Меря и Ван

— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, как взошел Святогорушка на небо, и о Мерюшке Святогоровне, и о Ване — о человеке, Свято гора перехитрившем!

— Ничего не скрою, что ведаю…

Святогорушка вместе с Пленкою в Цареграде жили, в Святых горах.

Был силен Святогорушка Родович, и познал он много премудростей. Он познал, как звезды рождаются, путь богов познал в горних высях, змеев водных — в пучинах моря. И всю эту звездную мудрость записал в Вещёрскую книгу и украсил ее изумрудом, и сардониксом, и топазом.

Как езжал Святогорушка Родович по высоким Святым горам. Конь его — выше леса стоячего, задевает шлем тучи ходячие.

Говорил Святогорушка Родович:

— Я познал всю звездную мудрость, путь проведал к царству небесному! Взгроможу я гору на гору, поднимусь до Сварги небесной, стану выше всех во Вселенной!

Взгромоздил Святогор гору на гору, и поднялся на небосвод, и пошел по звездной дороге, и явился к трону Всевышнего. И сказал ему Бог Всевышний:

— Я исполню все, что желаешь! Не проси лишь царства небесного, не проси и Ирия светлого!

И сказал Святогорушка Родович:

— Я поднялся к тебе, Всевышний! Дай мне, Боже, великий дар! Сделай так, чтоб стал я сильнее всех сынов Сварога и духов!

Чтобы стал я и самым мудрым, чтоб не мог меня обмануть ни великий бог и ни див!

И ответил ему Всевышний:

— Будь по‑ твоему, мощный витязь! Будешь ты всех в мире сильнее, всех сынов великих Сварога! Но тебя пересилит Камень! Будешь ты всех духов мудрее, лишь от хитрости человечьей ограждать тебя я не стану!

И сказал тогда Святогор:

— Не боюсь я силушки Камня, не страшна мне мудрость людская!

Как на матушке на сырой земле народился Ван — смертный сын Семаргла с Деваною.

Слышал Ван о дочери Пленки и великого Святогора, о младой Святогоровне Мере, будто Мерюшка краше Месяца и светлей Зари‑ Зареницы.

Приходил к царю Святогору:

— Аи же ты, Святогорушка Родович! У тебя есть дочка любимая, млада Мерюшка Святогоровна! Я с тобою бьюсь о велик заклад: буду прятаться я три раза, если я сумею укрыться —Мерю выдашь ты за меня, не смогу — руби буйну голову!

Ударяли они о велик заклад.

Встал поутру Ваня ранешенько, умывался Ваня белешенько, помолился Велесу мудрому, Птице Матери Сва, Всевышнему:

— Вы храните меня и милуйте!

Обернулся он горностаем и пробрался он в подворотенку, заходил в палаточку царскую. Обернулся там добрым молодцем, целовал он Мерюшку милую. Целовал ее и прощался:

— Ты прощай же, свет Святогоровна! Я укроюсь от Святогора так, что он меня не отыщет.

Он опять ушел в подворотню, поскакал по чистому полюшку, миновал он тридевять вязов, тридесятым сам обернулся.

Утром встал Святогорушка Родович — раскрывал Вещерскую книгу. Стала книга ему вещать:

— Встал поутру Ваня ранешенько, умывался Ваня белешенько и молился Велесу мудрому, Птице Матери Сва, Всевышнему. Обернулся он горностаем и пробрался сам в подворотенку, заходил в палаточку царскую, обернулся там добрым молодцем. Целовал‑ миловал Мерю милую, и ушел опять в подворотню, и по чистому полю поскакивал, проскакал он тридевять вязов, обернулся последним вязом. И стрит он там добрый молодец.

И сказал Святогорушка Родович:

— Вы срубите вяз тот под корень — приведите из лесу Ваню!

Привели к Святогорушке Ваню, он сказал царю Святогору:

— Ты меня нашел в этот раз, но в другой‑ то раз не отыщешь!

А наутро встал он ранешенько, умывался Ваня белешенько. Он молился Велесу мудрому, Птице Матери Сва, Всевышнему:

— Вы храните меня и милуйте!

Обернулся он горностаем и пробрался вновь в подворотню, заходил в палаточку царскую. Обернулся там добрым молодцем, целовал он Мерюшку милую. Целовал ее и прощался:

— Ты прощай же, свет Святогоровна! Я укроюсь от Святогора так, что он меня не отыщет!

Он опять ушел в подворотню, поскакал по чистому полю, обернулся в полюшке волком, рыскал‑ рыскал в лесах дремучих, а потом обернулся соколом, высоко взлетел в поднебесье, пролетел звезд частых без счета, обернулся одной звездою.

Утром встал Святогорушка Родович — и раскрыл Вещерскую книгу. Стала книга ему вещать:

— Встал поутру Ваня ранешенько, умывался Ваня белешенько и молился Велесу мудрому, Птице Матери Сва, Всевышнему. Обернулся он горностаем и пробрался он в подворотенку, заходил в палаточку царскую, обернулся там добрым молодцем. Целовал он Мерюшку милую, и ушел опять в подворотню, и по чистому полю поскакивал, рыскал он в лесах серым волком, в небесах летал словно сокол, пролетел звезд частых без счета —обернулся одной звездою.

Выходил Святогор в чисто поле. Стал считать на небушке звезды. Видит он — все звезды на месте, но одна есть новая звездочка. Лук натягивал Святогор и сбивал стрелою звезду, падал Ваня со свода небесного.

— Здравствуй, Ваня! Хитер же ты прятаться, только я тебя все ж хитрее. Коль не сможешь спрятаться завтра — отрублю тебе буйну голову!

И опять встал Ваня ранешенько, умывался Ваня белешенько. Он молился Велесу мудрому, Птице Матери Сва, Всевышнему:

— Вы храните меня и милуйте!

Обернулся он горностаем и пробрался он в подворотню, заходил в палаточку царскую. Обернулся там добрым молодцем, целовал он Мерюшку милую. Целовал ее и прощался:

— Ты прощай же, свет Святогоровна! Я укроюсь от Святогора, так, что он меня не отыщет!

Он опять ушел в подворотню, поскакал по чистому полю, обернулся в полюшке волком, рыскал‑ рыскал в лесах дремучих, а потом обернулся соколом, высоко взлетел в поднебесье, пролетел звезд частых без счета, обернулся одной звездою. Падал звездочкой с поднебесья — и упал в гнездо Гамаюна.

И спросила его Гамаюн:

— Что ты хочешь, скажи мне, Ваня!

— Ничего мне, птица, не нужно, только от Святогора спрячь!

И сказала ему Гамаюн:

— Я укрою тебя, добрый молодец!

Три волшебных перышка вырвала Гамаюн из крылышка правого. Подала те перышки Ване:

— Ты пойди в палаточки царские, помаши волшебными перьями перед тем царем Святогором, пред его Вещёрскою книгой.

Помаши, а сам приговаривай: «Заклинаю книгу волшебную, чтоб молчала она, не сказывала, где найти меня — добра молодца». И иди в палатушки Мери, обернись кольцом золотым — пусть колечко Меря наденет.

Все как сказано, так и сталось.

Рано утром встал Святогорушка, раскрывал и спрашивал книгу, но молчала книга волшебная. Разгорелося сердце царское. Он схватил Вещерскую книгу и бросал ее в жаркий пламень.

И пришла к нему Меря милая, и сказал тут ей Святогорушка: — Я отдам за тебя Ваню‑ молодца, он провел меня, Святогора!

И сняла колечечко Меря, и бросала пред Святогором — покатилось оно по полу, обернулось колечко Ваней.

И сказал Святогор добру молодцу: — Что ж, пора пирком да за свадебку!

Выдал он любезную дочь за Ванюшу — мудрого витязя. И на эту свадьбу веселую собирались все небожители. Пировало царство небесное, вместе с ним и вся поднебесная.

Стали жить они, поживать. Святогор‑ царь с Пленкою правили. Ваня с Мерей родили сына, дали имя ему — Садко. И пошли от Вани и Мери племена мари и венедов.

Вышли замуж все сестры Мери. За Сварожича Ильма — Аля, Златогласка — за Ильма Водного. Алатырка вышла за Арка. Зла‑ тогорушка — за Дажьбога. А Звездинка — за Аса Звездного, а Ярина Тайя — за Яра.

И родили они дочерей, сынов. Алатырка родила Моска. От Дажьбога и Златогорки — Коляда Всевышний родился. Златогласка и Ильм Озерный породили племя русалок, а Алина и Ильм Сварожич — альвов, друдов и горных гмуров. А Звездинка и Звездный Ас — асов‑ ясов, а Тайя с Яром — племя актов. И их потомство расселилось по белу свету.

Ну а как пришла пора‑ времечко, повстречали Пленкини Ве‑ леса, и поднялись голубки в Сваргу, засияли в небе Стожарами.

И теперь все из века в век дочерей Святогора славят!

САДКО

— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, нам о сыне Вана и Мери, о герое славном Садко.

— Ничего не скрою, что ведаю…

Как в Святых горах, в Цареграде, жил Садко, сын Вана и Мери.

Был велик Цареград и славен. Терема, дворцы — белокамен‑ ны, храмы в городе — все высокие, ну а площади — все широкие, и все лавки полны товарами, а у пристани корабли стоят, будто лебеди в тихой заводи. Святогор с Поморскою Пленкою управляли тем славным городом.

У Садко‑ то нет злата‑ серебра, нет и лавок, полных товаром, нет и кораблей белопарусных. У него есть гусли яровчаты, у него есть голос певучий.

Раз пошел Садко к Ильмень‑ озеру. Сел Садко на камень горючий, начал он на гуслях наигрывать. От утра играл и до вечера. А настала вечерняя зорюшка — взволновалося Ильмень‑ озеро. В нем волна с волною сходились, и песком вода замутилась.

Вышел из воды Ильм Озерный, говорил Садку Цареградскому: — Аи же ты, Садко Цареградский! Ты меня игрой распотешил! Было у меня пирование — веселил на пиру ты моих гостей! И теперь тебя я пожалую. Ты ступай, Садко, в славный Цареград. Позовут тебя на почестей пир. Все начнут на пиру напиваться, станут хвастать и похваляться. Будет хвастать иной золотой казной, глупый хвастать начнет — молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой. Ты ж скажи, что в Ильмене‑ озере златоперая рыба плавает! Станут спорить купцы цареградские —бейся с ними ты о велик заклад, будто неводом рыбу выловишь. Спорят пусть они на товары да на корабли белопарусные, ты же спорь на буйную голову. Как закинешь сеть в Ильмень‑ озеро, так поймаешь рыбу волшебную!

И вернулся Садко в славный Цареград. Стали звать его на по‑ честен пир к Святогору и Пленке в терем.

Все на том пиру наедались, все на том пиру напивались. Стали между собою хвастаться. Кто‑ то хвастает золотой казной, кто — удачею молодецкою, глупый хвастает молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой.

И спросил тогда Святогор Садко: — Что ж сидишь, Садко, и не хвастаешь?

Говорил Садко таковы слова:

— Аи же вы, купцы цареградские! Нечем мне перед вами хвастать. Нету у меня золотой казны, нету у меня молодой жены. Лишь одним могу я похвастать: видел я, что в Ильмене‑ озере златоперая рыба плавает!

Стали спорить купцы цареградские, и сказал тогда тем купцам Садко:

— Коль не выловлю я той рыбы — отрубите мне буйну голову! Ставлю жизнь я против товаров, против кораблей белопарус‑ ных!

Бились с ним купцы о велик заклад.

И пошел Садко к Ильмень‑ озеру, вместе с ним — купцы цареградские. Как закинул он частый невод — вынул рыбочку златоперую!

Видят тут купцы — делать нечего, отдавали ему все товары, белопарусные корабли.

Стал Садко купцом цареградским. Начал он торговать — да по всем местам, и по всем городам и украинам.

И женился Садко цареградский, и построил себе палаты. Все в палатах тех по‑ небесному. Как на небушке Солнце Красное — так и в тереме Красно Солнышко. Есть на небе Месяц — и в тереме. Есть в нем вся красота поднебесная!

Он устраивал столование, собирал гостей на почестей пир, всех богатых купцов цареградских, всех жрецов из храмов богатых.

Все на том пиру наедались, все на том пиру напивались. Стали между собою хвастаться. Кто‑ то хвастает золотой казной, кто — удачею молодецкою, глупый хвастает молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой.

А Садко по палатам хаживает, золотыми кудрями встряхивает, говорит гостям таковы слова:

— Аи же вы, купцы цареградские! Как вы все у меня напивались, как вы все у меня наедались. Меж собою вы порасхваста‑ лись — кто и былью, кто небылицею. Чем же мне, Садку, теперь хвастать? У меня, Садка Цареградского, золотая казна не то‑ щится. Все товары в Цареграде выкуплю, все худые товары и добрые. Нечем будет вам торговать!

Говорили купцы цареградские:

— Бейся с нами, Садко, о велик заклад! О свою казну золотую!

И все с пира того разъезжалися по своим домам, по местам родным.

А Садко встал утром ранешенько и будил дружину хоробрую, дал дружине без счета златой казны. Чтоб скупили они в Цареграде все товары худые и добрые.

Все как сказано, так и сделано.

И во день второй, и на третий день отпускал Садко всю дру‑ жинушку, и скупали они в Цареграде все товары худые и добрые.

И пошел он сам во гостиный ряд. Видит тут Садко, что товаров во торговых рядах не убавилось. Скупит он товары царьградские — подоспеют товары заморские.

Тут купец Садко призадумался:

— Ведь не выкупить мне товаров со всего‑ то белого света! Я богат, Садко Цареградский, но богаче меня будет сам Царырад!

Опустил он буйную голову и пошел‑ побрел вдоль по улице. Тут Садко — купца Цареградского — кто‑ то тронул за плечико левое. Обернулся он — видит Белеса. И взмолился он богу Велесу:

— Помоги товарушки выкупить! Я тебе построю богатый храм среди города Цареграда!

Согласился на это Белее.

И пошел Садко ко своей казне. Видит — денег в ней больше прежнего.

И тогда Садко Цареградский выкупал все товарушки в городе —и царьградские, и заморские. Не оставил товаров на денежку, ни на маленькую полушечку.

И казна у Садко не убавилась. И построил Садко храм богатый, маковки украшены золотом, образы богов — скатным жемчугом. Посвятил тот храм богу Велесу.

И построил Садко тридцать кораблей чернобоких и белопа‑ русных. И поехал он торговать. Он поплыл по Ильменю‑ озеру, из Ильменя — вошел в Ильмару, из Ильмары‑ реки — в море Черное.

Говорил Садко корабельщикам:

— Поплывем мы по морю Черному, да и мимо Белого острова, мимо острова Березани, мимо острова Лиха‑ лютого, а потом и мимо Буяна — прямо к устью великоей Pa‑ реки. И пойдем‑ поплывем вверх по Pa‑ реке, приплывем мы к Белому городу, будем в граде том торговать!

Вот плывет Садко вдоль по морюшку.

Как на этом на Черном морюшке — Белый остров явился в волнах. И на этот волшебный остров да на ту березоньку белую прилетела и села Сирин.

Как запела песнь свою Сирин, так забылися корабельщики и направили к острову корабли, прямо к скалам, что пенят волны.

И по гуслям ударил тогда Садко:

— Ой вы гой еси, корабельщики! Вы не слушайте птицу Сирина! Сладко Сирин поет‑ распевает, но кто слышит ее — умирает! Поплывем по морюшку Черному прямо к устью широкому Ра‑ реки!

И поплыл Садко вдоль по морюшку. Много ль, мало ль минуло времени — вот приплыл Садко к Березани. А на этом привольном острове есть дворец Стрибога великого, что на птице Стратим летает и ветрами, бурями правит.

Принимал Стрибог дорогих гостей. Угощал их яствами разными, Сурью в чаши им наливал. Целый месяц их угощал Стрибог, слушал гусли Садко Цареградского.

А как время пришло прощаться, подарил он Садко мех с ветрами, что волнуют и пенят море.

Корабли выходили в море. И заснул, забылся Садко. Тут его дружинники храбрые говорить меж собою стали:

— Видно, в этом мехе подарочки от Стрибога — бога великого. Мы откроем мех и посмотрим!

Развязали они тот мех. Разметались тут ветры буйные, расшу‑ мелося море синее. Стало бить волной корабли и ветрами рвать паруса.

И проснулся Садко, стал играть и петь:

— Лихо, мое лихо! Ты погодь манихонько! Дай маленечко дохнуть, недалече держим путь… По морю, по синему, по волне, по крутенькой… На досочке гниленькой, погоняя прутиком… Только край засинеет, неба край засинеет, И судьба‑ судьбинушка нас уже не минует…

Ой да что‑ то застит, как слеза глаза…

Может, то ненастье, близится гроза!

Ой да разгулялася непогодушка…

Ты погодь хоть малость, погоди немножко…

Там, за краем облака, Солнышко сокрылося, Ветка да травиночка мне тогда приснилися… Ой ты ветка клена — не роняй листок! Не клони былинку, ветер‑ ветерок!

Успокоилось море синее. И тогда корабли Садко в море к острову приставали. С кораблей сходили дружинники, и пошли они вдоль по острову. И зашли они во дремучий лес.

Видят — у горы вход в пещерочку. Постучали — не отзываются, покричали — не откликаются. Заходили тогда незваные и садилися за столы, угощались дружинники яствами и вино дорогое пили.

Отворились двери широкие, и в пещеру вошли бараны, вслед за ними баба огромная, очень страшная, одноглазая. Это было Лихо Кривое, Лихо Горькое, гореванное. Лыком Лихо то подпоясано и мочалами все опутано.

— Вижу, гости пришли нежданные! Будет чем мне, Лиху, позавтракать!

И схватила она дружинника и тотчас его проглотила. А потом садилась у входа и заснула, закрывши глаз.

А Садко в огне раскалил копье и вонзил в чело Лиху Лютому. Зашипел тут глаз под железом. И проснулось, завыло Лихо, стало шарить кругом руками:

— Хорошо же, гости любезные! Не уйдете вы от меня!

В угол все забились от страха и сидят ни живы ни мертвы. Утром Лихо слепое стало выпускать на поле баранов. Выпускало по одному и по верху руками щупало.

Подвязал Садко под баранами всю свою дружину хоробрую. Под последним сам подвязался — так и вышли они на свет.

И тогда Садко запирал в той пещерочке Лихо Лютое. Ключ же относил к морю синему и бросал его прямо в волны. Щука тот проглотила ключ и ушла в глубокие воды.

Говорил Садко корабельщикам:

— Аи вы гой еси, корабельщики! Ехать нужно нам к устью Pa‑ реки, чтоб подняться ко граду Белому!

Говорили так корабельщики:

— Прямо ехать нам — будет семь недель, а окольной дорогою —тридцать лет.

Проплывал корабль мимо острова, что близ устьица Ра‑ реки. А на острове том застава. Не пускают корабль Садко в устье Ра‑ реки великаны. Они скалы бросают в море, и пройти туда невозможно.

И тогда Садко Цареградского кто‑ то тронул в плечико левое.

Оглянулся Садко — видит Белеса. Говорил тогда ему Белес:

— Я пущу тебя в устье Pa‑ реки, если Велесу ты построишь храм во богатом том Белом городе.

Дал Садко ему обещание. И прошел корабль Садко прямо в устье широкое Pa‑ реки. И пустили его великаны по велению бога Белеса.

И поднялся Садко к граду Белому. Продавал там товары цареградские, получал великую прибыль. Бочки насыпал красна золота, насыпал мешки скатна жемчуга.

И построил в городе храм в честь великого бога Белеса.

И ходил Садко вдоль по бережку по великой реченьке Ра. Отрезал он хлеба велик кусок, посыпал кусочек тот солью и на Pa‑ реку опускал его.

— Аи спасибо тебе, вольна Pa‑ река! Что пустила меня в славный Белый град! Ныне я держу путь обратно, возвращаюсь во

Цареград!

А в ту пору к Садко подошел старик:

— Гой еси, Садко, добрый молодец! Отправляешься ты в славный Цареград? Передай поклон‑ челобитие ты Ильменю, меньшому брату, и дочурке его — Ильмаре!

И поклялся Садко исполнить, преклонившись перед богом Ра.

И поехал Садко вниз по Pa‑ реке, выходил он в морюшко Черное. Налетели тут ветры буйные, расшумелося море синее. Стало бить волной корабли и ветрами рвать паруса. Но стоят корабли — и не сдвинутся, будто на мели — не сворохнутся.

Говорил Садко корабельщикам:

— Много мы по морюшку ездили, дани Черноморцу не плачивали! Ныне Царь Морской дани требует!

Видят вдруг они чудо‑ чудное — как бежит к ним лодочка огненная, рассекая носом волну. А в той лодочке — два гребца, на корме ее правит кормщик. То Морского Царя Черноморца слуги верные, безымянные.

Говорят они таковы слова:

— Ой вы, гой еси, корабельщики! Вы подайте нам виноватого! Черноморцу кто дань не плачивал! Его требует грозный Царь

Морской! Пусть предстанет он пред его лицом!

Меньший тут за среднего прячется, средний прячется за большого. Выходил вперед сам Садко‑ купец:

— Я Морскому Царю дань не плачивал. Видно, мне теперь и ответ держать!

И Садко с друзьями прощался, со своею храброй дружиною, брал с собою гусли звончатые, в лодку огненную сходил. И тотчас корабли с места тронулись, полетели как соколы по морю.

Побежала и лодка огненная. Видит тут Садко — среди морюшка поднимается столп огня. Приплывала лодка к тому столпу и ввернулась в водоворот, опустилась на дно морское.

И Садко тогда оказался в синем море на самом дне. И сквозь воду он видит Солнце, видит и Зарю‑ Зареницу. Перед ним палаты богатые, перед ним и двери хрустальные. И входил Садко в светлу горницу.

Вот пред ним сидит грозный Царь Морской. Окружают его стражи лютые — раки‑ крабы с огромными клешнями. Тут и рыба‑ сом со большим усом, и налим‑ толстогуб — губошлеп‑ душегуб, и севрюга, и щука зубастая, и осетр‑ великан, жаба с брюхом —что жбан, и всем рыбам царь — белорыбица!

Черномору дельфины служат, и поют для него русалки, и играют на гуслях звонких, и трубят в огромные раковины.

И сказал Черномор таковы слова:

— Гой еси, Садко Цареградский! Ты по морюшку много езживал, мне, царю, ты дани не плачивал! Мне теперь ты сам будешь данью! Говорят, ты мастер играть и петь, поиграй на гуслях яровчатых!

Видит тут Садко — делать нечего, стал играть на гуслях яровчатых. Начал тут плясать грозный Царь Морской. И играл Садко сутки целые, а потом играл и вторые, и играл потом сутки третий.

Тут купца Садко Цареградского кто‑ то тронул в плечико левое. Оглянулся Садко — видит Белеса.

Говорил тогда ему Белее:

— Видишь ты, что скачет в палатах царь, — он же по морю скачет синему! И от пляски той ветры ярятся, и от пляски той волны пенятся! Всколебалося море синее, в нем волна с волною сходились, и песком вода замутилась! Тонут в морюшке корабли, гибнут душеньки неповинные!

Говорил Садко богу Велесу:

— Не моя во царстве сем волюшка — заставляет играть меня Царь Морской.

И ответил тогда ему Белее:

— Аи же ты, Садко Цареградский! Ты все струночки да повырви‑ ка! И все шпенечки да повыломай! И скажи Черномору — нет струночек, не могу играть я на гусельках. Тут и скажет тебе грозный Царь Морской: «Аи же ты, Садко Цареградский! Ты не хочешь ли пожениться? Да на душечке, красной деве?» Отвечай тогда: «Грозный Царь Морской! В синем море твоя будет волюшка!» Он даст выбрать тебе невесту — ты тогда пропусти мимо триста дев, выбирай Ильмару — последнюю. Да смотри, Садко, не целуй ее! Если ты ее поцелуешь, то навеки в море останешься! Коль не станешь — вернешься во Цареград!

И Садко, купец цареградский, все повырвал у гуселек струночки и все шпенечки гуселек выломал. Перестал плясать Черномор. И сказал Садко таковы слова: «Что же ты, Садко, не играешь?»

— Я порвал на гусельках струночки и все шпенечки да повыломал. Не могу теперь я играть и петь.

И сказал тогда грозный Царь Морской: — Аи же ты, Садко Цареградский! Ты не хочешь ли пожениться?

— В синем море твоя будет волюшка! Все как скажешь, так я и сделаю.

А наутро Царь Черноморский выводил к Садко красных девушек:

— Выбирай, Садко, ту, что нравится!

Пропустил Садко мимо триста дев, выбирал Ильмару — последнюю. И устроил тогда Черноморец пир. Все на том пиру наедались, все на том пиру напивались, стали после ложиться спать.

И заснул Садко со Ильмарою, но не стал ее миловать‑ целовать, как наказано было Белесом.

Как проснулся он — оказался да на яре крутом Ильмары, что близ славного Цареграда. И увидел — бегут по речке белопарус‑ ные корабли, а на них — вся его дружина.

И они Садко замечали, и все радовались‑ дивовались. И Садко с дружиной здоровался. И пошли они во палаты, во хоромы купца Садко. Он здоровался со своей женой. Выгружали они корабли и катили бочонки с золотом.

И построил Садко на то золото в Цареграде храм богу Велесу и второй — Морскому Владыке.

И теперь Садко Цареградского все из века в век прославляют!