Заратустра

Ормузд^[88] говорит своему пророку: «Не спрашивай, что будет с исполненным злобы, с тем, который не благоволит нам; его ожидает кара в конце его дней. Души всех людей пребудут в аду на время, соответствующее совершенным грехам. Кара, наложенная в этом месте мучений, – уже не кара огнем: как возможно доставлять страдания добродетельным элементом, который считается истинным образом Высшего Существа? Обитатели Дузака пожираются ядовитыми гадами, пронзаются кинжалами, задыхаются в дыму; дыхание им спирает от гнилостного запаха; жен, досаждавших мужьям болтливостью, вешают на веревке, и язык у них свисает изо рта. Если верить Саддеру, парсы^[89] полагают муки вечными, а если опираться на книги зендов, ^[90] Ормузд каждый год открывает ворота ада на пять дней, и многие души выходят на свободу, если своим раскаянием они усмирили гнев небес или же их родичи молились за них. Когда они приходят в этот мир, их нужно накормить вкусными яствами и одеть в новые одежды. В конце веков ада уже не будет».

Пасторе, «Три законодателя», с. 97; Анкетиль. «Жизнь Заратустры», с. 41; Саддер Порт, т. II, с. 419; Иеши-Саде, гл. XV, с. 130, 131; «Зенд-Авеста», ^[91] т. I, с. 403, 418; т. II, с. 42; т. III, с. 130; «Словарь культов», II, с. 174

Конфуций

Ни в одной из книг Конфуция нет доказательств того, что он принимал доктрину иной жизни и мук, которые Бог предназначает грешникам. Лейбниц после долгих исследований так и не смог прояснить этот пункт, и Лонгобарди^[92] повезло не больше. Китайские книжники, которых он опрашивал, признались, что их религия не принимает ни небес, ни ада. Пасторе в своем изложении подтверждает это. Мы уже убеждены, что китайцы верят в иную жизнь именно потому, что они верят в правосудие Бога, в провидение, в его благость, и в этом смысле они являются одним из самых просвещенных народов Земли.

Лейбниц, т. IV, с. 205; Пасторе. «Три законодателя», с. 127

Осирис

Душа, прежде чем войти в Поля Блаженства, предстает перед священным судом Осириса, ^[93] высшего судии и владыки преисподней, который и назначает ей судьбу согласно земным свершениям. Когда осудит ее царь теней, душа входит в место страданий, дабы очиститься, и в соответствии с тяжестью грехов определяется длительность кары. Самые добродетельные души в девять лет завершают круг искупления и вновь восходят на Олимп, но есть и такие, кому не очиститься и за три тысячи лет. Муки, какими караются грешники, начинаются лишь после распада тела; перемещения душ, как говорит Гермес, многочисленны и не все равно благоприятны; те, кто был превращен в рептилий, переходят в обитателей вод; души обитателей вод попадают в земных тварей, а оттуда уже в тела людей. Душа, которая, находясь в теле человека, все еще исполнена злобы, вновь одушевляет ползучих тварей и никогда не достигает бессмертия.

Пиндар. «Олимп», II, стих 10; Крейцер, I, с. 467, 886

Орфей

(Мнение философов). Божество, говорил Пифагор, ^[94] не изъяснилось относительно природы мук, которые ожидают грешников после смерти; я могу лишь утверждать, согласно нашим представлениям о порядке и справедливости, выраженным во все времена всеми народами, что каждый получит по заслугам, и преступник будет искупать свою вину, пока не очистится.

(Мнение простонародья). Если грешник не успевает до своей смерти ублажить священными обрядами фурий, которые вцепились в его душу как в свою добычу, те утаскивают его в пещеры Тартара, ^[95] где плач и отчаяние. Грешников судят Минос, Эак и Радамант, ^[96] а затем их подвергают ужасным мучениям: безжалостные стервятники раздирают им нутро; они вращаются на горящих колесах; вот Тантал без конца умирает от голода и жажды; вот дочери Даная осуждены без конца наполнять бочку, из которой тут же выливается вода; вот Сизиф влачит в гору огромный камень, который мгновенно скатывается вниз.

Бартелеми. «Анахарсис», т. I, с. 65; т. VII, с. 20, 29; Гомер. «Одиссея», II; Гесиод, «Теогония», стих 720

Нума

Мрачное царство Плутона окружено полноводным Ахероном, Стиксом, Коцитом и Флегетоном; ^[97] к берегам Стикса прибывают души, сопровождаемые Меркурием, ^[98] и перевозчик Харон их доставляет на другой берег, взимая обол за переправу, и бросает на пять лет неприкаянными тех, кто не может заплатить, а также тех, чьи тела не погребены. На другом берегу Стикса видны боль, угрызения, бледные немочи, страх, бедность, старость и смерть. У жерла пропасти слышны жалобные крики детей, которых ранняя смерть оторвала от материнской груди; затем мы видим тех, кто, устав от жизни, пресек ее нить, а неподалеку простирается поле плача, где стенают жертвы любви; чуть поодаль находятся знаменитые воины, у которых нет иных заслуг, кроме силы и мужества. Иными словами, картина мук Тартара почти одна и та же у Гомера и у Вергилия. Осужденные в римском аду не могли, однако, роптать на судьбу, как это было в аду греческом; высшие судьи вынуждали их признать свою вину. После определенного количества лет искупления души выходили из Тартара и поднимались на землю, чтобы начать новую жизнь. Вода реки Леты, которую их заставляли пить перед тем, как выйти из обители мертвых, стирала всякую память о прошлом.

Вергилий. «Энеида», кн. VI

Тевтат ^[99]

Галлы верили в существование иного мира, в котором злых ожидают многочисленные кары. Они не были вечными; претерпев их, душа возвращалась на землю, чтобы обрести новую жизнь.

Шиньяк. «Религия галлов», т. I, с. 60; Мишле. «История Франции», т. I, с. 43

Один

Нифльхейм, или преисподняя, разверзся за много зим до того, как образовалась земля. В середине ее крепости бьет источник, из которого берут начало такие бурные реки, как Горе, Проклятие, Бездна, Буря и Вой. На берегах этих рек высится огромное здание, дверь которого открывается в сторону полуночи, ^[100] а сделана она из мертвых змей, чьи головы, повернутые внутрь, изрыгают яд, а из этого яда образуется река, в которую погружены грешники. В доме есть девять различных помещений; в первом обитает Смерть, чьи приспешники – Голод, Нищета и Боль; чуть поодаль виднеется мрачный Настронд, или берег мертвых, а еще дальше – железная роща, где прикованы гиганты; три моря, застланные туманами, окружают эту рощу, и по ней скитаются бледные тени малодушных воинов. Над убийцами и клятвопреступниками витает черный дракон, который их неустанно пожирает и изрыгает, и они каждый миг умирают и возрождаются между его широких ляжек; других грешников раздирает на куски пес Манагармор, что поворачивает направо и налево свою безобразную, отвратительную морду; а около Нифльхейма без конца кружат волк Фенрир, змей Мингард и бог Локи, бдительно надзирающий за исполнением наказаний, предназначенных злым и трусливым.

«Эдда», ^[101] 33; Волюспа; Бартолен. «Датские древности»; Маршанжи. «Поэтическая Галлия», т. III, с. 156

Манко Капак ^[102]

Перуанцы считали, что существует три мира: небо, преисподняя и земля. Оставив эту жизнь, злые погружаются в бездну, где царят все те беды, каким мы подвержены здесь, но без отдыха и без надежды.

Фед. Бернард. «Религиозные обряды всех народов», т. VI, с. 68, 206

Уицилопочтли ^[103]

Из искупительных обрядов, установленных среди мексиканцев, можна вывести, что они признавали необходимость умилостивить Божество и боялись его правосудия в ином мире.

Перчас. «История завоевания Мексики», с. 156