Подмена имени и предмета.

Особым направлением манипуляция является прямая подмена или имени и понятия, которым определяется предмет общественного противоречия, или незаметная подмена предмета — как фокусник меняет взятые у зрителя часы на мышь. Рассмотрим знакомые примеры.

Ложное имя. Простой, но необходимый прием манипуляции сознанием — сокрытие истинного имени социальных групп, явлений или общественных течений. Слово обладает магической силой, и дать ложное имя — так же важно в манипуляции сознанием, как на войне дать диверсанту хорошие документы и обрядить в форму противника. В последнее десятилетие хаос в общественном сознании создавался специально, и «ложное имя» было использовано очень широко. Можно ли представить себе либерально-демократическую партию, газета которой называлась бы «Сокол Жириновского»? Но верх абсурда, конечно — таджикские «демоисламисты».

Ложное имя может быть защитным (демократ, либерал), а может быть порочащим (фашист, экстремист). Часто в качестве благозвучного псевдонима используются иностранные словечки. Одно дело — наемный убийца, совсем другое — киллер. Это уже что-то вроде респектабельной профессии. А Леня Голубков в рекламе «МММ» не халявщик, а партнер! Вот еще изобретение — брать ложное имя вообще из другой плоскости. Мама русская, а папа юрист.

Типично ложным именем были названы созданные в 1989-1990 гг. особые организации, начавшие разрушение финансовой системы и потребительского рынка. Они были названы «кооперативами». Слово успокаивало советских людей, но на самом деле это были типичные частные предприятия, в основном на теневом капитале или на украденных администрацией государственных средствах. Эти предприятия не были основаны на кооперативной собственности, собранной из паев участвующих в кооперации людей. Обследования показали: «более 90% существующих кооперативов — беспаевые. Когда работники увольняются, то практически никто не требует своего пая. Более того, они и не вспоминают о нем».

Как ни странно, даже самая примитивная подмена имени успокаивает людей. Вот, летом помогал мне один парень в постройке дома. Работает на предприятии, приходил по вечерам. Спрашиваю его, что за предприятие — частное? «Нет, что вы, — отвечает. — У нас товарищество. Только жаль, с ограниченной ответственностью. Поэтому, говорят, зарплату платить никогда не будут. Но если будем хорошо работать, всем пообещали новые «Жигули» купить». Спрашиваю: когда же? «Точно не сказали, говорят, как дела поправятся». Видно, большой изощренности для манипуляции с этим рабочим классом и не требуется. Товарищество — и ладно! За товарищей надо потрудиться, зарплату спрашивать даже неудобно.

Это — «товарищи» в маленьком городке. В Москве — поднимай выше. Реформаторы гордо называют себя «западники», но и эта кличка — ложная. Никакой духовной связи с Тургеневым и Салтыковым-Щедриным или Вл. Соловьевым у них нет. Генетически, как культурное явление, они прямо связаны с троцкизмом как стержнем оппозиции «почвенному большевизму». Главный их общий признак — евроцентризм, отрицание самой российской цивилизации. Троцкий выступал под знаменем мировой пролетарской революции, для которой крестьянская Россия была бы лишь дровами глобального костра. Сегодня его внучата выступают под знаменем неолиберализма — крайней, фанатичной буржуазной идеологии. И для них Россия — сырьевая площадка Запада, а русские, мешающие ее расчистке — пеньки, которые надо выкорчевать. Это пострашнее Троцкого, ибо дрова — все-таки некоторая ценность, и их зря не уничтожают. Но разница с точки зрения судьбы России несущественна.

Но назвать Гайдара западником — мягкая ложь. Более жесткий обман в самом имени был заложен в концепции приватизации. Приватизация — элемент целостного про­цес­са изменения отношений собственности, а именно, наделение каких-то лиц правом частной собственности. Но государ­ственные предприятия находятся в общественной собственности — они национализированы. Государство выступает лишь как распорядитель, управляющий этой собствен­ностью, но вовсе не полноправный собственник. Чтобы иметь возможность ее приватизировать, необходимо сначала осуществить денационализацию.

Это — первый и важнейший этап, и он означает изъятие собственности у ее владельца (нации). А это, совершенно очевидно, никак не сводится к экономическим отноше­ниям (так же, как грабеж не означает для жертвы просто утраты некоторой части собственности). Однако и в законах о приватиза­ции, и в прессе проблема изъятия собст­венности абсолютно замалчивалась. Слово «дена­ционализация» не встречается ни разу ни в одном документе, оно стало табу и было заменено ложным именем, неологизмом «разгосу­дарствление». Нет никакого сомне­ния в том, что именно изъятие собственности, т. е. экспроприация, чревато острыми социальными конфликтами — даже если экономическая компенсация собственнику вполне справедлива.

Это — отдельные примеры. В целом же вот уже более десяти лет на сознание граждан России льется целый поток ложных имен. Ниже мы разберем одно из них, которое принято и левой оппозицией и приобрело поэтому большую силу в манипуляции сознанием. Это — обозначение ельцинского режима словом «либерализм».

Подмена предмета. Как правило, манипуляторы сознанием не допускают открытого диалога с реальным оппонентом — при таком споре манипуляция в принципе невозможна, она легко разоблачается. Но часто совсем избежать гласного «спора» нельзя, это тоже бросается в глаза, и люди начинают задумываться. Тогда используют «подсадных» оппонентов — или таких, которыми заведомо можно манипулировать. И с ними ведется диалог-спектакль. В нем важно произвести подмену предмета спора, что сразу лишает истинного смысла все аргументы и выводы. Те, кто наблюдает за спором, теряют нить, и им навязывается нужное манипуляторам умозаключение.

К депутату Госдумы, академику ВАСХНИЛ В. С. Шевелухе обратились с вопросом об риске голода, который угрожал нам в 1999 г., а он отвечает: «Что касается хлеба, то его на нынешнюю зиму нам хватит... Хватит зерна и на весеннюю посевную», — и корреспондент отстал, вот что странно. Спрашивал ведь он о голоде, а не о хлебе. Что значит «нам» хватит? Кому это «нам»? У нас что, хлеб выдают по карточкам, как при Сталине? Этак можно сказать, что у нас и денег в стране хватит. И что значит «хватит на зиму и на посевную»? А с мая по октябрь что жевать? Голод же всегда бывает именно летом, когда не дотягивают до урожая. Маленькое рассуждение депутата — и нестыковка всех частей.

Возьмем довольно мягкий, но важный спор. Уже десять лет как в сознание нагнетается миф, будто Ленин опирался на «чернь», на отсталое мышление. Редкий демократический политик или журналист не помянул Ленина, который, якобы, заявил, что «кухарка может и должна управлять госу­дарством». Возникла даже привычная метафора «ленинской кухарки».

При этом не обошлось без примитивного обмана (чему способствовало вопиющее невежество политиков). В действительности В. И. Ленин писал в известной работе «Удержат ли большевики государственную власть» (т. 34, с. 315): «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством. В этом мы согласны и с кадетами, и с Брешковской, и с Церетели».

Таким образом, Ленин говорит совершенно противоположное тому, что ему приписывала буквально вся демократическая пресса — при поддакивании почти всей интеллигенции. Более того, он специально заостряет проблему, чтобы показать, насколько примитивно мышление демократов «февральского» помета. Для него кажется очевидным, что любая кухарка не способна [находясь в состоянии кухарки] управлять государством (верить в это было бы утопией). Нет речи и о том, что она должна управлять государством.

Стоило бы читателю задуматься: как же назвать поведение множества респектабельных демократических политиков и журналистов, которые продолжали вбивать людям в голову миф о «ленинской кухарке» — несмотря на то, что им неоднократно пытались указать на их ошибку? И лично, и через печать. Тогда, в 1988-1990 гг., мы еще понять не могли: как же так можно? Ты ему тычешь под нос книгу с точным текстом, а он моргает и через полчаса снова про Ленина и кухарку[219].

Но все же разберем проблему по сути — кто может и должен управлять государством. Уже забывшие о социальных антагонизмах люди доверились эффектной демагогии демократов, и в Советы всех уровней в 1989 г. были избраны почти исключительно интеллигенты. Люди по­ве­рили, что «государством должен управлять ученый». Для дока­зательства проблема была перенесена в социальную плоскость и связана с уже опороченным именем Ленина. На деле же проблема философская и касается самой сущности власти, поставлена она была задолго до Ленина — философом IV века до нашей эры Платоном, кото­рый и сформулировал принципы «грамматокра­тии», то есть власти образо­ванных людей, ученых.

Дилемма «кухарка — ученый» формулирует проблему соответ­ствия функций власти и типов мышления. «Кухар­ка» символизирует обыденное мышление, а «ученый» — специфиче­ское научное рациональное мышление. Создание в общественном сознании об­ра­за глупой неграмотной женщины в грязном переднике как аль­тернативы элегантному и умному депутату-ученому — элементарный под­лог, о нем даже не стоит много говорить.

А проблема в том, что принимать политические решения должен человек, обладающий именно обыденным сознанием, а не ученый. Обыденное сознание целостно, оно воспринимает реаль­ность со всеми ее неформализуемыми и неизмерямыми сторонами, в том числе неприятными. Ученый же моделирует реальность, отвлекается от факторов, вто­ростепенных с точки зрения процесса познания, но важных с точки зрения решения проблем. В процессе такого моделирования он часто «забывает про овраги» — отщепляет от создаваемой в воображении модели неприятные стороны реальности (впадает в аутизм, о котором говорилось в главе 8)[220].

Весь пафос «кухарки» — прокормить семью с имеющимися средствами, обеспечить воспроизводство жизни. «Ученый» же нацелен на познание, на эксперимент. Тот объект, ко­торый находится в его власти, сам по себе не представляет для него самостоятельной ценности, а есть лишь носитель информации о целом классе подобных объектов. И ученый ради эксперимента не ос­та­навливается перед тем, чтобы вскрыть и сломать объект. Это свойство в ученом доведено до такой степени, что совершенно нормальным в науке явлением была постановка эксперимента на себе самом! Даже личность самого ученого в его глазах не представляет существенной ценности по сравнению с той информацией, которая может быть получена при ее разрушении.

На­ко­нец, вся деятельность «кухарки» сопряжена с любовью, она вся пронизана нравственными ценностями. «Ученый» же по определению должен быть беспристрастным и объективным, его решения свободны от моральных ценностей. Потому-то в западной социальной философии общепринято, что ученый по своему типу мышления не должен быть политиком, его роль — быть экспертом. Все это — банальные, прекрасно извест­ные философам вещи. Архитекторы перестройки совершенно созна­тельно их скрыли. В целом, эта акция по манипуляции сознанием удалась.

Ложные метафоры. Выработка метафор — главная работа идеологов. Поэтическая метафора, создающая в воображении красочный образ, оказывает на сознание чудодейственный эффект, надолго отшибая здравый смысл. Чем парадоксальнее метафора (то есть чем она дальше отстоит от реальности), тем она лучше действует. Мы говорили о том, какой разгром был учинен словам, понятиям и способу их связывания в разумные умозаключения (логике). Но тот же ураган прошел и по вспомогательным средствам, заменяющим в рассуждениях строгие понятия — метафорам и аллегориям. Здесь тоже откат от здравого смысла был феноменален. Переубедить людей, в головы которых вбита простая и привлекательная ложная метафора, очень трудно. Достигнуть чего-нибудь логикой невозможно, а запустить ложную контрметафору — совесть не позволяет.

Вспомним, как сторонники радикального перехода к капитализму взывали: «Нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка!». При этом все были уверены, и никто не скрывал, что в один прыжок эту пропасть перепрыгнуть не удастся. Но предложения «консерваторов» (в том числе западных) не прыгать вообще, а обойти или построить мост — отвергались с возмущением. Людей звали просто прыгнуть в пропасть. Поскольку все указания спе­циа­лис­тов на постоянные искажения такого рода были реформаторами проигнорированы, речь идет о сознательных подлогах.

Вспомним другую метафору рыночников: «нельзя быть немножко беременной». Мол, надо полностью разрушить плановую систему и перейти к стихии рынка. Это совершенно ложная метафора. Ведь никакого подобия между беременностью и экономикой нет. Более того, реальная экономика и не признает «или — или», она, если хотите, именно «немножко беременна» многими хозяйственными укладами.

Одна из разновидностей ложных метафор — знакомые афоризмы, выражающие какую-то обыденную мудрость, приложенные к явлению совершенно иного рода. Вот, летом 1998 г. новый премьер-министр Кириенко свел суть его «антикризисной программы» к афоризму: надо жить по средствам. Значит, мол, надо убавить расходы на науку, образование, медицину и т. д. К кому он обращается с этими словами — к Гусинскому? Нет, Гусинский не ходит в районную поликлинику, а внуки его учатся в частном колледже или за границей. Кириенко обращается к трудящимся: зажрались вы, господа, живете не по средствам, государство больше не может обеспечивать вам врача, учителя, дешевое электричество.

Тут ложь простая, на поверхности. Ведь у нас отобрали наши средства к жизни — а теперь требуют, чтобы мы прожили на жалкие остатки. И представляют издевательство грабителя за мудрость, а мы должны кивать и соглашаться. Чудес не бывает, и если Березовский получил от Чубайса доходный Омский нефтеперерабатывающий завод за одну сотую его стоимости, то 99 сотых взялись не из воздуха — их вынули из наших карманов. Вернее, из государственного финансирования врача и учителя, которые обеспечивали достойную жизнь меня и моих детей. Это азбука. В ней — одна из сторон реформы, один из маяков ее курса. Второй слой подлога, который таится в афоризме Кириенко, мы рассмотрим ниже — он не так очевиден.