Глава 8 Дополнительные способы достижения искусственной гармонии

Общеизвестно, что первая ложь обычно ведет ко второй, вторая требует для своей поддержки третьей и т. д., пока лжец окончательно не запутывается. Нечто похожее обязательно происходит в жизни члена аналитической группы тогда, когда отсутствует решимость добраться до сути проблемы. Латание дыр может принести некоторую пользу, но оно порождает новые проблемы, которые, свою очередь, требуют новых решений.

Подобное происходит с попытками невротика решить свой базисный конфликт; здесь, как и в других случаях, реальная помощь может состоять лишь в радикальном изменении условий, породивших исходную трудность. Вместо этого невротик нагромождает одно псевдорешение на другое и при этом не может остановить этот пагубный процесс. Он может попытаться, как мы видели, сделать одну сторону конфликта доминирующей.

Однако, как и прежде, он остается расколотым на части. Он может прибегнуть к радикальной мере — полностью отделить себя от других; и хотя конфликт перестает оказывать свое разрушительное воздействие, жизнь невротика в целом лишается твердой основы. Он создает идеализированное «Я», в котором выглядит победителем и целостной личностью, и одновременно порождает новый раскол личности. Он пытается устранить возникшую проблему, исключив свое внутреннее «Я» с поля битвы, но попадает в еще более затруднительное положение.

Такое нестабильное равновесие требует от невротика новых мер по его поддержке. С этой целью он обращается к любому из тех бессознательных приемов, которые условно можно назвать как «зона слепоты», «фрагментаризация», «рационализация», «избыточный самоконтроль», «ригидная справедливость», «уклончивость» и «цинизм». Мы не будем обсуждать эти приемы как таковые — это было бы слишком сложной задачей, — а только покажем, как они используются в качестве попыток решения конфликтов.

Расхождение между реальным поведением невротика и его идеализированным «Я» может быть настолько явным, что вызывает удивление, что же мешает ему самому увидеть это. Будучи неспособным увидеть подобное расхождение, невротик не может осознать совершенно явное противоречие, лежащее в его основе. Эта «зона слепоты», возникающая при рассмотрении самых очевидных противоречий, была тем первым обстоятельством, которое привлекло мое внимание к существованию и важности описанных мною конфликтов.

Например, пациент, который обладал всеми характерными чертами подчиненного типа и мыслил себя подобным Христу, сказал мне как-то случайно, что на служебных заседаниях он часто расстреливает одного коллегу за другим легким щелчком большого пальца. Вполне возможно, что деструктивное влечение, породившее эти метафорические убийства, было в то время бессознательным; но проблема здесь состоит в том, что эта стрельба, которую он шутливо называл «игрой», нисколько не подрывала созданный им идеализированный образ самого себя.

Другой пациент, ученый, который верил, что он серьезно предан своей работе, и считал себя новатором в своей области, руководствовался при выборе тематики, подлежащей публикации, сугубо корыстными мотивами — представлять только те статьи, которые, по его предположению, могли принести ему наибольшее признание. С его стороны не было сделано ни одной попытки замаскироваться — то же самое блаженное неведение относительно действующего противоречия. Аналогично мужчина, который, согласно своему идеализированному образу, был сама доброта и честность, не осознавал никакого противоречия, когда брал деньги у одной девушки, чтобы потратить их на другую.

Очевидно, что в каждом из этих случаев функция слепоты состояла в том, чтобы не допустить осознания базисных конфликтов. То, что удивляет, так это степень, которой эта слепота проявилась, тем более что оба пациента были не только умны, но и были знакомы с психологией.

Сказать, что все мы стремимся повернуться спиной к тому, что не желаем видеть, без сомнения представляет недостаточное объяснение. Нам следует также добавить, что степень, с которой мы вычеркиваем из нашего сознания вещи, зависит от того, насколько мы заинтересованы в этом. В общем случае такая слепота демонстрирует, насколько велика наша неприязнь к осознанию конфликтов. Действительная проблема заключается здесь в том, как мы можем ухитряться не обращать внимания на противоречия, столь же явные, как и те, на которые мы только что ссылались. Дело в том, что существуют некие условия, при которых только и возможна «зона слепоты». Одно из них — чрезмерная скованность наших эмоциональных переживаний.

Другое, указанное еще Стрекером¹, называется фрагментаризацией — жизнью, разделенной на не связанные друг с другом секции. Стрекер, который приводит также примеры зон слепоты, говорит о логически непроницаемых секциях и изоляции. Имеется секция для друзей и секция для врагов, секция для членов семьи и секция для посторонних, секция для служебной и секция для личной жизни, секция для тех, кто занимает с невротиком равное социальное положение, ' и секция для занимающих более низкое положение. Поэтому то, что происходит в одной секции, не кажется невротику противоречащим тому, что происходит в другой. Невротик может жить такой жизнью только тогда, когда из-за своих конфликтов он потерял смысл своего единства.

¹ Это определение было предложено в: Strecker, Edward A. Discovering Oureelves / Edward A. Strecker, Kennet E. Appel. — Macmilan, 1943.

Разделение на секции представляет, таким образом, в такой же степени результат разделения личности невротика под воздействием своих конфликтов, как и защиту против их признания. Этот процесс похож на описанный выше при анализе одной из разновидностей идеализированного образа: противоречия остаются, а конфликты таинственно исчезают.

Трудно сказать, ответствен ли этот тип идеализированного образа за разделение на секции или что-нибудь подобное. Тем не менее кажется более вероятным, что фрагментаризация представляет более фундаментальный процесс и что именно она объясняет разновидность созданного невротиком идеализированного образа.

Чтобы оценить этот феномен, необходимо принять во внимание культурные факторы. Человек в такой степени стал простым винтиком сложной социальной системы, что отчуждение от своего «Я» стало почти всеобщим, а человеческие ценности девальвировались. В результате бесчисленных хорошо известных противоречий нашей цивилизации развилось общее онемение морального восприятия.

Моральные требования считаются настолько необязательными, что никто не удивляется, когда видит, например, что какой-либо человек в один день — набожный христианин или преданный отец, а на следующий — гангстер¹. Вокруг нас очень немного искренних и цельных личностей, составляющих контраст нашей разбросанности.

В аналитической практике отказ Фрейда от моральных ценностей — следствие его взгляда на психологию как на естественную науку — способствовал превращению аналитика в такой же мере в слепого, каким является пациент в отношении своих противоречий. Аналитик полагает «ненаучным» иметь свои собственные моральные ценности или проявлять интерес к моральным ценностям пациента. Фактически же во многих теоретических формулировках принятие противоречий не ограничено одной лишь моральной областью.

¹ См.: Yutang, L. Between Treas and Laughter / L. Yutang. — John Day, 1943.

Рационализацию можно определить как самообман посредством рассуждения. Распространенный взгляд, что рационализация используется в основном для самооправдания или для согласования мотивов и действий принятой системой взглядов, верен лишь до некоторой степени; если с ним согласиться полностью, то следовало бы, что все люди, принадлежащие одной и той цивилизации, рационализируют, одним и тем же способом, тогда как на самом деле существует большой разброс индивидуальных различий как в отношении того, что рационализируется, так и в используемых методах. То, что именно так и должно быть, кажется естественным, если мы посмотрим на рационализацию как на один из способов поддержки невротических попыток создать искусственную гармонию личности. Как этот процесс действует, можно видеть в каждой доске защитных лесов, возведенных вокруг базисного конфликта. Господствующий аттитюд усиливается соответствующим рассуждением, и факторы, которые могли бы сделать конфликт видимым, минимизируются или реконструируются таким образом, чтобы стать совместимыми с этим аттитюдом.

Каким именно образом это рассуждение, используемое в целях самообмана, рационализирует личность, становится ясным при противопоставлении подчиненного и агрессивного типов невротика.

Первый из них приписывает желание быть полезным воем своим позитивным чувствам, даже если обладает сильной склонностью к доминированию; и если эта склонность слишком выделяется, то он рационализирует ее под заботливость. Второй тип, когда оказывает помощь, твердо отрицает любое проявление симпатии и обосновывает свое действие исключительно принципом целесообразности.

Идеализированный образ для своей поддержки всегда требует значительной доли рационализации: должно быть доказано, что никаких расхождений между реальным «Я» и идеализированным образом не существует. При экстернализации идеализированный образ используется для доказательства релевантности внешних обстоятельств или для демонстрации, что черты характера, не принимаемые самим невротиком, представляют только «естественную» реакцию на поведение других.

Тенденция к избыточному самоконтролю может быть настолько сильной, что я одно время причисляла ее к исходным невротическим влечениям¹. Ее функция состоит в том, чтобы выполнять роль плотины от переполняющих невротика противоречащих друг другу эмоций. Хотя в самом начале невроза избыточный самоконтроль часто проявляется в виде сознательного волевого акта, со временем он становится более или менее автоматическим.

Невротики, осуществляющие подобный контроль, не позволяют себе увлечься под воздействием энтузиазма, или сексуального возбуждения, или жалости к самому себе, или ярости. В процессе анализа они испытывают величайшие трудности при свободном ассоциировании; они не допускают принятия алкоголя для поднятия настроения и нередко предпочитают терпеть боль, а не подвергаться анестезии. Короче, они стремятся ограничить всякую спонтанность.

Эта черта характера наиболее сильно развита у тех невротиков, чьи конфликты проявляются достаточно свободно; у тех, кто не сделал ни одного из тех шагов, которые обычно помогают потопить конфликты; у кого ни одно из конфликтующих множеств аттитюдов не получило явного доминирования, так же как и у тех, у кого обособление не получило достаточного развития, чтобы прекратить действие конфликтов.

Такие личности представляют нечто единое просто благодаря своему идеализированному образу; и очевидно, что его объединяющей силы недостаточно без дополнительных попыток достигнуть внутреннего единства. Идеализированный образ особенно неадекватен, когда он складывается из противоречащих друг другу элементов. В этом случае проявление силы воли, осознанное или бессознательное, необходимо, чтобы удержать контроль над конфликтующими импульсами.

Поскольку самыми разрушительными импульсами являются вызванные яростью импульсы насилия — самая значительная часть энергии расходуется на контроль над яростью. Тем самым создается порочный круг; ярость, подавленная с помощью рассуждения, достигает взрывной силы, которая, в свою очередь, требует от невротика еще большего самоконтроля для подавления данного влечения.

См.: Хорни, К. Самоанализ.

Если избыточный контроль привлекает внимание пациента, то он будет стремиться защитить его указанием на благо и необходимость самоконтроля для любого цивилизованного индивида. То, что невротик упускает, так это компульсивную природу своего контроля. Он не может удержаться от него, даже если приложит самые серьезные усилия, и, будет охвачен паникой, если по какой-либо причине контроль перестанет действовать.

Такая паника может проявиться в виде страха перед безумием, что ясно указывает на то, что функция контроля заключается в том, чтобы отражать опасность расщепления личности невротика на части.

Ригидная справедливость обладает двойной функцией — подавляет внутренние сомнения и исключает влияния извне. Сомнение и нерешительность являются постоянными сопутствующими обстоятельствами неразрешенных конфликтов и могут достигнуть силы, достаточно могущественной, чтобы парализовать любое действие. В таком состоянии естественно, что невротик восприимчив к любому внешнему влиянию. Когда мы обладаем подлинными убеждениями, нас нелегко переубедить; но если всю нашу жизнь мы стоим на перекрестке, не способные принять решение, идти ли в этом направлении или в том, то внешнее воздействие легко может стать определяющим фактором, хотя бы временно. К тому же нерешительность относится не только к возможному образу действий, но также включает сомнения относительно самого себя, своих прав, своих ценностей.

Все эти неопределенности уменьшают нашу способность быть активным субъектом своей жизни. Тем не менее очевидно, что они не в равной мере нетерпимы для всех нас. Чем больше невротик смотрит на жизнь как на безжалостную битву, тем больше он будет считать сомнение опасной слабостью. Чем более он изолирован и склонен к независимости, тем сильнее восприимчивость невротика к внешнему влиянию будет становиться источником его раздражения. Все мои наблюдения убеждают меня, что соединение доминирующих агрессивных влечений и обособления является самой плодотворной почвой для развития ригидной справедливости; и чем более агрессивен невротик, тем более воинственной является его справедливость. Ригидная справедливость представляет попытку невротика решить свои конфликты сразу и окончательно посредством произвольного и догматического заявления, что он абсолютно прав.

В системе, управляемой разумом, эмоции рассматриваются как внутренние предатели и должны жестко контролироваться. Мир может быть достигнут, но это мир могилы. Как и следовало ожидать, такие личности испытывают отвращение к процедуре анализа, потому что он угрожает привести в беспорядок налаженную систему.

Почти полярной по отношению к ригидной справедливости, но не менее эффективной защитой от признания конфликтов является уклончивость. Пациенты, склонные к этому виду защиты, часто похожи на тех персонажей волшебных сказок, которые, будучи преследуемыми, превращаются в рыбу; не чувствуя себя безопасными в этом обличье, превращаются в оленя; если охотник догоняет их, они улетают, превратившись в птицу. Вы никогда не сможете связать их никаким обещанием; они отрицают все, что сказали, или уверяют вас, что имели в виду совсем другое. Они обладают сбивающей с толку способностью запутывать тему суждения. Часто они не в состоянии предоставить конкретный отчет о каком-либо происшествии; если они попытаются это сделать, слушатель в конце рассказа так и остается в неведении, что же именно произошло.

Тот же беспорядок царит и в их жизни. Злобные в данный момент, они — сочувствующие в следующий; иногда сверхвнимательные, а иногда безжалостно невнимательные; властные в одних отношениях, подчиненные в других. Они часто протягивают руку доминирующему партнеру только для того, чтобы «сменить коврик у двери», но затем часто возвращаются назад в состояние прежней неустойчивости. После того как они выскажутся о ком-либо плохо, их охватывают угрызения совести, делается попытка исправиться, затем они чувствуют себя «младенцами» и снова начинают оскорблять всех подряд. Для них нет ничего подлинно истинного.

Аналитик может оказаться в определенной степени сбитым с толку и обескураженным, может почувствовать, что для работы с невротиком нет никакой реальной основы. Но он ошибается. Такие невротики — обычные пациенты, которые не преуспели в адаптации к общепринятым шаблонам поведения: они не только не вытеснили какие-либо влечения, участвующие в конфликте, но и не сформировали никакого определенного идеализированного образа.

Можно сказать, что в некотором смысле они демонстрируют важность этих попыток решить невротический конфликт. Ибо безотносительно к тому, насколько мучительны их последствия, невротики, которые решали свои конфликты подобным образом, лучше организованы и потеряны не в такой степени, как невротики уклончивого типа.

С другой стороны, аналитик совершил бы не меньшую ошибку, если бы посчитал свою задачу легкой только потому, что конфликты очевидны и нет необходимости вытаскивать их из глубин подсознания. В любом случае аналитик столкнется с враждебностью пациента при попытке достигнуть большей или меньшей ясности, а это повлечет разрушение всех его надежд, если он сам не поймет, что уклончивость пациента является тем способом, с помощью которого он отражает любое проникновение в своей внутренний мир.

Последним способом защиты от признания конфликтов является цинизм — отрицание и высмеивание моральных ценностей. Глубоко скрытая неопределенность в отношении моральных ценностей обязательно присутствует в каждом неврозе, независимо от того, насколько сильно невротик привержен тем нормам, которым он собрался следовать. В то время как причины цинизма могут быть самыми различными, его функция неизменна — отрицать существование моральных ценностей, освобождая тем самым невротика от необходимости выяснять, во что же он на самом деле верит.

Цинизм может быть осознанным, стать некоторым принципом в макиавеллиевском духе и получить, таким образом, оправдание. Единственное, что учитывается, — это видимость. Вы можете действовать, как вам нравится, до тех пор, пока вас не поймали. Лицемерит каждый: если он небезнадежно глуп. Эта разновидность пациентов может быть столь же чувствительна к употреблению аналитиком термина «мораль», как во времена Фрейда она была чувствительна к упоминанию о сексе.

Но цинизм может быть и бессознательным и скрываться за пустыми разговорами о распространенных идеологиях. Каким бы несведущим о власти цинизма над собой ни был невротик, образ жизни, который он ведет, и манера, в которой он рассказывает о своей жизни, выдают, что он действует согласно своим принципам цинизма. Неумышленно он может запутаться в противоречиях, подобно пациенту, который, как он был уверен, верил в честность и благопристойность и все же завидовал любому, кто позволял себе нечестные приемы, и возмущался тем, что ему никогда не «удавались» действия подобного рода.

В процессе терапии важно в надлежащее время позволить пациенту осознать свой цинизм и понять его. Может оказаться также необходимым объяснение, почему пациенту желательно обосновать свою собственную систему ценностей.

Рассмотренные виды защиты представляют охранительные укрепления, построенные вокруг центра базисного конфликта. Для простоты я обозначу всю систему защитных мер защитной структурой. В каждом неврозе развивается своя комбинация защитных мер; часто присутствуют все из них, хотя и с разной степенью активности.