С карниза 13-го шлюза

Гарольд Эмиш на первой нашей встрече с волнением показывал книгу с фотографией 13-го шлюза, где он работал как военнопленный во время строительства Волго-Донского судоходного канала. Он хорошо, с небольшим акцентом говорил по-русски, который помнил еще после плена.

Гарольд родился в Гамбурге в 1924 г. В школу пошел, когда вся Германия уже была во власти реваншистских настроений. В каждой школе и в гимназии, куда вскоре перешел Гарольд, были специальные занятия, которые готовили молодых людей к работе на войне. Это были парамилитаристические организации РАД (Райх Арбайт Дойч). Военная администрация согласно инструкциям расписывала участие каждого молодого человека в будущей работе на войне. Кого-то готовили стрелять, кого-то летать, кого-то строить дороги, кого-то готовить еду солдатам, кого-то подвозить снаряды.

— У нас, — вспоминает Эмиш, — в реальной гимназии были специальные занятия по предмету «рабочая служба». После их окончания нам уже в гимназии присвоили квалификацию строителя. Затем по закону Третьего рейха надо было служить 6 месяцев в армии.

В 1942 г. нам выдали коричневую униформу и отправили в Восточную Пруссию, недалеко от польской границы учиться на три месяца. Затем нас перевезли в Чернигов на Украине.

Оттуда мы на велосипедах с лопатами и ружьями за спиной поехали в Воронеж. Там мы построили железную дорогу, и

Богослужение в церкви города Хеппенхайма. Эмиш в центре

вдруг нас из строителей трудовой армии в одночасье сделали солдатами регулярной армии. Это было невероятно стремительно и неожиданно. Нас послали в баню, мы сдали свою коричневую одежду, а когда выходили, получили серую. Я воевал в специальном батальоне, где готовили офицерских аспирантов, и тоже хотел быть офицером, но тогда, чтобы получить звание офицера, нужно было пройти фронт. Так я оказался на фронте.

В конце июня 1944 г. меня ранили. Я долго лежал в лесу, пока меня не нашли русские солдаты. Меня спас один русский старший лейтенант, который не дал меня расстрелять. Он отвел меня в лазарет для военнопленных в Белоруссии, около Гомеля. После лечения меня перевели в лагерь в городе Бобруйске, затем в город Рогачев. Мы строили зимой мосты, с 1944-го по 1945-й — это было тяжелое время. Однажды я рассказал, в какой воевал части, и меня снова арестовали. На допросе я объяснял, что еще учился в школе, когда началась война, но меня снова отправили в Бобруйск, грозя тем, что узнают обо мне у командира дивизии, который тоже находился в плену.

В Бобруйске состоялся показательный процесс, который снимали советские документалисты, там судили четырех немецких генералов, взятых в плен, и вместе с ними нескольких молодых солдат, в числе которых оказался Эмиш. Всех осудили как военных преступников. Вскоре один из генералов австриец фон Тар-бук умер, трех других перевели в другой лагерь.

— В 1947 году снова процесс, на котором нас осудили как военных преступников на смертную казнь, — продолжает Эмиш, — которую заменили 25 годами каторжных работ. И я в 1948 г. оказался в Воркуте. Два года и три месяца я работал вместе со старыми генералами на кирпичном заводе. И хотя нас осудили на трудовые исправительные работы, лагерь в Воркуте был не совсем таким... Там редко можно было встретить немецких военнопленных, в основном преступники. Это был специализированный лагерь, где люди долго не выдерживали. Наши старые генералы не могли работать в таких условиях и погибали один за одним. Я работал по 12 часов на глиняном карьере, потом мы час шли пешком с работы. И так каждый день. Там была очень тяжелая жизнь... И если меня спросят, как я жил, я отвечу: я пережил это...

Однажды нас неизвестно почему погрузили в вагоны и повезли в Сталинград. Между Воркутой и Сталинградом была огромная разница. После Воркуты Сталинград был «курортом». Там мы оказались в нормальном лагере. Зона, где мы работали, была большая. Рядом тысячи военнопленных — немцы, русские и другие народы, солдат-охранников не видно было. Я работал там чернорабочим, строил улицу Мира. Затем меня и других военнопленных перевезли работать на Урал, в город Асбест. Я работал на добыче асбеста, вместе с другими откалывая от небольшой горы груды камней. Затем снова Сталинград, деревообрабатывающий комбинат. Там делали мебель, а я работал маляром, красил столы и стулья. В свободное время устраивали перекуры. Однажды пришла комиссия, увидели нас курящими на производстве, рассердились. Срочно потребовалось написать объявление: «НЕ КУРИТЬ!». Меня спросили, могу ли я его написать, я согласился и написал. И вот после этого я стал «художником». Это обстоятельство помогло мне вместе с несколькими военнопленными попасть на строящийся канал. Нас привезли на 13-й шлюз, который находился в поселке около Калача. Шлюз был уже почти готов. Шли отделочные работы, я со

старшим специалистом-скульптором работал на самом верху, на арке 13-го шлюза делал карниз. Наверх мы забирались по веревочной лестнице. Оттуда с высоты 40 метров перед нами открывалась чудесная круговая панорама и на Калач, и на канал, и на бескрайние степные просторы.

Мы работали по 10—12 часов, но эти часы не были трудными. Это было для меня самое хорошее время.... В 1952 г. в канал пришла вода. Когда закончились строительные работы на канале, меня вместе с другими военнопленными привезли обратно в город Первоуральск.

В январе 1956 г. меня реабилитировали и последним транспортом отправили домой. Своих родителей я нашел в маленькой деревне под Нюрнбергом. Мой родной город Гамбург бомбили, и родители переехали. Первый вопрос после возвращения домой: что делать? И я решил пойти в университет учить иностранные языки — английский, испанский — и экономику. После окончания университета работал на заводе, который выпускал упаковочные пленки, в голландском и английском концернах. Работал на экспорт. Вскоре стал начальником, а затем директором. Работал в Европе, Америке, Индонезии. В 1966 г. наш руководитель вдруг сказал мне: «Ты знаешь о России, говоришь по-русски, подумай о работе в России». Я подумал и поехал в Москву. В то время в Москве проводилась международная выставка «Продмаш». На этой выставке я познакомился с инженерами фирмы «Мелодия». Они предложили сотрудничать с их фирмой. Так мы стали работать вместе. Мы поставляли пленки для фирмы «Мелодия», а они делали пластинки. Заместителем директора был в то время Левон Туманян, и мы с ним очень хорошо сотрудничали.

Мы поставляли упаковочные материалы во многие точки мира. В этом концерне я проработал до самой пенсии. С 1988 г. я пенсионер.

Я женился в 1960 г. на своей сокурснице. У нас родилось два сына и две дочери-близнецы. Уже на пенсии я работал бесплатно в благотворительном обществе. Помогал больным людям.

Большое место в моей жизни всегда занимал спорт. Я почти профессионально занимался легкой атлетикой, занимал первые места и более 30 раз получал знаки отличия. И сейчас я люблю заниматься спортом и делаю это с удовольствием.

Годы плена, проведенные в России, были для меня очень трудными, но я пережил это... И у меня нет никаких претензий к советским людям. У меня за 30 лет работы в международных организациях со всеми людьми всегда были ровные доброжелательные отношения. Три раза вместе с женой мы были в России. Моя жена тоже знает русский язык, вместе с ней мы были в Москве, Питере и Владимире. Я люблю русский язык и продолжаю его изучать до сих пор. Мне нравится русская культура и литература.

Когда мы были в Волгограде, я сказал, хорошо, что мы можем говорить и понимать друг друга.

После 50 лет для меня незабываемым было то, что директор музея канала Римма Эдельман дала мне фотографию 13-го шлюза, где я работал, и показала остатки букв из надписи «Слава великому Сталину».

Спустя полвека увидев город, канал и людей, я могу сказать — фантастика!

Думаю, Эмиш имел в виду то, что он смог вернуться во времена своей непростой юности, которая навсегда врезалась в его память, и его встречают как друга, а не как врага. И еще — хоть и по неволе, но все-таки он считается вместе с другими товарищами строителем Волго-Дона.

ЛУЧШИЙ БРИГАДИР ШТУКАТУРОВ

С господином Вольфгангом Ледихом мы познакомились во время съемок. Это очень симпатичный коренастый мужчина, хорошо, с приятным мягким акцентом говоривший по-русски. Было понятно, что он помнит его еще с лет, проведенных в плену.

— Я работал бригадиром штукатуров на 6-м шлюзе. Мы штука турили башни шлюза специальным способом. Это было нетрудно. Рядом работало много людей — это была большая стройка.

Работали по 8 часов, трудности были в том, что не всегда был белый цемент. Внизу башни шлюза штукатурили простым цементом, а вот наверху белым, и с этим была проблема.

За хорошую работу Ледиха с его бригадой перевели на 1-й шлюз, и так ему и другим удалось увидеть открытие канала.

— Мы жили в палатке в 200 метрах от канала, и когда ут ром шли, как всегда, на работу, увидели, что все башни (он

имел в виду вышки для охраны. — В. С.) были сложены. Конвоя нет.

После открытия было еще много недоделок, где требовались специалисты. Ледих работал на строительстве Волго-Донского управления. Его бригаде доверили самое ответственное — зал заседаний, или актовый. Вместе с ним работал Хайн Майер и другие военнопленные, которым были доверены самые ответственные отделочные работы. Немцы работали аккуратно и добросовестно. Паркет, который они положили 50 с лишним лет, и сегодня как новенький.

Сегодня господин Ледих пенсионер. Он обожает путешествовать. И особенно в горах. Он с восторгом рассказывал о своем путешествии в Альпы с друзьями.

Рассказывая, Вольфганг Ледих все время улыбался. Это была не вымученная и дежурная улыбка американца. Это была улыбка человека, который знает цену жизни. Это улыбка по-настоящему счастливого человека, который радуется каждому доброму дню, каждой новой встрече.

В 2004 г. на последней встрече ветеранов в городе Хеппен-хайме мы еще раз увиделись с господином Ледихом. Он подошел ко мне:

Вы меня помните?

Конечно, — ответила я и прочитала ему то, что он мне когда-то рассказал.

Да, все правильно. Знаете, мне уже 90 лет, и я еще крепкий, надеюсь дожить до ста лет и еще раз увидеться с вами. Я помню русский язык и, хотя совсем не знаю грамматики, это мне не мешает общаться. У нас в городе, где я живу, есть курсы русского языка и меня часто приглашают туда, чтобы я мог с ними поговорить. Я помню русский еще из плена... У меня хорошая практика...

ВИТКАУ КУРТ ФЕРДИНАНД ИЛИ ВАЛЬТЕР ФЕРДИНАНД?

— Я родился в августе 1927 г. в городе Польцьцишмарк около Бельгии, сегодня это польская территория, — рассказывал Курт. — Родители мои, крестьяне, жили своим трудом.

В Дамерово я пошел в школу, после окончания 8 классов работал с родителями в поле. В 16 с половиной лет я поступил в РАД, специальную подготовительную школу перед армией. Я на-