Система мест заключения в СССР. 1929–1960 2 страница

• в места заключения (с относительно малыми сроками — до 3 лет);
• на принудительные (как их именовали в наркомюстах, — исправительно-трудовые) работы без лишения свободы ⁸⁶.

К сожалению, из-за скудости источников состояние дел в ГУИТУ мы можем обрисовать лишь в самых общих чертах ⁸⁷. К концу 1934 г. к ГУИТУ НКЮ РСФСР относились 524 места лишения свободы, руководимых на местах областными (краевыми) управлениями исправительно-трудовых учреждений (УИТУ) ⁸⁸. В исправительно-трудовых учреждениях (ИТУ) содержалось 205 710 осужденных к лишению свободы (без учета несовершеннолетних), из них 69 595 — в так называемых ИТУ закрытого типа (т.е. в тюрьмах; в том числе 61 424 срочных и 8171 пересыльных). Кроме того, в тех же «учреждениях» находились 51 400 следственных заключенных ⁸⁹. Точное число несовершеннолетних в документах отсутствует. Лимит специальных мест заключения для них — 9573 ⁹⁰. Поскольку лимиты по другим местам лишения свободы ГУИТУ НКЮ РСФСР близки к наличной численности (например, по ИТУ закрытого типа лимит — 115 883, реально содержалось 121 240 человек ⁹¹), скорее всего, число несовершеннолетних заключенных было близко к 10 000, так что общая численность осужденных и отбывающих наказание в учреждениях ГУИТУ НКЮ РСФСР на конец 1934 г. составляла около 216 000, а вместе с подследственными — примерно 267 000. Исходя из этих данных, учитывая долю РСФСР в населении СССР, а также высокую вероятность того, что хотя бы из-за концентрации на территории РСФСР лагерей и мест высылки спецпереселенцев процент заключенных от населения республики должен был быть выше общесоюзного ⁹², общее число заключенных в республиканских ИТУ по СССР на конец 1934 г. можно предположительно оценить в 400 000, из них осужденных — в 300 000. Собственно же в колониях, признанных постановлением 1929 г. основным типом мест заключения, по СССР находилось около 200 000 человек.
В конце 1934 г. по РСФСР 668 841 человек имели приговоры к исправительно-трудовым работам без содержания под стражей и находились в ведении отделов исправительно-трудовых работ (ОИТР) соответствующих территориальных УИТУ. Из них на предварительном учете (имели приговоры, но еще не получили предписания ОИТР приступить к работам) состояли 80 581, на так называемом справочном учете (находились в розыске) — 164 781 и на оперативном учете (отбывали наказание) — 423 779 человек. Из состоявших на оперативном учете работали 406 273 человека: 338 641 (подавляющее большинство) — на своих рабочих местах, 54 526 — по договорам с хозяйственными организациями и только 13 106 — на собственных предприятиях ОИТРов ⁹³.
Незначительный рост за пять лет числа заключенных и большая доля осужденных к исправительно-трудовым работам без содержания под стражей объясняется тем экономическим положением, в котором оказались ГУИТУ, испытывавшие большие трудности в организации собственных работ. Так, на 1 августа 1932 г. (единственные найденные данные) в ГУИТУ НКЮ РСФСР 26, 3 % осужденных к лишению свободы вообще не работали, еще 16, 2% были заняты хозяйственным обслуживанием самих мест заключения и только 57, 5% работали в производительном секторе ⁹⁴. Предприятия ГУИТУ относились к местной промышленности и уже одним этим обстоятельством были поставлены в несравненно худшие условия, чем ведущие стройки, обслуживавшиеся лагерями ОГПУ. Неудивительно, что процент выполнения плана у них был существенно ниже: в целом по ГУИТУ НКЮ РСФСР — не более 70%, а в текстильной промышленности — 20%. Производительность труда в сельскохозяйственных колониях составляла 60% от производительности колхозов ⁹⁵. Красноречивее всего об основном источнике доходов ГУИТУ говорит соотношение между осужденными к исправительно-трудовым работам без содержания под стражей, отбывавшими наказание на своих рабочих местах (в этом случае фактически наказание сводилось к штрафу, только выраженному не в абсолютных единицах, а в процентах от заработной платы), и теми, кто трудился на собственных предприятиях ОИТРов. В конце 1934 г. по РСФСР, например, оно составляло примерно 26: 1! А поскольку ГУИТУ и суды подчинялись одному наркомату, это не могло не сказаться на судебной практике. В результате к концу 1934 г. по численности осужденных, находящихся в заключении, республиканские ГУИТУ вдвое уступали лагерям ГУЛАГа, численность заключенных в которых, как видно из рис. 1, продолжала расти в течение 1934 г. столь же быстрыми темпами, что и в 1933-м (в ГУИТУ содержалось около 300 000 человек против примерно 700 000 в ГУЛАГе ⁹⁶). Местами заключения наркомюстов самостоятельно не был реализован ни один крупный хозяйственный проект ⁹⁷. С учетом описанной выше экспансии ГУЛАГа передача ему всех мест заключения ⁹⁸ (а заодно и принудительных работ без содержания под стражей) и ликвидация ГУИТУ республиканских наркомюстов выглядит вполне логичной мерой.
Объединение всех мест заключения под руководством одного ведомства было проведено в два этапа во второй половине 1934 г. Постановлением ЦИК СССР 10 июля 1934 г. был образован НКВД СССР. ОГПУ влился в НКВД СССР в виде трех главков, одним из которых был ГУЛАГиТП ⁹⁹. Через три с половиной месяца постановлением ЦИК СССР и СНК СССР от 27 октября 1934 г. ГУИТУ республиканских НКЮ были ликвидированы, а их места заключения переданы ГУЛАГу НКВД СССР ¹⁰⁰. 29 октября 1934 г. главк получает новое название: Главное управление лагерей, трудовых поселений и мест заключения НКВД СССР (ГУЛТПиМЗ или ГУИТЛТПиМЗ); в его составе организуют Отдел мест заключения (ОМЗ). В республиках, краях и областях для непосредственного руководства принимаемыми ИТУ в соответствующих НКВД и УНКВД были созданы органы управления, также названные отделами мест заключения (ОМЗ) ¹⁰¹.
В результате проведенной реорганизации к началу 1935 г. все места заключения СССР были сосредоточены в ведении одного наркомата — НКВД. Вместе с ними перешли и разнообразные производственные объекты — от крупнейших строек (БАМ, канал Москва–Волга) до мелких сельскохозяйственных предприятий при колониях. Таким образом, НКВД уже в момент образования являлся крупным хозяйственным наркоматом.
Итак, к началу 1935 г. организационно подавляющее большинство мест заключения было подведомственно ГУИТЛТПиМЗ; ему не подчинялись только политизоляторы, ранее находившиеся в прямом ведении ОГПУ (Суздальский, Верхнеуральский, Ярославский, Челябинский и Тобольский), Внутренний изолятор особого назначения, Бутырский и Сретенский изоляторы ¹⁰².
Согласно введенному с 10 июля 1934 г. штатному расписанию, центральный аппарат главка включал начальника, двух его заместителей и трех помощников, секретариат, радиостанцию и коммутатор, восемь отделений (кадров, учетно-распределительное, охраны, культурно-воспитательное, снабжения, трудпоселений, санитарное, контрольно-инспекторское), производственно-строительный отдел и добавленный в октябре 1934 г. отдел мест заключения; общее число штатных единиц — около 380 ¹⁰³.
Система руководства лагерями, унаследованная от ОГПУ, была достаточно сложной. Лагеря оставались в подчинении республиканских (краевых, областных) НКВД (УНКВД) по территориальности (но не их ОМЗ!) при всей отмеченной выше условности такого подчинения. В Узбекистане в феврале 1935 г. ОМЗ республиканского НКВД объединили с управлением Сазлага, но эта реорганизация преследовала цель улучшить работу мест заключения Узбекистана, а вовсе не способствовать созданию местного аппарата для руководства лагерем ¹⁰⁴. Одновременно начальники Дмитлага и Беломорско-Балтийского комбината являлись по совместительству заместителями начальника ГУЛАГа ¹⁰⁵. На особом положении находился Северо-Восточный ИТЛ, фактически остававшийся в полном ведении Дальстроя.
На 1 января 1935 г. к 13 принятым от ОГПУ добавились Саровский и Ахунский ИТ лагеря ¹⁰⁶. Непосредственно в лагерях на 1 января 1935 г. находилось около 725 500 человек ¹⁰⁷, еще несколько десятков тысяч, вероятно, были «в пути» ¹⁰⁸.
ОМЗ территориальных НКВД (УНКВД) ведали ИТК и тюрьмами, в которых содержали все категории заключенных: срочных, пересыльных, кассационных и следственных ¹⁰⁹. Общее число заключенных в ОМЗ на 1 января 1935 г. — 293 506 ¹¹⁰.
Таким образом, к 1 января 1935 г. число заключенных в СССР превысило 1 миллион.
Основная часть заключенных была занята на крупнейших производствах, полностью переданных в ведение НКВД. Вместе с тем с принятием колоний руководству ГУЛАГа пришлось искать формы использования труда заключенных, разбросанных по огромной территории и частично закрепленных за ней (из-за малых сроков заключения предписывалось использовать заключенных системы ОМЗ только в пределах своих административных границ).
Передача ГУЛАГу большого числа объектов в обжитых районах делала все более острой проблему борьбы с побегами ¹¹¹.
Деятельность ГУЛАГа в 1935 г. — первой половине 1937 г. проходила в условиях, заметно отличавшихся от ситуации предыдущего периода. С одной стороны, в высших эшелонах руководства страны все острее разгоралась борьба за власть, одним из этапов которой стало убийство Кирова в декабре 1934 г. С другой стороны, вопреки распространенному мнению, как раз с начала 1935 г. замедляется рост численности заключенных в лагерях, характерный для 1933–1934 гг., затем, с начала 1936 г., он прекращается вовсе, а в первой половине 1937 г. наблюдается даже некоторый спад (рис. 1), так что на 1 июля 1937 г. в лагерях находилось 788 584 человека ¹¹². Примерно такова же тенденция и в системе ОМЗ, с той разницей, что минимум численности заключенных в них приходится на начало 1937 г. (на 1 января 1937 г. — 375 376) ¹¹³. Невелик был и рост числа ИТЛ: с начала 1935 г. за два с половиной года организовано пять и ликвидировано два лагеря (см. Ахунский, Ветлужский, Волжский, Вяземский, Калужский, Норильский и Саровский ИТ лагеря).
Анализ документов показывает, что в этот период относительной стабилизации численности руководство НКВД и ГУЛАГа в поисках лучшей структуры управления принудительным трудом проводит ряд реорганизаций. Этот опыт оказал большое влияние на окончательную структуру лагерной системы сталинского периода.
Первой была реорганизована система управления лагерями. В мае 1935 г. лагеря, занятые реализацией важнейших народнохозяйственных проектов, находящихся в полном ведении НКВД (Байкало-Амурский, Беломорско-Балтийский, Дмитровский и Ухтинско-Печорский, а также снабжавший дровами Москву Темниковский), были переданы в прямое подчинение ГУЛАГу. Руководство остальными лагерями возлагалось непосредственно на начальников НКВД (УНКВД) по территориальности. В этих территориальных органах, в соответствии с находящимися на их территории местами содержания «спецконтингентов» (заключенных, трудпоселенцев), были организованы отделы лагерей и мест заключения или отделы лагерей, мест заключения и трудпоселений. Аппараты лагерных управлений сохранялись. УНКВД (НКВД) полностью отвечало за оперативное управление лагерем, включая вопросы трудового использования заключенных, оперативно-чекистскую работу, борьбу с побегами, культурно-воспитательную и санитарную работу и т.п., а также за составление производственных и хозяйственных планов. По всему спектру работ УНКВД отчитывались перед ГУЛАГом. За ГУЛАГом по отношению к этим лагерям оставались общенадзорные функции, общая регламентация производственной деятельности (в частности, установление лимитов численности заключенных и плановых процентов их трудового использования, определение порядка прохождения проектов и смет и т.п.) и режима, снабжение согласно утвержденным планам по соответствующим фондам, комплектование лагерей заключенными ¹¹⁴.
Представляется, что эта реорганизация преследовала несколько основных целей. Очевидно, она позволяла сконцентрировать внимание центрального аппарата ГУЛАГа на объектах, имевших первостепенное значение для оценки производственной деятельности НКВД. Одновременно к обеспечению выполнения производственных заданий непосредственно подключался весь аппарат НКВД на местах. Вероятно, не последнее значение имело и привлечение этого же аппарата к борьбе с побегами ¹¹⁵. Однако наиболее важной (имея в виду дальнейшее развитие событий), по-видимому, оказалась возможность усилить в центральном аппарате ГУЛАГа руководство технической стороной производственной деятельности. И действительно, при утверждении новых штатов центрального аппарата ГУЛАГа вместо одного производственно-строительного отдела предусматривалось создание восьми секторов, специализированных по отраслям промышленности (гидротехнического строительства, дорожного строительства, горный, лесной, гражданского строительства, промпредприятий, подрядных работ, сельскохозяйственный), с общим штатом в 102 человека из 527 штатных единиц ГУЛАГа ¹¹⁶. В совокупности с майской реорганизацией такая расстановка штатов в центральном аппарате ГУЛАГа позволяет предположить, что руководство НКВД и ГУЛАГа стремилось разделить непосредственное использование заключенных и инженерно-техническое обеспечение производства, поручив последнее соответствующим специалистам. Предположение подтверждает и следующий (последний до середины 1937 г.) крупный шаг, предпринятый НКВД для обеспечения трудового использования заключенных: в НКВД в конце 1935 г. впервые появляется чисто производственный специализированный главк.
Постановлением ЦИК и СНК СССР от 28 октября 1935 г. ¹¹⁷ в НКВД СССР передается Центральное управление шоссейных и грунтовых дорог и автомобильного транспорта (ЦУДОРТРАНС), в котором было сосредоточено все автодорожное хозяйство страны (строительство, ремонт и эксплуатация). Местные органы ЦУДОРТРАНСа передавались соответствующим НКВД (УНКВД) по территориальности. В январе 1936 г. поступил приказ снять с объектов всех вольнонаемных, а для обслуживания работ привлекать специально организуемые для каждого объекта колонии в системе территориальных ОМЗ ГУЛАГа ¹¹⁸. Через месяц для обслуживания двух порученных ЦУДОРТРАНСу (вскоре переименованному в ГУШОСДОР) крупнейших автодорожных строительств, имевших стратегическое значение (шоссе Москва–Минск и Москва–Киев), были организованы, соответственно, Вяземский и Калужский ИТ лагеря в непосредственном подчинении ГУЛАГа ¹¹⁹.
С точки зрения НКВД приобретение такого главка имело очевидный смысл. По идее, обслуживание дорожного хозяйства на всей территории страны в первую очередь снимало проблему трудоиспользования заключенных местных ОМЗ, позволяя, по действовавшим в ГУЛАГе нормам, занять неквалифицированной работой даже не очень здоровых людей. ГУШОСДОР не имел в своем подчинении мест заключения. Его низовые подразделения предоставляли инженерно-техническое обеспечение (включая проектную документацию и сметы) и кадры вольнонаемных специалистов, а ИТК ОМЗ ГУЛАГа — неквалифицированную рабочую силу. Сметы же, включавшие, в частности, и выплаты ГУЛАГу за рабочую силу, утверждались руководством НКВД. При необходимости сосредоточить большое число работников использовали уже вроде бы обкатанную схему: организовывали ИТЛ в ведении ГУЛАГа и управление строительства в прямом подчинении ГУШОСДОРа; для координации деятельности этих организаций начальник управления строительства одновременно назначался и начальником ИТЛ.
Забегая несколько вперед, отметим, что такая структура управления оказалась неэффективной, по крайней мере для реализации крупных проектов. Если при обслуживании мелких объектов и отдел (управление) шоссейных дорог ГУШОСДОРа, и ИТК ОМЗ ГУЛАГа входили в одно территориальное УНКВД (а значит, подчинялись одному начальнику, который полностью отвечал за результаты работы), то при взаимодействии управлений строительств и ИТ лагерей, подчиненных непосредственно своим главкам, возникали многочисленные организационные проблемы. Доказательством этому служат постоянные реорганизации системы руководства строительством крупных объектов на протяжении 1936–1938 гг. (см. I: 18; III: 72, 465). О неблагополучии в этой сфере деятельности свидетельствует и создание весной 1937 г. в новом штатном расписании ГУЛАГа Дорожно-строительного отдела (почти все остальные подразделения ГУЛАГа, курирующие отдельные отрасли, остались в ранге секторов) ¹²⁰. Неэффективность работы главка, не имевшего в своем составе лагерей, явно была учтена при проведении радикальной реорганизации лагерной системы 1940–1941 гг.
С середины 1937 г. система мест заключения оказалась в новых условиях. Власть развязала массовый террор в самых жестоких формах. Достаточно отметить, что число расстрелянных увеличилось с 1118 в 1936 г. до 353 074 в 1937 г. ¹²¹. В места заключения хлынул невиданный поток. За 9 месяцев (с 1 июля 1937 г. по 1 апреля 1938 г.) число заключенных в ГУЛАГе увеличилось более чем на 800 000, превысив 2 миллиона ¹²². Во второй половине 1937 г. и в 1938 г. для руководства страны важнейшей стала карательная функция мест заключения, куда теперь «сбрасывали» избежавших расстрела. Для самого же ГУЛАГа главными проблемами стали прием, размещение, организация охраны и создание хотя бы видимости трудового использования этого гигантского потока людей.
Первым следствием новой репрессивной политики была поспешная организация уже в августе 1937 г. сразу семи (!) лесозаготовительных лагерей (Ивдельского, Каргопольского, Кулойского, Локчимского, Тайшетского, Томско-Асинского и Устьвымского) с одновременной реорганизацией Лесного сектора ГУЛАГа в Лесной отдел ¹²³. Уже в октябре 1937 г. в санотделе ГУЛАГа появляются первые сведения о смертности заключенных в этих лагерях ¹²⁴. К 1 января 1938 г. в них находилось более 80 000 заключенных. В начале 1938 г. добавляются еще шесть лесных лагерей (Вятский, Красноярский, Онежский, Северо-Уральский, Унженский и Усольский) ¹²⁵. Вероятно, решение организовать именно лесные лагеря было обусловлено чисто экономическими причинами. Лесозаготовительные работы, по крайней мере на первом этапе, не требовали капиталовложений и подготовленной проектно-сметной документации; обустроить лагеря можно было, используя в основном местные материалы; большое количество крупных лесных массивов по всему северу европейской части страны и в Сибири позволяло хотя бы частично рассредоточить заключенных. Анализ размещения лагерей показывает, что все они были организовываны в районах, имевших удовлетворительные по тем временам пути подвоза.
Лагерная лесная промышленность, несмотря на временность причин, стимулировавших ее резкий рост, оказалась чрезвычайно живучей. Большинство созданных в 1937–1938 гг. лесных лагерей пережили все реорганизации и продолжали действовать и к 1960 г. Для НКВД–МВД эта отрасль всегда оставалась одной из базовых.
Кроме лесных в 1937–1938 гг. удалось организовать «на голом месте» еще девять лагерей: Архангельский, Усть-Боровский, Ягринский (промышленное строительство), Лужский (строительство военно-морской базы), Подольский (аэродромное строительство), Самарский (строительство ГЭС), Сорокский (железнодорожное строительство), Строительство 210 и ИТЛ, Строительство 211 и ИТЛ (строительство автодорог). Однако половина из них так и остались немногочисленными до конца своего существования; для полного же развертывания лагерей промышленного строительства потребовались время и крупные капиталовложения.
Новообразованные лагеря не могли принять весь поток заключенных. На 1 октября 1938 г. общая численность в них составила 309 350 человек, тогда как за период с 1 июля 1937 г. по 1 октября 1938 г. число заключенных в лагерях увеличилось более чем на 521 000 ¹²⁶, смертность же только в 1938 г. составила около 6, 7% от среднесписочного состава ¹²⁷. Поэтому большие группы заключенных направляли в старые лагеря, в первую очередь — обслуживавшие важнейшие промышленные объекты НКВД (БАМ, Ухтпечлаг, Белбалтлаг, Дальлаг, Сиблаг, Севвостлаг ¹²⁸). И без того огромные, работавшие на гигантских территориях, они в результате разбухли до таких размеров (в Дальлаге на 1 октября 1937 г. — 157 375 человек, в Бамлаге на 1 апреля 1938 г. — 268 637), что руководство НКВД вынуждено было приступить к их разукрупнению. Первым таким шагом стало выделение 26 ноября 1937 г. из чрезвычайно многопрофильного Дальлага специализированного ИТЛ, занятого автодорожным строительством — ШОСДОРЛАГа ¹²⁹. В апреле 1938 г. из преимущественно сельскохозяйственного Сибирского ИТЛ выделили Горношорский лагерь, занятый строительством железной дороги на Таштагол ¹³⁰. В начале мая 1938 г. ликвидировали многопрофильный Ухто-Печорский ИТЛ и на базе его лагерных подразделений организовали четыре специализированных лагеря: Воркутинский (шахтостроение и добыча угля), Ухто-Ижемский (добыча нефти и радия), Северный железнодорожный (строительство железной дороги Котлас–Воркута) и Устьвымский (лесозаготовки) ¹³¹.
Иначе складывалась ситуация в Бамлаге. Крупнейший по числу заключенных, он имел достаточно четкую специализацию — железнодорожное строительство (прочие работы носили преимущественно вспомогательный характер). Поэтому при разукрупнении на базе его лагерных подразделений было организовано шесть относительно компактных ИТЛ, специализированных на строительстве железных дорог, каждый из которых вел работы на одной или нескольких связанных магистралях. На базе Бамлага и Управления строительства БАМа организовали промежуточную между ГУЛАГом и ИТЛ структуру — Железнодорожное строительное управление ГУЛАГа НКВД на Дальнем Востоке (ЖДСУ на ДВ), которому вменялось в обязанность непосредственно руководить производственной деятельностью подведомственных ему лагерей, полностью нести ответственность за выполнение производственных планов ¹³².
Таким образом, формы организации лагерей, ориентированные на комплексное освоение крупных малообжитых территорий в духе постановления 1929 г., в новых условиях оказались нежизнеспособными. На смену начали приходить достаточно компактные лагеря, имевшие более или менее четкую производственную специализацию, задействованные, как правило, на одном или нескольких связанных между собой объектах. Разумеется, речь идет об основном производстве, поскольку и в таких лагерях, как и в любой действующей в условиях планового хозяйства достаточно крупной производственной структуре, оставалась масса подсобных предприятий (сельхозы для частичного самообеспечения продовольствием, различные ремонтные мастерские; для строительных организаций — собственные карьеры, кирпичные заводы и т.п.). Специализация привела к резкому росту числа лагерей и одновременно потребовала создания органов, которые могли бы курировать по производственным вопросам однопрофильные лагеря, разбросанные по всей стране. Последнее, в свою очередь, предполагало концентрацию в этих органах специалистов соответствующего профиля и квалификации. Очевидно, что территориальные НКВД не могли справиться с такой задачей. Скорее всего, именно это стало одной из причин переподчинения в конце 1937 г. всех ИТЛ ГУЛАГу ¹³³.

Процесс специализации продолжался и после относительной стабилизации численности заключенных в лагерях (рис. 2 ¹³⁴). Весной 1939 г. был окончательно ликвидирован Дальлаг и на его базе образованы несколько лагерей узкого производственного профиля ¹³⁵. Из Белбалтлага с 1939 г. начали выделять строительства отдельных крупных предприятий с образованием самостоятельных ИТЛ (в 1939 г. — Сегежский, в 1940 г. — Мончегорский, в 1941 г. — Маткожненский) ¹³⁶. Отсюда — лавинообразно нарастающие сложности в управлении, рост штатов центрального аппарата, усложнение его структуры (рис. 3 ¹³⁷).

С весны 1938 г. в составе ГУЛАГа появляются первые специализированные производственные управления ¹³⁸. Во введенном 13 июня 1939 г. штатном расписании центрального аппарата ГУЛАГа насчитывалось уже 42 отдельных подразделения — управления, отделы, отделения и архив. Из них девять — чисто производственные (Управление лесной промышленности, Управление ИТК и сельскохозяйственных лагерей, 1-й отдел железнодорожного строительства (ДВК), 2-й отдел железнодорожного строительства, Отдел гидротехнического строительства, Отдел морского строительства, Отдел топливной промышленности, Отдел цветной металлургии, Отдел целлюлозно-бумажной промышленности); всего — 1562 штатные единицы, из них 581 — в чисто производственных структурах управления. К 1 января 1940 г. штаты ГУЛАГа разрослись до 2040 единиц ¹³⁹.
В этой ситуации НКВД в первом квартале 1939 г. предпринимает попытку снять с ГУЛАГа непосредственное руководство хотя бы наиболее удаленными от центра лагерями Дальнего Востока. Уже упоминавшимся приказом о ликвидации Дальлага все вновь созданные и ранее действовавшие на территории Хабаровского края лагеря были подчинены образованному тем же приказом УИТЛК УНКВД по Хабаровскому краю ¹⁴⁰. Реорганизован был и ЖДСУ ДВ. В принятом 28 февраля 1939 г. Положении об Управлении железнодорожного строительства и ИТ лагерей ГУЛАГа НКВД СССР на Дальнем Востоке (УЖДС на ДВ — новое название организации) прямо указано, что УЖДС «несет полную ответственность за состояние лагерей, входящих в его состав (охрана, режим, исправительно-трудовая политика) и за выполнение ими в установленные сроки производственных заданий». УЖДС самостоятельно утверждает планы лагерей, отделений и наиболее крупных объектов строительства, разрабатывает все нормативы, рассматривает титульные списки, обеспечивает объекты техническими проектами и сметами, полностью обеспечивает снабжение лагерей и производственных объектов, организует подсобные предприятия и т.п. (даже «необходимые для строительства научно-исследовательские работы»). Принципиально важно, что УЖДС предоставлялось право самостоятельно распоряжаться «всеми людскими, материальными и финансовыми ресурсами лагерей, входящих в его состав», т.е. перебрасывать по своему усмотрению рабочую силу (в том числе и специалистов), материально-имущественные и финансовые ресурсы из одного лагеря в другой. Кроме того, УЖДС поручалось полностью организовывать режим содержания и охраны заключенных. Для осуществления руководства лагерями был создан центральный аппарат УЖДС на ДВ в составе 29 отделов. Начальник УЖДС на ДВ отчитывался непосредственно перед наркомом и, преимущественно при утверждении обобщенных планов и титулов, — перед ГУЛАГом (за последним оставалась, естественно, общая нормативная база по трудоиспользованию заключенных, их медицинскому обслуживанию и т.п., а также переброска заключенных в распоряжение УЖДС) ¹⁴¹. Однако такие меры не спасали положения, особенно с учетом слабого развития средств связи и транспорта (на конец 1938 г. действовали 50 ИТЛ, на конец 1939 г. — 58, а на конец 1940 г. — более 70).
Все эти реорганизации свидетельствуют о кризисе в 1938–1940 гг. как лагерной системы, так и НКВД в целом. Первоисточником кризиса стал драматический рост потока осужденных в 1937–1938 гг. Резкое увеличение числа лагерей и одновременное расширение перечня отраслей, ими обслуживаемых (особенно реализация технически более сложных проектов, например, в промышленном строительстве и добыче полезных ископаемых), вызвали необходимость перестроить и сами лагеря (т.е. специализировать их, а следовательно, разукрупнить), и систему руководства ими, усилив инженерно-техническое обеспечение (уровень подготовки проектно-сметной документации, оперативная инженерно-техническая поддержка) и финансовое. Это, в свою очередь, породило взрывной рост численности центрального аппарата ГУЛАГа и усложнение его структуры. Попытки решить проблему созданием в местах концентрации лагерей автономных систем управления (Дальстрой, УЖДС) грозили при тогдашнем уровне развития средств связи и транспорта потерей централизованного контроля за местами заключения как целым, что шло вразрез с общей установкой государства на предельную централизацию во всех областях. Кроме того, это решение не могло стать базовым, так как лагеря одной отрасли в подавляющем большинстве не были компактно собраны в одном регионе. Например, организация УЖДС на ДВ не решала проблему руководства всеми занятыми железнодорожным строительством лагерями даже в 1939 г.: Северный железнодорожный ИТЛ (Коми АССР), Сорокский (Архангельская обл. и Карельская АССР) и Горношорский (территория нынешней Кемеровской обл.) оставались вне сферы его деятельности. Недаром в составе центрального аппарата ГУЛАГа существовало два отдела железнодорожного строительства, что с точки зрения построения любой бюрократической структуры — нонсенс.
Кризис развивался на фоне предвоенной милитаризации экономики СССР, когда требовалось форсированное развитие новых отраслей и наращивание мощностей в недостаточно развитых отраслях ¹⁴². При строго централизованной иерархической структуре государства возможны были только два варианта выхода из кризиса — реорганизация ГУЛАГа в рамках НКВД с выделением из него всех или большей части производственных главков в прямое подчинение наркомата (причем, учитывая опыт деятельности ГУШОСДОРа, — вместе с обслуживающими производства лагерями) либо выделение ГУЛАГа из НКВД и создание на его базе отдельного наркомата. Начатая в 1940 г. реформа пошла по первому пути: 4 января 1940 г. на базе УЖДС на ДВ ГУЛАГа и Отдела железнодорожного строительства ГУЛАГа было организовано Главное управление железнодорожного строительства НКВД СССР, а 13 сентября 1940 г. на базе Гидротехнического отдела ГУЛАГа — Главное управление гидротехнического строительства (переименованные несколько позже в Главное управление лагерей железнодорожного строительства (ГУЛЖДС) и Главное управление лагерей гидротехнического строительства (ГУЛГТС)) ¹⁴³. НКВД при этом оставался одновременно и универсальным государственным карательным органом, и органом, осуществляющим всестороннюю охрану на территории страны (погранвойска, конвойные войска, местная противовоздушная оборона, пожарная охрана и т.п.), и одним из крупных хозяйственных наркоматов. Простое следование по этому пути могло в дальнейшем привести к тому, что кризисное состояние было бы не разрешено, а перенесено на более высокий уровень управления. Поэтому, вероятно, не случайно радикальная реформа лагерной системы совпала по времени с реорганизацией НКВД как целого.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 февраля 1941 г. НКВД был разделен на два наркомата — НКВД и Наркомат государственной безопасности (НКГБ) ¹⁴⁴. 26 февраля 1941 г. была объявлена новая структура НКВД, включавшая помимо ГУЛАГа девять специализированных производственных главков и управлений (главки: гидротехнического строительства (ГУЛГТС), горно-металлургических предприятий (ГУЛГМП), железнодорожного строительства (ГУЛЖДС), промышленного строительства (ГУЛПС), строительства по Дальнему Северу (ГУСДС, Дальстрой), шоссейно-дорожного строительства (ГУШОСДОР); управления: лесной промышленности (УЛЛП), топливной промышленности (УТП), по строительству Куйбышевских заводов (Особстрой) ¹⁴⁵. Вскоре к ним добавились Главное управление аэродромного строительства (ГУАС), не имевшее первоначально в своем составе мест заключения, и Управление лагерей по строительству предприятий черной металлургии (УЛСПЧМ) ¹⁴⁶.
Реформа 1941 г. стала последней на пути коэволюции системы мест заключения и советского государства. В последующем жизнь, естественно, вносила свои коррективы (изменялись число и производственная специализация главков, распределение функций между ГУЛАГом и производственными главками, часть функций ГУЛАГа периодически передавалась территориальным органам; менялось и распределение заключенных между ИТ лагерями и ОИТК–УИТЛК; в составе последних для обслуживания важных, но не требовавших множества рабочих рук объектов во все большем числе создавали отдельные лагерные пункты (ОЛПы) и лагерные отделения, где содержали те же «контингенты» заключенных, что и в лагерях ¹⁴⁷). Но главный принцип организации — слияние производственного и лагерного комплексов в единую лагерно-производственную иерархическую структуру — до 1953 г. оставался неизменным. Основные черты этой структуры можно описать следующим образом. Из мест заключения в ГУЛАГе остались ИТЛ, специализировавшиеся на сельском хозяйстве, рыболовстве и производстве ширпотреба, а также все территориальные ОИТК–УИТЛК. Кроме того, к основным функциям ГУЛАГа относились разработка нормативных документов по режиму и охране, централизованный учет и распределение заключенных, осуществление общего контроля за местами заключения (в том числе за санитарным состоянием и культурно-воспитательной работой) ¹⁴⁸. Производственные главки имели в своем составе производственные и лагерные управления (иногда отделения), причем с течением времени нормой стало создание единых управлений («Управление строительства... и ИТЛ»). Они полностью отвечали за выполнение производственных планов и фактически обеспечивали всестороннее оперативное управление подведомственными лагерями, являясь главным несущим элементом лагерно-производственной конструкции.
Детальному описанию сложившейся структуры и ее отдельных элементов посвящена большая часть настоящего Справочника, поэтому при описании последующего периода истории мест заключения мы остановимся только на ключевых моментах. Следует отметить, что недостаточная изученность этого периода во многих случаях позволяет сформулировать лишь некоторые предварительные положения.
С началом Великой Отечественной войны из-за естественной смены приоритетов государства быстрый рост лагерной системы сменился столь же быстрым ее сворачиванием. Мобилизация всех материальных ресурсов на обеспечение насущных нужд армии потребовала свертывания многих проектов, в первую очередь — крупных долговременных, где, по сложившейся практике, и были заняты большие массы заключенных. Уже 28 июня 1941 г. были остановлены все гидростроительные работы, строительство заводов по производству алюминия в европейской части страны, автодорожное строительство и ряд других проектов (всего — 60 объектов), обслуживавшихся НКВД ¹⁴⁹. Чуть позднее законсервировано строительство БАМа.
Это позволило упростить центральный аппарат лагерного руководства: сразу после начала войны ГУЛГМП, УТП и УЛСПЧМ были слиты в один главк ¹⁵⁰; осенью 1941 г. ликвидировали ГУЛГТС, передав оставшиеся работы в ГУЛПС ¹⁵¹. 20 июля 1941 г. НКГБ и НКВД Указом Президиума Верховного Совета слиты в один наркомат — НКВД ¹⁵².
Новые проекты реализовывались лишь в случаях, когда этого требовали стратегические задачи ведения войны (например, строительство железных дорог вдоль Волги Свияжск–Ульяновск и Саратов–Сталинград, емкостей для резервов топлива, Челябинского металлургического завода и некоторых других, см., напр., II: 10; III: 22, 61, 180, 309, 390). То, что свертывание системы мест заключения во время войны во многом определялось экономическими факторами, подтверждает разная динамика численности в ИТЛ и в ОИТК–УИТЛК (рис. 2). В последних, ориентированных в первую очередь на обслуживание небольших объектов (предоставление рабочей силы отдельным предприятиям на контрагентских началах), спад второй половины 1941 г. быстро сменился ростом, так что уже к середине 1943 г. эта группа мест лишения свободы восстановила довоенную численность. Численность же заключенных в ИТЛ продолжала падать до весны 1944 г.
Остро стояла и проблема мобилизации людских ресурсов для комплектования личного состава армии. Катастрофические потери Красной Армии уже в первые месяцы войны пришлось частично компенсировать досрочно освобожденными заключенными, переданными в армию (до конца 1941 г. — 420 000 человек) ¹⁵³. Не ослабевала потребность в пополнениях и в последующие годы войны. На уменьшении лагерного населения, помимо призыва заключенных, не могла не сказаться известная практика приговоров, когда срок заключения заменялся отправкой на фронт.
На остававшихся производствах, как правило, были увеличены плановые задания. В совокупности с мобилизацией заключенных в армию это вызвало дефицит рабочих рук в лагерях и колониях, который первоначально попытались компенсировать увеличением продолжительности рабочей недели и норм выработки. Одновременно значительно ухудшились условия содержания заключенных. В результате уже осенью 1941 г. в лагерях и колониях резко возросла смертность. В отдельных ИТЛ за месяц умирали более 10 % от среднемесячного числа заключенных. Так, за ноябрь 1941 г. в Управлении ИТЛ и Строительства 1001 умерли 15, 6%, т.е. каждые два человека из тринадцати ¹⁵⁴. Явно опасаясь остаться без рабочей силы, руководство ГУЛАГа вынуждено было даже отдать под суд начальника лагеря и его заместителя ¹⁵⁵. Ситуация оставалась очень тяжелой и в следующем году. За 1942 г. в ИТЛ умерли 248 877 человек при среднегодовой численности заключенных 1 096 876 ¹⁵⁶, а всего в лагерях, ОЛПах и колониях — примерно 25% среднегодовой численности (в абсолютных числах — 351 360 человек ¹⁵⁷, примерно столько же, сколько было расстреляно в 1937 г. ¹⁵⁸). Наиболее тяжелой была первая половина года. Например, за январь 1942 г. в Кимперсайском ИТЛ умерли 13, 1% среднемесячного списочного состава заключенных, в Онежском ИТЛ за апрель — 13, 7% ¹⁵⁹. Быстро компенсировать эти потери в системе мест заключения и вообще переломить общую тенденцию к уменьшению числа заключенных ¹⁶⁰ до середины 1944 г. не было ни возможности, ни особой нужды.
Действительно, в 1942–1943 гг. численность населения, подконтрольного руководству СССР, была существенно меньше, чем до войны. Одновременно мобилизация трудовых ресурсов привела к широкому распространению других форм принудительного труда. В 1941–1944 гг. серией указов Президиума Верховного Совета СССР был введен запрет на самовольный уход с работы на предприятиях оборонного значения (военной, угольной, текстильной промышленности и т.п.) «вольнонаемных» ¹⁶¹. С 1942 г. ГУЛАГ пополнился «трудмобилизованными» советскими гражданами, преимущественно немцами, сведенными в так называемые рабочие колонны. Эти люди не считались заключенными, но жили на казарменном положении в тех же лагерях и были заняты на тех же работах, что и прочие ГУЛАГовские «контингенты». За годы войны в такие колонны было мобилизовано более 400 000 человек ¹⁶². Подчас в ИТЛ работали практически только трудмобилизованные, заключенных же было несколько десятков (см., напр., III: 22). На строительстве некоторых важнейших объектов (например, железной дороги Саратов–Сталинград в 1942–1943 гг.) наряду с заключенными большую долю работ выполняли военно-строительные части ¹⁶³.
В результате если к началу войны в ИТЛ и местах лишения свободы ОИТК–УИТЛК находилось около 2 350 000 человек (с учетом находившихся «в пути»), то в начале 1944 г. их было примерно в два раза меньше ¹⁶⁴. В 1942–1943 гг. единовременно действовали только 55–65 ИТ лагерей.
Особо следует остановиться на двух решениях высших органов власти, принятых в апреле 1943 г.
Постановлением СНК от 14 апреля 1943 г. НКВД был разделен на НКВД, НКГБ и «СМЕРШ» (военная контрразведка) ¹⁶⁵. Через пять дней, 19 апреля 1943 г., Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило проект Указа Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников». Этим указом помимо публичной казни через повешение вводилась еще одна новая норма наказания — ссылка «в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет» ¹⁶⁶. Для приговоренных к каторжным работам организовывали специальные лагерные отделения при существовавших лагерях, а позднее — и в составе некоторых УИТЛК, а также специальные ИТЛ; для таких лагерных структур предусматривался особый режим, представлявший собой комбинацию лагерного и тюремного ¹⁶⁷.
В НКВД всегда существовали инструкции о распределении заключенных по лагерям в зависимости от статей, по которым они были осуждены. В качестве примера приведем действовавший в 30–е гг. запрет на направление в Дмитровский ИТЛ осужденных за «террор, шпионаж и бандитизм» ¹⁶⁸; близок ему по смыслу запрет на направление в лагеря ГУЛПСа осужденных за «контр-революционные преступления», разбой, грабеж, умышленное убийство и рецидивистов, введенный после того, как в 1946 г. главк стал специализироваться на работах по атомному проекту ¹⁶⁹; и, наоборот, приказы направлять «особо опасных преступников» в определенные лагеря, удаленные от крупных населенных пунктов и путей сообщения ¹⁷⁰. Однако до 1943 г. не существовало принципиального запрета на совместное содержание заключенных, осужденных по каким бы то ни было статьям. Впервые для строго определенной группы заключенных — каторжников — создавали отдельные лагерные подразделения.
Число заключенных в этих лагерных образованиях было относительно невелико ¹⁷¹, так что апрельский указ 1943 г. не повлиял ни на общую динамику численности заключенных, ни на объем и организационную структуру лагерно-производственной деятельности. Но он имел прецедентное значение. В январе 1944 г. исключительно для содержания всех «лиц, именующихся йфольксдойчек с Украины», организуют Черногорский специальный ИТЛ ¹⁷². (Главные же события по линии создания специализированных лагерей для определенных групп заключенных начались в 1948 г., когда было принято решение об организации сети Особых лагерей.)
В 1944–1946 гг. на систему мест заключения воздействовал комплекс мощных разнонаправленных факторов.
В конце лета 1943 г.—осенью 1944 г. немецкие войска были вынуждены оставить основные густонаселенные области СССР. Быстрое увеличение подконтрольного правительству СССР населения не могло не привести — с некоторым запаздыванием — к увеличению численности заключенных, хотя бы из-за обычной «бытовой» преступности. О существенном влиянии этого фактора говорит изменение доли украинцев и белорусов среди заключенных (резкое падение в 1942–1943 гг. и быстрое увеличение со второй половины 1944 г.) ¹⁷³. Массовое возвращение в 1945 г. советских граждан-репатриантов (до конца года — более двух миллионов человек) ¹⁷⁴, большую часть которых составляли гражданские лица, вывезенные все с тех же территорий на работы в Германию, должно было оказать аналогичное, но, очевидно, намного меньшее влияние.
Однако в 1945 г. в распоряжении государства оказались огромные массы вызванных войной и в силу этого временных «спецконтингентов» — военнопленные, интернированные, мобилизованные в трудовые батальоны, проходившие проверку в проверочно-фильтрационных лагерях репатрианты ¹⁷⁵. Чтобы представить масштабы бурного роста численности занятых принудительным трудом в СССР за счет этих контингентов, положение которых мало чем отличалось от положения заключенных, достаточно привести следующие данные. Если на 1 января 1944 г. всего на работах числится 32 161 военнопленный ¹⁷⁶, то к 1 января 1946 г. только в ИТЛ их уже 170 000 ¹⁷⁷, общее число работавших в среднем за 1946 г., по данным С.Карнера, превысило 1 800 000 (возможно, вместе с интернированными) ¹⁷⁸, а всего в лагерях, особых рабочих батальонах и спецгоспиталях ГУПВИ находилось около 2 500 000 военнопленных ¹⁷⁹. В течение 1945 г. и зимы 1946 г. в рабочие батальоны было направлено более 600 000 репатриантов ¹⁸⁰ и около 150 000 интернированных немцев ¹⁸¹. Еще примерно от 150 000 до 350 000 человек (в разные месяцы) составлял «контингент» ПФЛ ¹⁸². В результате ресурсы самой лагерной системы (помещения, руководящие кадры и охрана, производственный инструмент и т.п.) в 1945–1946 гг. оказались связанными. Так, на обслуживание лагерями военнопленных с осени 1945 г. был переведен ГУШОСДОР, в ряде ИТЛ доля заключенных составляла менее 10% от общей численности работников, а в целом по ИТЛ центрального подчинения ¹⁸³ на 1 января 1946 г. (после амнистии 1945 г.) число заключенных уменьшилось почти до 600 000 (минимального с 1935 г. уровня), что составляло лишь около 47% от численности всех «контингентов рабочей силы» этих ИТЛ ¹⁸⁴.
О незаинтересованности правительства в увеличении числа заключенных свидетельствует и судьба так называемых власовцев (в эту категорию включали участников не только соединений РОА, но и других немецких военных и полицейских формирований из граждан СССР). При действовавшем в то время законодательстве их легко было объявить преступниками («измена Родине») вне зависимости от конкретной деятельности в составе этих формирований, а это вроде бы автоматически предполагало как минимум приговор к заключению в лагерь на длительный срок. Однако, согласно постановлению ГКО 9871с от 18 августа 1945 г. и ряду постановлений СНК СССР, многие из них были отправлены на шесть лет на спецпоселение ¹⁸⁵.
Состояние экономики СССР в 1945–1946 гг. также препятствовало расширению мест заключения и росту объемов их производства. Как было показано выше, основной нишей лагерей в экономике была срочная реализация в районах с недостаточно развитой инфраструктурой крупных инвестиционных проектов, значение которых определялось в первую очередь не экономическими, а военно-стратегическими или политическими соображениями и при реализации которых допускалось применение преимущественно неквалифицированной рабочей силы. Из-за отсутствия ресурсов государство могло приступать к новым подобным проектам только в исключительных случаях. Безусловно приоритетной государственной задачей являлось восстановление минимальной системы жизнеобеспечения при одновременном возрождении промышленности и сельского хозяйства на бывших оккупированных территориях — хотя бы потому, что эти территории оставались потенциально главной базой сельскохозяйственного и (частично) промышленного производства страны. Эти прежде самые густонаселенные регионы, где из-за тотальных разрушений и огромных людских потерь рабочая сила стала крайне дефицитной, не могли служить, как в довоенный период, «донорами» для лагерно-производственного комплекса. Наоборот, власти вынуждены были принимать меры по привлечению туда работников из других районов. Примером может служить история репатриантов-ингерманландцев, которым после возвращения в СССР из Финляндии в конце 1944 г.—начале 1945 г. хотя и запретили жить в родных местах (в Ленинградской области и в Карелии), однако расселили их «по соседству», в первую очередь в наиболее пострадавших от войны Великолукской, Калининской, Новгородской и Псковской областях ¹⁸⁶.
Перечисленные факторы, с нашей точки зрения, в первом приближении объясняют положение дел с местами заключения и динамику численности заключенных в 1944–1946 гг. (рис. 2). Быстрый рост во второй половине 1944 г., главным образом за счет наполнения мест лишения свободы территориальных органов, сменяется относительной стабилизацией в первой половине 1945 г. Затем — амнистия лета 1945 г., которая помимо очевидного политического эффекта позволила уже в августе—сентябре высвободить ресурсы во время пика поступлений военнопленных и репатриантов во второй половине 1945 г. После этого основную массу осужденных направляли в места лишения свободы территориальных органов, где они в силу достаточной мобильности могли использоваться «точечно», в зависимости от ситуации — как для местных нужд, так и для реализации мелких, но важных заданий более высоких (вплоть до правительства) инстанций. Численность же заключенных в ИТЛ оставалась примерно постоянной до середины 1946 г., так что середина 1946 г. — начало 1947 г. — единственный за двадцать лет интервал времени, когда в подведомственных территориальным органам местах лишения свободы заключенных было заметно больше, чем в лагерях. При этом на 1 июля 1946 г. в УИТЛК–ОИТК из 806 193 заключенных 506 289 относились к «лагерному контингенту» (т.е. были осуждены на срок более трех лет и должны были отбывать наказание в лагерных подразделениях), тогда как общее число заключенных в лагерях центрального подчинения (с находящимися «в пути») на эту дату — 660 135 ¹⁸⁷. Таким образом, места заключения УИТЛК–ОИТК в принципе являлись серьезным оперативным резервом для пополнения старых и разворачивания новых крупных лагерных структур по мере надобности, хотя, как будет показано в дальнейшем, этот их потенциал и не был использован до 1950 г.
Очевидно, что перечисленные факторы, сдерживавшие восстановление довоенного состояния мест заключения, в особенности — системы ИТЛ, имели временный характер. Государственная же система с довоенных времен не изменилась. Ее базой оставались принудительный труд в разных формах (заключенных, спецпоселенцев, военных строителей, колхозников и т.п.) и наказание (или угроза наказания) как один из основных стимулов любой деятельности. Неудивительно, что со второй половины 1946 г. наряду с быстрым увеличением числа заключенных в УИТЛК–ОИТК начинает устойчиво расти и число ИТЛ (на 1 января 1946 г. действовало 44, а на конец 1948 г. — 79 лагерей и лагерных отделений центрального подчинения), и численность находившихся в них заключенных (рис. 2).
Рост общей численности заключенных, то ускоряясь, то замедляясь (и даже временно приостанавливаясь), в целом продолжался до весны—лета 1950 г., когда был достигнут абсолютный максимум — 2 600 000 человек в лагерях и колониях ¹⁸⁸ (кроме того, в тюрьмах в этот период численность колебалась в пределах от 170 000 до 190 000 ¹⁸⁹, и еще несколько десятков тысяч должно было находиться «в пути», так что максимальная численность заключенных в СССР превышала 2 800 000). Затем в течение последующих полутора лет она понемногу уменьшалась и стабилизировалась в первой половине 1952 г. на уровне 2 500 000 человек (в лагерях и колониях). Однако при рассмотрении динамики численности заключенных в двух основных подсистемах мест лишения свободы выявляется куда более сложная картина (рис. 2). В УИТЛК–ОИТК стремительный рост продолжался только два года (1946–1947). Затем на протяжении 1948–1949 гг. численность нерегулярно колебалась около достигнутого максимума, после чего последовал двухлетний же спад до уровня, соответствовавшего численности перед амнистией 1945 г. Напротив, начавшееся во второй половине 1946 г. увеличение численности заключенных в лагерях центрального подчинения носило устойчивый характер в течение достаточно долгого времени (до конца 1951 г.), после чего она стабилизировалась на уровне, близком к довоенному максимуму. Сложный характер динамики численности заключенных в 1946–1953 гг. свидетельствует о том, что пути эволюции мест заключения определялись комбинацией временных и постоянно действовавших факторов, имевших, возможно, разную природу.
Прежде чем перейти к последовательному рассмотрению этих факторов, следует остановиться на одном специальном вопросе, который до сих пор во многом формирует расхожие представления о послевоенных лагерях. Речь идет об организации в системе МВД в 1948–1953 гг. сети Особых лагерей (особлагов).
Начало этой политической акции было положено Постановлением Совета Министров СССР 416–159сс от 21 февраля 1948 г. Создаваемые согласно этому постановлению Особые лагеря (а также Особые тюрьмы во Владимире, Александровске и Верхне-Уральске) должны были сконцентрировать всех осужденных к лишению свободы за шпионаж, диверсии, террор, а также троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов, участников антисоветских организаций и групп и «лиц, представляющих опасность по своим антисоветским связям» (в первую очередь — уже отбывавших срок в местах заключения) ¹⁹⁰. Не попадавшие в эти категории заключенные (относившиеся к так называемому общему контингенту), преимущественно расконвоированные, могли в небольшом числе оставаться в особлагах для обеспечения работ, к которым «особый контингент» не допускался (например, шоферы, персонал, обслуживающий энергоустановки, и т.п.). «Контингенты» особлагов предписывалось полностью изолировать (в том числе и в рабочих зонах) от остальных заключенных; из вольнонаемного персонала в рабочие зоны допускать только «особо проверенных» работников. Как жилые, так и рабочие зоны надлежало специально оборудовать, чтобы исключить возможность побега, в жилых зонах вводился режим, близкий к тюремному (решетки на окнах, запирающиеся на ночь бараки, запрет покидать барак в нерабочее время); норма жилой площади «временно» устанавливалась вдвое меньше, чем в ИТЛ, — 1 кв.м на человека. Заключенных особлагов следовало использовать на особо тяжелых работах. Охрана возлагалась на конвойные войска (а не на военизированную охрану, как в ИТЛ).
Первоначально было организовано пять Особых лагерей (1–5) ¹⁹¹, в конце лета 1948 г. — еще один ¹⁹². Правительство установило общий лимит их наполнения — 145 000 человек ¹⁹³. Однако разворачивание сети особлагов проходило с немалыми трудностями. С одной стороны, работа специальной комиссии МВД в 1948 г. выявила в лагерях и колониях около 175 000 заключенных, подлежащих переводу в особлаги. Кроме того, по направлениям МГБ постоянно поступали новые осужденные той же категории (в среднем по 2500 человек в месяц; на 1 марта 1949 г. вновь поступивших — 24 722 человека). Таким образом, через год после выхода постановления об организации особлагов число подпадавших под его действие заключенных превышало утвержденный лимит примерно на 54 000 человек ¹⁹⁴. С другой стороны, переоборудование обычных лагерных помещений под особлаги затягивалось из-за недостатка материалов (только колючей проволоки требовалось около 1000 т, а отпущено было менее половины потребности), особенно плохо обстояло дело с оборудованием производственных зон. В закрепленных за особлагами частях конвойных войск был большой некомплект личного состава, возникали проблемы и с размещением охраны ¹⁹⁵. К тому же даже через год после организации особлаги были планово убыточными: при расходе на 1949 г. в 701 млн. рублей (без расходов на охрану, так как Главное управление конвойных войск финансировалось отдельно!) доходы планировались в 443 млн. рублей ¹⁹⁶. Большой процент заключенных не выводили на работы, что объяснялось нехваткой конвойных и отказом начальников конвоя выводить людей в рабочие зоны, не оборудованные согласно требованиям, предъявляемым к особлагам ¹⁹⁷.
В результате на 1 марта 1949 г., через год после организации первых лагерей, в особлагах находилось только 106 573 человек (на 38 000 меньше установленного лимита), т.е. чуть больше половины заключенных, подпадавших под постановление 1948 г. ¹⁹⁸ Перевод основной массы заключенных в особлаги растянулся на несколько лет. Вместе с «общим контингентом» (доля которого составляла порядка 10%) в особлагах находилось на 1 января 1950 г. примерно 185 000 человек, на 1 января 1951 г. — 215 000, на 1 января 1952 г. — 257 000 и на 1 февраля 1953 г. — 234 000 ¹⁹⁹. Последний, организованный в конце 1952 г., Особый лагерь 12 — «Водораздельный» фактически не успел развернуть работы ²⁰⁰. Предложение сконцентрировать руководство всеми особлагами в специально созданном для этого управлении в составе ГУЛАГа не было принято ²⁰¹. В итоге половина лагерей на общих основаниях подчинялась ГУЛАГу, остальные — нескольким производственным главкам, так что появление особлагов не отразилось на организационной структуре лагерно-производственного комплекса.
Организация Особых лагерей не повлияла и на общую динамику наполнения мест лишения свободы. Это естественно, поскольку при развертывании особлагов, как правило, пользовались уже имевшимися лагерными помещениями и кадрами, основная же масса заключенных была переведена в них из ИТ лагерей, так что организация особлагов привела преимущественно к перераспределению заключенных между лагерями.
Таким образом, создание подсистемы Особых лагерей (как и других подсистем для определенных «контингентов» — ранее описанных каторжных или существовавших в 1946–1951 гг. так называемых оздоровительных лагерей для инвалидов, см., напр., III: 238) было лишь одним из элементов внутреннего структурирования лагерно-производственного комплекса и никак не влияло на темпы и основные направления его эволюции.
Однако вернемся к последовательному рассмотрению истории лагерно-производственного комплекса послевоенного периода.
В 1947–1949 гг. среди факторов, стимулировавших рост численности заключенных, а через это влиявших и на все остальные параметры системы мест заключения, важнейшим, очевидно, оставалась отрицательная динамика численности иностранной рабочей силы. Военнопленные и интернированные в массе своей не могли приспособиться к условиям содержания и быстро теряли трудоспособность. Об ускорении их освобождения периодически поднимали вопрос союзники по антигитлеровской коалиции (в основном США, которые не были заинтересованы в рабочей силе и завершили процесс освобождения военнопленных в 1947 г.). Так что репатриация военнопленных и интернированных началась еще в 1946 г. и в массовом порядке продолжалась в 1947–1949 гг., после чего на территории СССР оставались только относительно немногочисленные осужденные военнопленные, что уже не имело значения для экономики государства ²⁰².