Шарж и пародия в детской литературе первой трети XX века.

Дама, качаясь на ветке,
Пикала: " Милые детки!
Солнышко чмокнуло кустик...
Птичка оправила бюстик

И, обнимая ромашку, Ц
Кушает манную кашку.

Сиропчик. Саша Черный

Начало XX века характеризуется значимыми историческими событиями. В это время неуклонно растет пролетарское движение, обостряются классовые противоречия, которые впоследствии приводят к двум русским революциям. Все это наложило отпечаток на общественную жизнь, науку и искусство.

Детскую литературу периода первой трети XX века можно условно разделить на два направления. Первое – буржуазно-дворянская детская литература, которая не расходилась с установками официальной педагогики, пытаясь навязать детям ложное представление о «светлом образе» окружающего мира. Второе – литература, которая противостояла всякому «сюсюканью», периодически пародируя писателей, работающих в жанре «назидательного рассказа».

Наиболее яркими представителями второго направления являлись: М. Зощенко, К. Чуковский и Саша Черный. Объектами их иронии часто выступали произведения таких писательниц, как Лидия Чарская и Александра Ишимова.

Характерным примером пародии на дидактиков литературы может послужить цикл рассказов Зощенко «Леля и Минька». Прямую параллель можно провести между рассказом А. Ишимовой «Никогда не говори неправду» и рассказом Зощенко «Не надо врать».

У Зощенко главный герой переживает осознание своего греха, преувеличивая его последствия. Откровенное назидание автора через реплики героя – характерные черты стиля нравоучительного рассказа. В некоторых моментах Зощенко буквально воспроизводит фрагменты из рассказа Ишимовой: «И я, лежа в своей постели, услышав эти слова, горько заплакал. И дал себе слово говорить всегда правду. И я действительно так всегда и теперь поступаю. Ах, это иногда бывает очень трудно, но зато у меня на сердце весело и спокойно»

Зощенко проводит сложную литературную игру, где пародирует жанр с определенными художественными целями. Цикл рассказов «Леля и Минька» тематикой, композицией и стилем пересекается с жанром нравоучительного рассказа.

В цикле рассказов можно выделить одну общую структурную схему.

В начале происходит описание детского проступка, потом следует наказание, и в конечном итоге через авторское обращение ребенок усваивает мораль произведения. Именно такая схема лежит в основе нравоучительных детских произведений.

Следует отметить, что несмотря на подражание Зощенко другим писателям, в рассказах автора проявляются индивидуальный талант и немалая изобретательность. Герои его произведений продают обувь гостей, роняют масло в чай и отправляются в кругосветное путешествие. Выдумки автора можно сравнить с лотерейным мешочком. Вытаскивая бочонок, ты не знаешь, какое число тебе попадется, так и тут, заглядывая в книгу, ты не знаешь, на какое чудачество наткнешься.

Главные герои цикла рассказов о «Леле и Митьке» являются копией традиционных образов назидательной литературы. «Маленький, славненький» Минька и «невоспитанная особа» Лелька. Тоже относится и к родителю героев, который наделен универсальными способностями: воспитатель и судья.

Пародия манеру назидательного рассказа, Зощенко не пытается опровергнуть мысли, заложенные в произведениях такого типа. Напротив, он так же, как и писатели «моралисты» выступает за поддержку нравственных ценностей. Но в тоже время Зощенко говорит о том, что нельзя навязывать определенные правила, которые дети не способны принять. Он хочет, чтобы дети учились мыслить самостоятельно.

Существенную роль в развитии детской литературы того периода несомненно сыграл Чуковский. Работая в рамках детской сказки, автор выходит за ее пределы через подтекст, устанавливающий литературные отношения. Также в произведениях Чуковского реализуется широкий спектр пародийных мотивов.

В стихотворениях для детей пародию Чуковского отличает то, что он воспроизводит пародируемый текст почти буквально, а комический эффект у него достигается резким изменением ситуации. В пародируемом стихотворении дети ведут вежливую беседу с птичкой, а в пародии Чуковского герои испуганно уговаривают не причинять им зла жестокого Бармалея.

Ах, зачем, зачем я вам,

Отпустите полетать,

Развяжите сети.

Нет, не пустим, птичка, нет!

Оставайся с нами:

Мы дадим тебе конфет,

Чаю с сухарями.

Пойманная птичка. А.А.Пчельникова

Милый, милый Бармалей,

Смилуйся над нами,

Отпусти нас поскорей

К нашей милой маме!

Милый, милый людоед,

Смилуйся над нами,

Мы дадим тебе конфет,

Чаю с сухарями!

Бармалей. К. Чуковский

Благодаря воспроизведению текста исходного стихотворения – жеманность разоблачает сама себя.

Получается, что трагическая сказочная ситуация окрашивается в цвета трагикомедии.

Следует отметить, что пародийность в сказках Чуковского реализуется на всех уровнях: лексическом, сюжетном и интонационном.

Правда, не всегда пародийное произведение становится пародией как таковой. Допустим, в «Крокодиле», который восходит к неоконченной повести Достоевского «Крокодил, необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже», автор не преследует сатирических целей, а просто воссоздает аллюзиями колорит конкретной эпохи.

В период работы над статьей «Поэт и палач» Чуковский пишет свое «Тараканище». Статья была посвящена бесславной истории с «муравьевской одой» Некрасова. Дело в том, что Некрасов написал стихотворение, которое современниками было расценено как измена демократии.

В центре произведения «Поэт и палач» у Некрасова – страх, который вызывают решительные меры «людоеда» Муравьева:

«Если Муравье – значит, кончено; значит, пощады не будет.

Этот никого не помилует…»

Сравнивая «Тараканище» Чуковского и произведение Некрасова, мы можем отметить, что сцена испуга зверей в сказке перекликается с местами очерка «Поэт и палач»

Сказка Чуковского имеет тираноборческий характер. Стоит отметить, что «Тараканище» это не то же событие, что и у Некрасова, а типизированное отражение подобных исторических ситуаций.

Помимо всего прочего в сказках Чуковского еще есть отсылки и излюбленным сюжету футуристов – «бунту вещей». Например в «Мойдодыре», где утюги бегут за сапогами, а сапоги – за пирогами.

Чуковский создает образы одушевленных бытовых предметов при помощи выделения каких-либо характерных черт:

Я хочу напиться чаю,

К самовару подбегаю,

Но пузатый от меня

Убежал, как от огня.

То есть именно этот литературный шарж, где определение «пузатый», применимое обыкновенно к человеку, создает комический эффект в произведении.

А еще вот строки про мочалку:

А от бешеной мочалки

Я помчался, как от палки,

А она за мной, за мной

По Садовой, по Сенной.

Опираясь на свои личные ассоциации, могу сказать, что образ «бешеной мочалки» ассоциируется у меня с всклокоченными волосами человека, который находится в состоянии бешенства.

Таким образом, на основе анализируемых произведений можно сделать вывод о том, что и Зощенко и Чуковский были своего рода представителями южного направления в литературе, которое по специфике мироощущения всегда противопоставлялось северному.