Египет и пирамиды.

Первое необычное чувство Египта, которое я испытал, возникло у меня по пути из Каира к пирамидам.

Уже на мосту через Нил мной овладело странное, почти пугающее чувство ожидания. Вокруг что-то становилось другим. В воздухе, в красках, в линиях — во всём скрывалась какая-то магия, которой я ещё не понимал.

Быстро исчез европейский и арабский Каир; я почувствовал, что со всех сторон меня окружает подлинный Египет; я ощутил его в лёгком дуновении ветерка с Нила, в широких лодках с треугольными парусами, в группах пальм, в изумительных розовых оттенках скал Мукаттама, в силуэтах верблюдов на дальней дороге, в фигурах женщин, облачённых в длинные чёрные одеяния, со связками тростника на головах.

И этот Египет ощущался как нечто невероятно реальное, как если бы я внезапно перенёсся в другой мир, который, к моему удивлению, оказался хорошо знакомым. В то же время я понимал, что этот другой мир принадлежит далёкому прошлому. Но здесь он уже не был прошлым, проявляясь во всём и окружая меня как нечто настоящее. Это было очень сильное ощущение, непривычное своей определённостью. Оно тем более удивило меня, что Египет никогда особенно меня не привлекал; по книгам и музеям он казался не слишком интересным, даже скучным. Но сейчас я вдруг почувствовал нечто невероятно увлекательное, а главное — близкое и знакомое.

Позднее, анализируя свои впечатления, я сумел найти им объяснения; но тогда они разве что удивили меня; и я прибыл к пирамидам, странно взволнованный всем, что встретил по пути.

Едва мы переехали мост, как вдали появились пирамиды; затем они скрылись за садами — вновь возникли перед нами и стали постепенно расти.

Приблизившись, мы увидели, что пирамиды стоят не на равнине, простирающейся между ними и Каиром; они высятся на огромном скалистом плато, которое резко вздымается над равниной. К плато ведёт извилистая дорога; она поднимается вверх и проходит сквозь выемку, прорубленную в скале. Добравшись до конца дороги, вы оказываетесь на одном уровне с пирамидами, перед так называемой пирамидой Хеопса со стороны входа в неё. На некотором отдалении справа находится вторая пирамида, за ней — третья.

Поднявшись к пирамидам, вы попадаете в другой мир, совсем не тот, в котором находились десять минут назад. Там" вас окружали поля, кустарники и пальмы, здесь — другая страна, другой ландшафт, царство песка и камней. Это пустыня, и переход к ней совершается внезапно и неожиданно.

Чувство, которое я испытал в пути, охватило меня с новой силой. Непостижимое прошлое стало настоящим, и я ощутил его совсем рядом, как будто его можно было коснуться; наше настоящее исчезло и сделалось странным, чуждым, далёким...

Я зашагал к первой пирамиде. При ближайшем знакомстве оказалось, что она сложена из огромных каменных глыб, каждая высотой в пол-человеческого роста. Приблизительно на уровне трёхэтажного дома расположено треугольное отверстие - - вход в пирамиду.

Как только я взобрался на плато, где стоят пирамиды, увидел их и вдохнул окружающий воздух, я почувствовал, что они живут. Мне не было нужды анализировать свои мысли об. этом — я чувствовал, что это реальная, неоспоримая истина. Одновременно я понял, почему люди, которые виднелись возле пирамид, считали их. мёртвыми камнями. Потому что они сами были мёртвыми! Каждый человек, если он вообще живой человек, не может не почувствовать, что пирамиды живут.

Поняв это, я понял и многое другое.

Пирамиды похожи на нас; у них такие же мысли и чувства; но только они очень стары и очень многое знают. Так они и стоят, думают, перебирают свои воспоминания. Сколько тысяче- летий прошло над ними? Это известно только им самим.

Они гораздо старше, чем предполагает историческая наука.

Вокруг них царит покой. Ни туристы, ни проводники, ни британский военный лагерь, виднеющийся неподалеку, не нарушают их спокойствия, не нарушают того впечатления невероятно сосредоточенной тишины, которая их окружает. Люди исчезают возле пирамид. Пирамиды огромнее и занимают большее пространство, чем кажется сначала. Длина окружности вокруг основания пирамиды Хеопса составляет почти три четверти мили; вторая пирамида немногим меньше. Люди около них незаметны. А если вы доберётесь до третьей пирамиды, вы окажетесь среди настоящей пустыни.

Впервые попав туда, я провёл возле пирамид целый день; на следующее утро снова отправился к ним — и в течение двух-трёх недель, которые провёл в Каире, ездил к пирамидам почти ежедневно.

Я понял, что меня привлекает сюда особое ощущение, которое я раньше никогда и нигде не испытывал. Обычно я усаживался на песок где-нибудь между второй и третьей пирамидами и старался прервать поток своих мыслей; и вот иногда мне казалось, что я улавливаю мысли пирамид.

Я не рассматривал их, как это делают туристы; я только переходил с места на место и впитывал в себя общее впечатление от пустыни и от этого странного уголка земли, где стоят пирамиды.

Всё здесь было мне знакомым. Солнце, ветер, песок, камни — всё составляло единое целое, от которого трудно уйти. Мне стало ясно, что, я не смогу покинуть Египет так легко, как любое другое место. Здесь было нечто такое, что нужно найти, нечто такое, что нужно понять.

Вход в Большую пирамиду находился на северной стороне, довольно высоко над землёй. Это отверстие треугольной формы; от него идёт узкий проход, который круто спускается вниз. Пол очень скользкий, ступеней нет, но на отполированном камне есть горизонтальные, слегка шероховатые зарубки, по которым можно идти, слегка расставив ноги. Кроме того, пол покрыт мелким песком, и на всём пути трудно удержаться, чтобы не скользнуть вниз. Перед вами •карабкается ваш проводник-бедуин. В одной руке он держит горящую свечу, другую протягивает вам. Вы, согнувшись, спускаетесь в эту наклонную шахту. Почти сразу же становится жарко — от усилий и непривычной позы. Спуск довольно долог, но вот наконец он прекращается. Вы оказываетесь там, где когда-то вход в пирамиду был завален массивной гранитной глыбой, т. е. примерно на уровне основания пирамиды; отсюда можно продолжать путь вниз, к «нижнему покою», а можно подняться наверх, к так называемым «покоям царя и царицы», расположенным почти в центре пирамиды. Для этого необходимо обойти упомянутую мной гранитную глыбу.

Когда-то, очень давно (согласно одним рассказам, во времена последних фараонов, согласно другим, — уже при арабах), завоеватели, пытавшиеся проникнуть внутрь пирамиды, где, по слухам, хранились неслыханные сокровища, были остановлены этой гранитной глыбой. Они не смогли ни отодвинуть её, ни пробить в ней ход, а потому сделали обход в более мягком камне, из которого построена пирамида.

Проводник поднимает свечу. Вы оказались в довольно просторной пещере; перед вами новое препятствие, которое надо преодолеть, чтобы идти дальше. Это препятствие чем-то напоминает замёрзший или окаменевший водопад; вам придётся по нему подняться. Двое арабов карабкаются вверх, протягивают вам руки. Взбираетесь наверх и вы. Прижимаясь к «водопаду», пробираетесь вбок по узкому выступу и огибаете среднюю часть «замёрзшего» каменного каскада. Ноги скользят, держаться не за что. Наконец вы добрались. Теперь нужно подняться чуть выше, и перед вами появится узкий чёрный вход в другой коридор, который идёт вверх. Хватаясь за стены, с трудом вдыхая затхлый воздух, обливаясь потом, вы медленно пробираетесь вперёд. Свечи проводников, идущих впереди и позади вас, бросают тусклый свет на неровные каменные стены. От согнутого положения начинает болеть спина. К этому добавляется ощущение нависшей над вами огромной тяжести, вроде того, какое испытываешь в глубоких галереях шахт и подземных ходов.

Наконец вы выходите на такое место, где можно стоять выпрямившись. После короткого отдыха вы оглядываетесь по сторонам и при слабом свете свечей обнаруживаете, что стоите перед входом в узкий прямой коридор, по которому можно идти не сгибаясь. Коридор ведёт прямо к «покою царицы». Став к нему лицом, вы видите справа чёрное отверстие неправильной формы: это скважина, проделанная искателями сокровищ. Она сообщается с нижним подземным помещением.

На уровне вашей головы, над входом в коридор, ведущий в «покой царицы», начинается другой коридор, который ведёт в «покой царя». Этот коридор не параллелен первому, а образует с ним угол и идёт вверх подобно крутой лестнице, начинающейся чуть выше пола.

В устройстве верхнего коридора-лестницы есть много такого, что трудно понять, и это сразу бросается в глаза. Разглядывая его, я вскоре понял, что в нём — ключ ко всей пирамиде.

Оттуда, где я стоял, было видно, что верхний коридор очень высок; по его сторонам, подобно лестничным перилам, возвышались каменные парапеты, которые спускались до самого низа, т. е. до того места, где находился я. Пол коридора не доходит до самого основания пирамиды; как я уже упоминал, он круто срезан на высоте человеческого роста над полом комнаты. Чтобы попасть в верхний коридор, нужно сначала подняться по одному из боковых парапетов, а оттуда спрыгнуть на «лестницу». Я называю этот коридор «лестницей» только потому, что он круто поднимается вверх; но ступеней в нём нет, только стёртые углубления для ног.

Чувствуя, что пол позади вас падает, вы начинаете карабкаться, держась за один из «парапетов».

И прежде всего вас поражает то, что всё в этом коридоре представляет собой точную и тонкую работу. Линии идут прямо, углы правильны. Вместе с тем, нет никакого сомнения, что коридор сделан не для ходьбы. Тогда для чего же?

Ответ на этот вопрос дают «парапеты», на которых вы замечаете метки, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга. Эти метки напоминают деления линейки, их точность немедленно привлекает ваше внимание. Здесь есть какая-то идея, угадывается какое-то намерение. Внезапно вам становится ясно, что вверх и вниз по этому «коридору» должны были двигаться какие-то камни или металлические пластины, или «повозки», которые, в свою очередь, служили опорой для измерительного аппарата и могли неподвижно закрепляться в любом положении. Метки на парапете ясно показывают, что ими пользовались для каких-то измерений, для вычисления определённых углов.

У меня не осталось никакого сомнения, что этот коридор с парапетами — важнейшее место всей пирамиды. Его нельзя объяснить, не предположив, что какая-то «повозка» двигалась по наклонной плоскости вверх и вниз. А это, в свою очередь, меняет всё понимание пирамиды и открывает совершенно новые возможности.

В определённое время года лучи некоторых звёзд проникают в пирамиду сквозь отверстие, через которое мы входили. Так было до тех пор, пока эти звёзды не сместились в результате протекания длительных астрономических циклов. Если предположить, что на пути лучей были установлены зеркала, тогда, проникая во входное отверстие пирамиды, они отражались в коридор и попадали на аппарат, укреплённый на движущейся платформе. Здесь, несомненно, производились какие-то наблюдения, записывались какие-то циклы, накапливались какие-то данные.

Гранитная глыба, вокруг которой шёл так называемый «каменный водопад», закрывает путь этим лучам. Но значение этой глыбы, её цель и время появления совершенно неизвестны.

Очень трудно определить цель и предназначение пирамиды. Пирамида была обсерваторией, но не просто «обсерваторией» в современном смысле слова, поскольку она была также и «научным инструментом», — и не только инструментом или собранием инструментов, но и целым «научным трактатом», вернее, целой библиотекой по физике, математике и астрономии, а ещё точнее — «физико-математическим факультетом» и одновременно «хранилищем мер»; последнее довольно очевидно, если принять во внимание измерения пирамиды, числовые соотношения её высоты, основания, сторон, углов и т. д.

Позднее я очень конкретно ощутил идею пирамиды; это произошло при посещении знаменитой джайпурской обсерватории Джай Сингх в Раджпутане. «Обсерватория» представляет собой высокий квадрат, окружённый стенами и сооружениями необычного вида: каменными треугольниками высотой с крупный дом, большими кругами с делениями, пустыми резервуарами, похожими на пруды с перекинутыми через них мостами и полированным медным днищем для отражения звёзд, таинственным каменным лабиринтом, который служит для нахождения определённых углов и созвездий. Всё это ни что иное, как гигантские физические и астрономические аппараты, гномоны, квадранты, секстанты и др., т. е. инструменты, которые ныне делают из меди и хранят в ящиках. Если представить себе, что все эти аппараты (и многие другие, неизвестные нам) соединены вместе, если предположить, что размеры и отношения их частей выражают фундаментальные отношения между разными частями, скажем, Солнечной системы, тогда мы получим в результате идею пирамиды.

Я отсылаю проводников в коридор и на несколько минут

остаюсь один.

Какое-то очень странное чувство охватывает меня в этой каменной келье, скрытой в глубине пирамиды. Пульсация жизни, пронизывающая пирамиду и излучаемая ею, чувствуется здесь сильнее, чем где бы то ни было. Но кроме того, мне показалось, что «покой» что-то о себе сообщает. Я оказался в окружении разных голосов; их слова как будто звучали за стеной. Я мог расслышать их, но не мог понять. Казалось, стоит сделать небольшое усилие, и я услышу всё. Но это усилие мне не удавалось; вероятно, дело было вовсе не в нём — меня отделяло от голосов что-то гораздо более

важное...

«Покой царицы» мало отличается от «покоя царя», но по какой-то причине не вызывает таких же ощущений. Нижняя подземная комната, до которой труднее добраться и воздух в которой очень удушлив, немного больше «покоя царя» и тоже наполнена мыслями и неслышными голосами, пытающимися что-то вам передать.

На вершине пирамиды моё внимание привлекла дахшур-ская пирамида с неправильными сторонами, которая видна вдали в бинокль; вблизи расположена необычная ступенчатая пирамида, а рядом с ней возвышается большая белая пирамида.

Через несколько дней я поехал верхом из Гизеха к дальним пирамидам. Мне хотелось составить общее представление об этой части пустыни, но желания увидеть что-то определённое не было. Проехав мимо пирамиды Хеопса и сфинкса, я оказался на широкой дороге в Абусир. Собственно, это не дорога: передо мною тянулась широкая колея, изрытая следами лошадей, ослов и верблюдов. Слева, по направлению к Нилу, раскинулись распаханные поля. Справа расстилалось каменное плато; за ним начиналась пустыня.

Как только я выехал за Гизехом на дорогу, возникло это странное присутствие прошлого в настоящем, которое по какой-то непонятной причине вызывал во мне египетский ландшафт. Но на этот раз я захотел понять свои ощущения лучше — и потому с особой напряжённостью взирал на всё, что меня окружало, пытаясь разгадать тайну магии Египта. Я подумал, что эта тайна, возможно, заключается в удивительной неизменности египетского ландшафта и его красок. В других странах природа несколько раз в году меняет свой облик; даже там, где она практически не меняется на протяжении веков (как, например, в лесах и степях), внешний покров — трава, листья — полностью обновляется, рождается заново. А здесь и песок, и камни — те же самые, что видели строителей пирамид, фараонов и халифов.

Мне казалось, что в видевших столь многое камнях кое-что из виденного сохраняется благодаря установленной ими связи с той жизнью, что существовала здесь раньше; казалось, она продолжает в них незримо присутствовать.

Мой серый арабский пони быстро бежал галопом по неровной каменной равнине, которая лежала справа от дороги — то ближе к ней, то дальше. Всё сильнее и сильнее поглощало меня удивительное чувство освобождения — освобождения от всего, чем мы обычно живём.

Настоящее совершенно отсутствовало; вернее, оно казалось призрачным, подобно туману; и сквозь этот туман прошлое становилось всё более видимым; оно не принимало никакой определённой формы,, а проникало внутрь меня тысячью разных ощущений и эмоций.

Никогда ранее не ощущал я нереальность настоящего столь явно; здесь же понял: всё, что мы считаем существующим, — не более чем мираж, проходящий по лику земли, возможно, тень какой-то другой жизни или её отра-жение, возможно, мечты, созданные нашим воображением, результат каких-то скрытых влияний и неясных звуков, которые достигают сознания из окружающего нас Неведомого. Я почувствовал, что всё исчезло — Петербург, Лондон, Каир, гостиницы, железные дороги, пароходы, люди; всё превратилось в мираж. А пустыня вокруг меня существова-ла; существовал и я, хотя каким-то странным образом — лишённый всякой связи с настоящим, но невероятно прочно связанный с неведомым прошлым.

И во всех моих чувствах была какая-то не вполне понятная, очень тонкая радость. Я бы назвал её ^радостью освобождения от самого себя, радостью постижения невероятного богатства жизни, которая-никогда не умирает, а сущест-вует в виде бесконечных и разнообразных форм, для нас неви-

димых и неощутимых.

Проехав через Сахару и миновав ступенчатую пирамиду,

я направился дальше, к пирамидам Дахшура. Дороги здесь

уже не было. Песок сменился мелким кремнем, образовавшим как бы гигантские волны. Когда я выезжал на ровное место и пони пускался в галоп, мне несколько раз казалось, что я

уронил деньги: кремни, вылетавшие из-под копыт, звенели,

как серебро.

Уже первая из пирамид Дахшура вызывает очень своеобразное впечатление; кажется, что она была погружена в собственные мысли, а сейчас заметила вас — и явно хочет с вами поговорить. Я медленно объехал вокруг; не видно ни души —

только песок да пирамида с неправильными сторонами вдали. Я направился к ней. Эта пирамида — самая необычная из всех. Я очень пожалел, что нельзя было перенестись из Каира сразу к этой пирамиде и не видеть и не чувствовать ничего другого. Я уже полон был впечатлений и не мог как следует оценить то, что пережил. Но я почувствовал, что камни здесь живые и на них возложена определённая задача. Южная пирамида Дахшура с неправильными линиями поразила меня своей определённостью, в которой скрывалось что-то

пугающее.

Вместе с тем, я избегал, даже для себя, каких-либо формулировок того, что почувствовал. Всё слишком напоминало игру воображения.

Мои мысли по-прежнему текли, не повинуясь мне: временами казалось, что я просто что-то придумываю. Но ощущение ничуть не было похоже на воображаемое —- в нём было нечто необъяснимо реальное.

Я повернул пони и медленно поехал назад. Пирамида смотрела на меня, как будто чего-то ожидая.

«До новой встречи!» — сказал я ей.

В тот момент я не совсем понимал свои чувства. Но я чувствовал, что, если бы я оставался здесь ещё, мои мысли и ощущения достигли бы такой степени напряжённости, что я увидел бы и услышал то, что невозможно увидеть и услышать. Возникла ли у меня какая-то подлинная связь со странной пирамидой, или моё чувство оказалось итогом целой недели необычных ощущений — трудно сказать. Но я понял, что здесь моё чувство Египта достигло высочайшей напряжённости.

Современные научные представления о пирамидах можно разделить на две категории. К первой принадлежит теория гробниц, ко второй — астрономические и математические теории.

Историческая наука египтология почти полностью связана' с теорией гробниц; лишь изредка и с нерешительностью она допускает возможность использования пирамид для астрономических наблюдений. Так, профессор Петри в своей «Истории Египта» говорит о трёх глубоких бороздах, высеченных в скале; их длина равняется 160 футам, глубина — 20 футам, а ширина — не более пяти-шести футов. «Назначение этих борозд совершенно непонятно, возможно, существовали какие-то системы наблюдений за азимутами звёзд при помощи поверхности воды, находившейся на дне; наверху от одного конца к другому натягивали верёвку; отмечая момент перехода отражения звёзд через верёвку, можно было определить точный азимут».

Но в целом, историческую науку не интересует астрономическое и математическое значение пирамид. Если египтологи когда-либо и касаются этой стороны вопроса, то разве что на любительском уровне; в этих случаях их взгляды особой ценности не имеют. Хороший пример — упоминаемая ниже книга Р. Э. Проктора.

Описание строительства пирамид (главным образом, великой пирамиды), которое мы находим у Геродота, принимается за окончательное. Геродот передаёт то, что ему рассказывали о постройке Великой пирамиды, которая происходила за две или

три тысячи лет до его времени. Он говорит, что на гранитных глыбах, покрывающих пирамиду, были высечены иероглифические надписи, которые относились к разным фактам, связанным с постройкой. Среди прочего, было записано количество чеснока, лука и редиски, съеденных рабами; на этом основании удалось сделать выводы о количестве рабов и продолжительности строительства.

Геродот говорит, что, прежде чем построить Великую пирамиду, пришлось для подвоза материала проложить через пустыню временную дорогу к пристани. Он сам виды эту временную дорогу, которая, по его словам, представляла собой не меньшее сооружение, чем сама пирамида.

Приблизительная дата постройки, которую дал Геродот, благодаря обилию указанных им мелких деталей, считается в египтологии неоспоримой.

На самом же деле всё, что говорит Геродот, ничуть не убедительно. Следует помнить, что сам Геродот иероглифы читать не умел. Это знание тщательно охранялось и было привилегией жрецов. Геродот мог записать лишь то, что ему переводили; иначе говоря, то, что подтверждало и подкрепляло официальную версию строительства пирамиды. Официальная же версия, принятая в египтологии, кажется, далека от истины. А истина состоит в том, что так называемая постройка пирамиды были в действительности её реставрацией. Пирамиды гораздо древнее, чем мы думаем.

Сфинкс, который, построен по-видимому, одновременно с пирамидами или ещё раньше, справедливо считается доисторическим памятником. Что это значит? Это значит, что за несколько тысяч лет до нашей эры народ или народы, известные нам под именем «древних, египтян», обнаружили в долине Нила пирамиды и сфинкса, наполовину погребённые песком; их смысл и значение казались египтянам непостижимыми. Сфинкс глядел на восток; поэтому его назвали «Харма-кути», или «солнце на горизонте». Гораздо позже царь, которому приписывается имя Хеопса (у египтологов есть для него совершенно другое имя), восстановил одну из пирамид и сделал из неё для себя усыпальницу, или мавзолей. Более того, надписи, высеченные на поверхности этой пирамиды, описывают деяния царя в хвалебных и преувеличенных тонах; при этом «восстановление» было названо, разумеется, «строительством». Эти надписи и ввели в заблуждение Геродота, который принял их за точные исторические данные.

Однако реставрация пирамид не была их Строительством. Брат Хеопса Хефрен (написание и произношение обоих имён весьма неточны и сомнительны) восстановил вторую пирамиду.

Постепенно это вошло в обычай; случалось и так, что одни фараоны строили для себя новые пирамиды (обычно меньших размеров), а другие восстанавливали старые, более крупные пирамиды; вероятно, первыми были реставрированы пирамиды Дахшура и ступенчатая пирамида в Сахаре. И вот мало-помалу все пирамиды превратились в гробницы, поскольку гробницы — важнейшая вещь в жизни египтян того времени. Но в существовании пирамид всё это — лишь случайный эпизод, который, ни в коей мере не объясняет их происхождения.

В настоящее время открыто много интересных фактов, касающихся Великой пирамиды, но эти открытия принадлежат либо астрононам, либо математикам. Если и случается, что о них упоминают египтологи, такое бывает очень редко, и на их мнения обычно не обращают внимания.

Нетрудно понять причину этого обстоятельства, ибо с исследованием астрономического и математического аспектов пирамид связано немало шарлатанства. Например, существуют теории и издаются книги, которые доказывают, что измерения разных частей коридоров и стен Великой пирамиды представляют собой летопись истории человечества от Адама до «конца всеобщей истории». Если верить автору одной из таких книг, пророчества, запечатленные в этой пирамиде, относятся, главным образом, к Англии — и даже дают сведения о длительности правления послевоенных кабинетов министров.

Конечно, существование подобных «теорий» объясняет недоверие науки к новым открытиям, касающимся пирамид. Но это никоим образом не умаляет ценности попыток установить астрономическое и математическое значение пирамид — в большинстве случаев относящихся к Великой пирамиде.

Р. Э. Проктор в книге «Великая пирамида» (Лондон, 1883) видит в пирамиде своего рода, телескоп или передаточный аппарат. Он обращает особое внимание на узкие отверстия на парапетах большой галереи и находит, что они сделаны для передвижения вверх и вниз инструментов для проведения наблюдений. Далее, он указывает на возможное существование водяного зеркала в местах соединения восходящего и нисходящего проходов и утверждает, что пирамида была часами египетских жрецов, преимущественно астрономическими часами.

Аббат Моро в книге «Загадки науки» собрал почти весь материал, относящийся к Великой пирамиде как к «хранилищу мер», или «математическому компендиуму». Удвоенная сумма сторон основания пирамиды, делённая на высоту, даёт отношение окружности к диаметру — число «пи», играющее очень важную роль в истории математики. Высота пирамиды равняется одной тысячемиллионной части расстояния or Земли до Солнца (что, кстати, было установлено наукой с достаточной точностью лишь во второй половине XIX века) и т. д. и т. п. Это и многое другое доказывает поразительную узость современных учёных, отсутствие элементарной любознательности у египтологов, которые сами погрузились в застой теории гробниц и рассказов Геродота. Но деле пирамиды скрывают великую тайну. Они, как ничто иное в мире, свидетельствуют, что мы глубоко заблуждаемся, считая наших предков «волосатыми, хвостатыми четвероногими, обитавшими, судя по их привычкам, на деревьях и жившими в Старом Свете». В действительности наша генеалогия гораздо более интересна. Наши предки были выдающимся народом; они оставили нам огромное наследие, которое мы совершенно забыли, особенно с тех пор, как стали считать себя потомками обезьян.

1914-1925 гг.