![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Введение. Уровень каждой науки, в том числе исторической, определяется не в последнюю, очередь состоянием ее методологии
Уровень каждой науки, в том числе исторической, определяется не в последнюю, очередь состоянием ее методологии. Студентам исторических факультетов, преподавателям и начинающим исследователям постоянно приходится сталкиваться с необходимостью теоретического осмысления наиболее употребимых приемов исследования. Несмотря на то что интерес к теоретическим вопросам в нашей стране довольно высок и велико разнообразие методологических подходов, в университетских курсах и отечественных специализированных исторических журналах проблемы теории и методологии, находящиеся на стыке истории, философии и социологии, поднимаются крайне редко. Поэтому данная монография, написанная доктором исторических наук профессором В.Ф.Коломийцевым, и посвященная более подробному рассмотрению этих проблем, будет необходима начинающим историкам и полезна тем, кто занимается историческими исследованиями давно.
© «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. ISBN 5-8243-0201-4 © В.Ф.Коломийцев, 2000. Вопросы о том, как писать историю, какова мера свободы размышляющего и рассказывающего о прошлом, как можно и нужно оценивать достоверность повествования о былых событиях, — эти вопросы издавна волновали и авторов исторических сочинений, и их читателей. Интерес к проблемам верификации исторического знания, к проблемам методологии особенно вырос с появлением «позитивистской школы» второй половины XIX в. С тех пор этот интерес не ослабевал, тем более, что обнаружилась несостоятельность «чистого описания», которого придерживались позитивисты. Во всяком случае, историки постоянно сталкиваются с необходимостью теоретического осмысления наиболее употребляемых приемов исследования. Даже простое описание отдельных событий и фактов, а тем более исторического процесса требует осознанного историком выбора темы, источников, оценки трудов и выводов предшественников. В романе А.Франса «Остров пингвинов» мы находим такое сатирическое изображение проблем исторической науки: «Писать историю — дело чрезвычайно трудное. Никогда не знаешь наверное, как все происходило, и чем больше документов, тем больше затруднений для историка. Когда сохранилось только одно-единствен-пск- свидельство о некоем факте, он устанавливается Ii.iмн без особых колебаний. Нерешительность возни-| hi лишь при наличии двух или более свидетельств 0 ка ком-либо событии, так как они всегда противореча одно другому и не поддаются согласованию. Конечно, предпочтение того или иного историчес- |...... свидетельства всем остальным покоится нередко HI прочной научной основе. Но она никогда не бывает но изображаем события либо пристрастно, либо слишком вольно... — Зачем же, голубчик, так утруждать себя составлением исторического труда, когда можно попросту списывать наиболее известные из имеющихся, как это принято? Ведь если вы выскажете новую точку зрения, какую-нибудь оригинальную мысль, если изобразите людей и обстоятельства в каком-нибудь неожиданном свете, вы приведете читателя в удивление. А читатель не любит удивляться. Пытаясь чему-нибудь научить читателя, вы лишь обидите и рассердите его. Не пробуйте его просвещать, он завопит, что вы оскорбляете его верования. Историки переписывают друг друга. Таким способом они избавляют себя от лишнего труда и от обвинений в самонадеянности. Следуйте их примеру, не будьте оригинальны. Оригинально мыслящий историк вызывает всеобщее недоверие, презрение и отвращение»1. Литературный шарж великого французского романиста не умаляет достоинств историков, а лишь повышает интерес к особенностям их профессионального мастерства. Ирония писателя А.Франса снимает с истории таинства алхимии. Однако проблемы этой науки не так очевидны, как кажется. Разнообразие ее методологических подходов удивляет. Вот, что говорит об этом болгарский философ Н.Ирибаджаков: «Отношение людей к истории было и является различным. Одни видят в ее лице мудрую «magistra vitae», которая раскрывает нам тайны прошлого, помогает нам понять настоящее и приподнимает перед нашим взором завесы будущего, на которое одни глядят с унынием и страхом, другие — с надеждой или оптимистической уверенностью, но перед которым все испытывают волнение. Вторые рассматривают ее как «самую строгую из всех муз», как бескомпромиссного в своей объективности судью социальных систем, народов, классов, партий и исторических личностей, который может забыть, но никогда не забывает поставить всякого на то место, которое он заслужил. Третьи видят в ее лице и то и другое. Четвертые считают 1 Франс А. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 3. М., 1984. С. 7 — 8. ее «девицей для всех» и даже «блудницей», которая отдается всякому, кто обладает экономической и политической властью»1. Многие исследователи отмечают двоякий смысл понятия «история»: во-первых, это свидетельство о том, что произошло, а во-вторых, это объяснение или интерпретация событий и фактов2. История не сводится к хронике, к перечню последовательных фактов — она призвана показывать развитие событий и происходящие изменения. Уровень каждой науки не в последнюю очередь, определяется состоянием ее методологии. В нашей стране, если судить по публикациям нескольких последних десятилетий, интерес к теоретическим вопросам истории довольно высок. В современном виде методология истории как часть общей методологии науки стала складываться не ранее первой половины XIX в.3 Вступление человечества в эпоху информационной революции на несколько порядков расширяет и ускоряет доступ исследователей к банку данных по всем общественным наукам. Исторические знания образуют наиболее крупный пласт научных знаний современной цивилизации.
1 Ирибаджаков Н. Клио перед судом буржуазной философии (К критике современной идеалистической философии истории). М., 1972. С. 9. 2 Kohn Н. Reflections on Modern History (The Historian and Human Responsi bility). Toronto-New York-London, l%3. P. V. 3 Топольски E. Методология истории и исторический материализм // «Вопросы истории», 1990, N° 5. С. 3.
Часть I.
Развитие исторического метода
1. Генезис методологических проблем истории История — одна из самых древних наук в мире. Ее развитие позволяет говорить не только об умножении исторических знаний, но и об изменении их качества. Греко-римская цивилизация была чем-то большим, чем суммой известного числа литераторов, историков, философов, скульпторов, ораторов и юристов. Она оказала исключительное влияние на всю мировую культуру. Кроме нее были и другие цивилизации: китайцы изобрели порох и фарфор, арабы — алгебру, основали естественные науки1. Но величие греческой цивилизации проявилось в широком обращении к философии, истории, литературе, науке и искусству. Древние греки считали важным признаком человека его способность философствовать: «Ты существуешь лишь тогда, когда ты мыслишь» (Cogito ergo sum!)2. Греки первыми перешли от мифологического восприятия окружающего мира к рационально-логическому примерно с V в. до н.э.~Труды Геродота (480 — 425 гг. до н.э.), которого Гегель назвал «родоначальником истории»3 — «История в девяти книгах» и Фукидида (471—401 гг. до н.э.) — «История Пелопонесской войны» были уже мастерскими произведениями. У древних греков складываются первые представления о методологии истории. Мифология постепенно вытесняется из исторических повествований. Современные исследователи отмечают, что уже с Геродота история рассматривалась как рациональная конструк- 1 Сен-Симон. Избр. соч. Т. 1. М.-Л., 1948. С. 196. 2 Миронов В.Б. Пир мудрецов. М., 1994. С. 28. 3 Гегель. Соч. Т. VIII. М.-Л., 1935. С. 5. ция прошлого1. «Сочинение, — писал Полибий (201 — 120 гг. до н.э.), — не должно именоваться историей, если только в нем нарушены требования правды... В историческом сочинении правда должна господствовать надо всем»2. Наиболее достоверной считалась история, написанная участниками или по крайней мере очевидцами событий. Но что должно быть предметом исторического исследования? Каковы его методы? Для Геродота история была больше исследованием мировой культуры, для Фукидида — деятельность политиков3. Полибий, автор «Истории» в 40 книгах, из которых лишь немногие дошли до нас, считал историю наставницей жизни и видел главную задачу ее творца не в описании, а в объяснении событий. Так, смену государственных форм правления он объяснял падением нравов представителей власти4. Всемирную славу приобрели многотомные работы римского историка Корнелия Тацита (ок. 58 — после 117 гг.) — «История» и «Аннаны», лишь частично дошедшие до наших дней. Самой сильной стороной его произведений было психологическое видение и блестящая критическая характеристика римских императоров. Образы императоров в его сочинениях как бы раздваиваются: они выступают, с одной стороны, как прогрессивные деятели, утверждающие величие империи, а с другой — как кровавые тираны, которые, опираясь на жестокую военную силу, на доносчиков и продажных чиновников, губят лучших людей государства. Самую ценную черту Тацита как историка, таким образом, образует диалектическое понимание исторического процесса5. Тациту принадлежит знаменитое изречение sine ira et studio («без гнева и пристрастия»), призывающее исследователей исторического процесса руководствоваться только интересами установления истины. 1 Chaunu P. Histoire quantitative, histoire serielle. Paris, 1978. P. 5. 2 Высказывания об истории и историках // «Вопросы истории». 1970. N° 9. С. 214. . 3 Кэндзюро Я. Философия истории. М., 1969. С. 22. 4 БСЭ. 3-е изд. Т. 20. М., 1975. С. 559. 5 Funk and Wagnalis. New Encyclopedia. Vol. 22. New York, 1979. P. 406.
Эта формула в дальнейшем найдет развитие в высказывании Спинозы — «Не смеяться, не плакать и не ненавидеть, но понимать», которое стало девизом всей науки. С распространением христианства в раннем Средневековье значительно сузились горизонты научного исторического видения. Произошла деградация исторической науки, снизился тот уровень, который был характерен для исторического мышления древних греков и римлян. Под давлением церкви история начинает рассматриваться как явление вторичное, производное1. Средние века подарили человечеству не только теологию и схоластику, но и летописи — первый опыт хронологического фиксирования исторических событий. Одна из версий происхождения монастырских летописей указывает, что с IV в. стали составляться пасхальные таблицы, т.е. астрономический расчет — какого числа в том или ином году будет Пасха. Такие расчеты составлялись на много лет вперед, а затем на оставшемся пустом месте записывались события данного года2. Средневековые летописцы не затруднялись переиначивать те или иные события так, чтобы они соответствовали определенным целям. Поскольку изучение истории велось лишь при дворах монархов и в монастырях, то в одних случаях ставилась задача прославления венценосцев, а в других — обоснование притязаний духовенства на власть, иногда верховную. Часты были случаи подделки документов и исторических источников, особенно дарственных сеньориальных грамот и генеалогических таблиц3. В сочинениях историков раннего Средневековья — Евсения (IV в.) и Орозия (V в.) — была предпринята попытка сформулировать философию истории, но в богословном духе4. 1 Скворцов Л.В. Время и необходимость в истории. М., 1974. С. 7-8. 2 Влахопулов Б. А. Методика истории. Киев, 1913. С. 9. 3 Саар Г.П. Источники и методы исторического исследования. Баку, 1930. С. 57 — 58. 4 Историческая наука (Вопросы методологии). М., 1986. С. 12. Развитие исторической науки было неотделимо от становления теории познания — ключевого элемента философии. В Средневековье господствовало теолого-идеалистическое понимание образования мира и общества, для которого примечательны мистическое, символическое и аллегорическое истолкования исторических процессов, что было отступлением назад по сравнению с греко-римской цивилизацией. Церковь, монополизировав знание (библиотеки, переписчики книг и школы были в подавляющем большинстве монастырскими), догматически объясняла весь ход истории «божественным провидением». Рука об руку с теологами шли метафизики-схоласты, которые рассматривали все вещи и явления в мире как изолированные, находящиеся в состоянии покоя, никогда не меняющиеся. Изменения если и признавались ими, то лишь как количественное увеличение или уменьшение и как механическое перемещение под влиянием внешних сил. Большая часть схоластов была занята истолкованием священного писания. Центральной темой было отношение разума к религии. В средние века истиной полагали совсем не то, что считаем мы. Для нас истина — это то, что было или есть на самом деле, а для теологов и схоластов Средневековья — это то, что должно быть. Истиной объявлялось прежде всего священное писание. Схоласты пытались доказать, что Бог — это «высшая справедливость», а христианское вероучение стоит «выше разума». Несмотря на то, что в летописях уже была традиция фиксирования хронологии, еще в XVI и XVII вв. датам не придавали особого значения. Известный литературный персонаж Санчо Панса не знал возраста своей дочери, которую между тем горячо любил: «Ей, — говорил он, — может быть, пятнадцать лет, или же на два года больше или меньше. Во всяком случае, она стройна, как копье, и свежа, как апрельское утро». На картинах и ценной мебели даты изготовления отсутствуют или подаются в укромных местах1. 1 Философия и методология истории (Сборник статей). М., 1977. С. 220.
8 В эпоху Возрождения вместе с преодолением теологической оболочки истории появляется первая, хотя и эпизодическая критика источников. Если до XVI в. история обозначала разновидность литературы и философии, то отныне она приобретает статус самостоятельной научной дисциплины1. Классик политической мысли эпохи Возрождения Никколо Макиавелли (1469 — 1527) в своих исторических работах «История Флоренции» и «Рассуждения на первую декаду Тита Ливия» видел классовое деление общества и подробно анализировал социальные столкновения. Несомненный вклад эпохи Возрождения в развитие исторической науки академик И.Д.Ковальченко усматривал в следующем: «Превращение исторических знаний в науку было связано с переходом в объяснении явлений общественной жизни с провиденциа-листских позиций на рационалистические. Суть этого перехода в том, что характер и ход общественного развития стали объяснять не воздействием потусторонних, божественных сил, а деятельностью самих людей, умственными и психологическими чертами тех из них, которые имели возможность оказывать наибольшее влияние на общественную жизнь. Понятно, что таковыми оказывались царствующие особы и выдвигаемые ими крупнейшие государственные деятели и сановники»2. Возрождение осталось, однако, поверхностной культурой еще не окрепшей буржуазии. Вне поля зрения гуманистов оставалась история народных масс. Многим из них было присуще неверие в силу и разум масс, презрительное отношение к простолюдинам. В XVII в. в мире произошел новый заметный интеллектуальный прорыв. Некоторые историки даже называют этот период «веком гениев». Он был связан также с подлинным взлетом материалистической философской мысли. Если до этого люди искали истину, обращаясь к священному писанию и к сочинениям древних мыслителей, то теперь решающей проверкой истины научных знаний стало образвоание в ряде 1 Jonson A. The Historian and Historical Evidence. New York, 1930. P. 21. 2 Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987. С. 45. стран Европы национальных академий. В этот период развитию методологии истории заметный толчок дала философия рационализма Ф.Бэкона, Р.Декарта и Б.Спинозы, которые повели беспощадную борьбу против теологии и схоластики. Главный философский труд Бэкона (1561 — 1626) — «Новый Органон», названный так для сопоставления с аристотетелвским «Органоном», — содержал сокрушительную критику схоластических воззрений, ложных понятий и идей, которые мешали развитию научного знания. «Бэкон, — по словам А.И.Герцена, — указал на пустоту кумиров и идолов, которыми была битком набита наука его времени»1. В качестве основы научного знания Бэкон поставил опыт, данные практики. Впервые в науке он разработал индуктивный метод. Философ утверждал, что в процессе познания нужно исходить из причинной связи, из анализа отдельных элементов, явлений, что всякая достоверная истина должна опираться на возможно большее количество фактов. Сопоставляя их, человек получает возможность восходить от единичного, отдельного к общему, к выводам2. Исходный момент философии Р.Декарта (1596— 1650) образовывало радикальное сомнение, простиравшееся на все виды знания, исключая математику. Он считал, что во всех знаниях, доставляемых нам ощущением, мышлением и традицией, нет ни одного положения, в истинности которого нельзя было бы усомниться3. Хотя сам Декарт и не рассматривал историческое познание как науку, но его методологические установки, изложенные в главном произведении — «Рассуждения о методе», — ясность, самоочевидность, восхождение от простого к сложному, последовательное членение объектов исследования — стимулировали историческую науку4. Декарт требовал полноты фактической картины. Он упрекал современных ему историков в том, что они не были способны отбирать факты, что у них 1 Герцен А.И. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. М., 1985. С. 363. • 2 Краткий философский словарь. М., 1954. С. 65 — 66. 3 БСЭ. Т. 21. М., 1931. С. 70. 4 Ракитов А. И. Историческое познание (Системно-гносеологический подход). М., 1982 С. 149.
10 слишком много фантазии и мало критических подходов1. Величайшая заслуга этого мыслителя состояла в том, что благодаря силе своей критики и анализа он создал атмосферу, в которой оказался возможным дальнейший прогресс науки и философии. В целом рационализм XVII в. еще не был синонимом науки в полной мере. Рационалистическая философия означала стремление судить обо всем с точки зрения отвлеченных требований рассудка. Голландский философ Б.Спиноза считал, что знания, полученные из опыта, являются недостаточными, случайными, «смутными», тогда как разум дает необходимое и достоверное знание2. Однако отрыв логического от чувственного неизбежно вел к идеализму, ибо понятия в таком случае превращались в голые абстракции или почти математические формулы с той только разницей, что проверить их было нельзя. Историческая наука в XVII в. все еще продолжала заниматься преимущественно изучением государственности, деятельности монархов и полководцев, описанием войн и дипломатии. Но культура исследования поднялась выше, о чем свидетельствовало высказывание М.Сервантеса де Са-аведры (1547 — 1616), автора всемирно известного «Дон-Кихота»: «Историки должны и обязаны быть точными, правдивыми и до такой степени беспристрастными, чтобы ни корысть, ни страх, ни вражда, ни дружба не властны были свести их с пути истины, истина же есть родная дочь истории — соперницы времени, сокровищницы деяний, свидетельницы минувшего, поучительного примера для настоящего, предостережения для будущего»* Ученому, историографу XVII в. Фосиусу принадлежит заслуга введения термина «историка» (по аналогии с «поэтикой») как методологии или «искусства писать историю», элементы которого находят у Дионисия Галикарнасского и Лукиана4. Этот термин, 1 Topolski J.Methodology of History. Warsawa, 1976. P. 83. 2 Краткий философский словарь. M., 1954. С. 507. 3 Высказывания об истории // «Вопросы истории». 1970. N> 9. С. 214. 4 Шпет Г. История как проблема логики (Критические и методологические исследования). Часть 1. Материалы. М., 1916. С. 34. употреблявшийся рядом ученых, в том числе русской профессурой в конце XIX — начале XX в., однако, не устоялся в научной литературе. Названный эпохой Просвещения XVIII в. дал особенно много для развития всех отраслей науки, включая историю. Вера в человеческий разум стала знамением времени. Носителем новых идей выступала революционная буржуазия, рассматривавшая себя истинным представителем нации. В этот период поднимаются новые пласты неизвестного до тех пор исторического материала, возникает интерес к изучению мало освещенных периодов и новых для европейцев географических регионов, в частности Востока. Идет кропотливая работа над собиранием источников и их систематизацией, тщательно проверяется хронология, научно оцениваются памятники прошлого, расшифровываются древние надписи, углубляется критика литературных источников, делается известный поворот к изучению народного быта. История стала для просветителей оружием борьбы с феодально-богословским мировоззрением — ее рассматривали как «школу морали и политики». Для взглядов просветителей на историю особенно примечательным было изгнание теологии из объяснения исторического процесса, резко отрицательное отношение к средним векам, преклонение перед античностью, вера в прогресс, признание закономерного характера развития, подчиненного определенным «естественным законам». Однако просветители, конструируя свои схемы истории, опирались преимущественно на литературные источники. С достаточным основанием немецкий философ Макс Шелер писал: «...Вся история есть в сущности произведения элит и подражаний им»1. Эпоха Просвещения подготовила новое понимание всемирно-исторического процесса. То, что историческая наука изучает общество, — в этом никакого сомнения не было. Однако оставался открытым вопрос, о том, какие аспекты деятельности человека изучать и какими профессиональными приемами. Попытку установить объективные закономерности общественного развития на основе сравнительного Шелер К. Избранные произведения. М., 1994. С. 3.
изучения религии, быта, нравов, социально-политического строя сделал итальянский мыслитель Джам-баттиста Вико (1668 — 1744), автор книги «Основания новой науки об общей природе наций». По его представлению, все народы, независимо от расы и географической среды, проходят одни и те же ступени развития. Исключая стадию первобытного состояния, которая не имела истории, фазы развития таковы: «век богов» (образование государства, религии, письменности, зачатков права) «век героев» (господство аристократии, социальные столкновения феодалов и плебеев), «человеческий век» (эпоха «гуманной» монархии и республик, расцвет городов, господство разума). Каждая фаза проходит через восхождение, упадок и возвращение к варварству, как показала история древнего Рима. Однако в отличие от античных теорий цикличности круговорот истории у Вико предусматривал развитие каждого нового цикла с более высокого уровня, чем предыдущий1. Французское Просвещение, идейно подготовившее революцию 1789 г., было философией исторического оптимизма, веры в безграничные возможности науки и социального прогресса. Успехи исторической науки в этот период К.Маркс и Ф.Энгельс прямо связывали с промышленным переворотом, начавшимся в Англии. «Восемнадцатый век, — писал Энгельс, — собрал воедино результаты прошлой истории, которые до того выступали лишь разрозненно и в форме случайности, и показал их необходимость и внутреннее сцепление. Бесчисленные хаотичные данные познания были упорядочены; выделены и приведены в причинную связь: знание стало наукой, и науки приблизились к своему завершению, т.е. сомкнулись, с одной стороны, с философией, а с другой, — с практикой»2. Во Франции энциклопедисты возглавили борьбу за превращение истории в самостоятельную дисциплину университетского образования. В методологии истории появились новые идеи. Вольтер заложил основы изучения истории культуры. В своих исторических произведениях — «Век Людовика XIV» и «Опыт о 1 СИЭ. Т. 3. М., 1963. С. 466. 2 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 599. нравах и духе народов» — он отступил от общепринятого в его время исключительно хронологического изложения и расположил исторический материал в систематизированном порядке, выделив в особые отделы внешнюю политику, финансы, религию, искусство и т.п. Он последовательно проводил идею о том, что в основе истории не лежит божественный промысел. Вольтер не имел, правда, достаточно ясных представлений о факторах исторического процесса, ограничиваясь ссылками на дух времени или дух народа (genie). Человеческие планы играли у него, как и у других просветителей XVIII в., преувеличенную роль, хотя наряду с ними Вольтер говорил и о магическом случае1. Отрицая четкую определенность исторического факта, Вольтер видел единственный путь совершенствования истории как науки в изменении ее предмета. Последний он усматривал в культуре, а именно в достижениях человеческого ума и морали. Поэтому, когда Вольтер получил заказ от маркиза де Шатле-Лоррена написать краткую всемирную историю, он выпустил произведение под названием «Опыт о нравах и духе народов»2. В нем он делал упор преимущественно на историю культуры, а не политическую историю (в особенности историю династий, войн и дипломатии)3. В другом своем крупном историческом произведении — «Век Людовика XIV» — Вольтер опять-таки держал в центре своего внимания «дух времени» (esprit du temps). У Монтескье, Руссо и других просветителей возникло представление о влиянии географической и социальной среды на особенности политического режима и культуры тех или иных стран. Концептуальный подход к осмыслению истории у Монтескье сводился к выделению трех главных факторов: 1) форма правления (или политический режим), 2) «физические» 1 Хвостов В.М. Эволюция исторической науки и ее современное состояние. М., 1916. С. 20 — 21. 2 Pflug G. The Development of Historical Method in the 18th Century // «History and Theory*. Beiheft XI. 1971. P. 8-9. 3 Sakman P. Problems of Historical Method and of Philosophy of History // «History and Theory». Beiheft XI. 1971. P. 40.
факторы (климат, географическая среда), 3) социальные факторы (торговля, денежная система, численность населения, религия)1. Целую россыпь глубоких мыслей о методологии истории мы находим у Ж.-Ж.Руссо. «...Факты, описываемые в истории, — отмечал он, — далеко не представляют точной картины тех же фактов, как они происходили в действительности: они меняют форму в голове историка, приспосабливаются к его интересам, принимают оттенок его предрассудков»2. И еще: «Худшие историки... те, которые судят. Фактов! Фактов!.. История вообще страдает изъяном в том отношении, что регистрирует только осязаемые и заметные факты, которые можно фиксировать с помощью имен, мест, дат; но медленные и прогрессивные (нарастающие. — В.К.) причины этих фактов, которые не отмечают таким же способом, остаются неизвестными»3. Немецкий просветитель И.Т.Гердер (1744 — 1803) в своих трудах «Еще одна философия истории» и «Идеи к философии истории» развивал мысль о закономерном и поступательном характере исторического развития. Для него прогресс человечества — естественнонаучный процесс, результат взаимодействия природных сил и культурной, духовной деятельности людей, но с преобладанием сил природы4. Немецкая классическая философия дала мощный толчок теории познания, но осталась на позициях идеализма в объяснении истории. Ее главной заслугой была систематическая разработка диалектического метода и признание активности человеческого познания. И.Кант считал, что история относится к миру этики, и в этом качестве она не может претендовать на объективность. Шеллинг объявлял главным средством исторического познания интуицию, и только Гегель указывал, что история есть процесс. Ф.Энгельс 1 Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993. С. 36. 2 Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или о воспинаии. Кн. 3 — 4. СПб., 1912. С. 228. 3 Там же. С. 229-230. 4 Григорьян Б.Т. Философия и философия истории // Философия и ценностные формы сознания. М., 1978. С. 38. усматривал великую заслугу Гегеля в том, что «он впервые представил весь природный, исторический и духовный мир в виде процесса, то есть в беспрерывном движении, изменении, преобразовании, и сделал попытку раскрыть внутреннюю связь этого движения и развития»1. Гегелю принадлежит деление историографии на три категории — «первоначальная история» (написанная историками-очевидцами событий), «рефлективная история» (когда, по словам философа, «главной задачей является обработка исторического материала, к которому историк подходит со своим духом, отличающимся от духа содержания этого материала»2) и, наконец, «философия истории»3. Слабостью немецкой классической философии был ее уход в область чистого, абстрактного мышления. К.Маркс и Ф.Энгельс объясняли этот недостаток бессилием немецкой буржуазии в решении практических вопросов общественно-политической жизни. Так, Гегель видел в развитии только логическую, духовную причину, а не объективный процесс. При этом он находился то на позициях политического либерализма («всемирная история представляет собой ход развития принципа, содержание которого есть сознание свободы»4), то консерватизма. XIX в. был не только периодом триумфального шествия промышленной революции, но и эпохой взлета книжной культуры. Как считали видные теоретики методологии истории Коллингвуд и Актон, вплоть до конца XIX в. исторические исследования еще находились в стадии, подобной естественным наукам до Галилея. Таким образом, если XVII в. был «веком интеллектуальной революции», то XIX в. — «веком исторической революции»5. Небезынтересные наблюдения о методологии истории этого периода сделал выдающийся русский историк В.О.Ключевский. По его словам, «философски, а 1 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 206. 2 Гегель. Соч. Т. VIII. М.-Л., 1935. С. 6. 3 Там же. С. 3. 4 Там же. С. 54. 5 Clark S. Bacon's «Непгу VII»: a Case Study in the Science of Man // «History and Theory*. Vol. XIII. M«2. 1974. P. 97.
■ priori построенные схемы в истории стали терять прежнюю цену, как раньше потеряли ее разные исто-рико-дидактические построения судеб человечества... Историческая мысль стала внимательнее всматриваться в то, что можно назвать механизмом человеческого общежития... Для одних предметом (исследования. — В.К.).-, сделались преимущественно генезис и развитие политических форм и социальных отношений, политика и право, для других — рост национальных преданий, дух и быт народов»1. Уже французские либеральные историки периода реставрации Бурбонов — Ф.Гизо и О.Тьерри — начали писать о классах и классовой борьбе. Однако научному освещению истории мешал философский идеализм, сопровождавший подъем консервативных политических идей среди неисчезнувшей аристократии и части буржуазии. Сам предмет или объект исторической науки в XIX в. еще многие десятилетия был обужен. Итальянский философ А.Лабриола отмечал: «...Государство и право рассматривались и по сей день (это писалось в 1896 г. — В.К.) рассматриваются как главный или единственный субъект истории»2. Однако уже европейские революции 1848—1849 гг. наглядно показали историкам, какое значение имеют народные массы. Вместо туманного «народного духа» как некой абсолютной идеи, направляющей течение исторического процесса, выдвинулись реальные потребности масс3. Вплоть до середины XIX в. история рассматривалась преимущественно как одна из отраслей литературы4. Глубокую критику методологии истории того периода дал английский философ и социолог Г.Спенсер. Он справедливо осуждал современных ему историков как апологетов «случая» и «великих людей». Спенсер доказывал, что появление великих людей обусловлено характером культуры данного общества, уровнем его экономического и технического развития. «Только в последние годы, — писал он, — начали историки давать нам действительно ценные сведения. Как в прошлые времена король был всем, а народ ничем, так и в прежних историях деяния короля наполняют всю картину, для которой жизнь народа составляет только темный фон. Только теперь, когда благосостояние народа начало сильнее занимать умы, нежели благосостояние королей, начинают историки заниматься явлениями социального прогресса»1. Спенсер способствовал отделению предмета социологии от истории, указав, что если последнюю интересуют конкретные факты, то социологию — типичные явления и процессы, совершающиеся независимо от воли отдельных личностей, их индивидуальных свойств и субъективных намерений2. Пожелания Г. Спенсера не осуществились в полной мере в XIX в. Даже если история и не сводилась только к описаниям деяний монархов, полководцев и других «героев», она тем не менее была преимущественно историей политической. Профессор Оксфордского университета Э.Фриман в одной из своих лекций в 1884 г. прямо заявил, что «история есть наука о человеке, как существе политическом»3. Описательный характер исторических произведений приводил к ползучему эмпиризму. Лишь с появлением марксизма во всех общественных науках, включая историю, произошел переворот. По отзыву французского академика Ф.Броделя, «ясно как дважды два четыре, что Маркс является основоположником современной исторической науки»4. Историзмом, великолепным знанием истории проникнуто все марксово учение. Обращение к историческим экскурсам было одной из примечательных черт не только научного метода, но и писательской манеры Маркса. В своих историко-публицистических трудах и письмах он с присущим ему блеском и остроумием, вместе с тем и с гениальной проницатель-
1 Ключевский В.О. Соч. в 9-ти томах. Т. VII. М., 1989. С. 308-309. 2 Лабриола А. Очерки материалистического понимания истории. М., 1960. С. 143. 3 Хвостов В.М. Указ. соч. С. 37-38. 4 Teggart FJ. Theory and Processes of History. Berkeley and Los Angeles, 1941. P. 12. ' Спенсер Г. Научные, политические и философские опыты. Т. III. СПб., 1867. С. 44 - 45. 2 История социологии (под общей редакцией А.И.Елсу-кова и др.) Минск, 1997. С. 50. 3 Фриман Э. Методы изучения истории. М., 1893. С. 75. 4 Цит. по: Далин В.М. Историки Франции (XIX—XX веков). М., 1981. С. 206.
18 ностыо раскрыл движущие силы, ход и причины поражения европейских буржуазно-демократических революций 1848—1849 гг. и Парижской Коммуны 1871 г. Маркс непримиримо относился к фальсификации истории, к ее искажениям в угоду субъективизму и волюнтаризму. Он неоднократно подчеркивал, что без глубокого исторического знания нельзя понять экономические, правовые, философские и другие теоретические понятия. Изобличая Прудона в непонимании экономических законов, Маркс отмечал, что это происходило «прежде всего из-за отсутствия у него исторических знаний»1. Историческому методу Маркс и Энгельс придавали значение универсального метода научного исследования. Характеризуя логику «Капитала» Маркса, Энгельс отмечал, что «этот метод в сущности является не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случайностей»2. Материалистическая интерпретация истории Марксом внесла в науку представление об общественно-экономических формациях, об экономическом базисе и политико-идеологической надстройке, о классовой борьбе, об активной роли субъективного фактора, а именно роли масс, классов, общественных групп, партий, организаций и личностей. «Люди сами делают свою историю, — указывал Маркс, — но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбирали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого»3. Указывая, что экономика и производственные отношения имеют приоритет в развитии общества, Маркс и Энгельс отнюдь не отрицали существенной роли различных форм надстройки — государственных учреждений, общественно-политических и даже религиозных воззрений. Равным образом исторический материализм не отрицает роли личности в истории, но не переоценивает ее значение. Главная установка исторического материализма о том, что общест- 1 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 27. С. 406. 2 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 497. 3 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 8. С. 119. венное сознание, а именно вся совокупность общественных идей, взглядов, теорий, желаний и настроений людей отражает общественное бытие — стала общепризнанной научной истиной. В историческом процессе, развивающемся то эво-люционно, то скачкообразно, Маркс придавал особое значение деятельности масс. «Историческую инициативу масс, — указывал В.И.Ленин, — Маркс ценит выше всего... Маркс умел оценить и то, что бывают моменты в истории, когда отчаянная борьба масс даже за безнадежное дело необходима во имя дальнейшего воспитания этих масс и подготовки их к следующей борьбе»1. Маркс расширил возможности исторической науки точно отображать процессы развития общества. В.И.Ленин подчеркивал: «Весь дух марксизма, вся его система требуют, чтобы каждое положение рассматривалось лишь (а) исторически; (В) лишь в связи с другими; (у) лишь в связи с конкретным опытом истории»2. Обогатив историческую науку методом социально-экономического анализа, Маркс сделал примерно то же в интерпретации развития общества, что Галилей и Ньютон в физике, Менделеев в химии, Дарвин в биологии. Теорией классовой борьбы он вывел историю из хаоса случайностей. В известной мере марксизм был той подлинной «философией истории», о которой впервые стали рассуждать Вольтер и Гегель. Материалистическое понимание истории никто серьезно не оспорил, хотя идеалистическое видение далеко не изжито. Даже если иные исследователи не хотят быть причисленными к марксистам по партийно-политическим соображениям, они тем не менее хотят находить причинно-следственные связи в историческом процессе не в мистике, а в объективных критериях, каждый из которых может быть изучен. Параллельно с марксизмом на методологию исторических исследований немалое влияние оказала философия позитивизма О.Конта, претендовавшая на исключительно научный подход. 1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 14. С. 377, 379. 2 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 329.
Вклад историков-позитивистов — Л. Ранке, Б.Г.Нибура, Й.-Г.Дройзена, Т.Момзена, Щ.Сеньобо-са, Ш.Ланглуа, Ф.де Куланжа и других — состоял в том, что они подняли значение фактографии, поставили на прочную основу критику источников, утвердили значение точных методов исследования (статистический, сравнительно-исторический и др.). Путем тщательного анализа и критики источников они старались поставить историю на уровень точной науки подобно естествознанию. Позитивисты не считали исторический факт сложной проблемой. Свою задачу они видели в кропотливом сборе фактов, которые как бы «говорили сами за себя». Ученые работали в полной уверенности, что после того, как источники признаны подлинными, содержащиеся в них данные так же должны быть достоверными. Признанный глава школы историков-позитивистов, профессор Берлинского университета Л. Ранке (1795—1886) был скрупулезным исследователем, поднявшим на научную поверхность огромные архивные пласты. Для него исторический метод был синонимом критического анализа источников. При этом он верил в беспристрастность профессионального историка1. Позитивисты стремились построить методологию истории по образцу естественных наук, подняв значение поиска исторических фактов как прочных элементов знания. Историки-позитивисты подвергли переоценке ряд утвердившихся в литературе представлений, ввели в научный оборот большую серию фактов не только политической, но и социально-экономической истории. Подъему научного статуса истории во многом способствовала систематическая критика источников, вызвавшая появление вспомогательной дисциплины — источниковедения. В первой половине XIX в. исследования немецких историков Б.Г.Нибура, Л.Ранке и Т.Момзена дали образцы применения на практике отдельных методов научной критики источников. Эта критика выросла первоначально на базе истории древнего мира и средних веков. С этого момента вопросы методологии истории стали активно разрабатываться 1 Barker J. Super-Historians (Makers of our Past). New York, 1982. P. 169. во многих странах. Как самостоятельная наука с собственным предметом и методом источниковедение сложилось в трудах ученых второй половины XIX — начала XX в. — Й.-Г.Дройзена («Основы исторической науки»), Э.Бернгейма («Введение в историческую науку»), Э.Фримена («Методы истории. Единство истории»), Ш.Ланглуа и Ш.Сеньобсса («Введение в изучение истории»), Н.И.Кареева («Историка: теория исторического знания»), А.С.Лаппо-Данилевского («Методология истории»). Источниковедение ввело в практику исторического исследования определение подлинности источника («внешняя», или текстологическая критика), выяснение достоверности содержащихся в источнике сведений («внутренняя», или собственно историческая критика) и сопоставление источников для подтверждения достоверности их сведений. Дж.-Г.Дройзен и Э.Бернгейм дали классическое подразделение методики исторического исследования на четыре части — эвристику (учение об источниках), критику, истолкование (определение значения и связи фактов) и изложение, или «историческую реконструкцию»1. Серьезные успехи в области археологии, лингвистики, антропологии и других наук открыли большие возможности для более точного установления исторических фактов и событий. Повествовательная история, близкая к художественной литературе, стала превращаться в научную историю, а также из сугубо евроцентристской в подлино всемирную историю. Под влиянием позитивистской школы в историографии сложился культ письменного документа как единственно достоверной исторической базы. К теоретическим обобщениям позитивисты относились скептически, считая их ненужной метафизикой. Французский позитивист А.Пуанкаре объявлял всякое научное обобщение недостоверным, гипотетическим, утверждая, что наука не может вскрыть сущность явлений и призвана только наблюдать и описывать их. Теории, выводы, формулы науки выступали у него «просто 1 Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий (Логическое введение в исторические науки). СПб., 1903. С. 269.
символами, представленными вместо реальных предметов, которые природа навсегда утаила от нас»1. Главный посыл историков-позитивистов заключался в «уникальности» исторических событий. Л. Ранке отрицал причинность в историческом процессе. Задача исследователя сводилась им к простому описанию «богатства единичного и неповторимого». Позитивисты абсолютизировали не только письменные источники, но и сами факты. Профессора Парижского университета Р.Пэнто и М.Гравитц отмечали, что с позитивистской школой с 60-х годов XIX в. «начинает преобладать документальный дух, стремление к точности как необходимому техническому аспекту профессии историка»2. Не оспаривая благотворность этой тенденции, они в то же время указывали, что «было бы желательно, чтобы сами историки поставили вопрос, где же пределы этой объективности. Прежде всего документ, даже аутентичный, является лишь одним из аспектов фактической действительности и полностью не совпадает с ней. Кроме того, сам по себе он часто субъективен. Наконец, выбор документов и их толкование зависят от личности историка»3. Немецкий философ Ф.Ницше остроумно сказал о позитивистах: «Вы становитесь адвокатами дьявола именно потому, что из факта делаете себе идола, в то время как факт всегда глуп и во все времена походил скорее на тельца, чем на Бога»4. Л. Ранке, будучи историографом реакционной прусской монархии, стремился превратить историю в хранительницу всего застывшего, окостеневшего, в орудие борьбы против социального прогресса, против революционного преобразования общественной жини. Концепция Ранке была взята на вооружение представителями клерикального направления в современной западной историографии5. По словам известного английского историка Э.Карра, «XIX столетие было великой эпохой факта... Когда Ранке в 30-х годах прошлого века в своем вполне оправданном протесте против морализирующей истории заметил, что цель историка состоит в том, чтобы «просто показать, как все было на самом деле»..., то этот не очень глубокий афоризм имел потрясающий успех... Фетишизм фактов в XIX столетии находил свое естественное оправдание и дополнение в фетишизме документов. Документы были ковчегом завета в храме фактов. Благоговейный историк подходил к ним с преклоненной головой и говорил о них со священным трепетом. Признавалось только то, что, подтверждалось документами»1. Позитивисты стремились превратить научные гипотезы в чисто рабочие конструкции, не претендующие на объективную истину. Тем самым, сделав шаг вперед в проверке источников и точности содержавшихся в них фактов, позитивистская школа ограничивала область рассуждений и теоретических выводов исследователей. Позитивистская школа стояла не только на позициях философского идеализма, но и протаскивала в историческую науку теологию. У Л.Ранке было такое высказывание: «Во всякой истории обитает, живет, должен быть познан нами Бог. Всякое действие свидетельствует о нем, всякое мгновение проповедует от его имени»2. Этой точки зрения придерживался и Й.Г.Дройзен: «История должна твердо придерживаться веры в разумный и благой божественный миропорядок...»3. К.Маркс подверг нелицеприятной критике методологию Л.Ранке в другой связи. Для этого позитивиста, по его словам, «дух» истории был ни чем иным, как «собрание анекдотов и сведение всех крупных событий к мелочам и пустякам»4. Речь шла о том, что, 1 Пуанкаре А. Наука и гипотеза. СПб., 1906. С. 177. 2 Пэнто Р., Гравитц М. Методы социальных наук. М., 1972. С. 171. 3 Там же. 4 Ницше Ф. Соч. в 2-х томах. Т. 1. М., 1998. С. 213. 5 Историческая наука (Вопросы методологии). М., 1986. 1 Карр Э. История и факты // Современные тенденции в буржуазной философии и методологии истории. Ч. 1 и 2. М., 1969. СИ, 19-20. 2 Цит. по: Махов А.Е. Якоб Буркхардт - критик истории и истории «духа» // Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. М., 1996. С. 483. 3 Там же. 4 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 30. С. 352.
пересматривая архивные анналы старых германских императоров, Ранке сводил исторический процесс почти исключительно к внешнеполитическим акциям и событиям придворной жизни. Русская историческая наука второй половины XIX — начала XX в. дала немало известных имен. Это были Н.И.Кареев, В.О.Ключевский, Н.И.Костомаров, С.М.Соловьев, Р.Ю.Виппер и др. К заслуге В.О.Ключевского следует отнести то, что он впервые ввел методологию истории в практику вузовского преподавания1. Русским историкам были известны все направления в западной методологии, хотя они и не копировали их автоматически. Историки немарксистского направления — а они тогда преобладали — обращали внимание преимущественно на субъективизм исследователя. «Историческое познание субъективно, — говорил в 1918 г. профессор Самарского университета Е.И.Тарасов. — Как бы мы не стремились к объективному изучению истории, известной субъективности мы не избегнем. Главная причина этого заключается в том, что история изучает процессы психические, и поэтому мы не можем понять ее иначе, как при помощи умозаключений, делаемых по аналогии с нашей собственной психической жизнью»2. Наступление эпохи империализма, сопровождаемое обострением классовой борьбы, ростом конфликтов в международных отношениях, нашло отражение в усилении идеализма и консерватизма в общественной мысли, декаданса в искусстве и литературе. Марксизм поколебал позиции буржуазного историзма. С начала XX в. на страницах многих философских и общественно-политических журналов появляются выражения «кризис историзма», «кризис истории». Отрицаются закономерности исторического процесса и прогресс в развитии общества. Все это было связано с несколькими причинами. Прежде всего устарела традиционная форма «повествовательной» (фактически «беспроблемной»), парламентско-поли-тической истории. Кризис позитивистской школы отражал разрыв между естественными науками, сделав- 1 Нечкина М.В. Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества. М., 1974. С. 259. 2 Пособие по методологии истории. Самара. 1918. С. 18. шими качественный рывок вперед, и относительным отставанием философии и истории (социология и политология еще находились в стадии становления). Наконец, с «исчезновением» материи в старом представлении в физике была поколеблена вера историков в «материальность» и «прочность» фактов истории. Апокалиптическое видение цивилизации было примечательно, в частности для философов конца XIX — начала XX в. — Ф.Ницше и О.Шпенглера. Последний, автор сочинения «Закат Европы» противопоставил материалистическому пониманию истории фатализм и развитие по кругу. По его схеме история распадается на ряд независимых, неповторимых, замкнутых циклических «культур», имеющих свою особую судьбу и переживающих периоды возникновения, расцвета и умирания. Близкую к шпенглеровской философии истории концепцию пропагандировал и известный английский историк и социолог А.Тойнби. Бесчисленность фактов и событий истории требовала не простого их копирования и коллекционирования, а введения каких-то критериев отбора и интерпретации. Многие полагали, что цель науки состоит в том, чтобы подняться от описания отдельных неповторимых случаев до формулирования обоснованных обобщений. Но при этом вставали вопросы о субъективности мировоззрения исследователей, о невозможности экспериментального воспроизведения истории, что ставило предел точности наших знаний о прошлом. Представитель субъективного метода в социологии русский философ и историк П.Л.Лавров со всей определенностью отстаивал правомерность именно такого подхода. «Сознательно или бессознательно, — писал он, — человек прилагает ко всей истории человечества ту нравственную выработку, которой он сам достиг. Один ищет в жизни человечества лишь того, что способствовало образованию или разрушению сильных государств. Другой следит преимущественно за борьбою, усилением и гибелью национальностей. Третий старается убедить себя и других, что торжествующая сторона была всегда правее побежденной. Четвертый интересуется фактами, насколько они осуществили ту или иную идею, принимаемую им за безусловное благо для человечества. Все они судят об ис-
тории субъективно, по своему взгляду на нравственные идеалы, да иначе и судить не могут»1. Если в XIX в. в исторической науке доминировали описательность и эмпиризм, то в XX в. она стала отходить от фетишизма фактов. По словам английского историка Э.Карра, «история — это интерпретация»2. Даже немарксистские историки не могли игнорировать сложные методологические и мировоззренческие вопросы. Немалую роль тут сыграла марксисткая критика позитивистской школы. В исторической науке наметилась тенденция к формулированию обобщений типа эмпирических законов. Началась методологическая дискуссия, инициатором которой выступил в конце 90-х годов XIX в. лейпцигский профессор Карл Лампрехт. Он предложил отойти от концепций Л.Ранке, поставив в центр внимания так называемую «историю культуры», в задачи которой входило бы не описание единичного и неповторимого, а исторические обобщения. «Цель науки, — писал он, — не работа над частностями, не констатирование того, чем явления различаются друг от друга, а того, что их связывает между собой; другими словами — приведение бесчисленного множества фактов, которые мы наблюдаем, как в природе, так и в истории, в систему общих понятий»3. Он утверждал также, что «культурная история, поскольку она занимается изучением типичных явлений, должна стать основной исторической дисциплиной»4. К.Лампрехт подверг критике господствовавшее в историографии направление, считавшее, что только личности (герои) делают историю. По его мнению, история должна изучать массы, а не индивидов5. Свести предмет исторической науки к вопросам культуры предлагал и немецкий философ Г.Риккерт. По его разумению, историк производит перегруппировку фактов путем отнесения их к некоторым цен- 1 Лавров П.Л. Философия и социология (Избранные произведения в двух томах). Т. 2. М., 1965. С. 42—43. 2 Карр Э. Указ. соч. С. 28. 3 Цит. по: Пособие по методологии истории. Самара, 1918. С. 6. 4 Там же. 5 Хвостов М.М. Лекции по методологии и философии истории. Казань, 1913. С. 77-78. ностям. Наиболее общей ценностью он считал понятие культуры. Этому общему понятию подчинены более частные: государство, право, экономическая организация, искусство, религия1. По мнению профессора Страсбургского университета Г.Зиммеля, познание истории следует искать не во внешних фактах, а в психологии людей. При этом лишь философ, обладающий даром интуиции, может охватить целостность истории, не достигая, однако, объективной истины. Критикуя историков-позитивистов, Зиммель писал: «Ранке выражает желание быть в состоянии погасить свое я, чтобы видеть вещи такими, какими они были an sich; но исполнение этого желания не дало бы ему достигнуть желаемого успеха. Погасни я, и ничего бы не осталось, благодаря чему можно было бы познать не-я»2. В общем итоге в историческом теоретизировании в этот период, по словам академика Е.В.Тарле, наметились два главных направления или две школы — «субъективная» и «объективная». Если первая утверждала, что история двигается отдельными личностями, то вторая доказывала, что роль личности в историческом процессе ничтожна, что главным героем является народная масса3. Великий русский писатель Л.Н.Толстой придерживался второй школы. Палитра исторических исследований в XX в. стала богаче и ярче. Расширилась тематика, углубились методы познания действительности, в особенности — не без влияния марксизма — более частым стало обращение к экономической и социальной истории. Всемирная история, носившая еще в XIX в. евроцент-ристский характер, становится подлинно универсальной, включившей в поле своего зрения все континенты. Деление стран на «исторические» и «неисторические» ушло в прошлое. Интернационализация экономической, политической и духовной жизни сблизила народы планеты. По глубокому наблюдению проф. П.М.Бицилли, сделанному еще в 20-е годы, «сопоставляя историографию начала XIX в. с историографией нашего вре- • Зиммель Г. Проблемы философии истории. М., 1898. С. 22. 2 Там же. С. 37. 3 Из литературного наследия академика Е.В.Тарле. М., 1981. С. 120.
28 мени, легко заметить изменение в выборе тем. «Всемирные истории», «истории человечества» вытесняются монографиями, произведениями, посвященными отдельным культурам, народам, а чаще даже событиям и моментам. «Всеобщая», «всемирная» и тому подобные истории продолжают и по сей день в довольно значительном количестве выходить в свет, но не они составляют славу и гордость современной исторической науки: ни одна из этих историй не может и не смеет претендовать на место, которое в свое время занимали»1. С достижениями научно-технической революции и в особенности средств массовой информации накопление исторических знаний многократно увеличивалось. Сама историческая наука стала дшрференцированной, а не исключительно политической историей. История обрела новые объекты исследования — изучение быта, культуры, нравов, развитие идей, науки и техники и т.д. Если в XIX в. история была в основном занятием профессионалов, то ныне круг причастных к изучению прошлого чрезвычайно расширился. Большое распространение получил жанр «персонифицированной» истории, который позволяет через биографию того или иного видного деятеля понять яснее время, народ, страну, эпоху, и «романсированной» истории с прямой речью, диаологами, раскрытием секретных архивов, неопубликованными интервью, что примечательно для больших журналистских репортажей и детективов. Отечественная историческая наука имела немалые достижения в истолковании всемирной истории. Неоспоримым вкладом марксистской школы в методологию исследований стала социальная история, широко отображающая участие народных масс. Советские историки создали немало фундаментальных трудов по всемирной и отечественной истории, по революциям, рабочему и национально-освободительному движению, по истории второй мировой войны. Развитие отечественной историографии не было, однако, гладким, ибо принцип партийности в ряде случаев вступал в противоречие с принципом научности, но в других случаях находился на страже национальных интересов, что отнюдь не расходилось с мировой практикой. 1 Бицилли П.М. Очерки теории исторической науки. Прага, 1925. С. 129. 2. Размышления о методе исследования Неисчислимы и неповторимы по качественному многообразию факты и события, являющиеся предметом исторической науки. Оценка людей, их идей, поступков, мотивов поведения, анализ деятельности общественных сил и государственных институтов вызывает множество вопросов. Метод исторического исследования имеет все характеристики общенаучного метода, включающего анализ и синтез, индукцию и дедукцию. Философия и социология дают историкам солидный теоретический фундамент. Для многих исследователей не только марксистского направления диалектический и исторический материализм служат главным методологическим ориентиром. Основные черты марксистской диалектики В.И.Ленин сформулировал так: «Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования»... " Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет в его развитии, «самодвижении» (как говорит иногда Гегель), изменении»... «В-З-х, вся человеческая практика должна войти в полное «определение» предмета и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что " абстрактной истины нет, истина всегда конкретна..."»1. В основе исторического метода лежит принцип историзма, связанный с такими фундаментальными философскими категориями как время, пространство, движение и др. Но в отличие от теоретического (логического) метода, которым оперирует философия и социология, исторический способ исследования вскрывает логику не в абстрактно-теоретической форме, а «в плоти и крови конкретных событий, деятельности народов, классов, партий, отдельных личностей»2. Историческое знание, таким образом, — это конкретное знание, не сводимое к теоретическому зна- 1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 290. 2 Розенталь М.М. Историческое и логическое // Категории материалистической диалектики. М, 1956. С. 380.
|