Смена правящей династии.

Часть 5

Через час в королевском дворце собрались все знатнейшие и влиятельные люди Абидонии. Взволнованная толпа ожидала в парадном зале важных известий. Надежда и тревога наполняли сердца: все надеялись услышать, что наследник престола полностью здоров, и страшились узнать обратное.

Наконец в парадный зал вошел канцлер. Все взгляды устремились на него. Подождав, пока умолкнут взволнованные голоса, и наступит тишина, канцлер произнес решительным, но торжественным тоном:

- Господа, к сожалению, я должен огорчить вас: здоровье наследника престола не стало лучше, напротив, оно ухудшается с каждым днем. Его высочество никого не узнает, более того, если в первые дни принц был спокоен, то теперь ведет себя как буйно помешанный, видя в каждом человеке убийцу родителей. Он пытался напасть даже на своих теток – госпожу Флору и мою супругу, заявив, что хочет их убить. У него бывают и спокойные периоды, но тогда он сидит, забившись в угол, не замечая никого и не на что не реагируя. Придворный врач может подтвердить истинность моих слов, господа.

Все взглянули на Коклюшона, вошедшего в зал вместе с Теодором с галереи, и сейчас спускавшегося по лестнице.

- Я, к сожалению, вынужден был поставить принцу неутешительный диагноз - шизофрения, - сказал Коклюшон. – Болезнь сия неизлечима, и его высочество останется агрессивным и неуправляемым на всю жизнь. Случаев исцеления от этой болезни не зарегистрировано.

После этих слов наступила тишина. Потрясенные страшной новостью придворные молчали.

- Вот так обстоят дела, - сказал канцлер. – Вследствие своей болезни его высочество не может стать королем, ибо беда ждет ту страну, которой правит безумный король. К сожалению, у наследника престола нет младшего брата или сестры, которым можно было бы передать корону. Таким образом, род короля Анри II почти пресекся, ибо повредившийся в уме человек все равно, что умерший. Будем в дальнейшем считать, что королевская династия пресеклась. По закону, в случае пресечения королевской династии корона переходит к самому старшему из ближайших родственников королевской семьи. Таковым является Теодор де Галопьер, - свояк покойного короля.

При этих словах канцлера ошеломленные придворные взглянули на полковника, который, в свою очередь, обалдело уставился на канцлера. Казалось, что Теодор впервые услышал о том, что может унаследовать престол.

Гул негодования прошел по залу. Маркиз Роланд, отец барона Дени, первый решил высказаться от лица общества:

- Позвольте, канцлер, вы решаете все слишком быстро. Только совет пэров может решить вопрос о передаче короны другому лицу в обход наследника престола.

- Надеюсь, маркиз, вы понимаете, что совет пэров при этих обстоятельствах был бы формальностью, так как кандидатура полковника Теодора бесспорна. У покойного короля не оставалось родственников, кроме родственников его жены. В данном случае все правила были соблюдены, - возразил канцлер.

- Я могу оспорить, канцлер, здесь все идет против правил, - ответил маркиз, – по правилам, один врач не может поставить принцу столь серьезный диагноз. Это должны сделать как минимум семь врачей, - лучших профессоров медицины нашей страны. К тому же должно быть достаточно свидетелей, которые могли бы подтвердить, что принц болен.

- Маркиз, при нынешних обстоятельствах это было бы напрасной тратой времени. Мэтр Коклюшон достаточно опытен, чтобы поставить правильный диагноз. Политическая ситуация неблагоприятна, - Абидония уже три недели без короля, и это грозит серьезными осложнениями. Советую всем сохранять спокойствие, и принять необходимость коронации Теодора. Можете быть свободны, господа, - обратился канцлер к вельможам.

Ошеломленные и возмущенные дворяне покидали королевский дворец, пытаясь понять, что происходит. Друзья барона Дени – граф Огюст и барон Мишель подошли к нему.

- Что вы об этом думаете, Дени? – спросил Огюст.

- Что я могу думать? Возможно, что наследник престола в самом деле потерял рассудок, увидав гибель родителей, но в то же время подозрительно, что принца не осмотрели лучшие врачи. Мне кажется, что родственники принца не хотят этого. Возможно, его высочество не столь серьезно болен, как они утверждают.

- Возможно, принц вполне здоров… - ответил Огюст. – Они решили воспользоваться ситуацией и захватить престол.

- Одного только я не понимаю, как Теодор сможет править страной. Не секрет, что он изрядный тупица, - промолвил Мишель.

- Вы забываете, Мишель, что следующим претендентом на престол является канцлер, - ответил маркиз Роланд. – Возможно, полковник откажется от короны, - похоже на то, что он не очень хорошо понимает происходящее, - судя по его глупому виду, бремя власти будет для него непосильным. Тогда королем станет канцлер – он в той же степени родства с покойным королем, и моложе Теодора всего на полгода.

- Но неужели мы должны смириться с этим?! – воскликнул Дени. - Я считаю долгом чести дворянина защищать своего короля, - законного короля Патрика VII!

- Я вас прошу все хорошо обдумать. Вы же сами говорили мне, что в конце той роковой охоты, после гибели родителей принц был в тяжелом состоянии. Не исключено, что его высочество и в самом деле серьезно болен, - сказал Роланд.

- Отец, я считаю, что надо поступить следующим образом: пригласить с собой нескольких профессоров медицины, и, явившись во дворец, потребовать, чтобы им разрешили осмотреть принца.

- Я тоже так думаю. Вы вместе с вашими друзьями обратитесь к профессорам, и если они согласятся, мы вместе поедем во дворец.

К вечеру Дени и его друзья уговорили четырех медиков поехать во дворец. По правилам, консилиум должен был состоять из семи врачей, но больше ни один врач не согласился, рискуя навлечь на себя гнев канцлера, поехать во дворец.

Маркиз тоже отправился вместе с сыном и его друзьями во дворец. Испросив аудиенции канцлера, дворяне стали терпеливо ждать. Канцлер вскоре пришел, его несколько встревожило неожиданное появление маркиза с сыном.

- Господа, у вас какое-то срочное дело? – спросил он.

- Да, ваша милость, - ответил маркиз Роланд. – Позвольте этим профессорам осмотреть принца. Возможно, лейб-медик ошибочно поставил диагноз. Может быть, у его высочества всего лишь сильное нервное потрясение, а это можно вылечить. В свою очередь, и мы должны видеть принца, - надо проверить, сможет ли он нас узнать.

- Я же сказал, что принц никого не узнает! – раздраженно воскликнул канцлер. – Хотите, чтобы вас до крови искусал сумасшедший ребенок? Сегодня утром он раздобыл где-то нож, и набросился на мою жену. Я едва успел отнять у Патрика нож, иначе я бы остался вдовцом.

- Во всяком случае, мы требуем, чтобы принца осмотрели эти профессора, - твердо сказал маркиз.

- Ну, знаете! – зло прошипел канцлер.

- Ваш тон совершенно неуместен. Мы всего лишь требуем соблюдения закона. Вы не вправе отказать, - возразил Роланд.

Канцлер несколько мгновений зло смотрел на вельмож, но затем совершенно спокойно ответил:

- Вы правы, господа, я не могу отказать, и я не решаю судьбу его высочества. Вам надо просить об этом его тетушку Флору. Именно она является опекуном его высочества. Я сейчас пойду за ней, возможно, она сейчас находится у принца. Извините меня, - с этими словами канцлер вышел.

- Обратите внимание, господа, он отправился за своей родственницей сам, как будто не мог послать слугу. Можно подумать, что он не канцлер, а бедный дровосек, - заметил Мишель. – Я думаю, он сейчас объяснит Флоре, как надо нам отвечать.

- Я тоже так считаю, - со вздохом ответил Дени.

- Наберитесь терпения, дети, - проговорил старый маркиз.

Граф Мишель был совершенно прав: придя к Флоре, канцлер разъяснил ей, как надо действовать.

- Хотите спасти племянника? – спросил он. – Я за себя не отвечаю, если эти профессора признают Патрика здоровым! - Лицо канцлера приняло столь кровожадное выражение, что Флора не на шутку испугалась. - Тем более, если эти вельможи добьются коронации вашего племянника, мы наверняка будем казнены, - разумеется, дворяне, вернувшие трон Патрику, не допустят, чтобы мы остались живы. Противоборствующие стороны в таких случаях воюют не на жизнь, а на смерть. Побежденная сторона будет уничтожена. Наши жизни сейчас зависят от вас, вернее, от вашего умения убеждать. Вы должны уговорить этих господ не допускать профессоров к принцу.

- Но если я сама этого хочу? – спросила Флора. – Я не считаю моего племянника сумасшедшим, и думаю, что его должны осмотреть знающие врачи…

Канцлер в упор посмотрел на Флору.

- Если вы хотите сохранить жизнь Патрику, будете выполнять мои приказания! – жестко произнес он, отчеканивая каждое слово. Испуганная Флора поняла, что канцлеру надо повиноваться.

- Ступайте! – приказал канцлер. – Объясните им, что вы никого не допустите к Патрику!

Подчиняясь приказу, Флора медленно подошла к двери. Обернувшись, она со слезами взглянула на злобного свояка, и дрожащим голосом произнесла:

- Я все поняла. Вы воспользовались гибелью Анри и Эммы, чтобы взять власть в свои руки. Сейчас вы лишили короны моего племянника, законного наследника престола. Бог вам этого не простит.

- Опомнитесь, сударыня! – ядовито сказал канцлер. – Не я стану королем Абидонии, а ваш муж! Как вы смеете упрекать меня в захвате власти? Благодаря моим действиям вы станете королевой, и при этом вы так неблагодарны, осыпая меня оскорблениями!

- Теодор только будет носить корону, а править страной будете вы! Этого вам всегда хотелось, не правда ли?

- Довольно рассуждать, сударыня! Идите, разговаривайте с этими господами, спасайте вашего безумного племянника! – в ярости закричал канцлер.

Флора вышла из своей комнаты и спустилась в парадный зал.

- Чем я могу быть полезна, господа? Мне передали, что вы желали говорить со мной, - приветствовала она дворян.

- Добрый вечер, сударыня, - поклонился маркиз Роланд. – Мы просим у вашей милости разрешения допустить врачей до особы его высочества, дабы они осмотрели принца и смогли поставить точный диагноз. Быть может, его высочество возможно вылечить. Еще нам бы хотелось лично увидеть принца, вдруг он сможет нас узнать, особенно моего сына. Ведь принц должен помнить, как весной он спрятался в нише, и его разыскивал весь двор, и как Дени, в конце концов, нашел его.

- Патрик не узнает никого из вас, - покачала головой Флора, - даже барона Дени. Он и меня теперь не узнает. Мне больно говорить это вам, господа, но мой племянник сошел с ума. Я не хочу, чтобы кто-либо видел его в таком состоянии. Пусть все запомнят Патрика воспитанным и умным мальчиком, а не превратившимся в полудикое существо. Надеюсь, у вас достаточно благородства для того, чтобы отказаться от низменного удовольствия смотреть на умалишенного ребенка. Прошу вас, господа, не надо! – заплакала она.

- Хорошо, сударыня, мы уважаем ваши чувства, и не будем настаивать. Но допустите к его высочеству хотя бы этих врачей, - все они профессора медицины, которым не раз доводилось спасать жизни неизлечимо больным. Возможно, они смогут помочь принцу, быть может, у него не шизофрения, а серьезный нервный срыв. К тому же, для того, чтобы поставить такой диагноз принцу королевской крови, нужна комиссия из нескольких врачей. Одного лейб-медика здесь мало.

- О, нет, господа! – воскликнула Флора. – Если эти врачи войдут в комнату моего племянника, Патрик поведет себя агрессивно, и будет оставаться таким несколько дней! Чем больше людей видит Патрик, тем агрессивней он становится, и тем дольше успокаивается, а в возбужденном состоянии он опасен для себя и окружающих. Поверьте, за ним и так нелегко ухаживать.

- Сударыня, - вмешался один из профессоров, - мы, конечно, понимаем ваши опасения, но мы тем более должны осмотреть принца. Возможно, его болезнь излечима. Мы должны пойти на этот риск.

- Профессор совершенно прав, - заметил маркиз, - неужели вы не хотите помочь вашему племяннику?

После этих слов Флора расплакалась:

- Господа, я очень хочу помочь Патрику, и поэтому прошу вас и врачей отказаться от посещения принца. Так будет лучше. Умоляю вас, не настаивайте больше!

- Вы хотите помочь племяннику, и вы же не допускаете к нему врачей? Это, по меньшей мере, странно, сударыня! – возмутился маркиз Роланд.

- Госпожа Флора, вы считаете, что лучше оставить принца без медицинской помощи? – спросил Огюст.

- Да, именно это будет лучше, - плача, ответила Флора.

- Сударыня, вы говорите это, выполняя чьи-либо указания? – неожиданно спросил Дени.

- Я пытаюсь спасти жизнь моего племянника! – ответила Флора. – Здоровье его уже не восстановится, но прошу вас, помогите спасти жизнь Патрика, не просите больше позволения видеть его! – со слезами воскликнула она.

- Кто-то угрожает убить принца в случае, если его увидят посторонние? - догадался Дени. Флора, плача, кивнула, не произнеся больше ни слова.

- Не потому ли так опасно видеть принца, что он совсем здоров? – медленно спросил Дени.

Он не получил ответа. Флора, всхлипывая, вытирала платком слезы.

- Теперь нам все понятно, - произнес маркиз Роланд.

- Прошу вас, уходите. Помогите мне спасти Патрика, - шепотом повторила Флора. Затем она громко повторила:

- Господа, нам не о чем больше разговаривать. Вам и так понятно, что Патрик в тяжелом состоянии. Вам лучше удалиться.

- Это канцлер? – прошептал Дени. Флора быстро кивнула.

- Прощайте, господа, - громко сказала она. Поклонившись, дворяне удалились. Канцлер сразу вошел в большой зал с верхнего входа.

- Зачем вы говорили о спасении Патрика? – раздраженно спросил он. – Вы этим практически выдали то, что не положено знать этим мерзавцам! Безмозглый старик, похоже, о многом догадался, равно как и этот романтический идиот, его сынок Дени. До чего же вы глупы, свояченица!

- Я не могла найти другого выхода! – закричала Флора. Что, что я должна была еще сказать, чтобы остановить их?!

- Держите себя в руках! Визжать будете, когда этот воздыхатель вашей сестры вернет трон Патрику. Барон так любил Эмму, что теперь готов защищать ее сумасшедшего сына! Ступайте к себе, сударыня, и впредь меньше болтайте, когда вновь станете выполнять мои указания! Я не представляю, что будет со страной в случае коронации Патрика!

Испуганная Флора выбежала из парадного зала, а барон Дени, его отец, друзья и профессора покинули королевский дворец.

- Я полагаю, господа, вы прекрасно поняли, что происходит, - обратился Дени к Огюсту и Мишелю, едва они вышли за дворцовые ворота.

- К сожалению, теперь я уверен в том, что канцлер хочет отобрать корону у наследника престола. У здорового наследника престола, - уточнил старый маркиз.

- Отец, неужели мы можем позволить этому случиться? Мы присягали в верности королю Анри и должны быть верны его сыну, иначе мы покроем себя позором, ибо смириться с положением дел, подчиниться канцлеру, и признать законным королем тупицу Теодора – это измена! – воскликнул барон Дени.

- Мой сын! Я рад, что ты мыслишь так же, как и я! – воскликнул маркиз Роланд. – Мы не можем допустить смены королевской династии! Да здравствует король Патрик!

- Да здравствует его величество Патрик VII! – поддержали его Огюст и Мишель.

- Вот что, дети мои, - обратился маркиз к молодым дворянам, - сейчас наступило время действовать. Обратитесь к вашим родственникам и близким друзьям, и расскажите им все, что произошло с нами во дворце. Я напишу письма и отправлю их с посыльными к тем дворянам, в чьей порядочности я не сомневаюсь. Мы должны подготовить восстание, - иного способа спасти короля я не вижу. Надеюсь, господа профессора поддержат нас, - обратился он к медикам. Те поспешили выразить согласие:

- Мы, в свою очередь, оповестим наших коллег и преподавателей университетов, - сказал один из врачей. – Увиденного нами во дворце достаточно для того, чтобы полностью разделять ваше мнение, господин маркиз.

- Только у меня большая просьба ко всем – ничего не говорите тем дворянам, которые считаются друзьями полковника де Галопьер, - сказал маркиз.

- Разумеется, не скажем! – ответил Мишель. – К счастью, у этого дурака мало друзей.

- Возможно, теперь у него будет много холуев, - задумчиво произнес Огюст.

- Мы не допустим этого! – ответил Дени. Попрощавшись, все разъехались оповещать родных и близких о результатах посещения королевского дворца, и убеждать их в необходимости восстания против канцлера и Теодора. Большинство дворян поддержали маркиза Роланда, Дени, Огюста и Мишеля. Эта отважная четверка сумела первой выразить настроение общества, ибо каждый понимал, что слова, сказанные канцлером на дворянском собрании, не могут быть правдой. Граждане Абидонии были возмущены столь поспешным отстранением принца от права престолонаследия, и последовавшем за этим отказом допустить к Патрику врачей, ибо это обстоятельство только подтверждало догадки о здравом рассудке принца.

Доброжелателей, готовых сообщить канцлеру о подготовке восстания не нашлось, но граф Давиль узнал о надвигавшемся бунте от своего верного слуги, талантливого шпиона лысого лакея.

На следующий день после посещения маркиза с бароном и его друзьями дворца, лысый взял выходной и отправился в город, - походить по лавкам, делая покупки и прислушиваясь к разговорам людей. Никто не знал, что это невзрачный человечек – шпион, и в его присутствии все громко обсуждали последние новости, не подозревая, что их разговоры подслушивают.

В этот раз лысый ужаснулся: положение было серьезным. Все – лавочники, ремесленники, школьные учителя, белошвейки, цветочницы и даже малолетние дети, - проклинали канцлера и ругали на все лады Теодора, отнимавшего корону у Патрика. Никто не верил, что принц абидонский сошел с ума, и все были готовы защищать Патрика - «вместе с благороднейшими из дворян».

Но самым страшным было то, что многие, не страшась, высказывали предположения о причастности канцлера к убийству королевской четы.

Из услышанных им многочисленных обрывков разговоров лысый сделал вывод, что дворяне готовят восстание, и простые горожане уже знают об этом от слуг знатных вельмож, и главное, буржуа готовы поддержать знатных людей, и помочь им свергнуть канцлера, защищая своего законного короля – Патрика VII.

Не медля ни минуты, лысый поспешил донести канцлеру о готовящемся восстании. Но граф Давиль был достаточно умным и дальновидным политиком, чтобы самому осознать неизбежность восстания. К моменту возвращения лысого лакея в замке было объявлено чрезвычайное положение, количество часовых утроено, а в ворота замка впускали только по пропускам. Лысому пришлось немало потрудиться, чтобы доказать, что он здесь служит. Когда его, наконец, пропустили в замок, лысый поспешил доложить канцлеру о подготовке восстания.

- Я так и знал, - ответил канцлер. – Легко было догадаться, что после того, как Флора глупо проболталась, этот мерзавец Дени, некогда испытывавший нежнейшие чувства к покойной королеве, сделает все возможное, чтобы защитить сына своей возлюбленной. Какая гадость эта любовь! Как этот болван спешит умереть, защищая Патрика! - Теодор! – обратился он к находившемуся рядом полковнику, - вызовите ваш полк охранять дворец. Здесь мало только одной королевской гвардии. Мы в опасности, - возможно, произойдет кровопролитное восстание. Ну, что вы медлите, Теодор, действуйте же! – канцлер был не на шутку испуган.

Менее чем через час полк Теодора окружил королевский замок, готовясь в любой момент отразить нападение.

На следующий день, ровно в полдень вооруженные дворяне и простой люд вышли на площадь перед королевским дворцом, иначе называемую королевской площадью.

Возглавил восстание барон Дени. Он просил пожилого отца остаться дома, и не рисковать своей жизнью, но маркиз и слышать не хотел об этом.

- Не так уж я стар, чтобы не мог защищать короля, - сказал Роланд, отправляясь вместе с сыном на королевскую площадь.

Дени простился с Камиллой, и в этот миг дурное предчувствие охватило его:

- Прошу тебя, воспитай нашего сына настоящим дворянином, и, если со мной что-то случится, расскажи ему, что отец погиб, защищая своего короля. Если же восстание провалится, и престол займет Теодор, все равно расскажи Луи, что истинного короля Абидонии зовут Патрик VII. Я боюсь, что сейчас мы ничего не сможем сделать, а король еще слишком мал, но, кто знает, может быть, когда его величество достигнет совершеннолетия, он найдет способ вернуть себе власть. Пусть в таком случае Луи защищает Патрика, а не Теодора. Обещай мне, что воспитаешь сына благородным дворянином и верным слугой короля.

- Обещаю! – со слезами на глазах ответила Камилла. – Но ты должен вернуться живым! Ради своего сына, и ради меня! Прощай!

Супруги обнялись в последний раз, и Дени с отцом отправились на королевскую площадь. Они остановились в первом ряду дворян, напротив ворот королевского замка, который сейчас усиленно охранялся полком Теодора. Люди все продолжали прибывать, и к часу дня королевская площадь была переполнена. То и дело из толпы вырывались крики «Долой Теодора!», «Да здравствует король Патрик!», и «Долой канцлера!», но в целом народ был спокоен.

Канцлер понял, что невозможно игнорировать такую большую толпу, состоящую не только из простолюдинов, но и из представителей знатных дворянских фамилий. Он велел капитану королевской гвардии выйти к Дени в качестве парламентера.

- В чем дело, господин барон? Почему вы, как я понимаю, командуете всеми этими людьми, вышедшими на площадь? У вас есть какие-либо требования? – спросил капитан барона.

- Да, я выражаю требования дворян, которых вы видите здесь, и простого народа. Но говорить я должен не с вами, а с полковником де Галопьер, и с канцлером, графом Давиль. Пусть изволят выйти на площадь, если считают себя мужчинами!

- Я передам их сиятельствам ваши слова, - ответил капитан и удалился во дворец.

- Пусть подождут с минуту, я выйду, - спокойно произнес канцлер, выслушав слова капитана.

Он поспешил в свой кабинет, открыл ящик письменного стола, приподнял слой бумаг. На дне ящика, под бумагами, лежал пистолет. Канцлер зарядил его, и спрятал во внутреннем кармане своего камзола.

- Теперь я с ним не расстанусь! – жестко сказал он, и вышел из кабинета.

В вестибюле канцлер встретил полковника, с тупым и огорченным видом размышлявшего, отчего это общество так настроено против него.

- Теодор, после моего указания вы отдадите вашему полку приказ открыть огонь на поражение. Вам все понятно? – спросил канцлер.

- Угу... а можно мне не выходить? – спросил Теодор.

- Вы что, рехнулись? В данной ситуации это невозможно! Возблагодарите вашу безмозглую супругу, ибо именно ее неосторожная фраза, оброненная в разговоре с Дени, спровоцировала это восстание. Идем!

Выйдя на площадь, канцлер остановился на некотором расстоянии от барона Дени. Подойти близко коварный граф побоялся, - его страшила возможность получить удар кинжалом или выстрел в упор. Способный на подлые поступки, канцлер видел подлецов во всех окружающих его людях.

- В чем дело, барон? – сухо спросил он Дени.

- Граф Давиль, говоря с вами, я выражаю мнение всех людей, пришедших сегодня на площадь. Вы злоупотребляете данной вам властью. Вы являетесь канцлером, а канцлер не имеет права запретить вельможам видеть своего законного короля. Из слов госпожи Флоры де Галопьер я сделал вывод, что вы почти что под арестом держите короля Патрика, и угрожаете его убить. Вам по каким-то причинам выгодна коронация вашего свояка, – полковника де Галопьер, и для этого вы хотите признать психически больным законного наследника престола.

- Он действительно безумен!!! – перебив Дени, закричал канцлер.

- У меня есть все основания не верить вашим словам! – твердо ответил барон.

- Вам это сказала Флора! Не веря тете Патрика, вы смертельно оскорбляете благородную даму! – возразил канцлер.

- Госпожа Флора сказала то, что вы потребовали! Она дала нам понять, что вы угрожали жизни его величества!

- Бред! – отрезал канцлер.

- От имени всех дворян, присутствующих здесь, я требую, чтобы вы освободили короля Патрика! Его величество должен быть коронован в ближайшее время!

- Вам нужен безумный король? Замечательно! – со злой иронией произнес канцлер.

- Будь его величество действительно безумен, вы допустили бы к нему врачей! Но вы этого не сделали, значит, боялись, что увидав его, профессора медицины могли бы уличить вас во лжи! Нам нужен законный король Патрик VII! Немедленно допустите нас к особе его величества! Вы не имеете права держать под арестом короля Абидонии!

Канцлер молчал с минуту, не зная, что ответить.

- Да здравствует его величество король Патрик! – раздались крики из толпы. Канцлер понял, что пришла пора решительных действий.

- Барон, зачем вам нужна смута в непростое для страны время? – спросил он.

- Мне не нужна смута! Освободите короля из-под ареста, и все со спокойной душой покинут площадь!

- Этого не будет никогда! Все, что я делаю, я делаю для блага Абидонии! - воскликнул канцлер, затем он мгновенно выхватил пистолет из внутреннего кармана камзола, и выстрелили в барона Дени. Пуля пронзила сердце благородного барона, и он упал на руки отца и Огюста, стоявших рядом.

- Камилла… - прошептал, умирая, Дени.

- Сын! – с болью в голосе воскликнул маркиз Роланд.

- Теодор! Пли! – закричал канцлер, толкнув рукой в спину полковника, молча стоявшего рядом все это время.

- Огонь! – скомандовал Теодор, и стоявшие наготове гвардейцы дружно выстрелили в толпу. В ответ раздались одиночные выстрелы, но гвардейцы дали новый залп, затем еще и еще, и дисциплинированное войско оказалось сильнее неорганизованной толпы восставших. Началась паника, все бросились бежать, и через пятнадцать минут на площади остались только убитые и тяжело раненные. Тела барона Дени, его отца маркиза Роланда, Огюста и Мишеля лежали рядом.

Канцлер подошел и взглянул на них с нескрываемым удовольствием:

- Получили свое, мерзавцы! – сказал он, и, развернувшись, пошел во дворец.

- Завтра начнете готовиться к коронации, Теодор. Задумайтесь над тем, какую речь вы произнесете перед дворянами, которые присягнут вам в верности.

- Речь? – выпучив глаза, переспросил Теодор.

- Ну да, речь, - подтвердил канцлер, входя в ворота замка. Теодор остановился, почесывая затылок. О том, что ему придется произносить речи, он как-то не задумывался.

Поздно вечером, когда стемнело, родственники восставших пришли на площадь забрать тела убитых. Камилла потеряла сразу мужа и свекра. Но выяснилось, что Огюст и Мишель живы, - они были столь серьезно ранены, что канцлер посчитал их убитыми.

Столь жестокое подавление восстания сломило дух абидонцев. Никто больше не хотел высказывать недовольства политикой канцлера, и когда через несколько дней состоялась коронация Теодора, народ угрюмо молчал, наблюдая, как кортеж будущего короля едет в собор Святого Креста.

Торжество должно было состояться на специально выстроенном помосте перед собором, дабы все желающие могли видеть коронацию первого короля из династии Галопьер. Тяжелая туча закрыла солнце, когда Теодор и Флора подошли к помосту, на котором стоял архиепископ. Руки священнослужителя дрожали, а глаза были красны от слез – во время восстания погиб его племянник. Коронуя Теодора, архиепископ проклинал себя за то, что боится предать анафеме человека, незаконно захватившего престол.

- Во имя Отца, Сына и Святого Духа объявляю тебя королем Абидонии волей божией… - раскат грома прервал слова архиепископа. Сильнейший ливень обрушился на Клервилль. Гроза, – явление слишком непривычное для ноября, – напугала жителей столицы. Все сочли это дурным предзнаменованием.

- Убийца, Бог не хочет твоей коронации! – закричала из толпы полубезумная блаженная Анна. – Ты заплатишь за все!

Канцлер достал пистолет, чтобы выстрелить в нее, но не смог разглядеть женщину в толпе, стремительно расходившейся под дождем.

Архиепископ надел корону на Флору, и произнес заключительные слова молитв. Затем новоиспеченный король Теодор I поспешил вернуться во дворец.

Жалкое зрелище представлял собой королевский кортеж, когда возвращался во дворец по обезлюдевшим улицам. Теодор выглядел как мокрая курица. Он пожалел о своем решении ехать верхом, ведь сейчас карета весьма пригодилась бы. Струи дождя ручьями текли у него по лицу, одетая набекрень корона не защищала голову от дождя, а шляпу надеть теперь было нельзя. Не лучше был вид у его супруги, канцлера и Оттилии. Соблюдая этикет, король должен был медленно ехать по улицам, как это и полагалось в столь торжественном случае. Когда до дворца осталось недалеко, Теодор оглянулся, и увидел, что народа на улице почти не осталось.

- Да ну его к черту! Поехали быстрей! – с этими словами король пустил своего коня в галоп. Флора, недолго думая, поспешила вслед за мужем. Пришпорить коней пришлось и канцлеру с Оттилией.

Несмотря на дождь и холод, граф Давиль выглядел вполне счастливым и довольным, вплоть до той минуты, как перед самыми воротами замка неожиданно упал с коня в лужу. Увидев это, Оттилия спешилась, и бросилась на помощь канцлеру, опасаясь, что он сильно расшибся. Преданная жена помогла мужу подняться, при этом измазавшись в грязи. Теодор и Флора, наблюдая эту сцену, хохотали до слез. Затем король, попытавшись придать себе величественный вид, вошел во дворец. В холле его приветствовали слуги. Лысый лакей с трудом сдерживал смех, глядя на глупо выглядевшего мокрого до нитки Теодора, и перемазанных грязью канцлера с Оттилией. Вслед за королем и королевой во дворец вошли новые придворные – друзья бывшего полковника де Галопьер. Никого из вельмож, составлявших пышный двор короля Анри II здесь, разумеется, не было.

Когда слуги кланялись новому королю, лысый лакей заметил, что пожилой лакей Жан, стоящий рядом с ним, дрожит, как в лихорадке.

- Если вы больны, нечего короля встречать, можете всех заразить, - раздраженно шепнул ему лысый.

Но Жан дрожал не от болезненного озноба, - сегодня он сделал открытие, которое не давало ему покоя: пожилой человек теперь точно знал, что Теодор I коронован незаконно.

Доверчивый и простодушный человек, Жан, в отличие от большинства, сразу поверил, что принц абидонский сошел с ума. Он видел, как возвращалась Флора со злополучной охоты, и заметил, в каком состоянии был Патрик. Поэтому он не сомневался, что канцлер говорит правду, а в таком случае коронация Теодора – лучший выход. По крайней мере, полковник Теодор – добрый человек, чего нельзя сказать о канцлере.

Но случай, происшедший сегодня во время коронации Теодора, перевернул все представления о людях у старого лакея.

В обязанности Жана входила уборка в покоях королевы Эммы. Комната принца находилась в глубине покоев королевы и перед ней были пять проходных комнат. Как мы уже знаем, охрана стояла только перед входом в покои королевы, а принца держали под замком, и Патрик не покидал своей комнаты. Но в этот день замок в дверях комнаты принца сломался, причем запиравшая дверь Адела не заметила этого. С трудом заставив Патрика пообедать, она собрала посуду и вышла на кухню.

- Ваше высочество, обязательно выпейте молоко, и доешьте печенье, оно очень вкусное, - сказала Адела, выходя из комнаты. Как и положено, она повернула ключ в замке на два оборота, но проверить, заперта ли дверь, не удосужилась. Она не поняла, что в этот миг замок сломался, и дверь осталась незапертой.

Патрик остался один. С отвращением мальчик посмотрел на молоко и печенье, - после гибели родителей он почти не чувствовал вкуса пищи. Не зная, чем заняться, Патрик выглянул в окно, выходившее в сад, но в унылом осеннем саду не было ни души, и смотреть на облетевшие деревья было особенно грустно. Патрик медленно обошел всю комнату, и наконец, подошел к двери. Уже давно мальчик задавал себе вопрос, почему его заперли в комнате и не выпускают, точно наказали за что-то. К сожалению, теперь Патрик не мог спросить об этом вслух. Находясь в одиночестве, Патрик неоднократно пытался открыть дверь. Вот и сейчас он потянул на себя ручку двери, особо не надеясь, что дверь откроется. Но неожиданно дверь отворилась, и Патрик вышел в соседнюю комнату. Напротив двери был балкон, дверь которого не запиралась на ключ. Патрик вышел на балкон, но там было холодно, и мальчик поспешил вернуться в комнату. Вдруг он вспомнил, как вместе с мамой кормил на этом балконе голубей. Вернувшись в свою комнату, Патрик взял печенье, и раскрошил угощение для птиц на мраморных перилах балкона. Вернувшись в комнату, Патрик стал ждать, когда птицы прилетят обедать.

В это время лакей Жан вошел в покои королевы, чтобы стереть пыль. К своему ужасу, у окна он увидел принца. Жан сразу вспомнил рассказ канцлера о том, как Патрик набросился с ножом на свою тетю Оттилию. «Интересно, есть ли сейчас у принца нож?» - подумал испуганный лакей.

Но Патрик взглянул на Жана спокойно и дружелюбно, и даже слегка улыбнулся. В последние недели круг общения мальчика составляли лишь тетя и няня с доктором, и Патрик был рад видеть нового человека, кем бы он ни был – знатным дворянином или простым слугой.

- Ваше высочество, здравствуйте… - робко произнес Жан. Патрик кивнул в ответ.

- Как вы себя чувствуете? – спросил лакей.

Не зная, как отвечать, Патрик пожал плечами. Он еще не научился общаться без слов.

Тем временем голуби слетелись на балкон и стали клевать печенье. Патрик взглянул на лакея и показал рукой на птиц. Только тут Жан понял, что принц не может говорить.

- С вашего разрешения, я уберусь здесь, ваше высочество, - сказал лакей, и принялся вытирать пыль, краем глаза наблюдая за принцем. Патрик в это время спокойно смотрел на голубей за окном.

Если вначале Жан и боялся, что принц нападет на него, то сейчас он окончательно понял, что Патрик в здравом рассудке, и лишь не может произнести ни слова. Неожиданно вернулась Адела, и ужаснулась, увидав, что Патрик вышел из своей комнаты.

- Ваше высочество, кто открыл вам дверь? – испуганно спросила она.

Патрик посмотрел ей в глаза, не в силах ответить, и, не зная, как объяснить происшедшее.

- Если вы намекаете на меня, сударыня, то должен сказать, что когда я вошел, его высочество уже был здесь, - сказал Жан.

Патрик подошел к двери в свою комнату, открыл и снова закрыл ее, в отчаянии глядя на Аделу, надеясь, что няня поймет то, что дверь была не заперта.

- Вы хотите сказать, что дверь была открыта? – спросила Адела.

Патрик кивнул в ответ.

- Но я же заперла ее на ключ! Странно… - Адела вставила ключ в замок, и повернула его.

- Все понятно. Замок сломался, а я посчитала, что закрыла дверь. Надо будет сказать слесарю, чтобы починил или заменил замок. Ваше высочество, простите, но вам пока еще нельзя покидать вашей комнаты. Вы снова можете заболеть. Прошу вас, идите к себе.

Патрик вздохнул, взглянул на Жана, и вдруг, с детской непосредственностью, подбежал к старому лакею, и обнял его.

- Выздоравливайте, ваше высочество, произнес растроганный Жан. Кивнув лакею на прощанье, Патрик вернулся в свою комнату.

- Жан! Прошу вас, никому не слова о том, что вы здесь видели. Если вы проговоритесь, в опасности будете вы, и его высочество. Канцлер требует держать принца взаперти, и не хочет, чтобы его видели люди. Вы сами слышали, что он всем рассказывает про Патрика… Ради всего святого, молчите! – со слезами повторила Адела.

- Какой же канцлер оказывается лжец, и подлый негодяй… - с ужасом и отвращением произнес Жан. – Я буду молчать, не беспокойтесь, сударыня!

Но, поклявшись не рассказывать об увиденном, Жан не смог сохранять спокойствия, и теперь со страхом и ненавистью смотрел на новоиспеченного короля Теодора, и всесильного канцлера, обманом захвативших власть.

Тем временем новый король Теодор готовился произнести свою первую речь. Придя в парадный зал в сопровождении своего двора, - друзей и офицеров его полка, король попытался принять величественный вид, но, взглянув на покрытых грязью канцлера с Оттилией, не выдержал и расхохотался:

- Свояки, хоть бы вы переоделись, - выглядите как давно не чищеные кони!

- Теодор! – с легким укором произнесла Флора. Канцлер, зло скривив лицо, попытался улыбнуться шутке новоиспеченного короля, а Оттилия так посмотрела на Теодора, словно хотела просверлить его своим тяжелым взглядом. Его величество несколько смутился, он давно подозревал, что в отличие от своего предшественника, короля Анри II, плоховато знает правила этикета.

- Ну, так начнем, - его величество важно откашлялся, готовясь начать говорить.

- Покорнейше вас благодарю, господа, господа… - он запнулся, вспоминая текст речи, черновик которой писал несколько дней, - господа дворяне, графы и прочие маркизы, и все бравые офицеры, оказавшие мне честь своим внезапным посещением… - король снова запнулся, запоздало догадавшись, что последние слова совсем ни к чему. - Я рад снова командовать вами, но теперь уже в качестве короля! Благодаря тому, что вы, как и прежде, станете мне подчиняться, Абидония расцветет как… как… райский лес! То есть, темный лес! Тьфу, черт подери, - я хотел выразиться – райский сад!

Шокированные королевской речью, канцлер и Оттилия закатили глаза, а Флора зааплодировала мужу, и аплодисменты подхватил весь двор.

- Ну, все! На сегодня речей хватит! Прошу всех к столу!

- Ваше величество, - вмешался канцлер, - вы сказали слишком мало, и… не очень…

- Ну ладно, канцлер, зачем нам этот словесный понос, когда после этакой грозы так хочется есть! Кстати, вымой руки, они у тебя в навозе! Ха-ха-ха! Да пошутил я, свояк! Но все же тебе лучше сесть за стол чистым, а то, знаешь, не по этикету как-то получается!

После этих слов канцлеру и Оттилии не осталось ничего другого, как пойти вымыться и переодеться.

Поздно вечером, когда гости разошлись, новоиспеченная королева поднялась к племяннику – наследному принцу Абидонии.

Увидав на голове тети корону, которую носила его мама, Патрик очень удивился, но, разумеется, не смог задать вопросов.

- После гибели вашего отца стало некому править, а вы не можете стать королем, потому что еще слишком малы, и совет назначил королем моего супруга, соответственно я стала королевой, - объяснила Флора племяннику.

Патрик кивнул в ответ, показывая, что понял объяснения тети. Принц еще не знал того, что он должен быть коронован в любом возрасте, будь даже ему всего один день от роду. Приняв на веру слова Флоры, Патрик не заподозрил обмана. Но напоминание тети о гибели отца, и корона, принадлежавшая ранее Эмме, снова заставили Патрика вспомнить родителей, и мальчик беззвучно расплакался. Флора долго утешала своего несчастного племянника, и только часа через два, когда Патрик успокоился и заснул, она вернулась в парадный зал, где канцлер обучал нового короля правилам придворного этикета.

- С позволения вашего величества, я хочу сказать, что с вашей стороны было неприлично говорить в присутствии гостей мне и моей супруге, что наша одежда в беспорядке, - сказал канцлер.

- Но если вы и вправду были как поросята, не мог же я вам сказать, что вы выглядите на редкость чистыми? – удивился Теодор.

- Вы и не должны были этого говорить, иначе это прозвучало бы как злая ирония, - вставила Оттилия, но у вас должно было хватить такта, чтобы не заметить беспорядка в нашей одежде!

- А-а-а-а… ну, буду иметь это в виду.

- И потом, ваша речь, ваше величество… это было ужасно! Скажите спасибо, что не присутствовали иностранные послы, иначе вы были бы опозорены, - заметил канцлер.

- Чем вам речь не понравилась? Я так старался, трое суток ее сочинял! – обиделся король.

- С разрешения вашего величества, я буду писать для вас речи. У меня это лучше получается, не в обиду будь сказано вашему величеству. Особенно это важно при встрече иностранных делегаций, - надо производить благоприятное впечатление.

- Согласен! Отныне вы пишете мне речи, мне же и легче будет управлять страной! – заявил Теодор. Оттилия иронически усмехнулась, услыхав эти слова.

- Что теперь будет с моим племянником? – спросила Флора.

- Ваш племянник, сестра, будет отправлен в дом умалишенных, как мы и решили уже давно, - холодно ответила Оттилия.

- Нет! Вы же обещали!! – закричала Флора.

- Сестрица, вы теперь королева, соблюдайте этикет, ведите себя сдержанно! - ответила Оттилия. – Сумасшедший принц, отправится в дом умалишенных, и о нем со временем перестанут упоминать, а во дворце появится немой сирота Патрик, ваш воспитанник. Вы же не станете называть сына неизвестных вам нищих вашим племянником и принцем?

- Я думаю, королева будет достаточно благоразумна, - произнес канцлер. – Я, с позволения ваших величеств, удалюсь в свой кабинет, надо срочно отдать важные распоряжения. – Произнеся эти слова, канцлер с поклоном вышел, и Оттилия последовала за ним.

- Теодор, я что-то не поняла, кто будет править страной, - ты или канцлер? - спросила Флора.

- Я, конечно же! – важно ответил король.

- Тогда почему канцлер поспешил заняться делами, а ты сидишь, сложа руки?

- А разве я что-то должен делать? По-моему, у меня сейчас свободное время! – удивился Теодор.

- Сейчас уже поздно, но завтра ты распорядишься установить памятный крест на месте гибели Анри и Эммы! – заявила Флора. Теодор нахмурился и помрачнел – в глубине души неприятно всколыхнулась дремавшая весь день совесть.

- Ладно, - буркнул он.

- Пойду, взгляну, спит ли Альбина. Бедная моя девочка, со дня ее прибытия во дворец я так мало уделяла ей внимания.

- Конечно! – поддержал жену король. – Совсем забыла про дочь! Этот мальчишка как будто для тебя важнее!

- У моей дочери живы родители, и она здорова, а мой племянник сирота, и он болен, - жестко ответила Флора, и вышла из парадного зала.

Со дня коронации Теодора канцлер начал править страной. Удалившись после праздничного ужина в свой кабинет, он написал приказ восстановить подземелье под королевским замком, – по замыслу канцлера, здесь должна была находиться тюрьма для особо опасных государственных преступников. Второй приказ, – заменить весь персонал летнего замка был отдан лысому лакею, который этой же ночью выехал его исполнять. На следующий день были запрещены спектакли бродячих актеров, - для выступлений следовало получить разрешение от полиции, каковое полиция могла дать только по справке от специальной комиссии, которая должна была отсмотреть спектакль, и принять решение о допустимости показа данной пьесы широкой публике. Только десятая часть всех спектаклей была одобрена этим «худсоветом».

Затем канцлер вызвал во дворец попечителя клиники для душевнобольных:

- У меня к вам серьезное дело, сударь, - обратился он к мэтру Транквелизье, - вы знаете, что Патрик, сын покойного короля Анри, сошел с ума и отстранен от власти. Он находится здесь, в замке, и будет находиться здесь и в дальнейшем, - по требованию королевы, его тетки. Что касается меня, - то я бы с удовольствием направил Патрика в вашу клинику, - ребенок очень агрессивен, и представляет собой угрозу для окружающих. Это хорошо понимаю не только я, но и придворные. Я опасаюсь, что вскоре людям станет страшно находиться во дворце, - все станут опасаться нападения безумного принца, который однажды уже сломал замок в дверях своей комнаты. Я бы не хотел, чтобы по этой причине во дворец боялись прибывать послы иностранных держав. Надо уверить общество в том, что принц находится в доме умалишенных.

- Не совсем понимаю вас… - промямлил Транквелизье.

- Мы объявим об удалении принца в вашу клинику инкогнито, под чужим именем, и запретим указом короля его посещать. Но Патрик останется здесь, в королевском дворце. Для убедительности за ним пришлете карету для перевозки буйно помешанных, чтобы создать видимость отправки принца в дом умалишенных. В случае если некие люди придут в клинику, пытаясь посетить принца, вы покажете приказ короля о запрете посещений сына Анри II.

- Вас понял, - кратко ответил Транквелизье.

- Само собой разумеется, вы должны молчать о нашем сегодняшнем разговоре. О вознаграждении не беспокойтесь, вам хорошо заплатят за ложь. Будьте готовы выслать во дворец карету для буйно помешанных, приказ получите примерно через неделю. Можете быть свободны.

Испуганный попечитель дома умалишенных молча поклонился и вышел из кабинета канцлера. Он догадывался, что принц здоров, но канцлер хочет убедить общество в безумии наследника престола. «Возможно, эти негодяи убили, или хотят убить его высочество, - думал Транквелизье, - но мне лучше молчать о моих догадках, и беспрекословно выполнять требования канцлера, - иначе мне конец. Безжалостным расстрелом людей на королевской площади король и канцлер доказали, что будут уничтожать всех не подчиняющихся».

Через несколько дней лысый лакей, вернувшись из летнего замка, доложил, что персонал там полностью обновлен.

- Отлично! Теперь ее величество может ненадолго отправится туда отдыхать, - сказал канцлер.

На другой день, лишь только рассвело, во двор королевского замка въехала карета, присланная из дома умалишенных. Это был экипаж без окон, с одной тяжелой дверью, запиравшейся на замок. Карета подъехала почти вплотную к одному из служебных входов дворца. Санитары – шестеро здоровенных парней, отличавшихся огромной силой, - только такие могут справляться с буйно помешанными, - поднялись в покои королевы Эммы, и через некоторое время вышли оттуда; один из них нес на руках сверток, по величине напоминавший собой завернутого в смирительную рубаху четырехлетнего ребенка, голова которого была закрыта широкополой шляпой. Впрочем, никто не смог хорошо разглядеть их ношу, - от входной двери до кареты было всего два или три шага. Четыре санитара вошли в карету, два встали на запятки, и экипаж поехал в дом умалишенных. Королева и няня принца с расстроенными лицами долго смотрели вслед карете, и Флора помахала на прощанье платком.

- Мой милый племянник! Не думала, что твоя судьба будет столь печальной! - произнесла королева.

- Принц был мне почти как родной сын! Господи, как мне теперь жить? – со слезами воскликнула Адела.

- Останьтесь до вечера в замке, помогите новой няне принцессы собрать ее высочество в дорогу. А вечером вы будете свободны, и вам хорошо заплатят за верную службу, - произнесла королева. Разумеется, это диалог подсказал женщинам канцлер, для большей достоверности разыгранного только что спектакля, который должен был убедить общество в удалении принца в клинику для душевнобольных.

Но Адела была искренней в выражении чувств, ибо она знала, что срок ее службы заканчивается, и принца она видит последний день.

К полудню весь двор знал, что любимый племянник ее величества отправлен в дом умалишенных, и королева спешит удалиться в летний замок, ибо того требует состояние здоровья принцессы Альбины.

Когда стемнело – сумерки наступали в это время года рано, к парадному входу были поданы два экипажа, - для королевы и ее свиты. Королеве Флоре пришлось посвятить в тайну свою камеристку Маргариту, которая, разумеется, должна была поехать с ней в летний замок.

Королева вышла из дворца, держа за руку принцессу Альбину, за которой шла ее новая няня. Во второй экипаж сел придворный медик, и камеристка ее величества Маргарита вместе со своим четырехлетним сыном. Никто не заметил в темноте, что мальчик, которого вела за руку Маргарита, вовсе не ее сын Жан, а переодетый в его одежду Патрик, лицо которого скрывала широкополая шляпа. Своего сына Маргарита днем раньше отправила гостить к бабушке. За полчаса до этого Адела попрощалась с Патриком, и плача, просила королеву беречь принца.

- Прошу вас, ваше величество, пусть новая няня, которую вы хотите найти, будет доброй! Патрик очень несчастен, с ним надо быть как можно мягче и терпеливей!

- Адела, неужели вы думаете, что я возьму в няни к моему племяннику злобную и строгую женщину? Я бы с огромным удовольствием оставила вас, но канцлер требует вас заменить. Он считает, что няней безродного сироты не может стать бывшая няня принца – это может вызвать подозрения.

- Я буду очень скучать без его высочества, - плача, сказала Адела.

- Вытрите слезы, дорогая, и выслушайте мой совет: вам пора выйти замуж и родить собственных детей, - тогда вы станете очень счастливой, - утешала королева молодую женщину. – Прощайте, Адела, и спасибо вам за все. Зайдите к канцлеру, он щедро вознаградит вас за услуги.

- С вашего разрешения, я посмотрю из окна на ваш отъезд, - сказала Адела.

Ждать ей пришлось недолго. Скоро кортеж королевы под охраной гвардейцев того самого полка, которым ранее командовал бывший полковник, нынешний король Теодор, выехал в летний замок. Стерев слезы, Адела пошла к канцлеру.

- Вот вам за вашу службу, - канцлер протянул молодой женщине мешочек с золотом. – Я думаю, вам без лишних разъяснений должно быть понятно, что не стоит разбалтывать то, что вы знаете о принце. О бывшем принце, - подчеркнул он. Вы станете всем говорить, что безумный Патрик отправлен в дом умалишенных, и более вы ничего не знаете. Лишнее слово будет стоить вам жизни. Понятно?!

- Я все поняла, ваша милость. Я никому не скажу ни слова.

- В таком случае можете идти. Прощайте.

Поклонившись, Адела вышла. Канцлер кивнул лысому, стоявшему у него за спиной во время разговора. Лысый поспешил вниз по другой лестнице, избегая встречи с Аделой, и вышел во двор. У дверей конюшни стоял неприметный человек, которого никто раньше не видел в замке. Все посчитали его новым слугой или курьером. Лысый подошел к нему, и прошептал несколько слов, после чего мнимый курьер вышел за ворота замка, и остановился неподалеку, спрятавшись за деревом. Вскоре из ворот вышла Адела, навсегда покидавшая королевский дворец. Она спешила вернуться к своим братьям, жившим в старом особняке на другом конце города. Так как чрезвычайное положение никто не отменял, экипажам дворян было запрещено приближаться к королевскому дворцу, и к тому же, у Аделы не было возможности отослать посыльного к братьям с просьбой встретить ее у дворца, и проводить домой. Канцлер просто запретил Аделе переписываться с родственниками, опасаясь, что женщина выдаст правду о состоянии Патрика. Граф Давиль не верил, что женщины умеют хранить тайны, тем более тайны государственные, исключение составляла только его супруга Оттилия. Благодаря чрезвычайному положению, придворная дама, бывшая няня принца, и фрейлина покойной королевы была вынуждена поздним вечером идти пешком через весь город. Женщина не заметила, что странный человек вышел из своего укрытия за деревом, и последовал за ней, держась на некотором расстоянии, но, не выпуская ее из вида. Было уже около половины девятого, и на улице стояла темнота, как в полночь. Адела спешила добраться до дома как можно быстрее, и, пройдя часть пути по главным, ярко освещенным улицам, свернула в полутемный квартал, где жили не очень богатые люди. Фонари здесь зажигались редко, только по воскресеньям и праздникам, и это крайне раздражало жителей квартала. Но темнота была удобна человеку, следовавшему за Аделой. Он возблагодарил судьбу за то, что Адела свернула на эту улицу. Достав кинжал из ножен, убийца в два счета догнал женщину, и вонзил кинжал ей в спину. Негромко вскрикнув, Адела медленно опустилась на землю. Убийца выдернул из раны кинжал, намереваясь снова вонзить его в тело жертвы, но тут на втором этаже дома, прямо у него над головой, открылось окно, и кто-то громко закричал:

- На помощь! Убийство! Стой, мерзавец!

Чертыхнувшись, убийца бросился бежать прочь, надеясь, что все-таки выполнил поручение канцлера.

Услышав крики, люди сбежались на место преступления. В их числе оказался живущий неподалеку врач, мэтр Рене. Он осмотрел лежащую на земле окровавленную женщину, и заметил, что она жива. Мэтр Рене послал своего помощника за носилками, и вскоре Адела оказалась у него дома. Женщина была серьезно ранена, и врач опасался, что она не выживет. Трое суток Адела была без сознания, на четвертый день она стала бредить, повторяя имя принца Патрика.

- Ваше высочество, я не позволю им поместить вас в дом умалишенных, - шептала она. – Вы рассудительней всех на свете… только бы вы смогли говорить…

Из этих слов мэтр Рене сделала вывод, что пострадавшая жила ранее во дворце и хорошо знала принца Патрика. Более того, Рене догадался, что придворная дама не считала принца сумасшедшим.

На шестой день жар спал, Адела окончательно пришла в себя, и была очень удивлена, увидав, что находится в незнакомом доме.

- Лежите, сударыня, не двигайтесь. Это опасно, ваша рана еще не зажила.

- Кто вы? Где я нахожусь? – слабым голосом спросила женщина.

- Мэтр Рене к вашим услугам. Я врач, и вы находитесь у меня дома. На вас напали в пятницу вечером, неподалеку отсюда, вы были в тяжелом состоянии, и у меня не было иного выхода, кроме как оставить вас у себя дома. У вас есть родственники, сударыня? Я могу послать за ними. Я бы сделал это давно, если бы знал ваше имя. Но при вас не было документов, а деньги ваши в сохранности. Преступник не успел вас ограбить. Если вы пожелаете, я сообщу вашим родственникам, что вы в безопасности, и они смогут навестить вас у меня, - я пока считаю, что вас нельзя перевести домой, ибо рана ваша может открыться.

- Пока не надо… Я должна подумать… - Адела замолчала, закрыв глаза. Рене решил, что женщина заснула, но внезапно она открыла глаза и с ужасом взглянула на своего спасителя:

- Меня не хотели ограбить! Меня хотели убить, потому что я слишком много знаю!

- Сударыня, я догадался об этом. Последние дни вы бредили, и рассказали много такого, о чем следовало бы молчать, - прямо сказал мэтр Рене.

- Что вы узнали обо мне? – спросила Адела.

- Вы были придворной дамой в дни правления покойного короля. Вы очень любили наследника престола, принца Патрика, - в бреду вы звали его. Я даже могу утверждать, что вы знаете то, что скрывают новый король и канцлер, а именно то, что его высочество вовсе не сошел с ума. Я прав, сударыня?

- Я была няней его высочества, - прошептала Адела. – Патрик потерял голос, но в остальном он здоров, и находится сейчас не в доме умалишенных, как объявил канцлер, а в летнем замке, куда уехал вместе с королевой и принцессой. Ради бога, никому не рассказывайте того, что узнали от меня! Это государственная тайна, разглашение которой карается смертью. Меня хотели убить, чтобы я не рассказала как канцлер и полковник отобрали корону у наследника престола. Рано или поздно меня все равно убьют, я почти уже погибла!

- Нет, сударыня, вас можно спасти! – возразил мэтр Рене. Прежде всего, вам необходимо взять новое имя. К сожалению, полиция знает о нападении на вас, сюда несколько раз приходил полицейский, чтобы расспросить о подробностях нападения, но вы были без сознания. Несомненно, он придет снова. К его приходу вам надо сочинить вымышленную биографию, назваться другим именем, и не упоминать о том, что вы были придворной дамой. Я оповещу ваших родственников о том, что вы живы, но вам не стоит возвращаться к ним – для окружающих вы должны умереть, в противном случае покушение на вас снова повториться.

- К счастью, я заранее распорядилась отправить к родственникам сундуки с вещами, куда положила и документы. Если придет полицейский, я скажу, что бандит отобрал у меня часть денег и паспорт. Я представлюсь недавно приехавшей в столицу провинциалкой, и назовусь вымышленным именем, как вы мне и советуете.

- Вам надо как можно скорее придумать себе новое имя, что бы приход полиции не застал вас врасплох, - сказал Рене.

- Я назовусь Луизой. Так звали одну смелую женщину, которая в тот миг, когда погибли король с королевой, первая поспешила на помощь его высочеству. Боже мой… Патрик… как сейчас чувствует себя мой принц? – со слезами в голосе спросила саму себя Адела.

Но Патрик уже перестал быть принцем. Несколько дней назад, в тот вечер, когда была ранена Адела, кортеж королевы приехал в летний замок. Королева вышла из кареты, и вместе с принцессой вошла в замок. Тем временем лакей под присмотром Маргариты разгружал багаж королевы. Патрик в это время оставался в карете, как того потребовала его тетя Флора, - она не хотела, чтобы Альбина и Патрик увиделись раньше времени. Флора хотела подготовить дочь к встрече с кузеном, которого в этот раз ей представят не как принца, а как безродного сироту. Ее величество вошла в замок вместе с Альбиной, ее няней, и придворным врачом, отвела принцессу в предназначенную ей комнату, и после этого многозначительно кивнула головой лейб-медику. Поняв знак королевы, Коклюшон спустился вниз, и вышел на крыльцо, сделав вид, будто забыл что-то.

- Маргарита, идите же, вас зовет ее величество, - сказал он камеристке.

Маргарита вместе с Патриком вошла в вестибюль, не зная, где искать королеву.

- Это ваш сын? – спросила Маргариту горничная, встречавшая королеву вместе с остальными слугами.

- Нет. Это немой сирота, которого ее величество взяла на воспитание, избавив тем самым от голодной смерти на улице или унижений в приюте для сирот, - заученно ответила Маргарита.

- Как добра ее величество! – вздохнула служанка. Она не обратила внимания на то, что мальчик вдруг отпустил руку Маргариты и с нескрываемым удивлением и возмущением посмотрел на нее. «Как вы смеете называть меня безродным сиротой?» - говорил его взгляд. Маргарита, покраснев, сделала вид, что ничего не заметила. Тем временем королева спустилась в вестибюль.

- Патрик! Идем со мной, мой хороший! – позвала она племянника. Патрик пошел вслед за теткой.

- Ты будешь жить в этой комнате, сказала Флора, приведя Патрика в ту самую комнату, где он жил летом.

Распорядившись накормить детей ужином, - каждого в его комнате, Флора поспешила уложить их спать. Патрик покорно исполнил волю тети – с трудом поев, он безропотно лег спать. Но с Альбиной пришлось помучиться, - девочка долго плевалась не понравившейся едой, а затем наотрез отказалась ложиться.

- Хочу осмотреть замок! – капризно заявила она.

- Сейчас уже поздно, ты сделаешь это завтра утром, - уговаривала ее мать.

- Не хочу утром, хочу сейчас! До утра долго ждать!

- Альбина, ты теперь принцесса, так что не капризничай, ты должна вести себя с достоинством, - строго сказала Флора.

- Не хочу с достоинством! – разозлилась Альбина.

- Альбина, если ты будешь вести себя, как полагается принцессе, то завтра я познакомлю тебя с очень хорошим мальчиком, который, я надеюсь, станет твоим другом. Он сирота, у него умерли родители, и я решила взять его во дворец.

- Ага, с кузеном, принцем абидонским, ты меня не хотела знакомить, а с каким-то сиротой – так пожалуйста!

- Ты забываешь, Альбина, что с кузеном я тебя познакомила, но ты не придумала ничего лучшего, чем устроить драку. Неужели ты не помнишь?

Альбина смущенно отвернулась. Она и в самом деле не очень хорошо помнила, что произошло тогда, ведь год, - это очень большой промежуток времени для маленьких детей.

- Он, наверное, первый начал, - наконец, нашлась она.

- Ничего подобного. Принц никогда первый не начинал драку, он очень уважительно относился к людям, - ответила Флора.

- А где он теперь? – вдруг спросила Альбина.

- Что?.. – растерялась королева.

- Где сейчас мой кузен Патрик? – повторила свой вопрос принцесса.

- Он болен и находится в больнице, - кратко ответила королева.

- А что с ним? – задала новый вопрос Альбина. Королева промолчала, не зная, что ответить.

- А почему он в больнице? – не отставала Альбина. – В больнице болеют только самые нищие!

- Патрик не может находиться дома, тогда он заразит окружающих… - нашлась Флора.

- Ну ладно, когда он поправится, ты познакомишь меня с ним?

- Дочка! Патрик не поправится никогда! – со слезами воскликнула Флора.

- Почему? – с испугом спросила Альбина.

- Когда погибли его родители, - король и твоя тетя Эмма, Патрик сошел с ума от горя и испуга, и теперь находится в клинике для душевнобольных. Он никого не узнает, и даже забыл меня, - не может вспомнить, что я его тетя.

- А вдруг все-таки он поправится, и вспомнит тебя? – с надеждой спросила девочка.

- Нет, дочка, это неизлечимо…

Альбина, помолчав, стерла набежавшую слезу:

- Я так мечтала увидеться с кузеном! Теперь это невозможно… Никогда я его не увижу! Почему так несправедливо?! – произнеся эти слова, Альбина громко заревела, - она не умела плакать тихо.

- Успокойся, дочка, успокойся… Это судьба, ее волю надо принимать. Может быть, твой кузен и поправится, только это произойдет нескоро, когда он станет взрослым. Тогда вы и познакомитесь, - утешила дочку Флора.

- Все равно, долго ждать, - всхлипнула Альбина.

- Ну что же делать… - вздохнула Флора. – Но знаешь, дочка, время пролетит незаметно, не успеешь оглянуться, как ты вырастешь, и Патрик вырастет тоже. Тогда вы и станете друзьями.

- Поскорее бы время пролетело незаметно, - мечтательно произнесла Альбина. «Но станут ли они друзьями? – подумала Флора. – Я чувствую, что рано или поздно тайна Патрика будет раскрыта, и если это произойдет в то время, когда Патрик станет совершеннолетним, нам придется ответить за все, что мы с ним сделали».

- А пока, дочка, я надеюсь, что ты подружишься с тем мальчиком, которого я взяла в замок. Его тоже зовут Патрик, как и твоего кузена. Он тоже сирота, у него, как и у принца, погибли родители.

- А почему тогда он не сошел с ума? – задала резонный вопрос Альбина.

- Почему?.. – растерялась Флора. – Ну, это вовсе необязательно, сходить с ума от горя. Патрик только потерял голос. Он теперь не может говорить. Обещай, что не станешь его дразнить из-за этого.

- Ладно… - согласилась Альбина. – Но тогда с ним неинтересно будет дружить.

- Почему же неинтересно? Патрик очень умный и добрый мальчик.

- Это мы еще посмотрим! – возразила Альбина. – Он не может быть умнее моего кузена. И ты говорила, что все дети учатся от меня плохому! Патрик тоже научится хулиганить!

- Не думаю. Он всегда хорошо себя ведет, - возразила королева.

- Научится, научится! – злорадно сказала Альбина. – Куда ему деваться-то?

Флора тяжело вздохнула. Она догадалась, что Альбину разозлили похвалы в адрес Патрика. Девочку всегда злило, когда хвалили ее ровесников, потому что обычно после этого следовало сравнение, которое было не в ее пользу. Можно было не сомневаться, что Альбина изо всех сил будет учить Патрика хулиганским выходкам.

Альбина была разочарована. Она давно мечтала встретиться с принцем Патриком, своим кузеном. Девочка плохо помнила закончившееся дракой знакомство, - это было безумно давно, и она тогда была слишком мала. Альбина снова мечтала увидеть кузена, и произвести на него хорошее впечатление, дав себе слово вести себя примерно при встрече с принцем. Она слышала, как все восхищались ее кузеном, и принц был единственным ребенком, которого можно было хвалить, не вызывая негодования Альбины. Девочка привыкла слышать, что Патрик – самый красивый, умный и воспитанный мальчик в стране, - а именно таким и должен быть принц. Это обстоятельство еще сильней разжигало желание Альбины снова увидеть своего кузена. Альбина сожалела о том, что устроила драку год назад, ибо она поняла, что принц не забыл, как получил несколько пощечин, из-за чего он теперь не хотел ее видеть. Летом папа передал дочери слова его высочества – «если она снова будет драться, то не надо!». Альбина была сильно огорчена этим, и мечтала доказать принцу, что теперь она совсем другая.

Сейчас все мечты девочки были разбиты. Никогда больше она не увидит своего кузена, разве только через много лет, если к принцу вернется рассудок, но этого ждать так долго, да и неизвестно, стоит ли ждать – Патрик может не выздороветь. Теперь вместо принца Абид