Исчезновение Мастера накануне празднества.

Приближался День виноградной лозы, и мы, обитатели Ковчега, вместе с Мирдадом и множеством добровольцев-помощников со всей округи целыми днями готовились к празднику- Мастер работал с таким рвением, что казалось, будто силы его неистощимы. Даже Шамадам отметил это с явным удовольствием.

Нужно было очистить от мусора и выбелить подвалы Ковчега, вымыть десятки винных кувшинов и бочек, подготовить их для молодого вина, еще большее количество сосудов с прошлогодним вином нужно было расставить рядами во дворе, чтобы покупатели могли отведать их содержимое. Так было заведено в монастыре — в День виноградной лозы продавать прошлогоднее вино.

Окрестности Ковчега тоже нужно было привести в порядок. Множество паломников разбивали палатки под его стенами, торговцы же натягивали шатры и устанавливали самодельные прилавки, на которых они выставляли свои товары.

На поляне перед самыми воротами ставили давильный пресс. Виноград привозили на ишаках, верблюдах и мулах арендаторы монастырских земель и те, кто щедро одаривал Ковчег своими пожертвованиями.

Нужно было испечь огромное количество хлеба и приготовить множество разной другой еды, которую во время праздника продавали тем, у кого она заканчивалась, или тем, у кого с собой ничего не было.

В былые времена праздник отмечали один день, но постепенно, благодаря необыкновенному умению Шамадама из всего делать деньги, он растянулся на целую неделю и превратился в подобие базара, куда стекался весь окрестный люд: женщины, мужчины различных занятий и национальностей, из соседних деревень и издалека. Год от года народу становилось все больше. Графы, принцы и бедняки, земледельцы и ремесленники, торговцы и бездельники, пьяницы и убежденные трезвенники, набожные паломники и нечестивые бродяги, монахи из других монастырей, держатели питейных заведений с длинными караванами вьючных животных — такой была разношерстая толпа, которая дважды в год наводняла Алтарную вершину, в День виноградной лозы осенью и в День Ковчега весной.

Ни один гость не приходил в эти праздничные дни с пустыми руками — все приносили различные дары: от кисти винограда или сосновой шишки до бриллиантовых и изумрудных ожерелий. Торговцы же должны были платить десятую часть их прибыли в казну Ковчега.

По традиции, в день открытия ярмарки Старейшина усаживался на возвышении, в беседке, увитой виноградом, и оттуда приветствовал и благословлял народ. Затем он принимал и освящал дары и распивал вместе со всеми первый бокал молодого вина. Обычно он сам наполнял сделанную из длинной тыквы огромную чашу и передавал ее одному из братьев, а тот в свою очередь передавал ее гостям. Гости наливали вино в свои бокалы, и когда чаша пустела, ее передавали обратно и наполняли снова. Когда же бокалы всех присутствующих были полны, Старейшина приглашал всех поднять кубки и спеть гимн виноградной лозе. По легенде, этот гимн пел сам Ной со своей семьей, когда впервые отведал сок винограда. С песней гости осушали бокалы и затем расходились по своим делам.

Вот гимн виноградной лозе.

Да здравствует Священная Лоза!

Да здравствует ее Священный Корень!

Нежную ветку питает она,

Дарит ей сок молодого вина,

Да здравствует Священная Лоза!

Дети Потопа и сироты, вы,

Те, кто идет за звездой,

Благословите шелест листвы

И кровь нежной ветки той!

Да здравствует, Священная Лоза!

Вы же заложники плоти,

Сбившиеся с пути,

Выпив вина, поймете,

Куда вы хотели идти!

О, Лоза, Лоза, Лоза!

Утром, накануне открытия ярмарки, Мастер исчез. Монахи не на шутку разволновались и немедля отправились на поиски. Они искали его целый день и всю ночь, при свете фонарей и факелов, в монастыре и в его окрестностях. Но Мастера и след простыл. Шамадам так беспокоился и так искренне выказывал свое недоумение, что ни у кого не возникло и тени подозрения, что он мог быть причастен к пропаже Мастера. Все были уверены, что Мирдад пал жертвой какой-то грязной интриги.

Празднество началось, но Семеро были убиты горем. Они ходили молча, словно тени. Толпа спела гимн и осушила бокалы, Старейшина спустился с возвышения, и тут вдруг раздался возглас, перекрывший шум голосов и звон бокалов: «Мы хотим видеть Мирдада! Мы хотим слышать Мирдада!»

Мы узнали голос. Это кричал Рустидион, разнесший далеко за пределы монастыря весть о том, как милостив был к нему Мастер. Собравшиеся подхватили его слова, и теперь требование увидеть и услышать Мирдада стало всеобщим и оглушающим. От этого наши глаза наполнились слезами, и дыхание перехватило.

Неожиданно шум стих, и настала полная тишина. Мы едва поверили своим глазам, когда взглянули на возвышение и увидели Мастера, махавшего рукой, призывая собравшихся к молчанию.