Школа молитвы

Как ничто не сравнится с Богом, точно так же нет служения или труда, которые бы сравнились с собеседованием с Богом в безмолвии.

11/30,

Молитва является, несомненно, наиболее часто обсуждаемой и наиболее детально разработанной аскетической темой у преп. Исаака. Читая его творения, можно не только составить достаточно полное представление о том, как молился он сам и другие члены Церкви Персии его времени: можно получить подробные сведения о теории и практике молитвы во всей вообще восточно-христианской традиции. Поэтому писания Исаака были школой молитвы для его современников: они оставались и продолжают оставаться такой школой для многих христиан в разных частях мира, где читают Исаака и следуют его советам.

Для удобства изложения представляется целесообразным выделить основные темы в учении Исаака о молитве. После рассмотрения его теории молитвы как важнейшего христианского делания, мы будем говорить о различных внешних аспектах молитвы, остановившись особо на распространенной в сирийской традиции практике молитвы перед Крестом. Затем мы скажем о чтении Писания как одном из видов молитвенного делания и о ночном бдении. Мы укажем на

(С.150).

универсальный характер молитвы у Исаака и на его учение о молитве за ближних, за Церковь и за мир. Будет также рассмотрено учение Исаака о молитвенном правиле. В заключительных разделах речь пойдет о богомыслии и о высших стадиях молитвы, когда молитва прекращается и ум человека входит в созерцание.

1. Молитва

" Молитва есть беседа ума с Богом", — говорил Евагрий. Для Исаака Сирина беседа (enyana) ума с Богом есть наивысшее делание христианина, с которым не может сравниться никакое другое делание: " Как ничто не сравнится с Богом, точно так же нет служения или труда, которые бы сравнились с собеседованием с Богом (enyana d-'am alaha) в безмолвии". Исаак понимает под молитвой всю совокупность деланий, сопровождающих собеседование ума с Богом: " Всякая беседа, совершаемая втайне, всякая мысль благого ума о Боге, всякое размышление о духовном является молитвой и называется именем молитвы. Под этим именем объединяются и понимаются различные чтения или голос уст в славословии Бога, или сосредоточенная печаль о Господе, или телесные поклоны, или псалмы-славословия, или все прочее, из чего составляется учение чистой молитвы".

Согласно традиционному для православной аскетики пониманию, молитва является основой духовной жизни христианина, источником и причиной всех благ. Исаак определяет молитву следующим образом: " Молитва есть прибежище помощи, источник спасе-

(С.151).

ния, сокровище упования, пристань, спасающая от треволнения, свет пребывающим во тьме, опора немощных, покров во время искушений, помощь в решительную минуту болезни, щит избавления от брани, стрела, изощренная на врагов". В другом месте Исаак определяет молитву как " свободу и упразднение ума от всего здешнего — сердце, совершенно обратившее взор свой к вожделению уповаемого в будущем".

Во время молитвы, когда ум собран и все чувства приведены в гармонию, происходит встреча человека с Богом. Поэтому все духовные дарования и мистические видения бывали у святых во время молитвы. Захарии во время молитвы явился ангел, предвозвестив рождение Иоанна; Петру во время молитвы шестого часа было видение; Корнилию во время молитвы явился ангел. Когда архиерей однажды в год, " в страшное время молитвы", входил во Святое Святых и там возносил молитву, упав на лицо, " он слышал Божий неизреченные глаголы в страшном и неизглаголанном видении. О, как страшно это таинство, которому служил при сем архиерей! Но таковы и все видения, являвшиеся святым во время молитвы. Ибо какое другое время так свято и по святыне своей столь соответствует принятию дарований, как время молитвы, в которое беседует человек с Богом? В это время, в которое совершаются молитвословия и молитвы перед Богом, человек с усилием отовсюду собирает воедино все свои движения и помышления и погружается мыслью в единого Бога, и сердце его на-

(С.152).

полнено бывает Богом, и оттого уразумевает он непостижимое".

Обозначим основные качества, которыми, по Исааку, должна характеризоваться молитва.

Во-первых, молиться следует внимательно и нерассеянно: внешняя активность не должна отвлекать от молитвы. Исаак приводит в пример отшельника, который говорил: " Удивляюсь, слыша, что некоторые в келиях своих занимаются рукоделием и могут без опущения совершать правило свое и не смущаться... Честно говоря, если выхожу за водой, то чувствую замешательство в своем обычае и в порядке его, и встречаю препятствие к совершенствованию своей рассудительности".

Во-вторых, молиться нужно со смирением. Молитва смиренного идет прямо из уст молящегося в уши Божии. " Когда предстанешь в молитве твоей перед Богом, сделайся в помысле своем как бы муравьем, как бы пресмыкающимся по земле, как бы пиявкой и как бы лепечущим ребенком. Не говори перед Богом чего-либо от знания, но мыслями младенческими приближайся к Нему и ходи перед Ним, чтобы сподобиться тебе того отеческого промышления, какое отцы имеют о детях своих младенцах".

В-третьих, молиться нужно с глубоким чувством и слезами. Чувство сердечной скорби, сопровождающееся телесным трудом, то есть поклонами, должно сопровождать молитву: " Всякая молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется заодно с недоношенным плодом чрева, потому что такая молитва не имеет в себе души". Вместе с тем

(С.153).

" молитва есть радость, воссылающая благодарение". Сочетание скорби сердца и благодарной радости становятся источником слез, которые сопровождают молитву, особенно на ее высших стадиях: " Слезы во время молитвы — признак Божией милости, которой сподобилась душа в покаянии своем, признак того, что молитва принята и слезами начала входить на поле чистоты". " Благодать слез есть полнота молитвы".

В-четвертых, молиться нужно усердно, терпеливо и с горячностью, что достигается посредством любви к Богу: " Любовь есть плод молитвы; и от созерцания своего возводит ум к ненасытимому вожделению ее, когда ум пребывает в молитве без уныния — молится ли он видимым образом, с участием тела, или только умом, в безмолвных помышлениях, пламенно и с горячностью. Молитва есть умерщвление мыслей похоти плотской жизни. Ибо молящийся прилежно есть то же, что умирающий для мира: и терпеливо пребывать в молитве значит отречься от себя самого. Поэтому в самоотвержении души обретается любовь Божия".

В-пятых, каждое слово молитвы должно исходить из глубины сердца; даже если слова заимствуются из псалмов, их следует произносить как свои собственные: " При стихословии псалмопения твоего не будь как бы заимствующим слова у другого, чтобы... не стать совершенно далеким от почерпаемых в стихах умиления и радости; но, как сам от себя, произноси слова прошения твоего с умилением и рассудительным

(С.154).

пониманием". Исаак высоко ценил псалмопение, подчеркивая необходимость размышления над словами псалмов: "...Нет < ничего>, что препятствовало бы тебе во всей полноте воспринять все эти < духовные блага> из псалмов и использовать их. Также и восхитительные слова, изложенные в песнях, которые предназначены Святой Церковью < для употребления" вместе с прочими возвышенными словами, которые Дух положил на музыку, и песнопениями, могут занимать место совершенной молитвы в человеке. < Когда мы> размышляем над ними, они рождают в нас чистые молитвы и высокие прозрения и приближают нас таким образом к просветленности (š apyuta) мышления и изумлению Богом, а также к другим < вещам>, посредством которых Господь умудряет тебя и просвещает в те времена, когда ты выбираешь соответствующие стихи и в просительном настроении приносишь их Господу твоему, повторяя их подолгу и в тишине".

Наконец, в-шестых, во время молитвы необходимо иметь твердое упование на Бога. Поэтому не следует просить у Бога земных благ, которые Он подаст нам без всякого прошения: " Приноси Богу прошения твои сообразно с Его славой, чтобы возвеличилось пред Ним достоинство твое и возрадовался Он о тебе... Не проси у Бога того, что Он сам без прошения дает нам по своему отеческому промышлению... Сын у отца своего не просит уже хлеба, но домогается наибольшего и высшего в доме отца своего. Ибо только по немощи ума человеческого Господь заповедал просить повседневного хлеба. Но смотри, что заповедано тем,

(С.155).

которые совершенны знанием и здравы душой. Им сказано: не заботьтесь о пище или одежде.., ищите же прежде Царствия Божия, и это все приложится вам". Истинно верующие не испрашивают у Бога " дай нам это" или " возьми у нас то", и вообще не заботятся о себе самих, потому что очами веры ежечасно видят Отеческий Промысл. Вместо того, чтобы спрашивать у Бога " что Ты дашь мне? ", свободнорожденная душа просит Его о сохранении в ее сердце сокровища веры, хотя " даже в такой < просьбе> не нуждается Бог".

Таким образом, основными требованиями, предъявляемыми к молитве, являются, по Исааку, внимание и отсутствие рассеянности, смирение, глубокое чувство сокрушения, сопровождающееся слезами, усердие и горячность, произнесение слов из глубины сердца, твердое упование на Бога. Такая молитва легко и быстро дойдет до ушей Божиих.

Вместе с тем Бог иногда медлит с ответом на молитву и не исполняет прошения человека. Исаак указывает две причины этого. Первая заключается в человеколюбивом Промысле Божием, согласно которому Бог каждому подает соответствующее его мере и способности вместить: " Если просишь чего у Бога, и Он медлит услышать тебя вскоре, не печалься, потому что ты не мудрее Бога. Бывает же это с тобою или потому, что недостоин ты получить просимое; или потому, что пути сердца твоего не соответственны, но противны прошениям твоим; или потому, что не пришел ты еще в меру, чтобы принять дарование, которого просишь". Другая причина, почему Бог не слышит молитву — наши грехи: " Но поскольку говорим, что

(С.156).

Бог многомилостив, то почему же, когда постоянно стучимся и просим в искушениях, не бываем услышаны, но презирает Он прошение наше? Этому, конечно, учит нас пророк, говоря: не мала рука Господня, и не тяжел Господь слухом, чтобы услышать. Но грехи наши разлучили нас с Ним, и беззакония наши отвратили лицо Его, чтобы не слышать. Во всякое время помни о Боге, и Он вспомнит о тебе, когда впадешь в беды".

2. Внешние аспекты молитвы

Существует мнение, будто писателям-мистикам не свойственен интерес к внешним аспектам аскетического и молитвенного делания, так как они по преимуществу сосредоточены на внутренних плодах этого делания. Сочинения Исаака Сирина являются одним из многочисленных подтверждений того, насколько подобное мнение неверно. У него много страниц, где он описывает внешние формы молитвы на основе как собственной практики, так и практики отшельников его времени.

Вот одно из подобных описаний: " Один < человек> проводит целый день в молитве и чтении и только малую часть посвящает стоянию на псалмопении; и таким образом увеличивает он в душе своей постоянную память о Боге. Другой же только псалмопением занят целый день, не выделяя особого < времени> для молитвы. Еще один ночью и днем занят совершением частых коленопреклонений (sbisut syam burke)... И иногда, вставая от < поклонов> ненадолго, с миром в сердце, ненадолго посвящает он себя размышлению

(С.157).

над Писанием. Другой человек, опять же, занимается чтением целый день, и цель его — забыть этот преходящий мир и умереть разумом своим для воспоминания о его преходящих делах и для разговора со страстными помыслами... Наслаждаясь прозрениями тайн и изумлением домостроительством на всякое мгновение, посвящает он себя лишь ненадолго стоянию на молитве и псалмопении. И время чтения его больше, чем < время> молитвы".

В этом отрывке перечисляются различные внешние формы молитвы, как то псалмопение, чтение, поклоны. Исаак придает большое значение поклонам, считая их одним из наиболее важных духовных упражнений: " Больше упражнения в стихословии возлюби на молитве твоей поклоны". Он рекомендует своим читателям ежедневно совершать " бесчисленные коленопреклонения" во время молитвы. В качестве примера он приводит ночную молитву одного монаха, которого он посетил: "...Невозможно изобразить мне числом множества коленопреклонений его. Да и кто был в состоянии исчислить поклоны этого брата, которые клал он каждую ночь? "

Помимо поклонов, другим внешним действием, сопровождающим молитву, бывает ударение себя по голове (ударение головой о землю): " Слезы, ударение себя по голове во время молитвы и падание ниц с горячностью пробуждают в сердце горячность этой сладости, и сердце с похвальной восторженностью воспаряет к Богу". Исаак подчеркивает, что каждому аскету подходят те или иные внешние формы молитвы; нет одного правила, которое было бы одинаковым

(С.158).

для всех: " Делания же живущих по Богу суть следующие: один целый день бьет свою голову (ударяет головой о землю) и делает это вместо совершения службы, то есть часов. Иной с постоянным и продолжительным коленопреклонением соединяет число молитв своих. Другой множеством слез своих заменяет для себя службы, и довольствуется этим... А иной, вкусив только малое и возгордившись, вдался в заблуждение".

В последней фразе цитированного текста под " возгордившимися" подразумеваются мессалиане. Будучи вообще лишенным интереса к полемике, Исаак тем не менее в своих сочинениях неоднократно полемизировал с " мессалианскими извращениями". Секта мессалиан (сир. msalyane — молящиеся), возникшая в IV веке и получившая распространение на всем христианском Востоке, отвергала церковные таинства и аскезу: главным деланием считалась непрестанная молитва, посредством которой мессалиане достигали различного рода экстатических состояний. Будучи мистическим писателем и занимаясь разработкой вопросов, связанных с практикой молитвы и духовной жизни, Исаак чутко реагировал на проявления ложного мистицизма и различного рода извращения молитвенной практики, и потому постоянно опровергал мессалианские мнения.

Антимессалианской полемике по вопросу о внешних формах молитвы посвящена, в частности, Беседа 14 из 2-го тома, называющаяся " О молитве и ее внешних формах". Представляется целесообразным рассмотреть эту Беседу подробно, так как она содержит многочисленные драгоценные указания на детали молитвенной

(С.159).

практики сирийского монашества времен преп. Исаака.

Хотя совершенством для человека является достижение духовных даров и чистой молитвы, никто не должен пренебрегать внешними формами молитвы, считает Исаак. Внешнее благоговение способствует внутреннему прогрессу человека на пути к достижению чистой молитвы: " Но если кто-либо, не приобретя вторичного, оставляет первичное, тогда ясно, что он обманут демонами и что из-за них может он совершенно отпасть от своего спасения... В соответствии с честью, которую оказывает человек Богу в час молитвы как телом, так и разумом, открываются для него врата помощи, ведя к очищению мыслей и озарению в молитве. Великой благодати свыше удостаивается благодаря сокровенному промышлению < Божию> тот человек, который являет благоговейное и почтительное положение < тела> при молитве, простирая руки к небу, < но оставаясь при этом> в скромной позе, или припадая лицом к земле. Кто постоянно украшает молитву свою этими внешними формами, тот немедленно и легко удостаивается действия Святого Духа, ибо велик Господь в глазах его, и показывает он благоговение в жертвах, приносимых < Господу> в те часы, которые отведены для него законом свободы".

Исаак подчеркивает, что Бог не нуждается ни в каких внешних знаках почтения. Однако соответствующее положение тела при молитве необходимо для воспитания в нас благоговейного отношения к Богу: " Вы должны знать, братья мои, что во всем служении нашем Бог весьма желает внешних форм, конкретного почитания и видимых способов < выражения благоговения> — не ради Себя, но ради нас. Он Сам не получает пользы от подобных < вещей> и не теряет ничего,

(С.160).

когда ими пренебрегают; но они — из-за немощи естества нашего. Если бы они не требовались, Он Сам не принимал бы этих внешних форм и положений < тела> на Себя во время Своей земной жизни, говоря таким образом с нами в Святых Писаниях. Сам Он ничем не может быть обесчещен, ибо честь принадлежит Ему по естеству Его. Но у нас < складывается> непочтительное отношение к Нему из-за привычной небрежности и дерзкого, неуважительного поведения. И отпадаем мы от благодати по собственной воле, ибо сами становимся виновниками> отпадения. Подвергаемся мы также непрестанным нападениям и постоянному обольщению < со стороны> демонов < по мере того> как приобретаем естественную склонность к удобству и пороку".

После такого обоснования необходимости внешних форм молитвы, Исаак переходит к прямой атаке на мессалианскую практику: "...Многие пренебрегли всем этим в помыслах своих и вообразили, будто достаточно для Бога одной молитвы сердца; будто когда лежат они на спине или сидят в непочтительной < позе>, тогда, дескать, достаточно лишь внутренней памяти < о Боге>. Не позаботились они об украшении внешней стороны своего служения продолжительными стояниями, соответствующими их телесной силе, или почтительной собранностью чувств. Преклоняя колена к земле, не бывают они подобны приближающимся к огню и не принимают на себя благоговейное положение ни внутренне, ни наружно, и не воздают честь Господу, почитая Его всеми членами < тела> и благоговением на лице. Ибо они не учли силы своего противника, отчего и впали в прелесть и поддались ее действиям, не поняв, что они пока еще смертные и

(С.161).

бывают движимы своей душой, которой свойственно оступаться, и что они еще не достигли духовного состояния, и что воскресение еще не произошло и они еще не приобрели непоколебимости. Пока живо тело, пока < человеческое> естество нуждается в труде и ежеминутном упражнении в чем-то новом, они < уже> возжелали проводить жизнь в духовном состоянии и отделиться от того, что в мире страстей по необходимости ежедневно происходит. Воображая себя мудрыми, они совершили постыдные дела тем, что признак гордости и презрения по отношению к Богу появился в них. И из-за молитвы, которая есть источник всякой жизни, обрели они погибель, потому что сочли возможным проявить пренебрежение по отношению к тому Всечестному, Который не может быть презираем и Который чтим всякой тварью".

Своим отвержением внешних форм молитвы мессалиане поставили себя в оппозицию церковной традиции, утверждает Исаак. Древние Отцы не только молились в сердце, но и совершали поклоны, соблюдали различные внешние правила и следили за положением тела во время молитвы: " И те установленные и определенные молитвенные правила, о которых написано в связи с этими < Отцами>, не были, как говорят прельстители, только молитвами сердца: так утверждают люди с мессалианским сознанием — те, которые говорят, что поклоны не нужны". Святые Отцы молились с благоговением, падая ниц перед Крестом, совершая поклоны, целуя Крест: "...Поистине были у отцов эти поклоны, посредством которых особенно смирялась душа. Для совершения их

(С.162).

они благоговейно вставали со своих мест, если только им не < возбраняла этого физическая немощь; с великой почтительностью и великим смирением разума и тела падали они на лица свои перед Крестом. Эти < поклоны> совершались помимо тех < молитв>, которые имели место в сердце. Однако всякий раз, когда они вставали, совершали они много поклонов, насколько позволяли им время и телесные < силы>; они целовали Крест пять или, может быть, десять раз, совершая поклон и целование после каждой молитвы. < Совершая> такие действия, < человек> мог внезапно обрести жемчужину, которая в одной единственной < молитве> вмещала бы все остальные. А бывало, что < человек> стоял на ногах или на коленях, и восхищалась мысль его молитвенным изумлением — < состояние>, неподвластное воле плоти и крови, а также душевным движениям".

Подвижники древности совершали большое количество кратких молитв с поклонами в течение каждого дня, однако они не вставали для совершения каждого поклона и не садились после каждого поклона, а все поклоны делали сразу, чтобы затем отдаться умной молитве: " Таким способом исполняли они эти большие количества молитв — как я сказал, а не так, как кажется многим другим, кто говорит, что < Отцы> всякий раз вставали для каждого отдельного < поклона>, ибо жалкая плоть не способна к таким количествам, < если человек должен> вставать каждый раз для каждой отдельной молитвы. Они никогда не смогли бы совершать такое количество < молитв>, если бы им приходилось вставать со своего места сто, или шестьдесят, или пятьдесят раз в день — не говоря уже о трехстах или более, как было в обычае у некоторых святых. Иначе не оставалось бы возможности для чтения и

(С.163).

других необходимых дел, и невозможно было бы продлить молитву, если бы случилось, что по благодати дан был < человеку> дар слез в молитве его, или просветленные движения исходили из молитвы его, как часто случалось с теми, кто удостаивался одного из этих видов благодати в такие минуты. Напротив, он был бы исполнен поспешности в службе и суеты во всем служении своем".

Исаак предлагает читателю испробовать на практике различные способы молитвы, чтобы увидеть, что невозможно совершать по сто или более поклонов в день, каждый раз вставая с места для их совершения: " Если кто-либо не верит этому, пусть испробует на себе, возможно ли человеку, < не нарушая> мира, вставать с места пятьдесят раз в день — не говоря уже о ста или двухстах — так, чтобы он оставался невозмущенным внутри себя и чтобы молитва его была мирной, и чтобы исполнял он при этом также службу свою и положенные чтения < из Писания>, которые составляют значительную часть молитвы — и < все это без возмущения; сможет ли он выполнять это в течение недели, не говоря уже обо всех днях его жизни? "

Исаак останавливается на таких подробностях молитвенной практики потому, что хочет в противовес мессалианам оставить своим ученикам детальное руководство относительно молитвы. Мессалиане, продолжает он, отвергли не только внешние формы молитвы, но и таинства Церкви, а также чтение Писания. Этот разрыв с общецерковной традицией при-

(С.164).

вел мессалиан к духовной ошибке, гордыне и прельщению: " Ни постоянство молитвы не порождает заблуждение, ни опущение псалмов, если для этого есть уважительная причина. Причиной заблуждения считаем мы не молитву, источник жизни, и не заключающийся в ней труд, но то, что некоторые люди оставили почтительные внешние положения < тела> и склонились к своим собственным законам и особым обычаям, которые они сами для себя установили по своему произволу; и то, что они полностью лишили себя Святых Тайн, пренебрегая ими и презирая их; и то, что они также < лишили себя> света божественных Писаний и перестали исследовать слова Отцов и их наставления о приемах борьбы с демонами; и то, что они оставили различные виды смирения, поклоны, продолжительное лежание на земле, страждущее сердце и смиренный внешний вид, соответствующий молитве, скромную позу, смиренно сложенные руки, или простертые к небу, благоговейные чувства на молитве. И охвачены они различными формами гордыни, из-за которой примешивают к молитве оскорбление в адрес Бога. Забывая о возвышенности божественного Естества и о бренности их собственного естества, они сопровождают молитву надменными внешними позами. При всем том слова их молитв ничем не отличаются от псалмов".

Продолжая описывать внешние формы молитвы, Исаак говорит о молитве стоя с воздетыми руками. Такая поза способствует концентрации мысли и глубокому чувству умиления. Исаак также подчеркивает необходимость молитвы своими словами; такая молитва, считает он, ведет к духовным прозрениям: " Ибо большинство молитв состоит из слов, выбранных из псалмов, которые содержат настроения и чувства мо-

(С.165).

литвенной печали, или благодарения, хвалы, и прочее. Так иногда, когда человек простирается на лице, или когда персты его и взгляд подняты к небу, страдание примешивается < к словам молитв>, и человек повторяет их медленно. Иногда страдание и боль сердца его становятся причиной пробуждения глубоко прочувствованных слов молитвы, или радость прорывается в ответ на что-либо, побуждая этого человека> заменить молитву на хваления вследствие наслаждения разума его. < То же относится> к прочим молитвенным движениям, которые Дух Святой пробуждает в святых и в словах которых содержатся тайны и прозрения неизреченные. И хотя < сохраняется> внешняя форма молитвы, цель прозрения < заключается> в изъяснении тайн и совершенного знания, которое вместе с мудростью от Духа получают святые в < молитве> ".

Молитва своими словами хороша тем, что не требует произнесения каких-либо готовых текстов по книге или заучивания этих текстов наизусть и повторения. Некоторые древние святые, отмечает Исаак, вообще не знали псалмов, однако их молитва, в отличие от молитвы мессалиан, достигала Бога благодаря их смирению: " В соответствии с направленностью и целью своего сознания, человек или приближается к Богу, или отпадает от истины; а не в соответствии с внешними признаками того, что совершается или чем пренебрегают. Ибо вот, многие из древних Отцов — я говорю о некоторых великих отшельниках — даже не знали псалмов, и однако наподобие огня восходили молитвы их к Богу благодаря прекрасным деяниям и смиренному сознанию, которыми они обладали. Слова их прогоняли демонов, как мух, которые улетают от нас. Но многие использовали молитву для извинения

(С.166).

своей лени и гордыни: не получив благую часть они и ту < часть>, которую имели, потеряли. И хотя ничего не удержали они в руках, вообразили они, что достигли совершенства. Другие же только по причине своего воспитания и своей образованности вообразили, что этого будет достаточно им, чтобы обрести познание истины: понадеявшись на свою светскую культуру и обычное чтение, они отпали от истины и не смирили себя, чтобы < снова> встать".

Мы видим, какое значение имеют для Исаака внешние формы молитвы. Он считает, что молитва с внешними формами является " исполнением всех добродетелей".

1 Вместе с тем Исаак сознает, что внешние формы, при всей их важности, являются лишь вспомогательным средством для достижения чистой молитвы. Вне контекста антимессалианской полемики Исаак говорит о необходимости внешних форм молитвы гораздо более сдержанно. Он, например, допускает молитву сидя — особенно для пожилых людей. Вообще для старых и немощных должны быть особые правила — от них не требуется телесный труд: " Мы не принуждаем больных или немощных подчиняться закону и не говорим, что следует подвергать человека тому, что ему не по силам. Ибо все, что < совершается> со страхом и трепетом, необходимым при < общении с Богом>, пусть даже оно совершается вне обычного закона, бывает для Бога как избранное приношение. И не только не осуждает Он того, кто так поступает, но ничтожные и несущественные вещи, сделанные по доброй воле ради Него, принимает Он наравне с великими и совершенными деяниями... Ибо Бог благ и милосер-

(С.167).

ден: не в обычае у Него судить слабости естества и дела, < совершенные> по необходимости, даже если они предосудительны; однако Он осуждает < нас>, когда добрыми делами, которые мы могли сделать, мы пренебрегли".

Внешние формы молитвы необходимы, однако они должны соразмеряться с силами и возможностями человека. Для старых и немощных, которые освобождаются от необходимости совершения многочисленных поклонов, а также для всякого человека, утрудившегося в молитвенном подвиге, продолжительное моление своими словами может заменить традиционные внешние формы молитвы: "...Когда ты ослаб и утомился, от труда псалмопения с этим постоянным повторением обычных < молитв>, и не способен ты уже более трудиться в этом так, как раньше, — из-за старости, или из-за великой немощи тела, — < тогда> трудись вместо этого в молении, прошении и в подобных < деланиях>. Долго и настойчиво приноси моление твое, проси усердно и трудись в молении твоем с сердечным усилием. Будь настойчив, продлевай < молитву> и растягивай ее надолго, пока не откроется для тебя дверь. Ибо милостив Господь наш, и примет Он тебя не за труд твой, но за благое намерение разума твоего. Озарена будет душа твоя, когда продлишь ты моление свое, и воспламенятся помыслы твои любовью к Нему. Таким образом получишь ты помощь от Бога в малых трудах слабого тела твоего. При этом, насколько возможно, не оставляй полностью свои малые службы — чтобы не оказаться тебе подобным человеку, который не желает подчиниться правилу. Ибо это < приведет> к нападениям на тебя демона гордыни, как < случается> с тем, кто вообразил, что он более не нуждается в этом; или ты мало-помалу добровольно

(С.168).

придешь в расслабление. Я не навязываю какого-либо необходимого времени < для правила>, но лишь говорю о том, что может случиться и произойти".

Молиться можно на коленях, стоя или сидя; самое главное — чтобы молитва совершалась с чувством страха Божия: " Нет также ничего предосудительного, если в течение времени, которое соответствует < нашей> силе — или даже не соответствует — мы стоим или сидим; ибо сопутствует нам великий страх и трезвение, возбраняя нам впасть в презрительное отношение к Богу в то время, когда служба совершается нами и когда молитвенное жертвоприношение приносится Ему. Но ты должен беспокоиться о сознательной и вдумчивой < молитве>, а не об определенном < временном> пределе, и не заботиться особенно о количестве, ибо последнее весьма часто становится причиной для смущения. Но < нужно думать> о том, как сердцу нашему приблизиться к Богу в службе и молитве... Даже более, чем на псалмопение, обрати внимание на эти < вещи> и особенно пользуйся ими,

иногда стоя на ногах, иногда — на коленях, иногда же сидя"

В конце концов Исаак приходит к утверждению, что нет таких внешних положений, которые были бы неизбежны при молитве. Сознательный отказ от внешних форм молитвы может повлечь за собой впадение человека в гордыню и мессалианскую ересь. Однако это не значит того, чтобы молиться без соблюдения внешних форм и положений тела было нельзя. Напротив, молиться можно во всякое время и в любом положении тела: " Человек занимается < молитвой> стоя или сидя, работая или ходя по келии, засыпая, — пока сон не похитит его, — сидя до-

(С.169).

ма или путешествуя: тайно нанимается он ею> внутри сердца, < а также> постоянно преклоняя колени к земле или стоя где угодно, не обязательно даже перед Крестом".

3. Молитва перед Крестом

В приведенных выше отрывках из Исаака несколько раз упоминается молитва и поклоны перед Крестом, целование Креста и другие знаки особого почтения, которые должен показывать христианин по отношению к Кресту. Частое упоминание Креста в произведениях Исаака связано с тем, что в сирийской христианской традиции почитание Креста как символа спасения человека и знака невидимого присутствия Бога занимает совершенно исключительное место. В этом отношении учение Исаака о молитве перед Крестом представляет особый интерес, так как позволяет соприкоснуться с древней традицией сирийского Востока и увидеть, какое значение имел Крест в духовной жизни соотечественников и современников Исаака.

Учение о Кресте как символе божественного домостроительства и объекте религиозного поклонения в систематическом виде изложено в Беседе 11 из 2-го тома, которая называется " О созерцании тайны Креста; и какую силу несет он невидимо в своей видимой < форме>, и о многих тайнах домостроительства Божия, которые совершались среди древних; и совокупность этого во Христе, Господе нашем; < и как> совокупность этого несет < в себе> всесильный Крест". Текст начинается вопросом, содержащим в себе явные указания на универсальный характер почитания Креста в си-

(С.170).

рийской традиции: " В каком смысле и чей образ являет нам форма Креста, который содержится у нас в такой чести и которому радостно, с любовью и ненасытимым желанием поклоняемся, история которого как бы всей твари известна и повторяема ею? " Во вступительном абзаце Исаак изъявляет намерение говорить о действии силы Божией в разные эпохи человеческой истории; о том, как Бог " помещает Он страшным образом Свое честное имя и являет в них миру чудеса и величие и посредством их оказывает великие благодеяния человечеству"; и, наконец, о вечной силе, заключенной в Кресте.

Начиная изложение своей темы, Исаак подчеркивает, что в Кресте нет особой силы, отличной от той вечной и безначальной силы, которая привела в бытие миры и которая управляет всей тварью в соответствии с волей Божией. В Кресте живет та самая божественная сила, которая жила в ковчеге Завета, окруженном таким трепетным почитанием: " Неограниченная сила Божия живет в Кресте, так же как она жила непостижимым образом в том ковчеге, которому Народ поклонялся с великим благоговением и страхом, — < жила>, совершая в нем чудеса и страшные знамения среди тех, кто не стыдился называть его даже Богом, то есть, кто смотрел на него в страхе, как бы на самого Бога, ибо честь досточестного имени Божия была на нем. Не только Народ почитал Его под этим именем, но и иные вражеские народы: Горе нам,

(С.171).

ибо Бог Народа пришел сегодня в стан. Та самая сила, что была в ковчеге, живет, как мы веруем, в этом поклоняемом образе Креста, который почитается нами в великом сознании < присутствия> Божия".

Что же было в ковчеге Завета, — спрашивает Исаак, — делавшее его столь страшным и исполненным всевозможных сил и знамений? Ковчег почитали, — отвечает он, — потому что в нем жила Шохина — невидимое Присутствие Божие: " Не повергались ли Моисей и народ перед ковчегом в великом страхе и трепете? Не лежал ли Иисус сын Навин перед ним с утра до вечера, простершись на лице? Не были ли страшные откровения Божий явлены в нем, < вызывавшие> почитание его? Ибо Шохина Божия жила в нем — < та самая>, что живет теперь в Кресте: она ушла оттуда и таинственно вселилась в Крест".

Итак, ковчег завета был прообразом Креста, подобно тому, как весь Ветхий Завет был прообразом Нового Завета. Поэтому чудеса апостолов, описанные в книге Деяний, были более значительными, чем совершавшиеся в ветхозаветной древности: "...Многие силою Креста укрощали < диких> зверей, < показывали> дерзновение перед лицом огня, ходили по водам, воскрешали мертвых, останавливали чуму, заставляли источники течь в иссохшей и дикой местности, полагали границы морям, приказывали потокам великих рек течь в обратную сторону, обращали реки вспять. Да что говорить об этом? Даже сам сатана со всей его властью страшится образа Креста, когда он начертывается нами против него".

(С.172).

Ветхозаветный культ со всеми его чудесами и знамениями, — продолжает Исаак, — не был способен истребить грех, тогда как Крест разрушил силу греха. Крест разрушил также силу смерти: " И если смерть была столь страшна для < человеческого> естества, то сейчас даже женщины и дети смеются над ней. Смерть, которая царствует над всем, не только оказалась теперь легче для чад веры, но и у язычников весьма уменьшился страх перед ней по сравнению с тем, что было прежде". Иными словами, религия Креста принесла миру иное отношение к смерти: ее больше не боятся, как боялись в дохристианской древности. Содержит ли этот текст Исаака ссылку на времена мученичества, когда женщины и дети оказывались перед лицом смерти? Христианское спокойствие перед лицом смерти, согласно Исааку, оказало влияние и на языческий мир: отношение к смерти стало менее драматичным.

Возвращаясь к ветхозаветным образам, Исаак спрашивает, почему деревянной конструкции, построенной руками плотников, воздавалось " поклонение полное ужаса", несмотря на то, что первая заповедь закона Моисеева гласит: " Не поклоняйтесь изделию рук человеческих или какому-либо образу или подобию"? Потому, — отвечает Исаак, — что в ковчеге Завета, в отличие от языческих идолов, сила Божия была явлена очевидным образом и потому, что имя Божие было начертано на нем. Говоря о поклонении Кресту, Исаак отводит обвинение в идолопоклонстве — то самое, которое выдвигалось против защитников иконопочитания в Византии VIII-IX вв. Хотя контекст византийской полемики с иконоборчеством был несколько иным, мысли Исаака о присутствии

(С.173).

Божества в материальных предметах перекликаются с тем, что писали византийские полемисты его времени относительно присутствия Бога в иконах. В частности, Исаак говорит о том, что если бы Крест изготовлялся не во имя " Человека, в котором живет Божество", то есть воплотившегося Сына Божия, обвинение в идолопоклонстве было бы справедливым. Он также ссылается на толкования " православных Отцов", согласно которым золотая крышка, помещенная наверху ветхозаветного ковчега, прообразовала человеческую природу Христа.

Исаак подчеркивает, что божественное Присутствие-Шехина сопутствует Кресту всегда — с самого момента его изготовления: " Ибо сразу, как только этот образ изображается на стене или на доске, или изготовляется из каких-либо видов золота или серебра или тому подобного, или вырезается из дерева, тотчас он облекается в божественную силу, которая < некогда> обитала там, и наполняется ею и становится местом божественной Шехины..." Эти слова отражают практику древней Церкви, не знавшей специальных молитв на освящение Креста: считалось, что Крест, как только он изготовлен, становится источником освящения людей и местом божественного присутствия. Поэтому " когда мы смотрим на < Крест> во время молитвы или поклоняемся его изображению, которое есть < образ> того Человека, что был распят на нем, божественную силу получаем мы через него и помощи, спасения и неизреченных благ в этом мире и

(С.174).

в мире грядущем удостаиваемся — и все это через Крест".

Исаак настойчиво подчеркивает превосходство Креста над ветхозаветными символами присутствия Божия: " Как служение Нового Завета более досточестно перед Богом, чем то. что имело место в Ветхом Завете, и как есть разница между Моисеем и Христом, и как служение, которое получил Иисус, лучше того, которое было дано через Моисея, и как слава человека более велика и более прекрасна в творении, чем < слава> бессловесных предметов, так же и этот образ, который теперь существует, намного более досточтим по причине чести Того Человека, Которого от нас взяло Божество в жилище Себе, и по причине того божественного благоволения, которое есть в этом Человеке, ставшем полностью храмом Его, — благоволения, отличного от того преобразовательного благоволения, которое < в древности> было в бессловесных предметах, прообразовавших, словно тень, будущие < блага> во Христе".

Ветхозаветный культ требовал благоговейного и трепетного отношения к священным предметам. Когда священник входил в Скинию, он не дерзал поднять глаза и рассматривать крышку ковчег Завета, " так как страшная Шекина Божества была на ней, и более страшным и досточестным был вид у нее, чем у прочих предметов, составлявших часть этого служения". Если же прообраз был так страшен, то насколько большего благоговения заслуживает " Первообраз, Которому принадлежат тайны и образы"? Вместе с тем,

(С.175).

благоговение, которым были окружены ветхозаветные священные предметы, вызывалось страхом наказания, которому подвергался всякий, кто дерзал действовать неуважительно по отношению к ним. В Новом же Завете " излилась благодать без меры, и строгость поглощена мягкостью, и появилось дерзновение... а дерзновение обычно прогоняет страх, благодаря великой милости Божией, которая изливается на нас во все времена".

Поэтому Крест почитается нами не из страха наказания, а из благоговейного трепета перед Христом, совершившим посредством Креста наше спасение. Созерцая Крест, христиане видят самого Спасителя: " Для истинно верующих зрение Креста — не малая вещь, ибо все тайны понимаются через него. Но всякий раз, когда они поднимают глаза и смотрят на него, они как бы вглядываются в лик Христа и так < выражают> они почтение к нему: видение его драгоценно для них и страшно, и в то же время вожделенно... И всякий раз, когда приближаемся мы к Кресту, мы как бы к телу Христову приближаемся: так это представляется нам по вере в Него. И через наше приближение к Нему и всматривание в Него мы сразу сознательно восходим умом своим на небо. Как бы благодаря некоему невидимому и сверхчувственному видению и почтению < по отношении» к человечеству Господа нашего поглощено сокровенное видение наше неким созерцанием таинства веры".

Крест почитается нами во имя Христа и ради Христа. Вообще все, что принадлежало Христу как человеку, должно почитаться нами как поднятое до Бога, Который захотел, чтобы Человек-Христос участвовал в славе Божества. Все это стало явным для нас

(С.176).

на Кресте, и через Крест мы получили точное знание Создателя.

Материальный Крест, прообразом которого был ковчег Завета, в свою очередь, является прообразом эсхатологического Царства Христа. Крест как бы соединяет Ветхий Завет с Новым, а Новый Завет — с " будущим веком", в котором упразднятся все материальные символы. Домостроительство Христа, начавшееся в ветхозаветные времена и продолжающееся до скончания века, заключено в символе Креста: " Ибо Крест — это одеяние Христа, точно так же, как человечество Христа — одежда Божества Его. Так < Крест служит> образом, ожидая времени, когда истинный Прообраз будет явлен: тогда те предметы будут не нужны. Ибо Божество живет в человечестве неотделимо, без конца и навеки, то есть без ограничения. Поэтому мы смотрим на Крест как на место Шохины Всевышнего, святилище Господне, океан тайн домостроительства Божия. Этот образ Креста являет нашему оку веры тайну двух Заветов... Ибо это также печать домостроительства Спасителя нашего. Когда бы ни смотрели мы на Крест таким образом, с утихшими мыслями, собирается и встает перед внутренними очами нашими воспоминание всецелого домостроительства Господа нашего".

Текст заканчивается радостным благодарением Богу, Который " извечно" имел намерение дать человечеству истинное познание через Крест — материальный символ Своего домостроительства: " Благословен Бог, Который посредством материальных предметов на всякое время таинственно приводит нас к знанию невидимости Своей; Он сеет и напечатлевает в разуме нашем память о заботе Его о нас во всех поколениях, посредством видимых форм связывая разум наш любо-

(С.177).

вью к сокровенности Его. Да возвеселятся сердца наши в тайнах веры, которыми мы обладаем; возликуем о Боге, Который так много заботится о нас. Войдем созерцанием разума нашего в это восхитительное дело, которое Он предпринял ради нас. Возрадуемся в надежде, которая открылась нам, чадам Христовым, в тайне Нового Завета, который мы получили через Него. Достопоклоняем Бог, Который ради нашего спасения делает все в мире, чтобы приблизить нас к Себе прежде, чем откроется то будущее < состояние>, в котором мы получим блага, достойные сынов Божиих. Достопоклоняема тайна силы Креста, даровавшего нам все это. Ангельского знания удостоились мы через него благодаря силе, посредством которой всякая тварь была сотворена — как видимая, так и невидимая".

Таково " богословие Креста", изложенное Исааком в 11-й Беседе 2-го тома. Оно может быть суммировано в следующих тезисах: 1) в Кресте живет Шекина-Присутствие Бога, перешедшая в него из ковчега Завета; 2) ветхозаветный ковчег был прообразом Креста; 3) поклонение Кресту не является идолопоклонством, так как в Кресте присутствует Христос, и потому поклонение воздается Ему, а не материальному предмету; 4) Крест является символом домостроительства Божия в отношении человечества; 5) Крест прообразует реальность будущего века, в котором все материальные символы упразднятся.

Мы видим, что в сирийской традиции вообще и у св. Исаака в частности Крест является главным фокусом молитвенного внимания христианина: молитва как бы устремлена в одну точку, и эта точка — Крест. О том, что Крест был неотъемлемым элементом молитвенной практики, свидетельствует заглавие Беседы 5 из 2-го тома, где говорится о том, что молиться можно

(С.178).

" не обязательно даже перед Крестом". Иначе говоря, молиться перед Крестом было настолько общепринятым, что молитва не перед Крестом требовала специальной апологии.

Исаак упоминает несколько форм молитвы перед Крестом. Одна из них — " лежание перед Крестом", которое часто называется у Исаака " лежание на лице", то есть долговременное лежание на полу в молчаливой молитве, возможно с крестообразно простертыми руками. Исаак описывает человека, который " три ночи и три дня лежит на лице своем перед Крестом". Во время периодов благодати, — говорит он, — любые молитвенные правила могут быть заменены лежанием перед Крестом: " Если ты почти весь день лежишь на лице, < распростершись> перед Крестом, " ' — < а это заключает в себе всякую частичную молитву и службу, — не ясно ли, что тем самым ты исполнил правила, которые стали ниже тебя?.. Когда же человек непрестанно прилепляется к Богу в постоянном молитвенном излиянии, когда он постоянно простирается на земле в молении к Нему, и душа его бывает поглощена желанием, и падает он ниц перед Крестом — нет уже над ним ни закона, ни правил, а времена и установленные часы уже не властны над ним; ибо с этого момента он выше всех их, пребывая с Богом без какого-либо ограничения". То есть лежа-

(С.179).

ние перед Крестом в течение почти целого дня, согласно Исааку, выше других форм молитвы, так как оно заключает их в себе, будучи опытом предельной сосредоточенности, сопровождаемой интенсивным чувством Божественного присутствия.

Другая форма молитвы перед Крестом — молитва, сопровождающаяся " поднятием глаз" на Крест или непрерывным " взиранием" на него: такая молитва могла совершаться стоя или сидя, а также стоя на коленях с воздетыми руками. Исаак описывает человека, который " преклонил колена в молитве, и руки его воздеты к небесам, лицо устремлено на Крест Христов, и все помышления свои собирает он воедино в молитве к Богу". В другом месте он говорит о непрестанном " воззрении на Распятого" в молитве. Идет ли речь о " Распятии" — Кресте с изображением распятого Христа, или о простом четырехконечном Кресте, являющемся символом невидимого присутствия Христа? Мы склоняемся ко второму толкованию: воззрение на Распятого, Который невидимо присутствует в Кресте. Изображения распятого Христа, столь популярные в Византии и на латинском Западе, не были, насколько известно, распространены в сирийской традиции. Не случайно Исаак подчеркивал (мы уже цитировали эти слова), что всякий раз, когда христиане поднимают глаза и смотрят на Крест, они как бы созерцают лик Христа, то есть, не имея изображения Христа перед глазами, видят Христа умом и сердцем.

Еще одна форма почитания Креста — поклоны перед Крестом. В писаниях Исаака мы встречаем указания как на многочисленные поклоны, так и на один долгий поклон, то есть падение ниц и лежание перед

(С.180).

Крестом: " В то время, как Бог внутренне приводит сердце твое в умиление, непрестанно твори поклоны и коленопреклонения... Ничто другое в подвижнических трудах не бывает так важно и трудно и не возбуждает такой зависти в бесах, как если повергает кто себя перед Крестом Христовым, молясь день и ночь, и бывает со связанными сзади руками". Исаак упоминает, в частности, о тридцати и более поклонах, совершаемых в один прием, а также о падении ниц перед Крестом на три часа: " < Труды инока> — алкание, чтение, всенощное и трезвенное бдение, по мере сил каждого, и множество поклонов, которые следует совершать и в часы дневные, и многократно ночью. Пусть же самой малой мерой для тебя будет — положить тридцать поклонов в один раз, потом поклониться честному Кресту и тем кончить. Но есть и такие, которые, по силе своей, прибавляют к этой мере. Иные же в единой молитве проводят три часа, имея ум трезвенный и повергшись лицом на землю..."

Многократное целование Креста является еще одной формой почитания его в сирийской традиции. Древние отцы, подчеркивает Исаак, совершали поклоны, после которых целовали крест пять или десять раз. Исаак рассказывает о молитве одного отшельника, у которого ему случилось заночевать: " И видел я, как этот брат встает ночью прежде времени... Довольно времени он стихословил, и вдруг на все время, пока продолжалось это с ним, оставлял правило, падал на лицо свое, и до ста или более раз с горячностью, которую возжигала в сердце его благодать, ударял головой о землю. После этого вставал, целовал Крест Владыки, снова делал поклон и целовал

(С.181).

тот же Крест и снова повергался на лицо свое... Раз двадцать со страхом и горячностью, с любовью, растворенной благоговением, целовал он Крест и опять начинал стихословие..."

Таким образом, практика поклонения Кресту была важным элементом аскетической практики Исаака Сирина и одним из главных составляющих его учения о молитве.

4. Чтение

Другим составляющим была практика молитвенного чтения, о которой Исаак писал много и часто. Прежде всего речь идет о чтении Писания. Для Исаака, как и для всей древней монашеской традиции, чтение Писания — это не столько изучение библейского текста в познавательных целях, сколько беседа, встреча, откровение: библейский текст является лишь средством; для достижения прямого опыта богообщения, для встречи с Богом, для прозрений в таинственные глубины божественной реальности.

Исаак говорит о чтении Писания как о главном средстве для внутреннего духовного изменения, сопровождающегося отказом от греховной жизни: " Начало пути жизни — поучаться всегда умом в словах Божиих и проводить жизнь в нищете... Для отвода унаследованной душой предрасположенности к непотребству и для устранения восстающих в плоти тревожных воспоминаний, производящих мятежное пламя, ничто не бывает столь достаточным, как погружение себя в любовь к изучению божественного Писания и постижение глубины его мыслей. Когда помыслы погружаются в услаждение постижением сокровенной в словах премудрости, тогда человек... ос-

(С.182).

тавляет позади себя мир, забывает все, что в мире.., а нередко и уничтожает самую потребность обычных помыслов, посещающих естество. Сама душа пребывает в восторге при новых представлениях, встречающихся ей в море тайн Писания".

Келейное чтение включает в себя не только Писание, но и сочинения Отцов Церкви на догматические и аскетические темы. Писание и сочинения Отцов являются двумя родами чтения, рекомендуемыми Исааком: "...Весьма возвышен и велик, насколько вообще можно говорить об этом, труд чтения. Ибо оно есть дверь, через которую входит ум в божественные тайны и приобретает силу для < достижения> просветленности в молитве. И омывается он радостью, блуждая по < деяниям> домостроительства Божия, < то есть> того, что < Бог совершил> по отношению к людям; ибо эти < деяния заставляют> нас непрестанно пребывать в изумлении, и от них размышление тоже получает силу, что является плодом того подвижничества, о котором мы говорим, < 0т этих деяний> просветляется и усиливается молитва, взяты ли они из духовных писаний, ' или из произведений великих учителей Церкви, посвященных домостроительству или научающих тайнам подвижничества... Ибо без чтения невозможно уму приблизиться к Богу: оно охватывает мышление и на всякий миг направляет его к Богу; оно омывает его от помышлений этого материального мира и заставляет его постоянно пребывать превыше плоти. Нет другого труда, благодаря которому человек боль-

(С.183).

ше преуспевает, если только он читает < Писание> ради истины..."

Чтение Писания и Отцов, а также житий святых, является, подобно молитве, беседой с Богом. Исаак рекомендует чередовать молитву и чтение, чтобы мысли, почерпнутые из Писания, наполняли ум и во время молитвы. Так, переходя от одного вида беседы к другому, человек непрестанно сохраняет свой ум в памятований о Боге: " Часто, и не зная сытости, читай в книгах учителей о Промысле Божием... Читай Евангелие, завещанное Богом к познанию целой вселенной... Чтобы заменить одну беседу другой, занимайся чтением Писания, открывающим тебе пути тонкости созерцания, и житиями святых... И когда станешь на молитву и на правило свое, то вместо размышления о том, что видел и слышал в мире, найдешь в себе размышление о Божественных Писаниях, которые прочел... Это и означает написанное, что душа приемлет помощь от чтения, когда встанет она на молитву, а от молитвы просвещается в чтении... Чтением душа просвещается, чтобы всегда молиться неленостно и без смущения". В этом смысле " чтение есть источник чистой молитвы".

Однако Исаак предупреждает своих читателей-монахов, что " не всякое писание полезно", а только то, которое способствует духовному преуспеянию и которое помогает молитве. Исаак, в частности, предостерегает иноков от чтения полемической литературы, посвященной опровержению тех или иных богословских установок и религиозных позиций: " Следует тебе сохранять себя от чтения книг, которые подчеркивают различия между религиозными мнениями
(С.184).

(re'yana d-dehlata) с целью, так сказать, их опровержения, ибо это то, что еще более вооружает против души дух богохульства". Речь здесь, возможно. идет о христианской анти-иудейской литературе, которая была широко распространена в Сирии. Возможно также, Исаак предостерегает против чтения книг по " обличительному (сравнительному) богословию", что в его время означало полемическую литературу на христологические темы. Как истинный аскет, Исаак понимал, что всякая обличительная литература может разрушить в отшельнике мирный и молитвенный дух и вызвать в нем не свойственный монахам полемический задор (который он и называл " духом богохульства").

По его мнению, не следует вообще читать книги, не входящие в предписанный монаху традиционный круг чтения, включающий в себя Священное Писание и сочинения Отцов: " Что же касается прочего, то всякое существующее чтение нанесет ему ущерб, помрачит разум < и отвлечет его> от стремления к Богу; помрачение и уныние принесет он ему во время службы и молитвы". Ни учебные пособия по риторике и философии (" то, что ведет тебя к приобретению словесной спорливости и научению мудрости мира сего"), ни книги по церковной истории (" то, что рассказывает тебе о событиях и столкновениях, происходивших в Церкви"), ни светские исторические хроники (" об установлениях и делах царей, об их победах и подвигах"), ни, опять же, полемическая литература (" полемические слова в опровержение мнений той или иной стороны") — ничто из этого не приносит пользы отшельникам. " Такие чтения и подобные им оставим здоровым, — говорит Исаак с иронией, — сами же,

(С.185).

будучи больными, воспользуемся лекарствами, то есть сочинениями, составленными для исцеления страстей наших, и житиями святых, которые были прежде нас, < ибо> они проводили свою жизнь в одиночестве, которое превыше мира; и рассказами об откровениях, которых удостоились они, и об учении, которое получили они от Бога относительно чина этого < отшельнического> образа жизни, и о страданиях и борениях, которые происходили с ними для их собственного научения и ради тех, кто следует по стопам их; и о различных победах и поражениях, восстаниях и падениях, которые они претерпели. Короче, займемся только книгами, которые < посвящены> монашескому пути и говорят нам о его порядке и < внешней> форме."

Даже догматические произведения Отцов Церкви не всегда полезны для того, у кого ум не очищен: для некоторых пригодна только аскетическая литература. Вообще чтение должно соответствовать духовному уровню человека: " Есть, опять же, люди, которым даже чтение о < делах> домостроительства < Божия> не приносит никакой пользы и не помогает. По большей части они даже еще более помрачаются, потому что им гораздо необходимее чтение о том, как усмирять страсти. Каждый человек получает пользу от чтения, < соответствующего> его уровню, получает помощь и преуспевает благодаря < такому чтению> ".

В сочинениях Исаака содержатся конкретные указания на то, как монаху следует заниматься чтением в келии. " Занимайся чтением в безмолвии, чтобы ум твой всегда возводим был к чудесам Божиим... Чтение твое да будет в невозмущаемой ничем тишине", — говорит Исаак. Тишина — первое условие для того,
(С.186).

чтобы читаемые слова были восприняты должным образом. Второе условие — сосредоточенность и отсутствие посторонних мыслей и забот: " Будь свободен от многопопечительности о теле и от житейского мятежа, чтобы вкусить тебе в душе твоей сладчайший вкус сладостного понимания < смысла Писания> ". Третье условие — молитва перед началом чтения: " К словам таинств, заключенным в божественном Писании, не приступай без молитвы и испрашивания помощи у Бога, но говори: " Дай мне, Господи, принять ощущение заключающейся в них силы". Молитву считай ключом к истинному пониманию сказанного в божественных Писаниях".

Понимание сокровенного смысла Писания является главной целью чтения. Речь не идет об аллегорическом толковании текста — последнее не было распространено в восточно-сирийской традиции, хотя и использовалось иногда Исааком. Речь идет о мистических прозрениях (sukkale) в духовный смысл отдельных слов и изречений Писания, появляющихся у подвижника при глубоко сосредоточенном и внимательном чтении. Эти прозрения подобны лучу солнца, неожиданно появляющемуся в уме читающего: " Во всем, что встретится тебе в Писаниях, доискивайся, цели слова, чтобы проникнуть тебе в глубину мысли святых и с большой точностью понять ее. Путеводимые в своей жизни божественной благодатью к просвещению всегда ощущают, будто какой-то мысленный луч проходит по стихам написанного, и < помогает> уму отличить голые слова от того, что душевному знанию сказано с великой мыслью. Если человек многозначащие стихи читает не углубляясь в них, то и сердце его останется бедным, и угасает в нем святая

(С.187)

сила, которая при чудном уразумении души доставляет сердцу сладостнейшее вкушение... Душа, когда услышит изречение, заключающее в себе духовную силу, пламенно принимает содержание этого изречения. < Но> не всякого человека пробуждает к удивлению то, что сказано духовно и что имеет в себе сокровенную великую силу".

Таким образом, Исаак различает в Писании, с одной стороны, " голые слова", ничего не говорящие уму и сердцу, с другой — " то, что сказано духовно" и обращено непосредственно к душе читающего. Смысл этого различия не в том, что в Писании есть как значительные, так и ничего не значащие слова: смысл в том, что не все слова равнозначны для читающего. Исаак делает акцент на субъективном отношении человека к читаемому тексту: есть слова и изречения, которые оставляют его холодным, а есть такие, которые возжигают в нем пламя любви к Богу. Важно не пропустить, по небрежности, эти " многозначащие" стихи, чтобы не лишиться тех духовных прозрений, которые заключены в них.

Когда подвижник читает Писание, стремясь глубже проникнуть в его сокровенный смысл, его понимание увеличивается по мере чтения, постепенно приводя его к состоянию духовного восторга, в котором он совершенно погружается умом в Бога: "...Если < человек> будет упражняться в изучении божественных Писаний, то, занимаясь изысканием их смысла, пребывает нисколько не тревожимым страстями. Ибо при возрастающем и укореняющемся в нем понимании божественных Писаний бегут от него суетные помыслы, и ум его не может отстать от желания читать Писания или размышлять о прочитанном... Поэтому забывает он себя и свое естество и делается как бы

(С.188).

человеком, который пришел в изумление, вовсе не помнит об этом веке, преимущественно занят мыслью о величии Бога и, погружаясь в это умом, говорит: «Слава Божеству Его!», и еще, «Слава чудесам Его!»...Обращаясь мыслью к этим чудесам и всегда им изумляясь, пребывает он в непрестанном упоении и как бы уже вкушает жизнь по воскресении..."

С наибольшей полнотой учение Исаака о чтении Писания выражено в Беседе 29 из 2-го тома, озаглавленной " О великих благах, рождающихся от собеседования с Писанием, от сокровенного служения и от размышления о нем и постоянного исследования его, и от поиска цели учения его. И против тех, кто считает ненужным прилежно заниматься этим чудным и божественным трудом..." Текст носит полемический характер, однако не является реакцией на мессалианство или какую-либо другую ересь времен Исаака. Он здесь отвечает на, вероятно, распространенный в монашеской среде взгляд, будто труд чтения является праздным времяпрепровождением, которому следует противопоставить активную деятельность.

Те, кто считает, что деловая активность и телесный труд выше чтения, глубоко заблуждаются, — пишет Исаак. Исполнять телесные труды — это занятие мирских людей. Гораздо важнее, чтобы ум человека был наполнен непрестанной памятью о божественном домостроительстве: в этом заключается совокупность всех заповедей Господних. Тот, у кого память постоянно связана с Богом посредством чтения и молитвы, совершил все подвижнические труды.

Чтение, — продолжает Исаак, — есть " источник и родитель молитвы"; чтение и молитва " к любви Божией переносят нас. И, подобно меду в сотах, изливается

(С.189).

в сердце наше сладость < любви этой> постоянно; и ликует душа наша от того вкуса, который изливают в сердце наше сокровенное служение и чтение". Под действием любви сердце людей бывает охвачено пламенем. Благодаря чтению они пребывают в непрестанном собеседовании с Богом и забывают о мире, если читают и размышляют " с той целью, чтобы ум их произрастил некую тайну истины по причине постоянного наслаждения великими словами, над которыми размышляют они ночью и днем". Поиск духовных значений содержащихся в Писании слов приводит человека к состоянию глубокой молитвенной радости: " И что может быть более великим, чем то, когда человек постоянно радуется в Боге и на всякий миг славит Его новым славословием, которое вырывается '< у него> от изумления и от радующегося сердца — вместе со < всем> прочим, что рождается отсюда, < как например> та молитва, что изливается внезапно, постоянно и невольно, из глубины сердца, ставшего искателем созерцаний? "

Исаак далее обличает тех, кто читает Писание только с целью изощрения ума, чтобы своей начитанностью приобретать мирскую славу. Читать Писание нужно только " ради истины": тогда человек " постоянно находится умом на небе и разговаривает с Богом на всякий миг, и помысел его вращается в мыслях о будущем веке. И всегда презирает он мир сей; разум же его размышляет о надежде на грядущее. И в течение всей жизни своей не избирает он делания, труда или служения, которые были бы выше этого". В таком состоянии человек становится подобен ангелам и размышляет только о Боге и о божественном.

(С.190).

Приведенные тексты показывают, что чтение Писания и святоотеческой литературы представлялось Исааку весьма важным и включалось им в понятие молитвы. Нужно по