, задаваясь вопросом, почему я никогда раньше не была уверена в ней. Мама всегда делает всё лучше, и поэтому Мик так сильно любит её. Он должен быть в порядке, потому что моя мама не заслуживает его потерю, не сейчас.

Мы приезжаем домой в половину одиннадцатого вечера. Мы проходим внутрь, и я ставлю чайник, ночь может быть долгой, так как я сомневаюсь, что мама заснёт. Мы сидим в гостиной, где разжигаем камин и включаем какой–то канал по телевизору, когда я слышу звук машины Кайла, и вскоре распахивается дверь.

– Софи! – кричит он, вбегая внутрь. – Мэггс.

Мы спешим в коридор, чтобы встретить его, и он раскрывает объятия для нас обеих. Мы втроём стоим в коридоре, обнимая друг друга, переплетя руки. Мама снова начинает плакать, а я просто смотрю на Кайла со слезами в глазах. Он одаривает меня напряжённой улыбкой и целует меня в лоб. Я падаю на него и позволяю себе насладиться его силой. Вот кто Кайл для меня, для нас – стабилизирующий четвёртый член семьи, делающий нашу семью целой. Я скучаю по нему и тихо рыдаю, не только из–за Мика и из–за мамы, но и от облегчения, что он здесь. Не важно, как скоро он уедет, и не важно, что я слишком поздно осознала некоторые достаточно важные вещи. Сейчас он здесь. Он мой, даже если только на это мгновение.

Двадцать восемь – Только слушай

Сейчас

На следующее утро нам снова удаётся увидеть Мика. Кайл отвозит меня к моей машине, прежде чем мы отправляемся в больницу, потому что я не могу навсегда оставить машину на школьной парковке и звоню Дане, чтобы объяснить ситуацию. Прошедшей ночью, прежде чем мы все пошли в кровати и попытались заснуть, я слышала телевизор Кайла в соседней комнате, но понятия не имела, как подойти к тому, и что я хотела сказать. Было неподходящее время говорить ему о том, что я люблю его, что скучала по нему и отчаянно хочу всё исправить. Его отец на грани смерти, и наши отношения действительно не в центре его внимания.

– Я рада, что ты здесь, – хмуро произношу я, пока мы едем к маленькой школе, где я работаю.

– Где ещё я могу быть? – спрашивает он, взглянув на меня. – Он мой отец, Софи, и несмотря ни на что, я всё ещё люблю его.

– Я знаю, – киваю я. – Я… Я думала…

Я не знаю, как сказать то, что хочу сказать. Я хочу рассказать ему, что просто находясь здесь он делает всё намного легче, что он всегда делает всё лучше. Он чувствует моё напряжение и свободной рукой берёт меня за руку, чтобы нежно сжать её.

– Я всегда рядом с тобой, – шепчет он. – То, что я сказал по телефону, как я… – Он вздыхает. – Я всегда буду рядом с тобой, несмотря ни на что.

– Как и я рядом с тобой, – говорю я ему, улыбаясь. – Мик будет в порядке, – произношу я.

– Я знаю. – Он уверенно кивает. – Он непотопляем.

Когда мы приезжаем в больницу, доктор садится с нами и объясняет состояние Мика. Его состояние всё ещё критическое, но стабильное, он не пришёл в сознание, и в его мозг поступает мало кислорода, так что на этой стадии врачи не могут ничего исправить. Остаётся только ждать, и нам приходится сидеть рядом с ним и уговаривать его вернуться к нам. Мы сидим несколько часов, а затем мама заставляет нас поехать домой. Теперь она знает о нас, но, очевидно, Кайл об этом не подозревает, и я думаю, что она хочет дать мне шанс поговорить с ним, чего сейчас я сделать не могу.

– Езжайте домой, нет смысла нам всем здесь сидеть. Я немного почитаю ему. Привезите ему чистую пижаму и другие вещи, когда будете ехать обратно сюда.

– Хорошо, – вместе отвечаем мы. Я обнимаю маму и сжимаю её в своих объятиях.

– Сразу позвони мне, если будут какие–то изменения, – говорю я.

– Конечно, – напряжённо произносит она.

– Скоро увидимся, – говорит Кайл.

Мы едем домой в мрачной обстановке, и путешествие длиной в полчаса кажется вечностью.

– Ты хочешь идти домой? – спрашивает он.

– Ну, куда ещё мы можем пойти? – спрашиваю я.

– Я просто не могу встретиться с этим, – вздыхает он. – И что мы будем делать? Я не могу думать о том, что они там, а мы… ничем не можем помочь.

– Я знаю. – Я опускаю взгляд на свои руки. – Давай оденемся потеплее и прогуляемся? – предлагаю я.

Он кивает.

– Хорошо звучит.

Мы останавливаемся на подъездной дорожке, проходим в дом и отправляемся переодеваться в свою самую тёплую одежду, так как декабрьский воздух холоден. Я оставляю на себе джинсы, надеваю свои угги, ещё один свитер, шарф и самые тёплые перчатки. В коридоре я встречаюсь с Кайлом, на котором похожий наряд, и он улыбается мне. Вокруг много просёлочных дорог, и детьми мы знали их все, гуляли по ним за спинами родителей или бегали, когда было настроение. Кайл всегда любил фитнес.

Мы выходим на свежий зимний воздух, и я делаю глубокий вдох. Кайл закрывает дом и поворачивается ко мне с неуверенной улыбкой. Я улыбаюсь ему в ответ, и он протягивает мне руку. Я смотрю на неё, и внутри у меня становится жарко. Моё сердце начинает громко биться в груди, и простой жест доводит меня до экстаза. Я беру его за руку, облачённую в перчатку, и мы начинаем прогулку.

Мы легко болтаем, следуя по маршруту, который ведёт мимо нашей новой усадьбы по области со старыми фермерскими домами, расположенными вдоль просёлочной дороги. Люди выгуливают собак, и велосипедисты наслаждаются ездой, несмотря на холод. Кайл рассказывает мне о том, что случилось с тех пор, как я уехала из Лондона, а я рассказываю ему о Стэнли, о Эшли и о продаже моего дома.

В конце концов, мы доходим до поля, которое раньше пересекали много раз. Здесь может быть слякоть, потому что по этому полю ходит много людей, но мороз означает то, что сегодня оно определённо не будет болотистым. Зимняя сцена просто красива для созерцания: короткая трава слегка покрыта серебристым инеем, голубое небо безгранично чистое. Так чудесно чувствовать такое тепло в окружении такого напряжённого холода. Мы доходим до другой стороны поля, и мне приходится идти следом за Кайлом, так как тропинка становится более узкой, окружённой кустарниками. В конце концов, мы достигаем знакомой поляны и расположенного на соседнем поле большого пруда. Он сделан не человеком. Он природный и находится здесь много лет. Некоторые люди даже рыбачат здесь и, я уверена, не уходят без маленькой добычи.

– Кайл, – произношу я, поворачиваясь к нему.

Он смотрит на меня.

– Я всё ещё люблю тебя, – вздыхаю я.

Он кивает.

– Я рассказала маме, – выпаливаю я, несмотря на осознание, что ему нужно пространство, несмотря на осознание, что сейчас, возможно, не лучшее время, но я хочу этого. Я хочу его, и я хочу, чтобы он знал, что я больше не боюсь.

Он слегка кашлянул.

– Что? – произносит он.

– Слушай, я знаю, возможно, сейчас неподходящее время из–за Мика и всей этой ситуации, но когда мы были в больнице, я поняла, что жизнь так коротка, и мама рассказала мне, как сильно любит его, всегда любила, и я поняла, что так же сильно я люблю тебя. – Я делаю глубокий вдох. – Если бы мне пришлось жить без тебя, знать, что я никогда не увижу тебя снова, это разрушило бы меня. Я бы ненавидела, что ты не знаешь, что ты для меня всё, и что так было всегда. Вот что я ей сказала.

– И? – Он смотрит на меня с беспокойством.

– И она отнеслась к этому нормально, – смеюсь я. – Она приняла это так… хорошо. Я не представляю, почему не сказала ей раньше.

Он кивает, и я наблюдаю за ним, ожидая его реакции. Есть ли надежда? Могу ли я как–нибудь извиниться за то, что так много раз отталкивала его?

– Я не жду, что ты простишь меня, Кайл, я была полной идиоткой, отталкивая тебя и сомневаясь в том, что смогу жить со сплетнями людей, которые меня даже не волнуют. Я просто поняла, в смысле, я всегда знала, что люблю тебя, но я поняла, что единственный человек, чьё мнение для меня действительно важно… это ты. – Я шепчу последние слова. – Я так боялась давать нам шанс, потому что слишком сильно переживала о том, что подумают другие, а сейчас… уже слишком поздно.

Он поворачивается ко мне; вокруг его шеи намотан шарф, и он слегка дрожит, так как одет легче меня. И я понимаю, что никогда не видела его более красивым. Он едва заметно кивает.

– Ты не можешь знать, чем это обернётся, Соф, мы можем попробовать, все могут сплетничать, а потом… может ничего не выйти.

– Выйдет, – произношу я, приближаясь к нему, чувствуя слабый проблеск надежды. – Но когда мне плохо, когда я сомневаюсь в нас, ты не можешь просто убежать, как всегда, тебе нужно остаться… помочь мне разобраться, – тихо говорю я.

Он кивает.

– Уверенности нет, посмотри на своих родителей и на моих – они разведены.

– Мы не такие, как они, – тихо говорю я. – Ты прощаешь меня, Кайл? Пожалуйста, ты можем дать этому шанс? Пожалуйста, ты можешь просто быть моим? – Я делаю ещё один неуверенный шаг, а он наблюдает за мной.

Он протягивает ко мне руку и притягивает меня в свои объятия, сократив оставшееся расстояние между нами.

– Я всегда был твоим, дурочка, – произносит он в мои волосы, – и не хотел бы быть ничьим больше.

Я смотрю в эти красивые глаза, и мои глаза наполняются эмоциями. Он целует меня, сначала медленно, а затем с возрастающим напором.

– Больше никакого дурачества, – говорю я, – всем нужно знать, что мы идём в наборе.

– Как соль и перец? – спрашивает он.

– Именно, – киваю я, поднимаясь на носочки, чтобы снова поцеловать его. – Я люблю тебя.

– Спасибо Богу, чёрт побери, – отвечает он и смеётся, целуя меня в ответ.

Эпилог – Только мы

Мику стало лучше. До восстановления дорога была длинной, и в этом году его не отпустили домой на Рождество. Моя мама никогда от него не отходила, и мне пришлось заниматься её бизнесом в свободное время, чтобы убедиться, что всё идёт гладко. Кайл остался на две недели, пока не пришло время ему ехать домой. К этому времени Мик пришёл в сознание и ел самостоятельно, его не нужно было кормить через трубку. В тот момент мы не знали, как повреждён его мозг, и как будут работать его двигательные навыки, но он был жив. Кайл приезжал домой на выходные, чтобы предложить свою поддержку и увидеть меня. Мама приняла наши отношения после первоначального шока и решила, что лучше сама расскажет новости Мику.

Поначалу было неловко проявлять нежность дома, перед ними, и подходить к вопросу о том, что мы будем спать в одной кровати. Мама просто покачала головой.

– Приятно, что нас спросили, но я очень сомневаюсь, что этого не было раньше.

Было удивительно, как быстро мы стали нормой.

Мой отец был удивлён. Он помнил Кайла сложным подростком и закатил глаза, когда я рассказала ему, как много он для меня значит. Однако, Кайл хотел расставить всё по местам и сам говорил с моим отцом несколько минут. Впервые, когда они снова встретились, после этого, казалось, отец стал относиться ко всему легче.

– Что ты сказал? – спросила я его позже.

Он одарил меня своей убийственной улыбкой.

– Брось, Соф. Я не выдаю свои секреты.

Я ударила его по руке, и он рассмеялся.

Наша жизнь стала обычной, нормальной, стабильной, стандартной, простой. Мы наконец стали парой, и если кто–то и хотел что–то сказать, мне никто ничего не говорил. Мы редко виделись с кем–то из школы, кто мог бы отпустить комментарии, а друзья наших родителей, казалось, приняли всё как норму. Даже моя бабушка, мама моего отца, практически ничего не сказала. Думаю, это был не такой скандал, который я всегда представляла.

К февралю Мик был дома, его двигательные навыки улучшились, но он часто терял терпение, когда не мог сделать что–то так быстро, как мог раньше. Он был всё тем же и одновременно изменился, но мама так сильно любила его, что он мог окунуться в её заботу. Она ухаживала за ним и обеспечивала его всем необходимым. Мик смотрел на неё так, будто знал, что выиграл жену в лотерее, и это вызывало у меня улыбку.

Он никогда не сможет вернуться на работу и работать так, как раньше, он всё ещё владел салоном, но не мог работать в полную силу… этого было бы слишком много. Так что к маю он работал три утра в неделю и по большей части обслуживал клиентов, а не бегал изо дня в день. Это он оставил на своих менеджеров.

Наконец школа закрылась на лето, а мы с Кайлом приняли несколько важных решений. У мамы и Мика жизнь вернулась в норму. Они решили больше жить, а не усердно работать, поэтому не нуждались в том, чтобы я их стесняла. Так что я решила переехать в Лондон и жить с Кайлом. Я даже нашла работу в местной начальной школе, и мы решили поискать дом в пригороде. Я хотела воспользоваться своей маленькой заначкой, чтобы помочь с оплатой, и хотя Кайл в этом не нуждался, он понимал значение моего участия. Я хотела вложить в нашу новую жизнь всё, что смогу.

Эшли грустила из–за моего отъезда, и я знала, что буду ужасно скучать по Стэнли, но мы договорились встречаться раз в месяц, несмотря ни на что. Винни и Кайл наладили отношения за прошедшие несколько месяцев, мы часто виделись с Эшли и Винни, и мужчины начали общаться на почве взаимных увлечений.

– Они не всплывают, чтобы набрать воздух, – говорил Винни, держа в руках бутылку пива.

– Я думаю, это мировой рекорд, – смеялся Кайл.

Всё было как в старые времена, мы четверо снова были вместе, и иногда я не могла поверить, что ждала десять лет, чтобы это произошло. Моей жизнью был Кайл, всегда был с того первого поцелуя, он был в моих мыслях, в моих мечтах и в моих фантазиях, а теперь он был моей реальностью – наконец–то.

В мой последний день в школе мои дети устроили мне особый праздник, чтобы попрощаться. Они стоят на сцене в конце актового зала и все говорят по предложению о Лондоне, держа фотографии и рассказывая всем о том, на что он похож. Я быстро вытираю слёзы, глядя на них, держащих фотографии размером А4. Они такие милые и хорошие дети; я надеюсь, что с детьми в Лондоне будет так же легко. Затем, прежде чем я успеваю понять, что происходит, из колонок начинает играть песня «The Wannadies» «You and Me», песня, которую я полюбила с тех пор, как Леонардо ДиКаприо исполнил роль Ромео, а Клэр Дэйнс – роль Джульетты, но при этих обстоятельствах она кажется неправильной. И тогда я вижу его – Кайла. Я ошеломлена, моё сердце замирает.

Он проходит на центр сцены, где дети стоят с фотографиями в руках, а затем кивает им. Они медленно переворачивают свои фотографии, на каждой из которых оказывается по букве, которые вместе составляют предложение: «Ты выйдешь за меня замуж?».

Я ахаю, закрываю руками рот, и моё сердце начинает пульсировать от смущения, когда все взгляды обращаются ко мне. Кайл спускается, и дети выжидающе наблюдают за всем этим. Он подходит ко мне, так как я всё ещё пытаюсь осознать всю ситуацию. Он останавливается перед стулом, на котором я сижу, и опускается передо мной на одной колено.

– Софи Кинг, я люблю тебя и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Ты согласна?

Ему больше не нужно ничего говорить, так как в его глазах я вижу всю тоску последних десяти лет. С этими словами он достаёт маленькую бархатную коробочку и открывает её передо мной.

На моём лице появляется широкая улыбка, и я начинаю плакать.

– Конечно, я согласна, – произношу я, подскакивая с места и сжимая его в объятиях. – Мне бы очень этого хотелось.

Он аккуратно надевает кольцо мне на палец и сияет, целуя меня на виду у всех. Боже, я люблю этого мужчину и слишком долго скрывала то, какой он на самом деле чудесный. Теперь все видят, как он прекрасен, и мне больше не нужно скрываться.