Ресурсы новых религиозных движений в России

М. Ю. Смирнов

Тема ресурсов новых религиозных движений (НРД) в России возникает с необходимостью, когда требуется понять — в каком состоянии находится процесс их социокультурной адаптации к современным российским условиям и каковы перспективы этих движений в нашей стране. В одной из своих предыдущих публикаций автор уже высказал прогностическую характеристику возможного будущего НРД в России[1], однако более полное освещение этого вопроса предполагает раскрытие дополнительных аспектов, в частности, — рассмотрение ресурсной базы НРД, которая определяет масштаб и степень их присутствия в религиозной жизни российского общества.

По самому общему определению, ресурсы НРД — это те источники, которые обеспечивают их существование и способствуют поддержанию активности. Ресурсы могут быть как внешними, так и внутренними.

Среди внешних ресурсов НРД можно выделить активные и пассивные. Активные внешние ресурсы — это те факторы социальной и духовной жизни (включая политические, правовые, идеологические компоненты), которые постоянно пребывают во взаимодействии с субъектами НРД и своим влиянием, положительным или негативным, наполняют эти движения новой энергией.

К примеру, НРД получают своего рода побудительные импульсы к активности от столкновения с традиционалистскими настроениями по поводу религии, доминирующими как в обществе в целом, так и в среде последователей наиболее распространенных в стране конфессий. Обостренным выражением этих настроений стал так называемый антикультизм[2], энтузиасты которого постоянно демонизируют религиозные новообразования, вынуждая тем самым последователей НРД к поиску более убедительной аргументации своей лояльности государству и обществу.

В противоположность такому «фактору конфронтации» можно отметить, как активный внешний ресурс, положительное влияние на самосознание участников НРД демократической идеологии прав и свобод человека, признание и конституционное закрепление которой в России[3] стимулирует к отстаиванию религиозной свободы.

Пассивные внешние ресурсы — это «резервуар» потенциальных возможностей для воспроизводства и развития НРД, которые реализуются лишь при их востребованности. Из таковых можно назвать, например, всегда существующие мировоззренческие искания какой-то части общества, особенно в молодёжной среде, которым сопутствуют неудовлетворённость имеющимися религиозными традициями и готовность принять разного рода новации (либо то, что воспринимается за новации). Названный ресурс наличествует безотносительно к самим НРД, не предполагает обязательного выбора «ищущими» именно нетрадиционных религиозных сообществ, и поэтому остаётся пассивным. Он «задействуется» НРД обычно тогда, когда спонтанность консолидации, свойственная начальной стадии этих движений, уступает место рутине повседневной адаптации к сложноустроенному социуму и здесь возрастает потребность в неофитах.

К внутренним ресурсам относится структурное состояние НРД, т. е. степень развитости их основных элементов — в виде учений, практик и организаций, — и взаимодействие между этими элементами, образующее устойчивые паттерны того или иного НРД.

Для пояснения остановлюсь на таком внутреннем ресурсе российских НРД как то, что можно назвать религиозной мыслью. Замечу, что с уважением отношусь к ментальным способностям участников НРД — на мой взгляд, они ничем не уступают умственной жизни верующих других религий или нерелигиозных людей. Однако вероучения НРД, как зарубежного, так и отечественного происхождения, заметно проще, чем в исторически сложившихся религиях с длительной традицией доктринальных дискурсов.

Проще, — это значит, что при возникновении этих вероучений не генерируются такие фундаментальные идеи, которые либо не имели бы аналога в предшествующем опыте мировых или национальных религий, либо обладали бы нетривиальным звучанием и интеллектуальной изощрённостью.

По большому счёту, мировоззрение НРД, и прежде всего — их лидеров-основателей, наполнено рецепциями, прямыми или опосредованными, из широкого диапазона религиозных учений, светских теорий, политических идеологий или паранаучных «открытий», уже существовавших на момент возникновения нового движения. В сознании и практиках основателей и их последователей всё это переплавляется сообразно ведущим целям и устремлениям, принимает субъективированную окраску в зависимости от личных особенностей носителей нового учения. В результате, формируется эклектическая система, где соприсутствуют облечённые в специфическую терминологию элементы самых разных, давних и недавно появившихся, верований, идей и образов.

Поскольку такие учения усваиваются в созвучии с личными смыслами религиозных исканий последователей НРД, они воспринимаются в этой среде как нечто вроде откровения, безусловно истинного и тем более значимого, что обретены персональным путём. То, что человек осваивает сам, по вдохновению и с желанием, для него всегда является высокой и безукоризненной ценностью, как бы ни банальны, с объективной точки зрения, были эти новые учения.

Данная констатация делается не для критики или уничижения НРД, а как характеристика их, что называется, интеллектуальных ресурсов. Эти ресурсы нельзя назвать скудными, но вполне уместно указать на их вторичность. Причём вторичность вовсе не означает неэффективность.

В идеологиях НРД учитывается слабая восприимчивость массовым религиозным сознанием отвлечённых сложных доктрин, присущих конфессиям мировых религий. Не надо особо доказывать, что уровень доктринальной осведомлённости о православии или, скажем, об исламе даже среди их усердных приверженцев оставляет желать лучшего. Вероучительные познания в таких религиях требуют напряжённой работы по их освоению, с соответствующим уровнем эрудиции и подготовки, что обычно расходится с повседневными жизненными возможностями большинства последователей. Зато весьма высока востребованность практической отдачи от совершаемых обрядовых действий. Поэтому в религиях с давней историей наблюдается известный разрыв между насыщенным вероучительным содержанием, так сказать, на их «теоретическом» уровне (теология, церковные доктрины и т. п.) и адаптированными вариациями этого содержания в обыденном религиозном сознании, которое не чуждо и суеверий.

НРД же изначально культивируют незамысловатые учения, благодаря чему становятся более доступными. В этих учениях интеллектуальность замещается схематичностью и набором запоминающихся клишированных формулировок, наглядность преобладает над абстрактностью.

Важнейшим внутренним ресурсом являются и практики, культивируемые в НРД. В своём подавляющем большинстве эти практики основаны на убеждении в досягаемости последователями осязаемого результата, причём не в отдалённой, а в самой близкой перспективе (если всё освоить и правильно делать). Где-то это перекликается с магическими действиями, только на новый атрибутивный лад.

Религиоведы знают, что магия востребуется тогда, когда все иные, в том числе вполне рациональные, способы достижения жизненных целей или не просматриваются, или же их доступный арсенал оказался исчерпан без желаемых последствий. Так называемые традиционные религии обычно стремятся дистанцироваться от магизма. Они предлагают благотворное воздаяние, но, во-первых, как правило, в отдалённой эсхатологической перспективе, во-вторых, требуя от верующих весомых инвестиций в виде, скажем, длительной праведной жизни с соблюдением всех конфессиональных норм и предписаний.

В острых ситуациях духовного поиска, осложнённых критическими житейскими и социальными обстоятельствами, такой отложенный выход далеко не всегда устраивает. А вот магические операции, предполагающие не столь затянутое удовлетворение насущных нужд, оказываются гораздо приемлемее.

Рискну утверждать, что практики современных НРД, с их технологичностью и вместе с тем доступностью, для многих последователей, неосознанно быть может, становятся чем-то сродни магическому инструментарию, эффективно снимающему мировоззренческие, адаптационные или, хотя бы даже, соматические проблемы. В этом плане можно согласиться с встречающимся у исследователей мнением о том, что даже такие контрастные черты НРД, как их альтернативность и выход за грань устоявшихся религиозных «стандартов», вполне вписываются в архетипы архаических верований и культов[4]. Добавлю, что НРД позволяют своим участникам, не вдаваясь особенно в смыслы учений, чувствовать себя более или менее комфортно именно от самого пребывания в круге легко усваиваемых идей и образов.

Считаю, что привлекательность учений НРД — не в якобы небывалости их идей, а в соразмерности потребностям контингента, охваченного этими движениями. То есть речь идёт о той человеческой среде, из которой НРД черпают новообращённых.

А это уже — важнейший внешний ресурс. Что его характеризует? Прежде всего, неудовлетворённость собственным социальным и духовным состоянием, ощущение депривации, разочарование в существующих религиозных и иных распространённых традициях, объясняющих, что называется, смысложизненные вопросы. Преобладающему числу участников НРД, как мне представляется, несвойственна самодостаточность, зато наблюдается повышенная тяга к компенсаторным факторам.

Иными словами, человеческий ресурс НРД образуется из людей, в какой-то момент своей жизни остро испытавших обделённость, утрату устойчивости, разрыв упорядочивающих коммуникаций. Уже поэтому само вхождение в то или иное НРД оказывается способом восполнения недостающего или утраченного. Оттого, вероятно, и энтузиазм неофитов НРД, и страстная уверенность в правильно найденном пути у, так сказать, ветеранов этих движений.

Но вот насколько хватит компенсирующих возможностей НРД? Позволю себе заметить, что возраст самых «старых» НРД иностранного происхождения, если за точку отсчёта первых таких движений (Церковь Саентологии, Церковь Объединения и др.) брать середину 1950-х годов, достиг 60-летия. За рубежом для тех из подобных НРД, которые уцелели в различных конфликтах, наступило состояние относительно спокойного существования, они прошли свой нелёгкий путь адаптации. Возникавшие им вслед НРД более поздних времён по-своему пользовались добытым предшественниками опытом выживания в напряжённо воспринимавшем их социуме. Со временем эксцессы конфронтации стали достаточно редкими и радикализм начал уступать место «встраиванию» НРД в существующий религиозный спектр. Одновременно обнаружилось, что динамика новообразований заметно снизилась. Пусть меня поправят, если ошибаюсь, но на мой взгляд сколько-нибудь гиперактивных НРД за рубежом сейчас не просматривается. По аналогии с известной эволюцией протестантских движений — «ривайвелизм» НРД сменяется либо вероучительной систематизацией и поиском религиозной респектабельности, либо переориентацией на внерелигиозные смыслы (социальные служения, экономическую активность).

У отечественных НРД — самых ранних, если числить с рубежа 1970–1980-х годов, или даже у возникших под конец советского периода (Церковь Последнего Завета, Церковь Божьей матери «Державная» и др.) — уже не за горами, по меркам человеческой жизни, «кризис среднего возраста». Для индивидов обычно это — время осмысления прожитого, подведения неких итогов и выбора стратегии на (говоря языком Пенсионного фонда) «период дожития». Думается, что эта аналогия подходит и для коллективного самосознания сообществ НРД в нашей стране.

Естественно, что действующие организации различных НРД зарубежного и отечественного происхождения рассчитывают на максимальную продолжительность своего будущего. В то же время, обстоятельства их существования в современной России не дают повода для избыточного оптимизма[5].

Но тут, парадоксальным образом, на выручку российским НРД может придти ещё один внешний ресурс. Имеются в виду те политические, общественные и религиозные силы в России, которым для решения собственных задач необходим образ врага. Будучи, в действительности, крайне небольшим сегментом в духовном пространстве страны, НРД по существу безобидны, хотя и по понятным причинам обидчивы. Они не представляют реальной угрозы кому бы то ни было, а равно и не являются серьёзным конкурентом религиозным монополиям в России. Но, вместе с тем, очень подходят для демонизации, предъявления населению в качестве подрывных элементов, для переключения на них общественных недоумений, вызванных другими, более весомыми поводами.

Известно то уныние, которое вызвал у зарубежных советологов и спецслужб распад Советского Союза — так вкусно было десятилетиями кормиться от разоблачений и героического противостояния, а тут на тебе... Думаю, что противники НРД инстинктивно этот урок усвоили и будут всячески поддерживать и лелеять страшный образ «тоталитарно-деструктивных сект», чтобы оправдать свой горделивый статус защитников духовных основ.

Конечно, это ироничное суждение. Но можно заметить, как время от времени происходят «приливы» внимания к теме НРД, обычно совпадающие с «колебательными движениями» в той или иной сфере российской жизни. Однако ситуации противостояния носят, скорее, сконструированный характер, нежели обусловлены реальной опасностью государству и обществу со стороны каких-либо НРД.

Заключая, выскажу следующее предположение. Российские НРД в том виде, как они сложились за последние два десятилетия, скорее всего близки к завершению своей роли нового института религиозной идентичности. Возрастной состав участников ещё позволяет каким-то из них рассчитывать на перспективные годы. Но, думается, что основные возможные ресурсы уже «истончились» или близки к исчерпанию.

Конечно, депривации в России не убавилось, соответственно остаются потенциальные неофиты для НРД. Однако всё «спасающее» (подлинно или имитационно), чем явили себя НРД в России, за последнюю четверть века уже нашло своих устойчивых приверженцев и устойчивых оппонентов. В собственно религиозном смысле особых новаций НРД не принесли. Точнее будет констатация сопутствовавших им новых ракурсов восприятия константных проблем духовного поиска. НРД как бы переформатировали определённый сегмент религиозной жизни российского общества. Они оказались вполне органичны транзитивному состоянию этого общества на рубеже XX и XXΙ веков. Для нынешней России этот опыт религиозного переустройства полезен, но уже не столь актуален и может быть «архивирован». В обозримом будущем следует ожидать постепенной диффузии НРД, их трансформаций, не исключено, что и преобразования в нечто пока ещё трудно предсказуемое.

Но если НРД начнут сходить со своих мест на религиозной сцене, закономерен вопрос: что возникнет после них, «кто следующий?». Ответить очень трудно, поскольку пока неясно по каким признакам распознавать это следующее. Однако присматриваться стоит.

Смирнов Михаил Юрьевич — доктор социологических наук, доцент философского факультета ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет»

Smirnov, MikhailYurievitch — Doctor (Sociology), Associate Professor of Religious Studies at Saint Petersburg State University

Ресурсы новых религиозных движений в России

Автор рассматривает некоторые ресурсы (внешние/внутренние) новых религиозных движений (НРД) в современной России.

Resources of New Religious Movements in Russia

The author considers some resources (external/inherent) of new religious movements (NRMs) in modern Russia.

[1] Смирнов М. Ю. Будущее новых религиозных движений в России: неопределённость перспективы // Религия как социальный институт / Отв. ред. Е. С. Элбакян. — М.: ИД «АТИСО», 2011. С. 200–211.

[2] См.: Иваненко С. И. Обыкновенный антикультизм. — СПб.: Изд-во «Древо жизни», 2012.

[3] Согласно статье 3 Конституции Российской Федерации: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства».

[4] Яшин В. Б. Новые религиозные движения и архаическая традиция // Религиозная ситуация в российских регионах / Отв. за вып. П. В. Денисова, А. А. Морозов. — Омск: Омская академия МВД России, 2012. С. 131–133.

[5] По крайней мере, антикультистски настроенные комментаторы встречи Президента страны с губернатором Самарской области и представителями общественности региона 25 октября 2012 г., охотно превращая сказанные там слова главы государства о «тоталитарных направлениях деятельности» в противодействие тоталитарным сектам, уже предвкушают зрелище гонений на «всякие избушки, где проводятся всякие обряды, где непонятно, что происходит».