Комплекс Ирода и абсолют Иисуса 4 страница

Зачастую внешние войны или процесс хозяйственного освоения новых земель стимулировали авторитарные тенденции верховного вождя-правителя. Отметим также, что с монополизацией права распределения материальных благ власть вождя-лидера приобретает и экономические функции. В результате этих процессов он постепенно под­чиняет своей власти трансформируемый аппарат общинного само­управления и с его помощью возглавляет общественную организацию трудового процесса. Теперь члены этого аппарата уже в силу своего положения в тех или иных формах участвуют в присвоении значительного объема общественного продукта.

Войны во многом способствовали формированию и возвышению правящей элиты тех или иных народов. Насильственное умерщвление людей в царских гробницах, представленных в большинстве первых цивилизаций, демонстрирует безжалостные формы закрепления авторитета военного лидера. Потоки крови обагряли тернистый путь, ведущий к вершинам власти.

Несомненно, военные функции в немалой степени способствовали победе светской власти над теократическими поползновениями жречества в тех случаях, когда существовало подобное противоборство. Вместе с утверждением в обществе роли вождя-лидера идет сакрализация его должности и функций. Личность вождя высокого ранга объявляетсясвященной, он пользуется особой одеждой. Появляются специфические атрибуты его власти, формируется прижизненный и заупо­койный культы.

Жизнь и деяния Чингисхана – предводителя «сего народа, доселе незнаемого и неведомого, сих ратий неисчислимых, возникших как будто по волшебству из глубин неведомых степей», – наглядно подтверждает это. Отец Чингисхана – Есучей-багатур в 1162 году захватил в плен несколько татарских богатырей как раз в то время, когда его жена Оэлун подарила ему сына. Растроганный отец назвал его Тэмуджином, по имени пленника, убитого при рождении сына. Таким образом, новорожденный сразу стал кровным врагом могучего татарского племени. Это в дальнейшем весьма осложнило его жизнь.

Малыш появился на свет с красной родинкой на плече, и его отец посчитал это знаком необычной судьбы, которая уготована его сыну. У монголов сохранилось также сказание, что ребенок, родившись, держал, зажавши в кулак, запекшуюся кровь. Это было воспринятокак глас небес о том, что он станет могущественным монархом, покорит все земные царства, повергнет в бедствие многие народы. Согласно обычаям, Тэмуджина женили, когда ему было всего девять лет. В тот же год был отравлен его отец.

По закону мальчик должен был унаследовать отцовскую власть, но, поскольку он был ещемал для того, чтобы править и вести в бой своих подданных, соратники покинули его, – юный наследник погибшего богатыря был никому не интересен. Его мать Оэлун день и ночь заботило, как прокормить детей: она ловила рыбу, собирала ягоды, травы, съедобные корни, плоды диких яблонь, орехи. Подраставшие дети помогали, как могли: ловили полевых мышей. Это тоже была пища. Но для того, чтобы прокормиться таким образом, приходилось забыть слово «отдых», потому что на зиму надо было сделать запасы. И эта борьба за выживание длилась пятьили шесть лет.

В 1177 году случилась трагедия: Тэмуджин и его брат Хасар убили своего сводного брата Бектера, который отнимал уних пойманную рыбу, подстреленную дичь. По свидетельству источников, Хасар выстрелил в грудь брата, а Тэмуджин – в спину. Тэмуджин бежал в горный лес, девять дней переносил голод, а затем спустился в долину: смертную казнь ему заменили колодкой на шее и запрещением ночевать более одного раза в одной юрте, и он должен был скитаться из юрты в юрту, вымаливая, чтобы его покормили и напоили, потому что колодник не может есть и пить без посторонней помощи – ему не позволяет сделать это массивная колодка. Это означало одно – голодную смерть. Однажды Тэмуджин ударил своего стражника по голове той самой колодкой, которая сжимала его шею, побежал в лес на берегу Онона, забрался в озеро, лег на мелководье, вдыхая воздух через камышинку. Друзья затем спрятали Тэмуджина под грудой верблюжьей шерсти, помогли ему бежать, избегнуть неминуемой смерти.

В последующие два года – 1179 и 1180 – сторонниками Тэмуджина стали около 10 тыс. воинов. «Собрав под своими знаменами около 30000 воинов, Тэмуджин разбил своих противников, и в семидесяти котлах, наполненных кипящей водой (по другой версии кипящим маслом), сварилих. Ужасать врагов местию, питать усердие друзей щедрыми наградами, казаться народу человеком сверхъестественным, было его правилом». Чингисхан был не только талантливым полководцем, но и искусным дипломатом, превосходным администратором, мудрым законодателем, что, однако не исключало из его характера, не знающую границ, жестокость. В какой же мере сочетание этих несочитаемых свойств характера правителя способствовали успеху его завоевательных устремлений? Прежде чем начать поход, Чингисхан засылал в разные земли опытных лазутчиков, которые выискивали залежи железа, ценимые великим каганом выше золота. Высоко он ценил любые таланты, независимо от этнической принадлежности мастеров. Так, главным строителем его империи был непалец Анико, который построил в Тибете «Золотую Пагоду» (270 кг золота и украшений). Трон для великого хана создавал русский мастер Козьма. Стенобитные машины, камнеметатели и огнеметные машины – по тем временам самое совершенное оружие – изготавливали китайские специалисты. Оружейники из среднеазиатских улусов производили холодное оружие из стали, соперничающей с дамасской. Широко принимал на вооружение Чингисхан системы управления покоренных стран, выискивая внихсамые рациональные методы хозяйственного и административного управления.

В итоге монгольская империя была крупнейшей сухопутной державой в истории человечества. К 1279 году ее границы протянулись от Венгрии до Кореи, занимая почти всю Азию. Эта фантасмагорическая империя обошлась человечеству в десятки и десятки миллионов убитых. Захватив город, монголы обычно отводили в сторону женщин, детей и оружейников, а всех прочих убивали. Только после взятия города Мерва было убито более 700 тысяч человек.

Чингисхан, осмысливая причины своего возвышения в преддверии смерти, декларировал следующее: «У степных народов, которых я подчинил своей власти, воровство, грабежи и прелюбодеяние составляли заурядное явление. Сын не повиновался отцу, муж не доверял жене, жена не считалась с волей мужа, младший не признавал старшего, богатые не помогали бедным, низшие не оказывали почтения высшим, и всюду господствовали самый необузданный произвол и безграничное своеволие. Я положил всему этому конец и ввел законность и порядок».

Все начинания Чингисхана воплотились в своеобразном сборнике законов – «Ясе»: «Законы Чингисхана предполагали смертную кару за убийство, блуд мужчины и неверность жены, кражу, грабежи, скупку краденого, сокрытие беглого раба, чародейство, направленное ко вреду ближнего, троекратное банкротство, т.е. невозвращение долга и невозвращение оружия, случайно утерянного владельцем в походе или в бою. Также наказывался тот, кто отказал путнику в воде или пище. Неоказание помощи боевому товарищу приравнивалось к самым тяжелым преступлениям. Более того, «Яса» воспрещала кому бы то ни было есть в присутствии другого, не разделяя с ним пищу. В общей трапезе ни один не должен был есть долее другого. Наказанием за тяжелые преступления была смертная казнь; за малые преступления полагались телесные наказания или ссылки в отдаленные места (Сибирь)».

Чингисхан провозгласил, что подчиненные ему племена составляют единственный во вселенной, избранный небом народ, что они будут носить отныне имя «монголы», что означает «побеждающие». Все же остальные народы на земле должны стать рабами монголов. Непокорные ему племена Чингисхан хотел вычистить с земли, как сорные, вредные травы.

Портрет Чингисхана будет неполным, если не описать его внешность, для чего необходимо обратиться к историческому роману В.Г. Яна «Чингисхан», в котором он его описывает так: «...высокого роста и, хотя ему уже больше шестидесяти лет, он еще очень силен. Тяжелыми шагами и неуклюжими ухватками он похож на медведя, хитростью – на лисицу, злобой – на змею, стремительностью – на барса, неутомимостью – на верблюда, а щедростью к тем, кого он хочет наградить – на кровожадную тигрицу, ласкающую своих тигрят. У него высокий лоб, длинная узкая борода и желтые немигающие глаза, как у кошки. Все ханы и простые воины боятся его больше пожара или грома, а если он прикажет десяти воинам напасть на тысячу врагов, то воины бросятся, не задумываясь, так как они верят, что победят, – Чингисхан всегда одерживает победы...»

Чингисхан был великий политик, его приемы управления, руководства своим войском в чем-то напоминают действия современных политиков: он обещал, отправляясь на войну, своим воинам, что они вернутся увешанные золотом, гоня табуны коней, стада скота и толпу искуснейших рабов, что он досыта накормит беднейших пастухов, обернет их животы драгоценным шелком, каждому даст несколько пленниц. У монголов было хорошо вооруженное и организованное войско. В нем царила суровая дисциплина. Если из десятка воинов бежал один, убивали весь десяток, если отступал десяток, каралась вся сотня.

О походах Чингисхана и его потомков мы узнаем из письменных источников стран, завоеванных татаро-монголами или же поддерживавших сношения с ними. Монголы своих летописей не имели, грамотных людей среди них было очень мало. Сам Чингисхан до конца жизни так и не научился ни читать, ни писать. Около 1240 г. на монгольском языке было написано «Сокровенное сказание о поколении монголов». В форме легенды оно рассказывало о жизни и делах Чингисхана, прославляло захваты чужих земель, насилие и жестокость: «У этих псов медные лбы, высеченные зубы, шилообразные языки, железные сердца. Вместо конской плетки у них кривые сабли. Они пьют росу, ездят по ветру, в боях пожирают человеческое мясо» – так «Сокровенное сказание» рисует образ полководцев и самого Чингисхана.

Чем же была обусловлена столь невероятная жестокость татаро-монгол и их предводителя?

Положения государственно-правовой регламентации всех сторон бытия татаро-монгольского общества обусловили ментальность данного народа, государства, основополагающую идею его существования: кочевник-скотовод, пасущий скот на выжженных солнцем степных просторах и на тех же, но уже обледенелых просторах зимой, имел совершенно другие взгляды как на мирную жизнь, так и на войну, совершенно другие правила ее ведения. Ему нужна была земля, но не в том виде и не в том количестве, в котором она нужна была земледельцу. На той же площади, где земледелец мог сеять урожай, достаточный, чтобы прокормить в течение года свою семью, кочевник мог едва вырастить овцу, которую съедал со всей семьей за один-два дня.

Изменчивость климата, засуха в одних районах или гололед в других требовали быстрых перемещений на огромные расстояния в места, менее пострадавшие от климатических явлений. По этой причине кочевнику требовались земли в сотни и тысячи раз больше, чем земледельцу. Ему нужна была возможность безопасно откочевать летом на север на 1, 5–2 тысячи километров, а зимой вернуться обратно. Кочевнику, чтобы жить, нужен был простор.

Поэтому войны между кочевниками велись не только за обладание государствами и порабощенными народами, но и за очистку территории от этих народов. Этим объясняется жестокость кочевников: захватив в плен противника, они убивали и старых и малых – всех, в ком не видели пользы, скажем, кого нельзя было продать как раба в третьи страны. Тут не имело значения, кто пленник – солдат или мирный житель. На той территории, что присмотрел себе кочевник, ему, с точки зрения завоевателя, делать было нечего.

Кроме экономического, имелся и чисто военный аспект. На войну кочевники собирались в большие подвижные группы – орды, но в мирной жизни они рассыпались по степи мелкими и поэтому беззащитными кочевьями. Если бы они в соответствии с западными правилами ведения войны, взяв и ограбив город, оставили бы его жителей в живых, то те, спустя некоторое время, могли бы перебить кочевников, нападая на каждое кочевье отдельно. С этой точки зрения оставлять местных жи­телей в районах, пригодных для кочевого выпаса скота, было бы преступной халатностью, и потому все жители уничтожались либо запугивались убийствами до парализующего волю страха. Исходя из этого, поддерживать мирные отношения с кочевниками было сложно.

Во-первых, их культура, позволяющая выжить в суровых условиях, была на очень низком уровне в области техники и технологии, товарных производств и ремесел. Они не умели получать железо, стекло, керамику и многие из тех видов товаров, производство которых давно и успешно освоили оседлые народы. Кочевники были вынуждены эти товары каким-либо способом приобретать, но для торгового обмена они имели только скот. А скот по тем временам и так стоил не очень дорого и, кроме того, доставка его на большие расстояния была чрезвычайно затруднена. Таким образом, для кочевника наиболее доступной формой получения необходимых товаров оставался военный разбой – набег на города и села. Причем, в качестве товара использовались и захваченные пленные – их кочевники продавали на невольничьих рынках Средней Азии и Средиземноморья. Время от времени кочевые племена, особенно потерпевшие поражение, могли вполне искренне заключить мирный договор, но наступал «торговый голод», подрастало новое поколение джигитов, и они снова устремлялись в набег.

Монгольское иго... Нам сегодня, рассуждающим об угрозе ядерной катастрофы, о сотнях миллионов возможных жертв, иногда представляются мизерными, несопоставимыми горести далеких предков... И напрасно! Точной статистики, конечно, нет, но, по мнению некоторых исследователей, например, 40-миллионное население тогдашнего Ирана (немного меньше, чем ныне!) сократилось после монгольского удара более чем в четыре раза! Завоеватели многих убили, иных увели в плен, однако большая часть жизней была взята голодом, так как нашествие разрушило каналы, сожгло поля.... Потери, вполне сопоставимые с атомной войной. Нечто подобное было и на Руси.

Однако не только деспотизм был отличительной чертой восточной ментальности, культуры, образа жизни. На Востоке, как и на Западе, в воображении мыслителей, поэтов, возникали восточные «Утопии», «Города Солнца». Великий Низами в поэме «Искандер – Наме» писал:

Помогая друзьям, всеблагому в угоду,

Мы свою не скорбя переносим невзгоду.

Если кто-то из нас в недостатке большом

Или малом и если мы знаем о том,

Всем поделимся с ним. Мы считаем законом,

Чтоб никто и ни в чем не знаком был с уроном.

Мы имуществом нашим друг другу равны.

Равномерно богатства всем нам вручены.

В этой жизни мы все одинаково значим,

И у нас не смеются над чьим-либо плачем.

Мы не знаем воров; нам охрана в горах

Не нужна. Перед чем нам испытывать страх?

Не пойдет на грабеж нашей местности житель.

Ниоткуда в наш край не проникнет грабитель.

Не в чести ни замки, ни засовы у нас.

Без охраны быки и коровы у нас.

Львы и волки не трогают вольное стадо,

И хранят небеса наше каждое чадо.

...Не научены мы, о великий, злословью,

Мы прощаем людей, к ним приходим с любовью.

Коль не справится кто-либо с делом своим,

Мы советов благих от него не таим.

Не укажем дорог мы сомнительных людям.

Нет смутьянов у нас, крови лить мы не будем.

Делит горе друг с другом вся наша семья,

Мы и в радости каждой – друг другу друзья.

Серебра мы не ценим, и золота – тоже.

Здесь они не в ходу и песка не дороже.

Безмерная власть была губительной не только для страждущего народа, она уничтожала и все позитивные личностные качества того или иного правителя, превращала его в бездушного исполнителя писаных и неписаных законов веками заведенного государственного механизма, в противном случае – гибель «еретика» и вольнодумца. Наглядный пример этого – судьба великого ученого и гуманиста и, в то же время, правителя восточной империи Улугбека – внука великого завоевателя Тимура. Все свое детство он провел с дедом в его опустошительных походах. «Железный хромой», на глазах мальчика создавший огромную империю от Сырдарьи до Ганга, от Тянь-Шаня до Босфора, любил повторять, усадив внука на здоровое колено: «Весь мир не заслуживает того, чтобы иметь более одного царя».

Но из всех преподанных на поле брани уроков Улугбек вынес только отвращение к кровопролитиям. Куда больше его интересовали науки. Его учителями стали крупнейшие ученые Востока. Главными сокровищами для него были книги, собранные дедом со всего света. Сорок лет его правления стали годами расцвета просвещения в стране. О главном детище Улугбека – уникальной обсерватории – имеются крайне скудные сведения. Известно, что она была крупнейшей на Востоке, а ее устроитель занимал самое почетное место среди астрономов своего времени. В музее обсерватории сохранились гравюры, где Улугбек изображен рядом с Галилеем и Коперником. От самого здания обсерватории остался каменный остов, в центре которого помещался таинственный механизм, с помощью которого и велись наблюдения за звездами. Многочисленные раскопки и исследования позволили только очень приблизительно определить его устройство. Неизвестна даже его точная геометрическая форма.

По сей день сюда приезжают астрономы со всего мира, пытаясь найти разгадку звездных прозрений Улугбека: каким образом древним звездочетам, свято верившим в геоцентризм, удалось с поразительной точностью вычислить расположение крупнейших планет, Луны и 1018 звезд, географические координаты 683 городов и наклон земной эклиптики? Улугбек узнал и длину астрономического года, ошибившись менее чем на одну минуту. Звездные таблицы Улугбека, по словам востоковеда Крачковского, «остались последним словом средневековой астрономии и высшей ступенью, которую могла достичь астрономическая наука до изобретения телескопа». Однако его мудрость, просве­щенность, порядочность не стали основой укрепления его власти, но предпосылками его гибели.

Смерть Улугбека была ужасна. Убил его собственный сын, питавший страсть к неограниченной власти и ненавидевший науку. Он встал во главе заговора феодалов и духовенства, приговоривших Улугбека к смерти «за отступничество от ислама». Просвещенный султан знал, что по дороге из Самарканда в Бухару его подстерегают заговорщики, но не захотел начинать кровопролитие, надеясь на победу здравого смысла. Ученый слишком верил в то, чем руководствовался сам. В одном из кишлаков, куда он завернул, чтобы отдохнуть и сменить лошадей, его связали и обезглавили.

Абсолютная монополия государства во всех сферах жизни, полное ниспровержение личности ради торжества государственности, его величия, мощи, необоримости – вот страшный «ген» азиатщины, «переносчиками» которого стали татаро-монголы. О том, что данные факты – не некие вырванные из контекста истории события, а отражение восточной ментальности как явления, свидетельствуют и более близкие к нашим дням события.

Известный российский писатель и мыслитель В. Пикуль повествует: «Надир, правитель Персии, неторопливо посасывал желтое ширазское вино, когда к нему в шатер внесли поднос с человечьими глазами. Большими серебристыми грудами, слезясь и закисая, облепленные мухами, лежали глаза с помутневшими зрачками. «Меч Востока и солнце Вселенной! Вот глаза, что бессовестно взирали на мир, недостойные видеть твою тень на земле». Глаза вырывались у тех, кто не мог уплатить Надиру налога. Острием ножа легко и ловко Надир стал пересчитывать своих должников. Глаза отлетали один за другим, сочно шлепались в глубокую лоханку. Сбившись со счета, Надир зевнул, явно скучая: «Сколько же здесь всего? – Две тысячи катаров, о величье мира» (В каждом катаре – семь глаз).

Проявление же этой «азиатщины» было явлением по своей сути чуждым, враждебным славянской ментальности, навязанным ей необходимостью выживания этноса: «С криком из-под стражи вырвавшись вбежала к русским полячка, везомая в гарем персидского шаха. «Пан посол! Добрый пан московский, будьте так добры! Меня везут против моей воли! Избавьте меня!» – Прекрасно было лицо юной краковянки. «Дитька моя, – отвечал ей Голицын скорбно. – Что я мо­гу зробить? Мы с тобой в крайовах нехристианских. А я – амбасадор, московичанский, но не посполитый! Жалкую по тоби! Бардзо жалкую!» – Послышался звон мечей – вошли стражники в тесных кольчугах, надетых поверх грязных халатов. Свирепо глядя на неверных, схватили краковянку и увели. Средь ночи часто просыпался Голицын. Потом диким воплем резануло в тиши, и снова – тихо, и снова – тихо... На воротах здания распята на гвоздях белая кожа, снятая с краковянки. В пустой комнате ворочался еще живой кусок красного от крови мяса, который еще вчера был неописуемо прекрасной девушкой-полячкой, пленявшей взоры всех вокруг».

Таким образом, Запад и Восток выделялись как два в общем плане принципиально различных типа общественного устроения – и это различие прослеживалось именно на общетипологическом уровне, на котором уравнивались различия конкретных обществ этнического или национального уровня.

Сводя воедино те характеристики Запада и Востока, которые выделялись в разные периоды и разными авторами, можно вывести следующую схему: