Понимание тела и его реакций

Я только что вернулся из 10-недельной поездки в Европу и Израиль и чувствовал сильную усталость. В течение двух с половиной месяцев я жил на чемоданах, читая лекции, подготавливая клинические ис­следовательские проекты и демонстрируя новые методы. Стресс давал о себе знать. Утомительный перелет из Тель-Авивского аэропорта Бен Гурион в Детройт занял 27 часов. Из Детройта пришлось добираться до Ист Лансинга. Багаж затерялся в пути, но это не могло повлиять на мое стремление снова очутиться в родных стенах.

Во время перелета из Нью Йорка в Детройт я почувствовал, как воспаляется горло и сдавливается грудь. Должно быть, это было след­ствием системы воздухоочистки в самолете или влиянием положительных ионов, возникавших при трении воздуха о фюзеляж. По приезде домой у меня начался кашель. Усталость и нарушение суточного режима при дальнем полете сделали свое дело, и я не удивлялся своему состоянию. Я надеялся, что хороший отдых и большие дозы мультивитаминов исправят положение.

Но за неделю улучшения так и не наступило. Кашель и боли в горле не отступали, стало труднее дышать. Трахея и бронхиолы казались воспаленными и плохо пропускали воздух. Я не мог сделать глубокий вдох. Все болело.

Как-то вечером я закашлялся и не смог вздохнуть. Боль шла от диафрагмы до рта, но мне было не остановить кашель и не вздохнуть — приступы кашля следовали один за другим. Вдруг это потеряло всякий смысл. Пустота. Потом до меня донесся испуганный голос жены. Она звала меня.

Очнувшись, я почувствовал себя гораздо лучше — боль ушла. Я снова мог дышать и пребывал в прекрасном настроении. Я считал, что жена напрасно так разволновалась, хотя догадываюсь, она имела для этого все основания. Она видела, что я кашлял, а потом сполз со стула и перестал дышать. Тогда она ударила меня в грудь кулаком. Мое тело, должно быть, выделило дозу эндорфина или нечто подобное, поскольку я чувствовал себя превосходно. Должно быть, то же проис­ходит с людьми в момент острой боли или перед смертью. Они испытывают эйфорию. Будучи врачом я часто наблюдал это явление.

Так или иначе я понял, что определенные участки моих легких не наполняются воздухом, тяжелое дыхание раздается на всю комнату, и любое напряжение может привести к гипоксии. Я чувствовал работу сердца и каждой малой межреберной мышцы при подъеме и опускании грудной клетки. Я был словно сторонним наблюдателем за тем, что происходило в моем организме. Как ни странно, такая отстраненность и ослабление чувствительности к боли длилась свыше двух недель, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы немного прийти в себя.

После этого эпизода мне казалось, что я познакомился со смертью. Я не чувствовал боли и был готов позволить смерти забрать меня в свой срок. Мне было совсем не страшно. Единственное, в чем я не сомневался, это то, что не буду ей в этом содействовать, буду бороться и без сожаления приму последствия своих действий. Я почему-то считал, что борьба будет нечестной, если я начну принимать анти­биотики или лягу в больницу. Мне не хотелось, чтобы мне делали искусственное дыхание, вводили кислород и тому подобное. Я хотел определить потенциал комплекса своего тела/сознания/духа и не сомневался, что при поддержке здравого смысла, остеопатии и береж­ном отношении человеческое тело может противостоять патологическим силам и окрепнуть в борьбе с ними.

(В течение 25 лет я выкуривал одну-две пачки сигарет в день. После описанного случая я утратил всякое желание и потребность в курении. Я не покупаю сигареты вот уже больше 14 лет.)

Так сложилось, что я имел возможность сравнить различный подход к лечению трех остеопатов. Каждый день меня лечил один из них, и каждый применял различные приемы.

Гарольд с женой приехали к нам из Лондона на четыре дня вскоре после моего знакомства со смертью. Он был британским остеопатом. Мой болезненный вид и хриплое дыхание обеспокоили Гарольда, и он предложил мне остеопатическое лечение. Мы проводили сеансы два раза в день. (Гарольд боялся, что чрезмерное воздействие может повредить, но я убедил его не отступать.)

Гарольд занимается почти эксклюзивной «функциональной тех­никой», как это называют англичане, хотя хорошо знаком с различ­ными приемами, такими, как толчки, артикуляторная и мышечная энергия. Он был выпускником и преподавателем Европейской школы остеопатии. Его подход заключался в том, чтобы просто положить руку над участком пораженной ткани, неважно, спереди или сзади грудной клетки. Иногда он задействовал обе руки, одну в области проблемного участка, а другую на макушке головы (контролируя движение теменных костей). Вторая рука могла находиться в любом месте грудины. (У этой руки не было закрепленного положения.) Когда он держал лечащую руку над определенным участком, происходило следующее.

1. Моя кожа сильно нагревалась в местах соприкосновения с его рукой, затем тепло проникало во внутренние органы моего тела" а также в руку Гарольда. Он испытывал неприятное жжение. Процесс нагрева протекал несколько минут. Я ощущал нарастание движения в проблемном участке. Нередко это было вращательное или спирале­видное движение относительно минимально подвижной точки в глубоких слоях тканей.

По мере нагревания эта минимально подвижная точка поворота (которую я рассматриваю как область сопротивления) растворялась, и весь участок начинал двигаться вместе с остальной частью грудной клетки. Описанное движение проходило синхронно и в ритме краниосакрального движения.

2. Когда движение обрабатываемого участка приходило в соот­ветствие с движением всей грудной клетки, мои хрипы усиливались с каждым вздохо\1.

3. Наконец, через несколько минут я начинал кашлять все сильнее с выделением мокроты. Это было положительным моментом. До начала лечения и в промежутках между сеансами я страдал от неконтроли­руемого кашля, жесткого и непродуктивного. (С каждым сеансом выделяемая мокрота постепенно превращалась из густой желтой в белую пенистую.)

4. Одышка ослабевала с каждым сеансом. И хотя между сеансами она возвращалась снова, но уже меньше. (Можно сказать, во время процедуры мы делали три больших шага вперед, а после нее — два больших шага назад.)

Я буквально чувствовал, как мое тело борется с инфекцией. С ростом понимания этого процесса я смог сосредоточиться на особых внутренних участках, которые казались жесткими, и самостоятельно добиться незначительного терапевтического успеха. Меня поражало, что по мере улучшения понимания своего тела я мог с точностью определить расположение центров основных физиологических проблем. Без моей подсказки Гарольд лечил именно эти участки.

Должен сказать, что терапия Гарольда оказалась очень эффек­тивной в смысле отклика моего тела на ее применение. Я склонен думать, что именно такой подход избавил меня от госпитализации, а может быть, и от смерти в зависимости от того, что должно было наступить раньше. Я считаю, что Гарольд помог существенно укрепить защитные силы тела, сократил продолжительность заболевания и устранил потребность в антибиотиках и других подавляющих средствах.

После отъезда Гарольда меня в течение недели ежедневно лечила сестра Анна, студентка Медицинского остеопатического колледжа Ми­чиганского государственного университета и наш большой друг. Сестра Анна применяла тот же подход, что и Гарольд, с аналогичным, но чуть меньшим эффектом.

Я очень старался, чтобы она могла многому научиться в процессе лечения. Поначалу сестра Анна сомневалась, что сможет успешно применить технику Гарольда. Но она решилась попробовать, и как я уже говорил, результаты были теми же, но менее впечатляющими. Ее руки не нагревались так сильно, мои внутренние органы тоже нагре­вались меньше, и я кашлял не так продуктивно. Но я старался и к концу недели добился улучшения. (Оглядываясь назад, я думаю, что более слабый эффект был результатом неуверенности сестры Анны.)

После этого к нам приехал Селдон, остеопат из Огайо. Он приме­нял технику прямых толчков в области околопозвоночных повреждений. При таком подходе не происходило воздействия на внутренние органы и улучшения дыхания, хотя Селдон успешно исправил соматическую дисфункцию ребер, грудных и шейных позвонков. Он также исполь­зовал приемы подъема ребер, что мгновенно облегчало одышку, но при этом лечение было общим, и я не чувствовал, что работа ведется в очаге проблемной зоны, как это делали Гарольд и сестра Анна.

Самое большое достижение Селдона, с моей точки зрения, заключалось в прокачке лимфы. Он использовал мои ноги в качестве рычагов и вел прокачивание долгое время, пока я лежал на спине. Кроме того, мы выяснили, что при длительной задержке дыхания тера­певтический эффект улучшается. При прокачке лимфы происходило следующее.

1. Во всем теле начиналось ритмичное движение. Тело начинало реагировать через три-пять минут.

2. Постепенно я ощущал скользящее движение, возникающее между кожей задней части грудной клетки, напрямую контактирующей с процедурным столом, и задними костными структурами грудной клетки. (Думаю, что положительный эффект во многом связан со стимуляцией рефлекторных зон, расположенных в задней грудной фасции. Во время этих сеансов мы выяснили, что дыхательная поддержка во много улучшает результат лечения.)

3. По мере продолжения прокачивания лимфы я начал ощущать,

193что глубоко в костных структурах задней части грудной клетки такие ткани, как фасция, плевра и легкие начали смягчаться и двигаться/ скользить независимо друг от друга.

4. Далее с прокачиванием лимфы я начал сильнее и громче хри­петь. (По моему дыханию можно было судить, что аномальных густых выделений становится меньше и они разжижаются.)

5. Через 30 секунд такого хрипа я обычно начинал кашлять. Ка­шель был продуктивный, и из глубин дыхательных путей выбрасывалось большое количество желтой мокроты. За этим следовало незначительное улучшение дыхания.

Селдон был у нас всего два дня, и за это время мы провели три сеанса. Каждый раз мое тело реагировало одинаково. С каждым сеансом мокрота изменяла желтую густую консистенцию на белую пенистую. После терапии Селдона одышка стала гораздо слабее. Думаю, в моем случае прокачивание лимфы оказалось весьма эффективным.

После отъезда Селдона я убедился, что мое тело выигрывает войну с болезнью. Сестра Анна приходила каждый день и проводила про­качивание лимфы. Лечение было эффективным, и через несколько дней легкие вполне очистились. Помимо этого она провела структурную коррекцию, но это не отразилось на дыхательной функции. (Возможно, структурные коррекции и оказывают благоприятное воздействие на внутренние органы, но эта связь для меня как для пациента не очевидна.)

Теперь я ощущал сдавливание в груди и начинал кашлять при вдыхании раздражителей, таких, как сигаретный дым и подобное. Но когда я выхожу на свежий воздух, грудь расслабляется, и я снова чувствую себя прекрасно. Мокрота всегда белая и пенистая.

Теперь я чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы работать нес­колько часов в день. Поскольку расстояние от дома до офиса составляло около пяти километров, я решил ходить туда пешком для содействия скорейшему выздоровлению. Примерно через восемьсот метров я начинал хрипеть. Но я продолжал идти (со скоростью пять-шесть километров в час). Хрип неизменно становился громче, и я начинал откашливать мокроту. Иногда мокрота была желтой, но чаще всего — белой и пенистой. (Прогулка обладала сходным терапевтическим эффектом с прокачиванием лимфы, проводимым Селдоном. Эффект был не таким специфическим, как при функциональном подходе Гарольда.)

Через четыре-пять дней хрип и кашель стали появляться позже (через два с половиной километра), продолжались меньше, пока, наконец, не исчезли. Интересно отметить, что несмотря на хрип и кашель, я всегда продолжал ходьбу и чувствовал себя после прекра­щения кашля лучше, чем до его появления. (Спустя шесть недель я добирался на работу и домой пешком со скоростью шесть километров в час, совершенно не кашляя.)

Об аналогичном опыте рассказывал мой хороший друг, доктор остеопатии Дик МакДональд. Он серьезно занимался бегом. Дик рассказал, что, заболевая, он начинал бегать. При этом через некоторое время отмечалось ухудшение самочувствия. Но Дик продолжал бег, и ему становилось лучше. Он отмечал, что в конце бега всегда чувствовал себя лучше. Он проделывал это несколько раз при заболевании горла и респираторных инфекциях.

Мой личный опыт борьбы с болезнью с помощью ходьбы совпадает с практикой Дика. Я могу утверждать, что ходьба и прокачивание лимфы приводят к мобилизации жидкостей тела, содержащих мощные защитные механизмы. Возможно, патогенная флора прекрасно проводит время, когда жидкости тела находятся в относительно неподвижном состоянии. Может быть, заболевание поддерживается симпатическим гипертонусом, связанным с уменьшением подвижности жидкости тела, а физическая нагрузка, активная (при ходьбе) или пассивная (при прокачивании лимфы), приводит к уменьшению тонуса симпатической нервной системы.

Я пишу эту книгу летом 1989 года, не испытывая ни малейшего желания закурить. Более того, я чувствую отвращение к дыму и запаху сигарет.

Надеюсь, данное изложение моего опыта и различных остеопатических приемов принесет пользу читателям. Для меня этот опыт имел огромное значение. Разумеется, я не рекомендую использовать заболе­вание в качестве обучающего пособия, но должен сказать, что опыт является самым эффективным учителем. Уверен, он достиг своей цели.

Я уже несколько лет применяю приемы, сходные с техникой функционального подхода Гарольда. Я наблюдал результаты лечения, но всегда спрашивал себя (в глубине научной части своей души), что же конкретно происходит. Всякий скептицизм по отношению к этому подходу был уверенно преодолен практикой. С точки зрения пациента функциональный подход оказался самым эффективным, самым стран­ным и наименее трудным. Следом за ним по эффективности шло положение лежа на спине и использование ступней в качестве рычагов для прокачивания лимфы с дыхательной поддержкой по методу Селдона. Ходьба практически сопоставима с этим методом, но все же менее эффективна, чем прокачивание лимфы.

ЭКСПЕРИМЕНТЫ С ИНГАЛЯЦИЕЙ СО₂-О₂

Во время двухдневного семинара в Медицинском центре в Понтиаке, штат Мичиган, в феврале 1980 года мы с доктором Джун МакРей договорились о проведении исследования воздействия вдыхания СО₂ на функционирование краниосакральной системы. Некий доктор Медуна из Иллинойского университета разработал метод лечения, при

195котором пациенты вдыхали смесь, содержащую 20-30 процентов двуокиси углерода и 70 процентов кислорода. Метод применялся для лечения неврозов и различных дисфункций, таких, как заикание и нервные тики. При чтении историй болезни пациентов доктора Медуна у меня возник вопрос о возможной связи данного метода с кранио-сакральной терапией. Течение болезни многих наших пациентов, выле­ченных краниосакральным методом, совпадало с течением болезни пациентов, вдыхавших СО,. Мы хотели узнать, влияет ли СО₂—О₂ ингаляция на краниосакральную систему и ее функционирование?

В изучении данного вопроса я резонно решил положиться на экспериментальные данные о состоянии краниосакральной системы, то есть на то, что передавалось через мои руки от участников экспери­мента во время серии ингаляций смеси СО₂—О₂. После остеопатической проверки работы краниосакральной системы пятерых участников я убедился, что вдыхание смеси СО₂—О₂ действительно (во всех пяти случаях) приводило к спонтанному освобождению ограничений кранио­сакральной системы. Кроме этого отмечалось увеличение краниосак­ральной амплитуды и меньшее сопротивление движению со стороны мембраны.

Во время проведения пробных испытаний газовая смесь состояла из 30 процентов СО₂ и 70 процентов О₂ и подавалась через маску и дыхательный мешок в закрытой вентиляционной системе. Большинство участников вдыхали эту смесь от трех до пяти раз, после чего следовал перерыв на три-четыре минуты. Мы повторяли этот цикл около 10 раз с каждым участником. (Один из них делал 15 глубоких вдохов за один раз. Он уже имел опыт вдыхания смеси СО₂—О₂.)

При проверке я заметил, что при повторной ингаляции у каждого участника происходила последовательная коррекция краниосакральной системы, т. е. амплитуда движения краниосакральной системы значи­тельно увеличивалась во время первой и второй серий ингаляций, а во время перерыва эта амплитуда снова уменьшалась. Казалось, что после каждой серии ингаляций краниосакральная система становилась более расслабленной и двигалась легче. Через два или три периода отдыха краниосакральная система начинала генерировать свои собственные точки покоя. Это сопровождалось значительным высвобождением мембранных ограничений со спонтанным исправлением различных нарушений движения. Убежден, что для достижения того же результата с помощью остеопатии потребовалось бы от нескольких минут до нескольких часов. Требуется дальнейшее изучение данного вопроса.

Поскольку я рассматривал возможность применения ингаляции СО₂—О₂ в комбинации с краниосакральной терапией для лечения детей с дисфункцией головного мозга, шестым участником проверки должен был стать я сам. Я никогда бы не решился применить лечение с по­мощью ингаляций СО₂—О2, предварительно не опробовав его на себе.

196Вот что я почувствовал. Первое вдыхание газовой смеси СО₂—О₂ оказалось вполне приемлемым для моего тела. Выдох было немного затруднен. Второй вдох дался тяжелее. Выдох сначала не получился, но потом грудь расслабилась, и я смог выдохнуть немного смеси. При третьем вдохе объем поступающего газа был значительно меньше, потому что предыдущий выдох был неполным. После третьего вдоха маску пришлось снять. Мне было трудно выдыхать воздух, но я почув­ствовал большое облегчение, когда маску сняли.

Первый опыт по вдыханию смеси СО₂—О₂ состоял из четырех серий ингаляций по три вдыхания в каждой. При этом перед моими глазами возникали белые горошины на оранжевом фоне. Я ясно вспомнил случай, когда едва не утонул в 10 лет. Мы были на пляже Ольсон на побережье Сент Клер, штат Мичиган. Я отправился туда со своим приятелем Гордоном, который плавал лучше меня. Народу было много, и мы решили доплыть до конца пирса на двухметровую глубину. Я плохо плавал и начал тонуть. Никто не обращал на меня внимания, думая, что я хороший пловец. Вода была темно-коричне­вого цвета. Рефлективно я чувствовал потребность выдохнуть, но находился под водой, и понимал, что тогда мне придется вдохнуть, а это — верная гибель. Я отчетливо вспомнил, как моя дыхательная система противилась, не давая мне сделать выдох — именно так, как это происходило при ингаляции СО₂—О₂ Наконец Гордон заметил, что мне плохо, и позвал на помощь. Старшие парни вытащили меня из воды, уложили на пирсе на живот и усугубили мое плачевное со­стояние неумелыми попытками провести искусственное дыхание. Они выталкивали воздух из моих легких, в то время как я всеми силами стремился сделать вдох. Точно такое же ощущение я почувствовал при ингаляции СО₂—О₂.

Потом я отчетливо вспомнил эфирную анестезию, которую мне проводили в 4 года при удалении миндалин. Помню, как врач сказал, что наливает в маску воду. Эта «вода» пахла отвратительно. Я сопротив­лялся изо всех сил. Я действительно не мог дышать. Мне было не понятно, зачем они хотят меня убить. Где моя мама и, что более важно, где мой отец? Мне было очень страшно.

Ночью после первой ингаляции СО₂—О₂ мне снилось, как я тонул в детстве. Потом мне приснилось, что я снял у себя грудную пластину, как делают при вскрытии трупа, и отбросил ее. Мне стало легче, но так я оказался более уязвим. Меня одолевали смешанные чувства. Я не хотел совсем избавиться от грудины. Она была моей защитой, моим панцирем. И так я несколько раз вынимал ее и вставлял назад. Не помню, где находилась грудина, когда я проснулся в 5.30 утра.

Через несколько дней, вернувшись в Ист Лансинг, я ощутил сильное желание вдохнуть смесь СО₂—О₂ еще раз, словно требовалось завершить что-то. Я позвонил доктору МакРей, и она согласилась

продолжить работу. На этот раз дышать было легче, но все равно я испытывал трудности с выдохом. В этот раз я вспомнил удар в сол­нечное сплетение на футбольном матче. Грудная клетка просто пере­стала двигаться. Это произошло в первый год моей игры в школьной команде. Я лежал на земле. Тренер посмотрел на меня довольно презрительно и сказал, что все в порядке. «Это у тебя дыхание вы­шибло», — заявил он. Я был смертельно напуган, мне казалось, что я лежу уже несколько часов. Не сомневаюсь, эти воспоминания были вызваны телесно-эмоциональным освобождением, спровоцированным СО, -О,.

После этого случая вдыхание газовой смеси пошло легче, хотя полного выдоха еще не получалось. Доктор МакРей предложила добавить н процедуру еще один вдох, чтобы добиться лучшей релак­сации. Это помогло, и я стал глубже вдыхать и больше выдыхать, потому что знал, что следующий вдох будет уже без маски. Я чувствовал себя и безопасности.

После глубокого вдоха я ощущал стержень в позвоночнике. Тело слегка расслаблялось вокруг этого стержня. Доктор МакРей выдвинула идею, что такое ощущение стержня означает, что я беру на себя слиш­ком большую ответственность за других. Беседа с ней помогла мне осознать, что я сам возлагаю на себя эту ответственность. Только Бог, говорила МакРей, отвечает за все. Если я не Бог, то нельзя позволять людям зависеть от меня. Тогда я понял, что стремлюсь к такой зависи­мости. Но когда получаю искомое, я восстаю против этого, поскольку мне становится тяжело. Вероятно, с этой проблемой сталкиваются многие врачи.

В тот день между втором и последней ингаляцией СО₂—О₂ я увидел свинцовый прут, лежащий поперек моей груди. Ночью мне многое снилось, ii я понял, что давит мне на грудь. Вот что мне снилось.

Мне было 13 лет, когда умер мой отец. Ночью меня разбудили крики матери. Она звала меня. Мой любимый отец лежал на кровати, а мать растирала ему грудь. Она велела срочно позвонить доктору Кроссу. Буквы расплывались у меня перед глазами, я утратил способ­ность читать. В панике мать оставила отца и бросилась звонить сама. Когда приехала пожарная бригада, отец уже умер. Я был совершенно растерян. Мне казалось, что ответственность за его смерть лежит на мне. Я так любил отца. В ту ночь он умер по моей вине. На похоронах я громко рыдал и никак не мог остановиться и вздохнуть, точно так, как во время ингаляции СО₂—О,. После похорон кто-то сказал, что теперь я отвечаю за семью и должен заботиться о матери. Я не помнил лица говорящего, но хорошо слышал его голос. Мне было страшно и казалось, что я не справлюсь с этим. Я спросил у пастора нашей церкви, почему «любящий Бог» забрал моего отца. Мои вопросы вывели его из себя, и он велел мне уходить и не возвращаться в церковь, пока я не уверую в Бога и не приму Его дела. Я так и не вернулся.

В ту ночь все эти факты выстроились в моей голове. Это прои­зошло после продолжения ингаляций СО₂—О₂ Я проснулся с осозна­нием, что стремлюсь к тому, чтобы люди от меня зависели и возлагаю на себя ответственность за них. Когда же становится невмоготу, я протестую. Зависящие от меня люди сердятся и обижаются на мой отказ продолжать нести за них ответственность. Тогда меня мучает чувство вины. Наверное, подумал я, я выполняю роль Бога, потому что лучше справляюсь с этим, чем Он, который так жестоко забрал моего отца. Все это привело к неподвижности передней части грудной клетки и осложнило дыхание.

Теперь это прошло. Шагая утром на работу, я чувствовал, как мои ребра радостно похрустывают от вновь обретенной подвижности. Я глубоко дышал, как ребенок. У меня появилась новая игрушка — дыхание. Я побежал, не опасаясь одышки. Еще в подростковом воз­расте я испытывал недостаток дыхания. Из-за этого пришлось отка­заться от баскетбола и беговой дорожки. Я занялся футболом, хоккеем и тяжелой атлетикой. Просто удивительно, как события влияют на нашу жизнь. Если бы у меня не развился невротический синдром, теперь вполне очевидный, я не стал бы остеопатом. Тогда я не изучал бы воздействие ингаляции СО₂—О₂ на краниосакральную систему. Благодарю вас, таинственные силы.