От лазутчика – к магу

Таинственная жизнь ниндзя, а точнее рассказы о ней, оказалась тесно связана с легендами о подвигах горных отшельников ямабуси. Многие легенды об этих странствующих аскетах, которым приписывалось немало чудес, перекочевали в жизнеописания большинства известных ниндзя. Поэтому порой мы можем встретить удивительные рассказы о неких «ямабуси-ниндзя», которых в реальности не существовало.

В действительности предания рисуют не конкретных людей, а собирательные идеальные образы – некоего Великого Ниндзя без индивидуальных черт. Правда, он может воплощаться во вполне конкретных мастеров ниндзюцу, как бы распластываясь по историческому пространству, возникая в различных временных отрезках. Поэтому о разных ниндзя рассказывают одни и те же истории, и совершают эти ниндзя одинаковые подвиги.

В историческом плане фольклорными описаниями своей магической силы ниндзя «обязаны» частично ямабуси, частично – духам-тэнгу. Интересно, что в легендах ниндзя стоят все же ближе к духам, нежели к людям-ямабуси. Магическая практика горных отшельников, помноженная на блестящее боевое мастерство ниндзя и многочисленные приспособления для ведения боя и разведки, делала их почти сверхъестественными созданиями. Все это облекалось в одежды китайско-японских легенд – и вот перед нами уже некий супермен, то ли человек, то ли дух. Именно из этой дымки легенд и возникают многочисленные рассказы о подвигах ниндзя, которые подменяют собой более пресную действительность.

Итак, посмотрим, какие черты приписывались ниндзя. Большинство легенд касались, конечно, их чудесного мастерства и умения превращаться в других существ, чем обычно отличались и духи-тэнгу. Так, например, про знаменитого ниндзя Накагава Сэсюндзина (это именно он мог незаметно выкрасть меч у самурая) в древнем трактате «Окофудзи моногатари» говорится, что «помимо всего прочего он мог превращаться в крысу, паука, птицу и других животных» (Вататани Кюоси. Бугэй рюха хякусэн. Токио, 1972. С. 124).

Постепенно в народном сознании сложился стереотип ниндзя именно как мага и «человека свойств необычайных». Если самураи ценили синоби именно как разведчиков, лазутчиков и убийц, то в деревенской среде этими качествами вряд ли стали бы восхищаться – здесь нужно было чудо. И носителем такой «чудесности» выступал ниндзя. А точнее, некий собирательный образ человека, который одновременно был и ниндзя, и ямабуси, и бессмертным сэннином, и бродячим магом, и врачевателем. Такие магические одежды надевались на людей вполне реальных. Дело в том, что начиная с ХVII-ХVIII вв. под именем «ниндзя» фигурировали уже не только профессиональные разведчики, подобно членам школ Ига-рю и Кога-рю, но и местные ведуны, которым приписывали умение наводить порчу, убивать и лечить людей, даже не прикасаясь к ним. Некоторые из простолюдинов могли иметь отношение к местным школам дзю-дзюцу, практиковаться в боевых искусствах, хотя при этом никакими наемниками, подобно ниндзя, не являлись и, конечно же, не были посвящены в тонкости ведения разведки, «искусство невидимости», «беззвучных шагов» и другие их методы. Но народная молва была не прочь приписать своим героям статус «ниндзя».

Местные предания причисляли к «ниндзя» врачевателей, гадателей, мелких, но всесильных администраторов. Наряду с закрытыми школами ниндзя, окутанными абсолютной тайной, создавались некие сообщества, которые также считали себя ниндзя. Они организовывали отряды самообороны, занимались магической практикой, и у многих стало складываться впечатление, что ниндзя по сути и есть маги.

Лазутчик и убийца, иногда просто бандит в народном сознании превращается в волшебника. Так, рассказывали, что некий Курогумо-одзи – «Принц Черный паук» – специально овладел некой паучьей магией, чтобы подготовиться к покушению на своего врага. Инуяма Тадаоки для того, чтобы отомстить своему отцу, изучал магию огня. Один из главарей бандитской шайки изучал искусство боя у тэнгу, за что его даже прозвали Тэнгу-кодзо Китаро. Некий ниндзя Симадзу Ёситака, который был в услужении у самурая Кисо Ёсинаки, также использовал магию при попытке расправиться со знаменитым Минамото Ёритомо. Таких примеров можно привести сотни.

Пожалуй, самым известным из таких сверхлюдей стал Тэндзики Токубэй (1616–1686), чей портрет как собирательный образ Великого Воина мы вынесли на обложку книги. Многие школы ниндзя были не прочь приписать Тэндзики принадлежность к ним, хотя был ли он в действительности ниндзя, мы не знаем. Тэндзики обычно изображается вместе с огромной жабой, так как этому самураю приписывается знание некой «жабьей магии». Жаба издревле считалась животным чудесным, дарующим магическую энергию, мудрость и долголетие. Иногда жаба непосредственно ассоциировалась с небожителями, обладая как бы двойственной природой – человека и животного. В человеческом образе она представляла собой бессмертного, с длинной бородой и жабьей кожей в пупырышках. Сие чудо так и называлось – «Жабий Бессмертный» (Гама Сэнин).

Сын императора Го-Дайго принц Моринга, мастер боевых искусств,

просоавившийся своими познаниями в магических искусствах,

сидит в окружении своих телохранителей (по С. Тернболу)

В отличие от сэнинов (бессмертных) Тэндзики был человеком вполне реальным, считался блестящим воином, обладавшим вспыльчивым характером и непобедимым в схватке на мечах. Но прославился он не этим. Тэндзики был одним из величайших путешественников своего времени, провёл три года в Индии и два года в Макао – португальской колонии на территории Китая. Как гласит предание, именно в Индии он приобрёл полезное дополнение к своей магической силе – знание йогической практики и управления энергией кундалини, и вернувшись в Японию, создал собственную школу боя при помощи магии. Её причисляли то к самурайской традиции, то к практике ниндзя.

«Учись ждать»

«Учись ждать», – гласит первейший принцип ниндзюцу. Надо научиться ждать, несмотря на боль, гнев, страх, усталость. Надо презреть эти чувства, перешагнуть через собственное «я». Не случайно ниндзюцу – это «искусство терпеливых». И сознание ниндзя должно оставаться всегда чистым и спокойным.

Разум воина – это всегда гладкое зеркало, которое отражает все предметы, но не обнаруживает само себя. Тот, кто смотрится в зеркало, видит своё изображение и не обращает внимания на саму зеркальную поверхность. Нужно уметь не только маскироваться в траве, прятаться в листве деревьев и в полутёмных коридорах замков. Необходимо прежде всего научиться не отличаться от окружающей обстановки – «отражать её», как зеркало. Поэтому ниндзя должен «раствориться» в окружающем мире, стать его самой неприметной частичкой.

Быть невидимым, находясь среди людей, – это большое искусство, требующее огромного самообладания и умения управлять собственной психикой. Для этого, например, ниндзя изучали особые дыхательно-медитативные упражнения, предназначенные для управления жизненной энергией «ки» (кит. «ци»). Основная часть этого «внутреннего искусства» пришла из Китая, и ниндзя учились выбрасывать «ки» через ладонь во время удара, нанося особый «энергетический» удар. Однако такими способностями в полной мере обладали лишь немногие, это искусство держалось в глубокой тайне, а в некоторых кланах вообще было неизвестно. Большинство ниндзя использовали искусство управления «ки» как способ очищения и успокоения собственного сознания. После долгих занятий боец обретал состояние «великого покоя», когда ни одна мысль не нарушала «гладкой поверхности разума». В этом состоянии ниндзя уже избавлен от всех чувств – гнева, радости, злобы, зависти, он просто «не думает». Такое высшее состояние успокоения называется «мусин» – «не думание» или «неразум». Боец уже не действует сам, а лишь следует за противником, используя его силу против него же самого.

Тайное знание, которое многие связывали с магией, заключалось и в особых способах переплетения пальцев «кудзи-ин» или «ингэй» (мудра), которые замыкали круговорот «ки» в теле человека по определённой траектории. Одна пальцовка, например, успокаивала разум, другая наполняла тело огромной энергией, третья позволяла адаптироваться к сложной ситуации.

Считалось, что каждый палец связан с определённым космическим началом. Обычно это были пять первостихий китайской философии – металл, огонь, вода, дерево и земля. Например, в некоторых школах ниндзюцу большой палец соответствовал «пустоте» – началу и конечной точке всех вещей, указательный палец – ветру и любым газообразным субстанциям, отвечая за мудрость и добродетель. Средний палец – «огонь и горение» – символизировал разум и агрессию, безымянный – «вода и жидкости» – контролировал деятельность тела и эмоции человека, мизинец – «земля» – был связан с физическим началом человека и его стабильностью. Правая рука считалась позитивной, активной (ян) и отдающей энергию, а левая – негативной, пассивной (инь) и принимающей энергию. Смыкая, например, большой палец одной руки и безымянный палец другой и правильно сосредоточивая сознание, ниндзя мог быстро привыкнуть к экстремальной или необычной ситуации.

И всё же мудры ниндзя – лишь слабое эхо, сильно упрощённое подражание той магической практике, которая была распространена в буддийской школе Сингон. В реальности ниндзя пользовались мудрами в основном для ритуальных целей, во время молитвы духам.

Эти переплетения пальцев – мудры – были принесены в Японию в VII–VIII вв. монахом Кукаем (Кобо Даиси), который и основал эзотерическую буддийскую секту Сингон. Сама концепция священного переплетения пальцев пришла в Сингон из тантрического буддизма (или ваджраяны), где до сих пор она активно проповедуется тибетскими монахами.

Исикава Гоэмон из Ига, прославившийся как знаменитый бандит и знаток ниндзюцу, в засаде. Был арестован и сварен заживо (по С. Тернболу)

Последователи Сингон использовали до 295 различных знаков, которые соответствовали времени дня, года, внутреннему настрою и индивидуальным чертам. Старшие монахи произносили определённые звуки – дхарани – перед паствой как часть ритуала, вводя слушающих в состояние молитвенного радения. Скажу по собственному опыту, что человек, слушающий правильно произнесённый магический звук, через некоторое время впадает в экстатическое состояние, и у него начинаются видения. Эта практика до сих пор используется при подготовке шаолиньских монахов-бойцов в Китае.

«Они приходят из пустоты»

Сложная «магическая наука» всесторонне развивала психику и тело ниндзя. Например, ниндзя должен уметь слышать те звуки, которые уху обычного человека недоступны. Ниндзя умеет анализировать и отличать один звук от другого – например, хруст ветки, сломавшейся под копытом лошади, он без труда отличит от звука ветки, треснувшей под ногой человека.

Сами же ниндзя должны были передвигаться неслышно и незаметно, стремительно, как дуновение ветра. Одна из разновидностей специальных передвижений – ёко-аруки – заключалась в умении двигаться боком с большой скоростью. Подобные передвижения могли запутать преследователей; к тому же таким образом удобнее всего двигаться в узких коридорах самурайских замков, так как имеется возможность вовремя заметить опасность, с какой бы стороны она ни приближалась. Другой тип передвижений – нуки-аси – заключался в умении ступать столь легко, что под ногой ниндзя, идущего по лесу, не должна хрустнуть ни одна ветка, а лесные птицы не должны выдать его приближение громкими криками.

Уловок у ниндзя было бесконечное множество. Так, знаменитый ниндзя Ямада Хатиэмон (именно он сумел украсть меч у самурая при свете дня) отличался необычным искусством сэммэн-дзюцу. Оно заключалось в том, чтобы создать у противника впечатление, что ты имеешь три головы! Делалось это приблизительно так: в специальном капюшоне, что носили некоторые ниндзя, проделывалось отверстие для головы, а еще две «головы», обычно изготовленные из дерева и также одетые в чёрные капюшоны, укреплялись рядом. Такое «трёхголовое чудовище» могло сильно смутить противника, особенно во время дождя или тумана, – все три головы вращались в разные стороны и смотрели в разных направлениях, поэтому трудно было разгадать, что на самом деле собирается делать ниндзя (Хацуми Масааки. Има ниндзя. Токио, 1981. С. 188).

Наиболее опытные ниндзя проходили курс каруми-дзюцу – «искусство облегчать вес тела», которое пришло из Китая. Благодаря каруми-дзюцу ниндзя совершали высокие прыжки, уходя от ударов меча и нанося удары ногами сверху, ловко передвигались по деревьям, цепляясь за самые тонкие ветки.

За умение исчезать в самый неожиданный момент ниндзя были прозваны «невидимками». Надо было появиться как можно более неожиданно, нанести резкий удар мечом или подсыпать яд и так же неожиданно скрыться. «Ниндзя приходит из пустоты и уходит в пустоту, не оставляя следов», – говорили о них.

Для такой «невидимости» были разработаны десятки способов. Прежде всего это умение управлять собственным телом, «просачиваясь» сквозь узкие щели: например, подлезть под забор, сделав подкоп не более чем 20 см высотой! Благодаря тренировкам, которые начинались ещё в детском возрасте, ниндзя могли без вреда для себя сделать себе искусственный вывих, например, в плечевом, локтевом или тазобедренном суставе. Это помогало им, когда ниндзя, изображая мёртвого, лежал часами в неудобной позе, которую обычный живой человек просто не смог бы принять, или освобождался от самых хитрых пут.

Основа тактики ниндзя заключалась в принципе «кюдзюцу тэн кан хо» – «искусство выдавать ложное за действительное». Например, чтобы избежать неожиданного нападения соперника, ниндзя строил точную копию своего жилища, разжигал огонь в очаге и даже накрывал на стол. Сам же ночевал в укромном шалаше или землянке – личная безопасность превыше удобств.

Великолепными притворщиками были ниндзя в бою. Они делали вид, что корчатся от боли, получив удар. Из их рта шла кровь – якобы из горла, а на самом деле они специально высасывали ее из десны. Ниндзя падал, катался по земле в судорогах, издавал «предсмертные» хрипы. Даже опытные самураи, повидавшие не одну смерть на своем веку, не могли заметить притворства. Но стоило противнику приблизиться, чтобы добить ниндзя, как следовал резкий удар ножом или коротким мечом в пах либо бросок сюрикэна в горло.

Ниндзя учился избегать прямого столкновения с противником, ибо он, скорее всего, окажется слабее самурая. Он должен ускользать от него и однажды неожиданно «прийти из пустоты», нанеся решающий удар. Для этого и служило его «искусство быть невидимым». Именно из-за этого их свойства ниндзя иногда считали духами-тэнгу – мистическими созданиями, способными исчезать в одно мгновение, будто растворяясь в воздухе.

Как достигалась такая «невидимость»? Прежде всего ниндзя обычно действовали под покровом ночи, неслышно выслеживая свою жертву. Особым предметом обучения в кланах ниндзя было «искусство земли» – дотон-дзюцу, заключавшееся в способах маскировки и использования рельефа местности. Иногда ниндзя, наоборот, не прятался, выставлял себя напоказ, но… Никто бы не мог предположить, что виднеющаяся неподалёку статуя или невысокое дерево – это лазутчик, перенявший их очертания. Такое искусство маскировки «под дерево» называлось мокутон-дзюцу. Ниндзя умели быть похожими на предметы живой и неживой природы. Не случайно считалось, что ниндзя не имеет постоянного лица и облика. Он мог незамеченным пройти сквозь заставы самураев, накинув шкуру овцы и затесавшись в стадо, или часами плыть по реке, держась за бревно и сливаясь с ним. В другой раз ниндзя, дожидаясь противника, закапывал себя с головой в землю и дышал через небольшую бамбуковую трубочку.

Ниндзя, как хамелеоны, могли мимикрировать, уподобляясь дереву, распластаться на ветках, прижавшись к стволу и обхватив его руками, часами ждать, пока не минует опасность.

Предания донесли до нас немало забавных эпизодов о маскировке ниндзя в деревьях. Как-то два ниндзя должны были проникнуть в покои к одному даймё и уже открыли дверь дома, но заметили охрану и быстро ретировались. Один из синоби, решив не рисковать, перелез через стену сада и оказался на улице, второй же вскарабкался на дерево, которое росло в саду, и затаился в листве. Через некоторое время ниндзя, покинувший территорию, начал беспокоиться о своем товарище и вернулся в сад. Он начал вглядываться в листву, но даже своим зорким оком не сумел разглядеть товарища в густой листве. Ниндзя начал шёпотом звать его, говоря, что охрана ушла и можно спускаться. Но сидящий на дереве был предельно осторожен. Он подумал, что это охранники решили сымитировать голос его друга и таким образом выманить его самого из убежища.

Всё было бы ничего, но тот ниндзя, что находился на земле, к своему ужасу заметил, что охрана возвращается и сейчас начнет прочесывать сад. Как же дать знак своему товарищу, что надо спасаться? Он громко закричал: «Здесь ниндзя! Ниндзя на дереве!». Лазутчик, сидевший в листве, решил, что его убежище обнаружено. Он стремительно спрыгнул с дерева и одним прыжком перемахнул через ограду, а за ним тотчас бросился его товарищ. Обоим ниндзя удалось скрыться невредимыми (Turnbull S. Ninja, p. 96).

Лазутчики внезапно встают из травы и нападают на самураев клана Ходзё, 1573 г. За такую тактику их прозвали «куса» – «трава».

Сцена из хроники «Ходзё годай-ки» (по С. Тернболу)

Главным фактором в действиях ниндзя являлась неожиданность, причём коварству синоби в этой области можно только подивиться. Любая операция предварительно тщательно продумывалась – от этого также во многом зависела «невидимость» ниндзя. В частности, лазутчики были великолепными знатоками архитектуры, быстро ориентировались в самых запутанных коридорах и подземельях. Сделав подкоп под дом или пробравшись по канализационным отводам, ниндзя безошибочно выбирались наверх, бесшумно взламывая пол. Даже каменные полы самурайских замков не становились преградой для них. Здесь также было необходимо колоссальное терпение, чтобы целыми неделями подпиливать камень.