Письма августа 1944 года

" Дорогая мамочка!

Извини, что не писал целый месяц - совсем не было времени. Зато уж

сейчас постараюсь.

Мы ушли далеко на Запад и находимся сейчас на территории бывшей Польши.

Таким образом, я попал за границу.

Население здесь поляки и белорусы, но все они так называемые

" западники", люди забитые, отсталые, не по-нашему односторонние. За месяц ни

в одной деревне не встретили человека, который бы окончил больше

трех-четырех классов. Наш русский народ куда культурнее.

А внешне: одеваются в основном лучше нас. В хатах обстановка городская,

вместо лавок обычно стулья. Девушки щеголяют в шелковых платьях по колено и

в цветастых,

из хорошей материи блузках. Мужчины, даже крестьяне, носят шевиотовые

костюмы, сорочки с отложными воротничками и " гапки", что по-польски означает

фуражки. На груди обязательно крестик, возле каждой деревни - огромное

распятье с Исусом Христом, а в хатах - блохи, клопы, тараканы. Стараемся там

не ночевать.

Неравенство. Один дом - двухэтажная каменная вилла с остекленными

террасами, мягкой мебелью, коврами, паркетом и картинами в позолоченных

рамах. И тут же рядом - жалкая хатенка, выбитый земляной пол, низкий

потолок, затянутый паутиной, голые стены. В деревянном корытце - люльке -

грязный, чахлый ребенок. Полно мух, не говоря уже о других насекомых.

Люди здесь в основном прижимистые, как и все, наверно, собственники. На

все один ответ: " Вот если бы вы приехали на три дня раньше, мы бы вас

угостили! " Самое ходовое слово - " кепско", что означает " плохо".

Леса здесь красивые, густые, так называемые пущи, много птиц. А поля

забавные - узкими полосками, наверно, как у нас до революции. В садах полно

яблок и груш, но поесть просто нет времени, да и просить неохота.

Середина августа, а жара будто в июле. Здесь не бывает морозов, как у

нас. Говорят, зимой тоже слякоть. Так что и люди, и природа, и климат

любопытные, но какие-то чужие. У нас лучше. Вы себе даже не представляете,

как хочется чего-нибудь нашего, московского, довоенного:

гречневой каши с маслом, или окрошки с квасом, или мороженого " эскимо".

Не хватает даже трамвайной ругани.

В новой части я немного освоился, и настроение стало получше. Правда,

спать удается очень мало, и подчиненных поубавилось, так что приходится

много бегать самому. Зато люди меня окружают замечательные, а командир наш

вообще необыкновенный человек.

Зря ты, мама, волнуешься. Чувствую я себя превосходно, о ранении и

контузии вспоминаю, только когда получаю твои письма.

Хорошо было бы, если бы прислали пару книг или какие-нибудь журналы.

Выпадет свободная минута, а почитать абсолютно нечего.

Привет всем. Будьте здоровы.

Целую тебя и бабушку.

Направление нашего движения - Восточная Пруссия!

Ваш Андрей.

Если цела коробочка с леденцами, о которой ты раньше писала, тоже

пришли".

X x x

" Дорогой сыночек, Андрюшенька!

Пишем тебе с бабушкой каждую неделю и как камушки в море бросаем - ни

привета, ни ответа. Почему ты молчишь, почему так редко отвечаешь? Когда у

тебя будут свои дети, ты поймешь, что это просто жестоко.

Каждый вечер отмечаем на карте продвижение наших войск и стараемся

угадать, где же ты сейчас.

В пятый, наверно, раз просим тебя сообщить о состоянии твоего здоровья.

Как, сынок, себя чувствуешь? Не мучают ли тебя головные боли, меньше ли

теперь заикаешься, как пораненная нога?

Кормят ли вас регулярно? Анна Петровна сказала, что, когда идет

наступление, кухни отстают и бойцам приходится туго. Так ли это? Может,

нужно срочно собрать тебе посылочку с продуктами? У нас сейчас достаточно

овощей, и мы вполне можем обойтись без того, что получаем по карточкам.

Напиши обязательно, не стесняйся.

Затемнение еще не сняли, но настроение у всех приподнятое: ведь вы

вышли на границу, до Германии - рукой подать. В Москве каждый день салюты,

на днях было три, а как-то еще раньше - целых пять.

И рядом горе... Вчера встретила у Белорусского вокзала Машу Терехову,

стояли с ней на площади и плакали. В вашем классе еще две похоронные: под

Севастополем погиб Сережа Кузнецов, а в Белоруссии убили Милочку Панину.

Сережу я знала мало, а Милочку помню еще первоклашкой, когда она

жаловалась мне, что ты дергаешь ее за косички и вообще обижаешь. Я еще тогда

посмеялась, что ты к ней неравнодушен, и попросила вас рассадить. А когда

тебя пересадили, ты страшно расстроился, и я поняла, что мое шутливое

предположение небезосновательно. Оказывается, она была на одном с тобой

фронте. Это девятая по счету смерть в вашем классе - бедные ребята,

несчастные матери!

Бабушка связала тебе длинные теплые чулки специально на раненую ножку.

И вот забота - зима на носу, а не знаем, как переслать, боимся, затеряются.

Если будет от вас какая-нибудь оказия, может, кто поедет в Москву или через

Москву, обязательно дай наш адрес, чтобы зашли и взяли. Заодно можно послать

и продуктов. С оказией надежнее.

Сыночек дорогой, Андрюшенька! Настоятельно тебя прошу: не бравируй все

же без нужды. Помни, что ты у нас с бабушкой остался один, больше никого у

нас нет... Береги себя. И чаще пиши.

Целую

Мама".

X x x

" Уважаемая Екатерина Ивановна!

Ваше письмо получил.

Ваш сын гвардии лейтенант Блинов Андрей Степанович действительно с июня

с. г. проходит службу в вверенной мне части. Сообщаю, что при медицинском

освидетельствовании 30 мая с. г. врачебной комиссией военгоспиталя No 1135,

где перед тем он находился на излечении по поводу ранения и контузии, Ваш

сын признан годным к строевой службе без каких-либо ограничений.

Я сочувствую Вашему горю и с пониманием отношусь к Вашей просьбе. К

сожалению, в условиях Действующей армии создание Вашему сыну " щадящего

режима для сохранения его жизни", как Вы просите в своем письме, не всегда

представляется возможным.

О Вашем письме, адресованном мне как командиру части, ни Ваш сын, ни

окружающие его лица, разумеется, ничего знать не будут.

Присланные Вами копии трех извещений о гибели на фронте Вашего мужа,

дочери и брата возвращаю.

С уважением Командир в/ч полевая почта 19360

Егоров".