Формирующейся

РУССКОЙ НАЦИИ (XVII в.)

Особое место занимает литература XVII в., в развитии которой можно выделить два этапа: первый - с начала века до середины 60-х годов (историческими вехами являются церковная реформа Никона /1653/ и воссоединение Украины с Россией /1654/) и второй - с середины 60-х годов до конца XVII - первой трети XVIII века - собственно переходный от литературы древней к литературе нового времени.

ЛИТЕРАТУРА ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII века

XVII век в истории России историки относят к новому периоду, который характеризуется экономическим слиянием всех земель и княжеств в одно целое и созданием всероссийского рынка. В связи с этим — усиливается роль посада—торгово-ремесленного населения городов; старинная боярская знать начинает уступать место «худородным» предприимчивым людям, добивающимся благодаря своему уму, активности высокого положения в обществе.

В XVII в. формируется новый демократический читатель и отвечающий его запросам писатель. В литературе трансформируются, демократизируются традиционные жанры исторической повести, жития. Они «обмирщаются». В них усиливается занимательность, появляется интерес к быту, частной личной жизни человека. В них появляется новый герой, вступающий в активную борьбу за свои убеждения — веру, стремящийся строить свою жизнь по своей воле, пытающийся утвердить свое право на свободу чувств.

Появляется демократическая сатира, осмеивающая существенные стороны жизни:

социальное неравенство, продажность, взяточничество и крючкотворство судей, ханжество и лицемерие монахов и духовенства, государственную систему спаивания народа в «царевых кабаках».

Изменяется характер переводной литературы, ориентирующейся теперь на Запад (литературу позднего средневековья и раннего Возрождения).

Во второй половине XVII в. возникают придворный и школьный театры, виршевая поэзия, культивирующая стиль барокко, который становится характерным направлением русской придворной культуры и литературы.

Начало XVII века знаменуется бурными историческими событиями — первая Крестьянская война и борьба русского народа с интервенцией польских и шведских феодалов, появление самозванцев.

Со смертью царя Федора Иоанновича династия Ивана Калиты прекращает свое существование. Восшедший на престол Борис Годунов продолжает политику Грозного по отношению к служилому дворянству и боярству. Эта политика вызвала резкую боярскую оппозицию, получившую поддержку польских магнатов, выдвинувших своего претендента на московский престол — Лжедмитрия.

Укрепление централизованной самодержавной власти, опиравшейся на служилое дворянство, привело к дальнейшему росту эксплуатации и окончательному закрепощению крестьян. Усиливающийся экономический гнет вызвал массовые крестьянские волнения, вылившиеся в широкое народное движение — крестьянскую войну под руководством Ивана Болотникова.

После смерти Годунова Лжедмитрию удалось занять Москву, но он не смог долго удержаться у власти: русский народ разобрался в сущности политики нового царя — ставленника польских магнатов. Лжедмитрий был низвергнут, а на московский престол боярство посадило Василия Шуйского, который и начал принимать решительные меры для подавления народного антифеодального движения.

Польско-литовские и шведские феодалы используют эти «нестроения» в своих целях. Они выдвигают еще одного претендента на Московское царство — Лжедмитрия II, которому удалось расположить свой военный лагерь под Москвой, в селе Тушино. В 1609 г. король Сигизмунд III начинает открытую интервенцию и осаждает Смоленск. Шведы пытаются овладеть Псковом и Новгородом.

Польско-шведская интервенция подняла мощную волну национального освободительного движения. Инициативу в борьбе с иноземными захватчиками взяло на себя торгово-ремесленное население городов. Патриотическое движение возглавил нижегородский купец Минин. Демократической части русского общества удалось сплотить и объединить все силы формирующейся русской нации для борьбы с интервентами и одержать над ними победу в 1613 г.

ПОВЕСТИ «СМУТНОГО ВРЕМЕНИ»

Бурные события начала XVII столетия, получившие у современников название «смуты», нашли широкое отражение в литературе. Литература приобретает исключительно злободневный публицистический характер, оперативно откликаясь на запросы времени, отражая интересы различных социальных групп, участвующих в борьбе.

Общество, унаследовав от предшествующего века горячую веру в силу слова, в силу убеждения, стремится в литературных произведениях пропагандировать определенные идеи, добиваясь конкретных действенных целей.

Среди повестей, отразивших события 1604—1613 гг., можно выделить произведения, которые выражают интересы правящих боярских верхов. Такова «Повесть 1606 года», созданная монахом Троице-Сергиева монастыря. Повесть активно поддерживает политику боярского царя Василия Шуйского, пытается представить его всенародным из- бранником, подчеркивая единение Шуйского с народом. Народ оказывается той силой, с которой не могут не считаться правящие круги. Повесть прославляет «мужественное дерзновение» Шуйского в его борьбе со «злым еретиком», «расстригой» Гришкой Отрепьевым. Для доказательства законности прав Шуйского на царский престол его род возводится к Владимиру Святославичу Киевскому.

Причины «смуты» и «нестроения» в Московском государстве автор повести усматривает в пагубном правлении Бориса Годунова, который злодейским убийством царевича Дмитрия прекратил существование рода законных царей московских и «восхити неправдою на Москве царский престол».

Впоследствии «Повесть 1606 года» была переработана в «Иное сказание». Защищая позиции боярства, автор изображает его в роли спасителя Русского государства от супостатов.

«Повесть 1606 года» и «Иное сказание» написаны в традиционной книжной манере. Они построены на контрасте благочестивого поборникa православной веры Василия Шуйского и «лукавого, пронырливого» Годунова, «злохитрого еретика» Григория Отрепьева. Их поступки объясняются с традиционных провиденциалистских позиций.

Этой группе произведений противостоят повести, отражающие интересы дворянства и посадских торгово-ремесленных слоев населения. Здесь следует упомянуть прежде всего о тех публицистических посланиях, которыми обменивались русские города, сплачивая силы для борьбы с врагом.

Такова «Новая повесть о преславном, Российском царстве» — публицистическое агитационное воззвание. Написанная в конце 1610 — начале 1611 г., в самый напряженный момент борьбы, когда Москва была захвачена польскими войсками, а Новгород — шведскими феодалами. «Новая повесть», обращаясь ко «всяких чинов людям», звала их к активным действиям против захватчиков. Она резко обличала предательскую политику боярской власти, которая, вместо того чтобы быть «земледержцем» родной земли, превратилась в домашнего врага, а сами бояре в «землесъедцев», «кривителей». Разоблачались в повести планы польских магнатов и их главаря Сигизмунда III, который лживыми обещаниями стремился усыпить бдительность русских. Прославлялся мужественный подвиг смолян, самоотверженно оборонявших свой город, не давая врагу овладеть этой важной ключевой позицией. «Чаем, яко и малым детям слышавше дивитися той их граждан храбрости и крепости и великодушию и непреклонному уму», — отмечает автор. Идеалом патриота «Новая повесть» изображает патриарха Гермогена, наделяя его чертами верного христианина, мученика и борца за веру против богоотступников. На примере поведения «крепких» смолян и Гермогена «Новая повесть» выдвигала на первый план стойкость как необходимое качество поведения истинного патриота.

Характерной особенностью повести является ее демократизм, новая трактовка образа народа — этого «великого... безводного моря». К народу обращены призывы и послания Гермогена, народа страшатся враги и предатели, к народу апеллирует автор повести. Однако народ в повести еще не выступает в роли действенной силы.

В отличие от других произведений того времени, в «Новой повести» отсутствуют исторические экскурсы; она наполнена злободневным материалом, призывает москвичей к вооруженной борьбе с захватчиками. Это и определяет особенности стиля «Новой повести», в котором деловая энергичная речь сочетается с взволнованным патетическим призывом. «Лирическую стихию» повести составляют авторское патриотические настроения, стремление поднять москвичей на вооруженную борьбу с врагом.

Автор не раз прибегает к ритмизованной речи и «речевому стиху», восходящему к народному ритмическому сказу и раешному стиху. Например: «А сами наши земледержъцы, яко же и преже рех, — землесъедцы, те и давно от него (Гермогена.— В. К.) отстали, и ум свой на последнее безумие отдали, и к ним же ко врагом пристали, и ко иным, к подножию своему припали и государьское свое прирожение пременили в худое рабское служение, и покорилися и поклоняются неведомо кому, — сами ведаете».

Общий патетический тон изложения сочетается в «Новой повести» с многочисленными психологическими характеристиками. Впервые в литературе появляется стремление обнаружить и показать противоречия между помыслами и поступками человека. В этом возрастающем внимании к раскрытию помыслов человека, определяющих его поведение, и заключается литературное значение «Новой повести». Тематически близок к «Новой повести» «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства», созданный, очевидно, после взятия поляками Смоленска и сожжения Москвы в 1612 г. В риторической форме оплакивается падение «пирга (столпа) благочестия», разорение «богонасажденного винограда». Сожжение Москвы осмысляется как падение «многонародного государства». Автор стремится выяснить причины, которые привели к «падению превысокой России», используя форму назидательной краткой «беседы». В абстрактно обобщенной форме он говорит об ответственности правителей за то, что случилось «над превысочайшею Россиею». Однако это произведение не зовет к борьбе, а лишь скорбит, убеждает искать утешения в молитве и уповании на помощь Божию.

Непосредственным откликом на события явилась «Повесть о преставлении князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского». Своими победами над Лжедмитрием II Скопин-Шуйский стяжал славу талантливого полководца. Его внезапная смерть в двадцатилетнем возрасте (апрель 1610 г.) породила различные толки о том, что якобы из зависти он был отравлен боярами. Эти толки отразились в народных песнях и сказаниях, литературной обработкой которых и является повесть.

Она начинается риторическим книжным вступлением, в котором делаются генеалогические выкладки, возводящие род Скопина-Шуйского к Александру Невскому и Августу-кесарю.

Центральный эпизод повести — описание пира-крестин у князя Воротынского. Включая ряд бытовых подробностей, автор обстоятельно рассказывает о том, как герой был отравлен женой своего дяди Дмитрия Шуйского, дочерью Малюты Скуратова. Сохраняя речевой и ритмический строй народной эпической песни, повесть так передает этот эпизод:

И как будет после честного стола пир на весело,

И... злодеянница та княгиня Марья, кума подкрестная,

Подносила чару пития куму подкрестному

И била челом, здоровала с крестником Алексеем Ивановичем.

И в той чаре в питии уготовано лютое питие смертное.

И князь Михаила Васильевичъ выпивает ту чару до суха,

А не ведает, что злое питие лютое смертное.

В приведенном отрывке нетрудно обнаружить характерные элементы былинной поэтики. Они отчетливо выступают и в диалоге матери с сыном, вернувшимся преждевременно с пира. Этот диалог напоминает беседы Василия Буслаева с Мамелфой Тимофеевной, Добрыни с матерью.

Вторая часть повести, посвященная описанию смерти героя и всенародного горя по поводу его кончины, выполнена в традиционной книжной манере. Здесь использованы те же приемы, что и в «Житии Александра Невского» и «Слове о житии Дмитрия Ивановича». Автор повести передает отношение к смерти Скопина различных групп общества. Свою скорбь, а также и свою оценку деятельности Скопина-Шуйского выражают москвичи, немецкий воевода Яков Делагарди, царь Василий Шуйский, мать, жена. Плачи матери и жены почти целиком восходят к традиции устной народной причети.

Повесть носит антибоярскую направленность: Скопин-Шуйский отравлен «по совету злых изменников» — бояр, только они не скорбят по полководцу.

Повесть прославляет Скопина-Шуйского как национального героя, защитника родины от врагов-супостатов.

В 1620 г. к «Повести о преставлении...» была присоединена «Повесть о рождении воеводы М. В. Скопина-Шуйского», написанная в традиционной агиографической манере.

По-своему осмысляются исторические события тех лет в народном сознании, о чем свидетельствуют записи исторических песен, сделанные в 1619 г. для англичанина Ричарда Джемса. Это песни «О собаке-воре Гришке-расстрижке», «О Маринке — злой еретице», о Ксении Годуновой. В песнях обличаются интервенты и их пособники «бояре кособрюхие», возвеличиваются народные герои — богатырь Илья, Скопин-Шуйский, стоящие на страже интересов родной земли.

«Сказание» Авраамия Палицына. Выдающимся историческим произ­ведением, ярко отразившим события эпохи, является «Сказание» келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына, написанное в 1609—1620 гг.

Умный, хитрый и довольно беспринципный делец Авраамий Палицын находился в близких отношениях с Василием Шуйским, тайно сносился с Сигизмундом III, добиваясь у польского короля льгот для монастыря. Создавая «Сказание», он стремился реабилитировать себя и старался подчеркнуть свои заслуги в борьбе с иноземными захват­чиками и избрании на престол царя Михаила Федоровича Романова.

«Сказание» состоит из ряда самостоятельных произведений:

I. Небольшой исторический очерк, обозревающий события от смерти Грозного до воцарения Шуйского. Причины «смуты» Палицын видит в незаконном похищении царского престола Годуновым и в его политике (гл. 1—6).

II. Подробное описание 16-месячной осады Троице-Сергиева мо­настыря войсками Сапеги и Лисовского. Эта центральная часть «Ска­зания» создана Авраамием путем обработки записок участников обороны монастырской крепости (гл. 7—52).

III. Повествование о последних месяцах правления Шуйского, разорении Москвы поляками, ее освобождении, избрании на престол Михаила Романова и заключении перемирия с Польшей (гл. 53—76).

Таким образом, в «Сказании» дается изложение исторических событий с 1584 по 1618 г. Они освещаются с традиционных провиденциалистских позиций: причины бед, «еже содеяся во всей Росии — праведное гневобыстрое наказание от бога за вся та сотвореннаа от нас злаа»: победы, одержанные русским народом над иноземными захват­чиками, — результат благодеяния и милосердия Богоматери и заступ­ничества святых Сергия и Никона. Религиозно-дидактические рассуждения даны в традиционной риторической форме поучений, подкрепляемых ссылками на текст «писания», а также обильными религиозно-фантастическими картинами всевозможных «чудес», «яв­лений», «видений», которые, по мнению автора, являются бесспорным доказательством особого покровительства небесных сил Троице-Сергиеву монастырю и Русской земле.

Ценность «Сказания» составляет его фактический материал, свя­занный с изображением героических ратных подвигов крестьян мона­стырских сел, монастырских слуг, когда «и нератницы охрабришася, и невежды, и никогда же обычай ратных видевшей и ти убо исполинскою крепостию препоясашася». Авраамий сообщает имена и подвиги многих народных героев. Таков, например, крестьянин села Молоково — Суета, «велик возрастом и силен вельми, подсмеиваем же всегда неумений ради в боех». Он останавливает обратившихся в бегство воинов, бес­страшно с бердышем в руке сечет «на обе страны врагов» и удерживает полк Лисовского, говоря: «Се умру днесь или славу получю от всех». «Скоро же скакаше, яко рысь, Суета многых тогда вооруженных и во броняхуязви». Слуга Пиман Тенеев «устрели» «из лука в лице» «свирепого» Александра Лисовского, который «свалися с коня своего». Слуга Михайло Павлов поймал и убил воеводу Юрия Горского.

Авраамий неоднократно подчеркивает, что монастырь был спасен от супостатов «молодшими людьми», а «умножение во граде» (монасты­ре.— В. К.) «беззакония и неправды» связано с людьми «воинственного чина». Резко осуждается в «Сказании» злопредательство монастырско­го казначея Иосифа Девочкина и покровителя его «лукавству» воеводы Алексея Голохвастова, а также измена «сынов боярских».

Авраамий отнюдь не питает симпатий к «рабам» и холопам, которые «убо господие хотяще быти, и неволнии к свободе прескачюще». Он резко осуждает восставших крестьян и «начальствующих злодеем» холопов Петрушку и Ивана Болотникова. Однако, ревностный защитник не­зыблемости основ феодального строя, Авраамий вынужден признать решающую роль народа в борьбе с интервентами: «Вся же Росия царъствующему граду способствующе, понеже обща беда всем прииде».

Одной из особенностей «Сказания» является изображение быта осажденного монастыря: страшная теснота, когда люди расхищают «всякая древесна и камение на создание кущь», «и жены чада рождаху пред всеми человеки»; из-за тесноты, нехватки топлива, ради «измытиа порт» люди вынуждены периодически выходить из крепости; описание вспыхнувшей эпидемии цинги и др. «Не подобает убо на истину лгати, но с великим опасением подобает истину соблюдати», — пишет Авраа­мий. И это соблюдение истины составляет характерную особенность центральной части «Сказания». И хотя в понятие истины у Авраамия входит и описание религиозно-фантастических картин, они не могут заслонить главного — народного героизма.

Излагая «вся по ряду», Авраамий старается «документировать» свой материал: точно указывает даты событий, имена их участников, вводит «грамоты» и «отписки», т. е. чисто деловые документы.

В целом же «Сказание» — эпическое произведение, но в нем использованы драматические и лирические элементы. В ряде случаев Авраамий прибегает к манере ритмического сказа, включая в повест­вование рифмованную речь. Например:

И мнозем руце от брани престаху;

всегда о дровех бои злы бываху.

Исходяще бо за обитель дров ради добытиа,

и во град возвращахуся не бес кровопролитиа.

И купивше кровию сметие и хворастие,

и тем строяще повседневное ястие;

к мученическим подвигом зелне себе возбуждающе,

и друг друга сим спосуждающе.

Большое внимание в «Сказании» уделяется изображению поступ­ков и помыслов как защитников монастырской крепости, так и врагов и изменников.

Опираясь на традиции «Казанского летописца», «Повести о взятии Царьграда», Авраамий Палицын создает оригинальное историческое произведение, в котором сделан значительный шаг по пути признания народа активным участником исторических событий. «Летописная книга», приписываемая Катыреву-Ростовскому. Событиям первой Крестьянской войны и борьбе русского народа с польско-швед­ской интервенцией посвящена «Летописная книга», приписываемая большинством исследователей Катыреву-Ростовскому. Она была со­здана в 1626 г. и отразила официально-правительственную точку зрения на недавнее прошлое. Цель «Летописной книги» — укрепить авторитет новой правящей династии Романовых. «Летописная книга» представ­ляет собой связное прагматическое повествование от последних лет царствования Грозного до избрания на престол Михаила Романова. Автор стремится дать эпически спокойное «объективное» повествова­ние. «Летописная книга» лишена той публицистической остроты, которая была свойственна произведениям, появившимся в разгар событий. В ней почти отсутствует и религиозная дидактика; повество­вание носит чисто светский характер. В отличие от «Сказания» Авраамия Палицына, «Летописная книга» на первый план выдвигает личности правителей, «начальников воинства», патриарха Гермогена и стремится дать им более глубокие психологические характеристики, отметить не только положительные, но и отрицательные черты харак­теров ряда исторических деятелей. Автор опирался на Хронограф редакции 1617 г., где в повествовании о событиях конца XVI — начала XVII в. внимание было обращено на внутренние противоречия чело­веческого характера, ибо «никто от земнородных» не может остаться «беспорочен в житии своем», потому что «ум человечь погрешителен есть и доброго нрава злыми совратен».

В «Летописной книге» помещен специальный раздел «Написание вкратце о царех московских, образех их о возрасте и о нравех», где даются словесные портреты исторических деятелей, характеристика их проти­воречивых нравственных качеств.

Интересен словесный портрет Ивана IV, который совпадает с его известным изображением — парсуной, хранящейся в Копенгагенском национальном музее: «Царь Иван образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп; возрастом велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широкы, мышцы толсты».

За словесным портретом следует описание противоречий характера Грозного и связанных с ними его поступков: «...муж чюднаго разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело, ко ополчению дерзостен и за свое отечество стоятелен. На рабы своя, от бога данныя ему, жестосерд велми и на пролитие крови и на убиение дерзостен и неумолим; множество народу от мала и до велика при царстве своем погуби, и многия грады своя поплени, и многия святителския чины заточи и смертию немилостивою погуби, и иная многая содея над рабы своими, жен и девиц блудом оскверни. Той же царь Иван многая благая сотвори, воинство велми любяше и требующая ими от сокровища своего неоскудно подаваше».

«Летописная книга» отходит от традиции одностороннего изобра­жения человека. Она отмечает даже положительные стороны характера «Ростриги» — Лжедмитрия I: он остроумен, «в научении книжном до­волен», смел и храбр и только «препростое обличив», отсутствие «царсково достояния», «помраченность» тела свидетельствует о его самозванстве.

Характерной особенностью «Летописной книги» является стрем­ление ее автора ввести в историческое повествование пейзажные зарисовки, которые служат контрастирующим либо гармонирующим фоном происходящим событиям. Эмоционально окрашенный пейзаж, посвященный прославлению «красновидной годины» пробуждающейся жизни, резко контрастирует с жестокой бранью войск «хищного волка» Лжедмитрия и воинства московского. Если сравним этот пейзаж со «Словом на антипасху» Кирилла Туровского, то сразу увидим те существенные изменения в методе изображения действительности, которые произошли в литературе первой четверти XVII столетия. На первый взгляд, С. Шаховский пользуется теми же образами, что и Кирилл: «зима», «солнце», «весна», «ветер», «ратай», но отношение к этим образам у писателей различное. Для Кирилла — это лишь сим­волы греха, Христа, веры христианской, «ратая слова». Автор «Лето­писной книги» не дает символического толкования этим образам, а использует их в прямом, «земном» значении. Для него они являются только средством художественной оценки происходящих событий.

Эта оценка дается также и в непосредственных авторских лириче­ских отступлениях, которые лишены христианского дидактизма, в них нет ссылок на авторитет «писания». Все это придает стилю «Летопис­ной книги» «оригинальный, красивый эпический склад», способству­ющий ее популярности. Более того, желая красиво завершить повествование, автор в конце произведения помещает «вирши» (30 рифмованных строк):

Начало виршем,

Мятежным вещем,

Их же разумно прочитаем

И слагателя книги сей потом уразумеваем...

Этими досиллабическими виршами автор стремится заявить о своей писательской индивидуальности: он «сам сие существенно видел», а иные «вещи» «от изящных бесприкладно слышал», «елико чего изыскал, толика сего и написал». О себе же он сообщает, что принадлежит к ростовскому роду и является сыном «предиреченнаго князя Михаила».

Произведения периода борьбы русского народа с польско-швед­ской интервенцией и Крестьянской войны под руководством Болот­никова, продолжая развивать традиции исторической повествовательной литературы XVI в., отразили рост национального самосознания. Это проявилось в изменении взгляда на исторический процесс: ход истории определяется не божьим изволением, а деятельностью людей. Повести начала XVII в. уже не могут не говорить о народе, об его участии в борьбе за национальную независимость своей родины, об ответствен­ности «всей земли» за свершившееся.

Это в свою очередь определило повышенный интерес к человече­ской личности. Впервые появляется стремление изобразить внутрен­ние противоречия характера и вскрыть те причины, которыми эти противоречия порождены. Прямолинейные характеристики человека литературы XVI в. начинают заменяться более глубоким изображением противоречивых свойств человеческой души. При этом, как указывает Д. С. Лихачев, характеры исторических лиц в произведениях начала XVII в. показаны на фоне народных толков о них. Деятельность человека дается в исторической перспективе и впервые начинает оцениваться в его «социальной функции».

События 1604—1613 гг. вызвали ряд существенных изменений в общественном сознании. Изменилось отношение к царю как к божьему избраннику, получившему свою власть от прародителей, от Августа-кесаря. Практика жизни убеждала, что царь избирается «земством» и несет моральную ответственность перед своей страной, перед поддан­ными за их судьбы. Поэтому поступки царя, его поведение подсудны не Божескому, а человеческому суду, суду общества.

Событиями 1604—1613 г. был нанесен сокрушительный удар ре­лигиозной идеологии, безраздельному господству церкви во всех сфе­рах жизни: не Бог, а человек творит свою судьбу, не Божья воля, а деятельность людей определяет исторические судьбы страны.

Усилилась роль торгово-ремесленного посадского населения в общественной, политической и культурной жизни. Этому способствовало и образование в середине XVII в. «единого всероссийского рынка», в результате чего политическое объединение было закреплено эконо­мическим объединением всех русских земель. Появляется новый де­мо-кратический писатель и читатель.

Усиление роли посада в культурной жизни влечет за собой демок­ратизацию литературы, ее постепенное освобождение от провиденциализма, символизма и этикетности — ведущих принципов художе­ственного метода русской средневековой литературы. Цельность этого метода уже начинает разрушаться в литературе XVI в., а в XVII в. условно-символическое отображение действительности вытесняется «живством». Начало этого процесса связано с широким проникнове­нием в книжный риторический стиль Деловой канцелярской письмен­ности, с одной стороны, и устного народного творчества — с другой.

Все это свидетельствует об усилении процесса «обмирщения» культуры и литературы, т. е. ее постепенном освобождении от опеки церкви, религиозной идеологии.