Гектор грустит

Гектор снова летит на самолете, и ему грустно. В иллюминаторе виднеется море, так далеко там, внизу, что кажется, будто самолет стоит на месте. Он достал свой блокнот, но не знает, что бы такое записать.

Рядом с ним сидит мама с младенцем. Впрочем, нет, он понял, что это не мама, так как младенец — блондин с голубыми, как у куклы, глазами (Гектор не знает, мальчик это или девочка, да и какая разница), а женщина, держащая его на руках, похожа на маленьких азиаток, которых он видел в Китае на клеенках. Но пусть она и не мама, за младенцем она ухаживает прекрасно, укачивает его, разговаривает с ним, и видно, что она его обожает.

Гектор грустит, поскольку ему кажется, что он покидает любимое место — этот город, который всего неделю назад был ему вообще незнаком.

И Эдуард выглядел грустным, когда провожал его в аэропорту. С другой стороны, он явно был доволен, что Гектор приехал с ним повидаться. В этом городе у Эдуарда полно приятелей, с которыми можно выпить, и множество китаянок, которые шепчут ему на ушко, но, скорее всего, не так уж много настоящих друзей, таких, как Гектор.

Конечно, Гектор думает об Инь Ли.

В ресторане, когда она закончила рассказ о своей семье, а Гектор — о своем городе, наступила тишина.

После паузы Инь Ли сказала:

— Вы такой добрый.

Гектор удивился: хоть он и знал про себя, что довольно добрый, но не понимал, что именно хотела этим сказать Инь Ли. Затем она добавила, потупив взгляд:

— Я не привыкла.

И у Гектора защемило сердце.

Они встали из-за стола, и официанты снова начали отталкивать друг друга, потому что каждый хотел подать Инь Ли пальто.

Потом они оказались на маленькой, мощенной булыжником улице.

Гектор, естественно, очень хотел привести Инь Ли к себе в отель, но смущался, потому что, поступив так, он бы повел себя как те господа, с которыми она выполняла работу. И он чувствовал, что Инь Ли тоже смущается, даже если и хочет остаться с ним.

Тогда они зашли в первый попавшийся бар, и там, что очень странно, было совсем мало народу, всего несколько китайцев, которые вроде все знали друг друга. Они по очереди поднимались на сцену, чтобы спеть известные во всем мире песни — по-китайски, естественно. Гектор узнал даже мелодию Шарля Трене, но не слова. А китайцы смеялись и угощали друг друга выпивкой, совсем как соотечественники Гектора, и он вспомнил, что ему сказал Шарль в самолете: китайцы — они, по сути, похожи на нас.

Это рассмешило даже Инь Ли, и Гектор радовался, видя ее веселой. А когда она смеялась, то было заметно, какая она молодая, несмотря на все дорогие вещи, которые сегодня надела.

Однако мысль пойти в этот бар оказалась не очень удачной, потому что, когда Гектор и Инь Ли вышли на улицу, прямо возле них затормозила большая машина.

И из нее вышел высокий китаец, тот самый, из давешнего заведения, с микрофоном за ухом. А за его спиной Гектор увидел не очень молодую китаянку, недовольно смотревшую на Инь Ли. Высокий китаец вообще не обращал внимания на Гектора, а говорил с Инь Ли, которая смущенно отвечала ему Поскольку разговаривали они по-китайски, Гектор мог только догадываться, о чем идет речь, но ему было ясно, что китаец задает Инь Ли вопросы, причем не слишком доброжелательно, а она растеряна и не знает, что ответить. Тогда Гектор специально притворился ничего не понимающим, но всем довольным идиотом и спросил китайца по-английски:

— Заплатить я должен вам?

Высокий китаец слегка удивился, но вопрос его успокоил. Он даже улыбнулся Инь Ли, но его улыбку нельзя было назвать доброй. Он ответил, что нет, не надо, достаточно будет заплатить Инь Ли. Потом вернулся в машину и уехал, ударив по газам. Но этого Гектор уже не увидел, потому что Инь Ли бросилась в его объятия и зарыдала.

После этого было гораздо проще взять такси и отвезти ее в гостиницу, потому что плачущая женщина и утешающий мужчина — ситуация, которая больше похожа на работу Гектора, чем на работу Инь Ли.

Когда они оказались в номере, Инь Ли перестала плакать, и они легли в постель, даже не зажигая лампы, тем более что в комнату проникал слабый свет с улицы. Инь Ли затихла и не шевелилась в объятиях Гектора.

Он был готов оставаться так всю ночь — лежать, прижавшись к ней. Однако Инь Ли вскоре показала, что хотела бы заняться тем, что обычно делают влюбленные.

На этот раз все было совсем по-другому, чем в первую ночь, — не так весело, но гораздо сильнее.

Наутро, когда Гектор проснулся, Инь Ли уже ушла, не оставив ему ни записки, ни вообще ничего. А ведь Гектор собирался дать ей денег — из-за китайца, но он понял, что Инь Ли решила со всем разобраться самостоятельно.

Гектор захотел сразу же поговорить с Эдуардом, и они встретились в кафе у подножия башни, где толпился народ, потому что был понедельник. Эдуард очень серьезно выслушал Гектора, как это обычно делал сам Гектор со своими пациентами. А потом сказал:

— Ей ничего не грозит, так как они слишком ее ценят. К тому же я знаю того китайца и все улажу. Но увидеться еще раз — не лучшая идея что для тебя, что для нее.

Гектор и сам это подозревал, но одно дело — подозревать, а другое — знать наверняка. Тут Эдуард снова вздохнул:

— Бедняга!

И теперь, сидя в самолетном кресле, Гектор никак не мог придумать, что бы такое записать в своем блокноте.

Младенец уже некоторое время его рассматривал и вдруг протянул к нему маленькие ручки. Это рассмешило и няню (вы ведь уже догадались, что это все-таки няня), и самого младенца.

Гектор улыбнулся им в ответ и почувствовал себя немного менее грустным.

Вдруг по проходу к ним приблизилась высокая блондинка. Гектор понял, что это мама, которая путешествует бизнес-классом, по всей вероятности, вместе с мужем.

— Все в порядке? — спросила она у няни.

Потом ушла. Тогда младенец скривился и заплакал.

Гектор взял свой блокнот и записал:

урок 8а. Несчастье — это быть разлученным с теми, кого любишь.