Взаимодействие религиозных и атеистических начал в культуре тувинцев

В начале 1920-х гг. буддийские монастыри (хурэ) являлись фак­тически единственными очагами просвещения в Туве. В них изуча­лись тибетский язык, алхимия, а также начала поэтики, ботаники, фармакологии, анатомии, медицины, философии.

Буддизм и распространение тибетского письма проник сюда из Тибета и Монголии в начале XVI в. Его исповедали как феодальная верхушка, так и рядовые тувинцы, особенно при ставках феодальных правителей, где находились монастыри - хурээ.

Успешному становлению буддизма в первую очередь способствовали политические и социально-экономические условия, имеющиеся к этому времени в Туве. По мнению тувинского буддолога М.В. Монгуш, «буддизм не противоречил интересам основных социальных слоев Тувы. Для аратов и особенно беднейшего населения он был привлекателен тем, что предоставлял им возможность приобщиться к грамотности, получить образование в монастырской школе - это для них большие перспективы, нежели те, которые они имели»^[21].

Первоначально пропагандой буддизма занимались в основном нойоны, постоянно испытавшие буддийское влияние со стороны. Довольно настойчивой была политика амбын- нояна Ламажапа по подготовке лам из числа самих тувинцев для чего он неоднократно приглашал в Туву лам-учителей из Монголии. Первым был лама Чонроп, для которого специально с 10 сумонов собрали мальчиков-хуураков, которых он начал обучать монгольскому и тибетскому языкам, чтению и письму, основам буддийских знаний^[22].

При амбын-нояне Олзее-Очуре отмечается усиление позиций буддизма в Хемчикском кожууне. Был приглашен монгольский лама Санчай для обучения тувинских хуураков, однако тот обнаружил, что буддизм развивается здесь повсеместно, собирая вокруг себя десятки тысяч аратов. Во времена амбын-нояна Олзея-Очура тувинские ламы начали активно посещать Монголию, чтобы получить там образование. Иногда они отправлялись непосредственно в Тибет.

Наиболее активным сторонником из тувинских ноянов был Хайдып. Он начал устанавливать тесные и долгосрочные контакты с монгольскими и тибетскими ламами, предоставлял им возможность заниматься наставнической деятельностью в Туве, поощрять строительство новых храмов, отправлять на учебу в монастыри Монголии и Тибета тувинских юношей. Своего сына Севена Хайдыпа устроил в монастырь. Когда приемному сыну Хайдыпа Буяну-Бадыргы исполнилось 6 лет, он нанял для него домашних учителей. Известный монгольский лама Уржут Оскал обучал мальчика монгольскому и тибетским языкам, буддийской философии, математике и астрологии. Русский учитель Шуруку (русск. Шура) Ряхлов давал ему уроки русского языка^[23]. Позже Хайдып занялся распространением Ганджура и Данджура в Туве. Он поручил ламе Цагланаю переписывание текста, для чего закупил специальную бумагу у

одного русского купца^[24].

Буддийские монастыри стали первыми центрами просвещения среди тувинцев. Их строительство на территории Тувы стало важнейшим свидетельством распространения буддизма в стране. Первые монастыри начали строиться на территории Оюнарского хошууна. Отсюда шло проникновение и распространение буддизма среди тувинцев.

Важную роль монастыри играли в качестве общеобразовательных центров, где традиционно в обязательном порядке изучали такие дисциплины, как закон кармы, историю буддизма, медицину, астрологию. В тувинских монастырях в обязательном порядке изучали тибетский и монгольский языки, на которые с санскрита переведены сутры. Были попытки перевести сутры на тувинских язык, но тогда не хватало квалифицированных кадров.

В школах крупных монастырей, где имелось достаточное количество лам-преподавателей, список изучаемых дисциплин был значительно шире и включал буддийскую танкопись, стихосложение, каллиграфию, архитектуру и скульптуру.

В советский период утвердилось мнение о том, что монастырские школы имеют «антинародный, антинаучный и антипедагогический характер». Н.А. Сердобов в своей монографии «Народное образование в Туве» так пишет: «Целью ламских школ было воспитать ханжу-фанатика, способного обкрадывать, обманывать народ»^[25]. Однако, необходимо учесть то, что в то время монастырские школы были единственным местом, где тувинские дети, в основном мальчики, независимо от их социального происхождения могли получить образование, причем детей из беднейших слоев в них было значительно больше, чем из зажиточных сем ей..

При некоторых хурээ имелись мастерские, где выполнялись на заказ или на продажу несложные виды печатных работ. Это были тексты на бумаге или вырезанные на дощечках. В фондах Национального музея имени Алдан-Маадыр имеются в достаточном количестве такие образцы^[26]. Многие из них поступили в музей в результате политики борьбы против «врагов народа» - лам, когда многие монастыри стали закрываться или забрасываться.

Таким образом, в данный период начинается знакомство с тибетской грамотой. Среди тувинцев стали появляться собственные писцы-бижээчи. Они переписывали религиозные тексты. По содержанию они различны, их отличает высокая каллиграфическая техника, позволяющая относить их к явлениям художественного порядка^[27]. Некоторые из религиозных текстов писались золотой или бронзовой краской на черном фоне, что придавало им весьма изысканный дизайн. Черную бумагу покупали у русских купцов. Ее плотность позволяла писать палочкой, изготовленной из твердых пород дерева^[28]. Писари-бижээчи, переписывая тибетские сутры, в то время добавляли свои мысли. Так, в 1999 г. тибетский лама Лопсан Тубтен, живущий в с 1996 г. в Туве сообщил, что у него имеется небольшая сутра, которая была написана Жителем Тувы. Свое предположение подтвердил тем, что в сутре имеются названия ряда местностей Тувы, которые почитаются как святыни.

Бытовавшее мнение, будто старая Тува была сплошь безграмотной неверно. Из каждой тувинской семьи один из мальчиков обучался в монастырях, становились хуураками. Многие из них становились грамотными людьми по тем меркам. Среди них были, по утверждению Ф. Кона, образованные люди, некоторые из них прекрасно владели тибетским, хорошо разбирались в тибетской медицине и многие болезни

лечили довольно успешно.

Некоторые из лам впоследствии становились государственными деятелями. К ним относится Куулар Дондук, бывший лама, занимавший пост председателя Совета Министров ТНР. В. Мачавариани отмечал его лучшие качества, как «одного из упорных строителей действительно независимой Тувы». Также он выделяет ламу Севена, который вместе с Дондуком работал над созданием тувинской письменности под руководством ламы Верхнечаданского хурэ Монгуша Лопсан-Чимита. Они создали тувинский алфавит, «не имеющий ничего общего с монгольским и в то же время охватывающий все звуки тувинского языка».

Ю.Л. Аранчын писал, что «церковь истребляла любое стремление масс кзнаниям». Конечно, широкой массе были непонятны длинные единицы, как считали сами люди, знать тибетскую письменность…. по их просьбе по разным причинам: отвлечь от беды, болезней и т.п. Однако самые распространенные слова народ знал, например, в Эрзинском районе есть скала, где высечены самые распространенные тибетские слова ом-ма-ни-пад-ме-хум, что в переводе означает «О, священный лотос»^[29].

Ю.Л. Аранчын, считая буддизм реакционной силой, в то же время отмечает его элементы культуры^[30]. Еще в первой трети XVI в. было завершено составление монгольского Ганчжура в 113 томах на основе перевода тибетского Ганчжура (109 томов), содержащего сведения о философии, истории, быте, научных представлениях и культуре Древнего Востока. Образованные представители монгольского общества перевели на родной язык тибетские сочинения «Светлое зерцало», «Бадмагатан», написали биографию Цзонхавы, положили начало национально-религиозной историографии. На монгольский язык были переведены произведения индийской светской литературы^[31]. В настоящее время в фондах Национального музея имени Алдан-Маадыр Республики Тыва хранятся 98 томов Ганчжура. История комплектования этой коллекции такова. В 1972 г. жители села Кунгуртук нашли в пещере сутры (около 6 мешков) и другие принадлежности буддийского монастыря. Директор тогдашнего совхоза X. Ч. Нурсат дал распоряжение немедленно передать их в республиканский музей, на свои средства отправил самолетом в Кызыл. Систематизацией и переводом этих тибетских сутр занимался тувинский лама Кенден-башкы, служивший при Иволгинском дацане Бурятии. Как отмечают буддологи России, по количеству сутр на тибетском и монгольском языках Тувинский музей занимает третье место после Бурятии и Санкт-Петербурга^[32].

В 1980-е годы в течение нескольких лет в Туву приезжали ученые из Ленинграда (Санкт-Петербург) П. Сазыкин из сектора тюркологии и монголистики института востоковедения АН СССР и А. Терентьев из Государственного музея истории религии и атеизма. Они оказали помощь в аннотации многих источников, хранящихся в фондах музея. Ученые считают, что фонд монгольских и тибетских рукописей представляют большой научный интерес. В собраниях много ценных и редких изданий, включающих сочинение по философии, медицине, истории, астрономии и т.д. Интересны иллюстрации-миниатюры, встречающиеся в книгах.

Встречаются нотные записи тибетской музыки^[33].

Большой вклад в распространении тибетского письма внесли монгольские ламы-просветители. Так, Агбан-Балдан создал на тибетском языке труд, где даются комментарии почти Конституционного суда всем трактатам по философии и логике древнеиндийских и тибетских авторов, к учебникам по буддийской философии. Агбан-Балдан пользовался большим авторитетом среди лам монгольских, тибетских, китайских, бурятских, калмыцких и тувинских монастырей. Он писал: «Очень важными являются возвышение народа, предостережение масс от опасности, мирная жизнь и просвещение народа, стремление сохранить и укрепить физические силы и здоровье народа, уважение их труда...»^[34].

Таким образом, с проникновением буддизма в Туву появляются буддийские монастыри - первые центры просвещения среди населения. Благодаря активным действиям амбын-ноянов и хошууных ноянов из среды аратских масс появляются свои образованные ламы, настоящие ученые, знатоки истории, астрологии, философии и медицины. Тибетское

письмо, бытовавшее в Туве, является не только как исторические источники, а свидетельствуют о развитии культуры тувинцев.

Однако большое значение в жизни тувинского народа в условиях отсутствия письменной литературы и грамотности имел, конечно, фольклор, т.е. устная литература, создаваемая коллективно безымянными творцами из народа. Фольклор для тувинцев был большой народной культурной ценностью. Фольклор развивал их умственный кругозор, мировоззрение и менталитет.

Отсутствие школьного образования и науки у тувинцев восполнялось народными знаниями, приобретенными многовековым трудовым опытом жизни аратов, кочевников и охотников в природных условиях Тувы. У них были хорошие познания в области местной географии и топографии, и они прекрасно ориентировались не только на территории Тувы, но и в сопредельных районах, о чем свидетельствуют их перекочевки в XVII - XVIII вв. за пределы Тувы. На трудовой практике основывались и познания в области ботаники, зоологии. Летосчисление велось по двенадцатилетнему циклу, в котором каждый год носил название того или иного животного, следовавшего в определенном порядке. Тувинцы пользовались народными мерами длины, веса, жидкости, сыпучих тел и т.д. Изобразительное искусство тувинцев существовало а народных формах. По археологическим и этнографическим материалам можно заключить, что оно имело прикладной характер.

В конце XI” среди образованных монголов, ученых и преподавателей в ламских школах Урги появилось реформаторско-просветительное течение. Представители разоблачали и критиковали феодальную верхушку, проповедовали очищение религии от посторонних наслоений, требовали проведение реформ преподавания в духовных школах с обязательным введением светских наук и родного языка и доступ к европейским научным знаниям. В их литературно-философских трудах феодалы-реакционеры именовались не иначе, как «чудовище для народа», «пустой колодец для знаний», «собака без хвоста», «носитель лжи» и «расхитители народного добра». К таким монгольским просветителям относятся Агбан-Хайдаб, Агбан-Балдан, Рабжа, Гулранс, Хишигбат, Дандар Аграмба и др^[35].

Тувинцы имели некоторое представление о таких произведениях монгольских прогрессивных авторов, как «Беседа овцы, козы и коровы», «Разговор души, чувства и тела» А. Агбанхайдава (1779-1838), «Слово домашней собаки», «Слово волка», «Слово антилопы, попавшей в хаша (ловушку)» Хуульчи Сандага (конец XVIII - начало XIX в.) и др.

Идеи монгольских просветителей просачивались в Туву через некоторых лам, обучавшихся в Урге. Заслуживает внимания тот факт, что отдельные выпускники философской школы монастыря Гандандэгшлэна в начале XX в. играли заметную роль в общественной жизни тувинцев^[36]. Вместе с выпускниками монастырей распространялись знания, например, по тибетской медицине, вместе с ними пришла в Туву переводная и оригинальная литература. Наиболее популярными среди тувинцев были книги-наставления типа «Оюун тулхуур» («Ключ разума»), вкрапленные в устное народное творчество тувинцев, воспринимались как нормы поведения людей в обществе, как критерии добра и зла. Известна тувинская сказка «Уран Дойду» (мудрый попугай», взятый из монгольского сюжета^[37].

Многие тувинцы ознакомились с выдающимися произведениями индийской и тибетской литературы. Через монгольские переводы позаимствовали оттуда немалой афоризмов, нравоучений о добре и зле, мыслей об идеальном человеке, о человеческой заботе, о стойком характере и дружбе. Некоторые заимствованные сюжеты бытовали и в устном тувинском фольклоре. Грамотные тувинцы знакомились с монгольской литературой, а также (через монгольские переводы) с литературными произведениями других народов Востока. Особенно популярные издания переписывались в рукописях, как это было, например, с «Гэсэром», а также переводились устно на тувинский язык и переписывались^[38].

В XIX в некоторые районы (хошууны) Тувы были подчинены монгольским феодалам, но в то время между тувинским и монгольским народами существовали и соседские взаимоотношения. В тувинских песнях сложены про халха-монголов, дербетов и олетов, свидетельствующие о дружественных чувствах тувинского народа по отношению к соседским народам. В результате торгового обмена монголы совершали частые поездки в Туву (особенно из приграничных районов), а также тувинцы - в Монголию. Общение между двумя народами осуществлялось в большинстве случаев на языках монголов, которыми владела часть тувинского населения.

В буддийских монастырях Монголии проходило обучение и часть тувинских лам. В.А. Ошурков рассказывает об одном тувинцев знатного рода, который долгое время учился в монгольских монастырях, а вернувшись на родину, принял деятельное участие в административных делах, занял должность кордонного начальника. Сын этого начальника также учился в монастыре Монголии. Стремились к овладению письмом и бедные араты. По воспоминаниям пожилых людей, многие даже батрачили в хозяйстве у какого-нибудь чиновника в качестве платы за обучение грамоте.

Знание монгольского языка в значительной степени сохранилось среди тувинского ламства и позднее, уже в первые годы существования ТНР. В числе делегатов буддийского съезда, состоявшегося в Туве в 1928 г. около половины говорили по-монгольски. Но и среди простого народа имели те, которые имели способности к практическому владению языком. Двуязычие тувинцев было распространено в наибольшей мере в пограничных с Монголией районах, где оно отчасти сохранилось и до сих пор. Монгольский язык используется среди жителей южных районов в качестве разговорного языка. Это является одним из последствий насильственной монголизации этого населения монгольскими феодалами^[39].

На территории Тувы бытовал старописьменный монгольский язык, самый древний памятник датируется XIII - XIV вв.

Известный тюрколог А.А. Пальмбах отмечает, что знание старомонгольского языка продолжало оставаться достоянием узких лиц.

В целом по ТНР к концу 20-х гг. XX в. с монгольской грамотой было знакомо примерно 1, 5 % населения. Летом 1924 г. в Кызыле открываются курсы монгольской письменности. В 1925 г. направляются на учебу в Москву и Улан-Батор две группы учащихся-тувинцев^[40]. Тувинская народно-революционная партия выступала пропагандистом идей марксизма-ленинизма, знания которого брали из монгольской литературы. Важным пособием для них являлся журнал «Путь к социализму», издававшийся ЦК МНРП. По просьбе ЦК ТНРП Бурятский обком ВКП (б) и ЦК ТНРП с 1924 г. регулярно присылали в Туву свои периодические издания, переводные и оригинальные работы.

Текст и мелодии партийного гимна «Интернационал» заучивался на монгольском языке^[41]. Партийная печать вела борьбу «с мелкобуржуазной феодальной идеологией, за развитие классового сознания партийных и беспартийных масс против оппортунизма».

В 1923 г. в Кызыле открылись курсы партучебы. Видимо, она не была популярной, поэтому численность слушателей курсов сократилось со 160 до 60 чел., к тому же не было средств, учебных пособий, программы и специальной литературы. Слушателям приходилось механически заучивать алфавит старомонгольской письменности, давались для чтения произведения типа «оюун тулхуур» (ключ мудрости) и т.п.

Центральный комитет ТНРП принял постановление 1 1 октября 1923 г., где было принято решение обучать грамоте молодежь, начиная с хошуунов и сумонов. А потом, когда они научатся читать и писать, их учебу организовать при правительстве для обучения их русской и

монгольской грамоте^[42].

10 ноября 1923 г. правительство ТНР приняло решение об организации школ на 400 учащихся. В том числе при Правительстве обучать 100 детей с четырьмя учителями, в кожуунах организовать школы на 50 учащихся с двумя учителями в каждой школе. До строительства школ сначала выбрать 30 человек, из которых хорошо усвоили грамоту и продолжить их образование с помощью двух учителей, чтобы в дальнейшем они смогли работать учителями в сумонах и хошуунах. В решении правительства указано о необходимости строительства школ^[43].

6 июля 1924 г. была утверждена программа обучения учащихся на русском языке. Решено пригласить из Советского Союза учителя русского языка с педагогическим образованием.

Поднимался вопрос об обучении грамоте народоармейцев, который был закреплен Постановлением расширенного заседания ЦК ТНРП от 31 декабря 1924 г. Преподавателем и комиссаром был назначен Пульчин. Наиболее грамотные народо армейцы после демобилизации привлекались для обучения учащихся в школах кожуунов. На этом заседании было введено понятие о всеобщем народном образовании. Таким образом, это решение стало первым программным документом партии в области народного образования. Здесь отмечено, что обучение населения грамоте считать важнейшей задачей партии. Принято решение, до строительства зданий школ в кожуунах, в первую очередь построить здание школы в Кызыле. А в сельских местностях организовать отделения этой школы. Во всех отделениях школы подобрать учителей монгольской письменности. Здесь впервые был поставлен вопрос об отправке учащихся в СССР и МНР^[44].

15 августа 1926 г. вышел первый номер газеты «Танну-Тувагийн Унэн» (Правда Танну-Тувы) - орган ЦК ТНРП, Президиума Малого Хурала и Совета Министров ТНР. Эта газета стала трибуной пропаганды идей марксизма-ленинизма, идеологическим оружием в борьбе «за реализацию задач некапиталистического развития». В третьем номере вышла статья генсека ЦК Тувинского революционного союза молодежи И. Шагдыржапа «Ленин и молодежь», в которой «в доступной форме разъяснялись ленинские идеи о месте и роли молодежи в революционном преобразовании общества, сущность ленинской национальной политики».

При поддержке СССР улучшилось финансовое положение в области просвещения. Осенью 1925 г. в Кызыле организуются курсы по изучению русского языка с 38 слушателями и курсы по изучению монгольского языка со 150 слушателями. В 1927-1928 гг. начали работать 2 начальные школы - в Кызыле и Чадане. В 1929 г. уже обучалось 230 учеников и за границей 95 студентов.

Таким образом, помимо составления официальных документов, старомонгольский язык использовался в дореволюционной Туве с удовлетворением культурных запросов. С образованием ТНР монгольский язык используется в качестве идеологического орудия в целях воспитания трудящихся в духе марксизма-ленинизма.