Значение прекращения терапии

Прекращение — этот термин звучит довольно резко и кажется настолько окончательным, что из него совсем не явствует то, что я имею в виду, а именно: прерыва­ние регулярных контактов с ребенком. Здесь можно было бы использовать слова «завершение» или «оконча­ние», но опять — это звучит настолько бесповоротно, будто отношения совершенно обрублены и никоим обра­зом не будут дальше существовать. Нет ничего более далекого от истины. Ребенок и терапевт совместно — иногда охотно, иногда болезненно, иногда осторожно, а иногда неровно — развивали и строили систему отно­шений, исполненных смыслом. Случались и минуты неж­ности, и периоды сильного волнения, неудержимой ра­дости, моменты гнева и фрустрации, о которой кричали миру, мгновения великих открытий, такие периоды совместного бытия, когда не нужны ни слова, ни звуки, и затем — время взаимного понимания и принятия. Такие отношения не могут прекратиться никогда, поскольку они продолжаются бесконечно как составная часть лю­дей, взаимодействующих в этом процессе. Это важное переживание продолжает жить в людях, которые испы­тали его вместе, и не кончается просто потому, что кто-то решил прекратить регулярные встречи.

Конец старого и начало нового образует непрерыв­ную череду эпизодов в процессе человеческого разви­тия. Старое прекращается с полным осознанием ценно­стей и радостей, которые пришлось пережить. Если бы эти ценности, однако, должны были быть измерены и прочувствованы только в тех обстоятельствах, в которых их довелось испытать, тогда они перестали бы стимули­ровать рост ребенка и потеряли свое позитивное значе­ние. Ценности, извлеченные из любого жизненного опы­та, сохраняют свое позитивное значение только по­стольку, поскольку индивид свободен использовать их в непрерывно текущей новизне жизни. Это не означает заболевания и подавления старого; это — использование старого для того, чтобы структурировать новое (Alien, 1942, стр. 293).

Одно слово выглядит настолько неадекватным, когда пытаешься точно описать ту часть процесса, в направлении которой терапевт продвигался с самого первого контакта с ребенком. Цель пребывания терапевта в этой системе взаимоотношений состояла в том, чтобы способствовать развитию ответственности ребенка за свои поступки, усилению его самости, и возникновению по­буждаемых изнутри перемен в ребенке. В таком случае тот факт, что ребенок больше не нуждается в непосредственности таких отношений, является естественным развитием в процессе роста — не окончание, а скорее pacширение. Если терапевт добился успеха в установлении реального контакта с ребенком на значимом эмоциональном уровне, ведущим к единению внутренней сущ­ности как ребенка, так и самого терапевта, значит, между ними установились значимые отношения и окончание личных отношений может быть затруднено.