Эмигрантские истоки неоязычества 4 страница

Те же взгляды на мировую историю развивает и возникший в 1991 г. журнал «Чудеса и приключения». В поисках сенсаций этот новый журнал популяризирует деятельность магов и колдунов, симпатизирует оккультистам, много страниц уделяет рассказам об НЛО и загадках космоса, проявляет жгучий интерес к иррациональным компонентам идеологии Третьего рейха. Не обходит он и тему арийства славян, и не случайно в некоторых из его номеров (№ 4–5 и 7–8 за 1992 г.) помещалась реклама священного писания кришнаитов Бхагават‑ гиты. Журнал с гордостью числит среди своих друзей Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры, являющееся одной из организаций современных русских национал‑ патриотов.

Все это объясняет, почему журнал взахлеб пишет о «Влесовой книге», объявляя ее аутентичным памятником забытой истории древних славян, который якобы по идеологическим соображениям отвергала официальная советская наука (Скурлатова 1992; Грицков 1992; Тороп 1994а; 1994б; 1995б; 1996а; Асов 1996а; Ботов 1996). Авторы журнала забывают, правда, упомянуть о том, что ее не признают все ученые, как западные, так и отечественные постсоветского времени. Кстати, даже такой патриот, как Л. Н. Гумилев, ставил «Влесову книгу» под сомнение и не считал ее аутентичным историческим источником (Гумилев 1989: 25–26). Впрочем, чувствуя свою некомпетентность, авторы журнала призывают к всестороннему научному изучению дощечек, чтобы доказать их подлинность (Скурлатова 1992: 27; Грицков 1992: 30). Они готовы винить специалистов в чем угодно – в тенденциозном и даже враждебном отношении к русской истории (Грицков 1992: 29; Тороп 1995б: 40–41), в идеологической зашоренности и невежестве, а также в нежелании искать следы «Влесовой книги» в московских архивах (Тороп 1994а; 1994б: 16; 1996а). Особенно достается от них иностранцам и пляшущим под их дудку «губителям отечественной культуры», которые якобы намеренно искажали факты отечественной истории, преследовали патриотически настроенных ученых, скрывали от общественности подлинные древние рукописи или же отправляли их за рубеж и намеренно внедряли в общественное сознание сочиненную немцами «норманнскую теорию» (Асов 1996а: 35–36; Тороп 1996а; Черкашина 1996). «Истребление источников, их огульное обвинение в поддельности, саботаж в издании и изучении древних свидетельств о прошлом русского народа – только часть “гуманитарной помощи” заезжих космополитов и их отечественных прихлебателей», – пишет один из популярных авторов журнала (Тороп 1996а: 35). И все это делается ради того только, чтобы объявить «Влесову книгу», «Боянов гимн» и подобные им подделки аутентичными источниками[73]. Однако патриотизм мало помогает энтузиастам «Влесовой книги» – доказать ее подлинность они не могут и поэтому либо в который уже раз повторяют старые аргументы, либо придумывают новые небылицы, пытаясь оживить давно развенчанный миф.

В 1996 г. В. Д. Захарченко совместно с В. А. Чернобровом выпустил сборник, синтезирующий все основные идеи журнала «Чудеса и приключения». Концепция составителей и авторов сборника вырисовывается из его структуры, которая представляет читателю «три источника и три составные части» мифологемы, весьма полюбившейся группе современных русских националистов, – фантазии о НЛО и космических пришельцах, произвольные и нередко ошибочные интерпретации данных о древнейшей истории и россказни о «снежном человеке». Вторая часть содержит уже известные нам сюжеты о «славянах‑ этрусках» и «Славянском царстве», которое авторы объявили «старше египетских пирамид» (Захарченко, Чернобров 1996: 155–156), об Атлантиде, о якобы дешифрованном Фестском диске, об арийском государстве на Южном Урале, которое также было якобы «древнее египетских пирамид», и т. д. Здесь же находит место и история «Влесовой книги», слепленная из статей О. Скурлатовой (1992) и В. Грицкова (1992), где «Влесова книга» все так же упорно объявляется аутентичным источником по древнейшей истории славян (Захарченко, Чернобров, 1996: 162–172).

Все эти идеи в начале 1990‑ х гг. были подхвачены неоязыческими группами Сибири. Основатель Древнерусской инглиистической церкви в Омске А. Хиневич, развивая свои фантазии о Даарии и даарском языке, во многом отталкивается от публикаций Асова, которого он безмерно чтит (Яшин 1997б; 2001). Основанный вначале в Тюмени, а в 1997 г. и в Екатеринбурге Институт русской ведической культуры развивал и популяризировал идеи, восходящие, с одной стороны, к индийской ведической литературе, а с другой – к фантазиям С. Лесного, Ю. Миролюбова и к «Влесовой книге» и «Песням птицы Гамаюн» в обработке Асова (Кочетков 1997; Сокол 1997а; 1997б). Впрочем, некоторые из молодых энтузиастов, организовавших Институт, пытались избежать слепого следования авторитетам. Один из них, А. А. Козлов, хотя и с уважением, но не без критики трактовал тексты Миролюбова (Козлов 1997а), а построения Асова и Кандыбы вовсе называл «антинаучным произволом» (Козлов 1997б).

Тем не менее благодаря широкой пропаганде, проводимой «патриотами», «Влесова книга» становилась все более популярной. Дело доходило до того, что панегирическую статью о ней опубликовала либеральная газета «Московский комсомолец» (Гореславский 1996б), а посвященная ей передача транслировалась по патриотическому телевизионному каналу «Московия» (25 ноября 1997 г.). Среди «патриотов» циркулируют видеокасеты с фильмами «Тайна Влесовой книги», «Тайна славян» и «Аркаим – город ариев».

Аргументы специалистов, среди которых были и такой непререкаемый авторитет, как академик Д. С. Лихачев (1988), и один из крупнейших знатоков Древней Руси академик В. Л. Янин (Преловская 1998), демонстрировавших поддельный характер «Влесовой книги», вызывают некоторое замешательство в стане ее любителей. И Асов с горечью замечает, что российские славяноведы его не поддерживают (Асов 2008б: 11, 34).

Столкнувшись с однозначно негативной реакцией специалистов, одни из энтузиастов, признавая истинной основную канву рассмотренной выше этногенетической версии происхождения славян, стремятся соблюсти хотя бы внешнюю объективность и соглашаются с тем, что автором «Влесовой книги» мог быть Миролюбов, использовавший при этом свои юношеские впечатления от знакомства с некоторыми гуцульскими обычаями, в частности с их техникой письма на дощечках (Белякова 1990; Сперанский 1996: 45–48). Другие, как самодеятельный историк В. В. Грицков[74], стараются всеми силами принизить таланты Миролюбова и заявляют о том, что он ни при каких условиях не был способен на изготовление «древних» текстов. В то же время они не склонны доверять ему на слово и подозревают, что он держал в руках не оригинальные дощечки, а рукопись, скомпонованную поколениями переписчиков (Грицков 1992; 1993). Наконец, омский неоязычник В. М. Демин, широко прибегающий к «Влесовой книге» для доказательства своих фантастических построений на «арийскую тему», проговаривается и пишет о ее «составителях», уважительно называя их «родоначальниками русской исторической школы» (Демин В. М. 1998: 62).

Примечательно, что «Влесова книга» была признана фальсификацией таким видным представителем русского национального движения, как А. М. Иванов (Скуратов). Получив историческое образование, он, похоже, был в свое время немало шокирован популярностью «Влесовой книги» среди своих соратников. Их аргумент о том, что «книга работает на нас», его не убеждал, и он, подобно Николаю II, полагал, что нельзя делать чистое дело грязными руками. «Если мы ставим перед собой великую задачу национального возрождения, то как можно это святое дело основывать на заведомой лжи?» – вопрошал он (Иванов (Скуратов) 1995: 13–14; 2007: 27)[75]. Аналогичной позиции придерживались и некоторые профессиональные историки, известные своей почвеннической позицией, но не желавшие жертвовать во имя ее своим научным авторитетом. Им «Влесова книга» вовсе не казалась соблазнительным историческим источником (Кузьмин 1995; Фроянов 2004). Между тем их голоса потонули в мощном хоре любителей «русской доистории».

Читателя вряд ли удивит, что среди ярых защитников аутентичности «Влесовой книги» оказывается и бывший геолог Г. Гриневич, занявшийся в середине 1970‑ х гг. «лингвистикой». «Проведя самостоятельное исследование», он заявил, что речь идет о «подлинной книге IX в.» (Гриневич 1994а). Новгородский профессор П. М. Золин, уходя от содержательного анализа аргументов оппонентов, пытается уличить их в нарочитом пренебрежении славяно‑ русскими древностями (Кандыба, Золин 1997б: 142–143). Омский любитель «Влесовой книги» Н. Слатин всеми силами старается опровергнуть доводы ученых, в частности упрекая их в отсутствии патриотизма (Демин, Лазарев, Слатин 2004: 356–358, 398–400). Наконец, вышеупомянутый энтузиаст «Влесовой книги» А. И. Асов отметает с порога все аргументы специалистов, прибегая для этого к столь же гнусным, как и безосновательным намекам на якобы имевшие место их связи с КГБ (Асов 1994б: 241–242). Кстати, попытки заменить убедительные доводы идеологическими обвинениями показывают, что таких доводов у защитников «Влесовой книги» попросту нет.

Под тяжестью научных аргументов даже Асов вынужден признать, что «Влесова книга» содержит легенды, которые «надо исследовать с религиоведческой точки зрения, а не анализировать их как конкретную историю» (Асов 1994б: 253). Этот аргумент явно заимствован Асовым из немецкой почвеннической и оккультной литературы, сознательно отказывавшейся от научных методов исследования далекого прошлого и предпочитавшей всецело полагаться на интуицию и «откровение» (об этом см.: Mosse 1966: 72–74)[76]. Кстати, руководительница Всемирного теософского общества Анни Безант, говоря о священных книгах разных религий, писала, что «только ученые могут определять их историческую подлинность, но, с другой стороны, только духовный человек может судить об их вдохновенном значении» (Безант 1994: 184. О ней см.: Никанорова 2007). Но ведь и сам Асов, и его единомышленники широко используют «Влесову книгу» именно как исторический источник по истории древних славян! При этом они, кстати, не берут в расчет тот известный специалистам факт, что мышление людей догосударственной эпохи не знало таких понятий, как народ, этнос, и в принципе не могло оперировать такими широкими социальными и географическими категориями, которые содержатся в тексте «Влесовой книги». Мало того, «Влесова книга» является несообразностью и с историко‑ эстетической точки зрения (Пилюгина, Любимова 1988).

Как бы то ни было, ни публичные разоблачения, ни профессиональные экспертизы[77]не останавливают многих неоязычников, истово верующих в аутентичность «Влесовой книги». В течение последних 25 лет она усиленно популяризировалась рядом патриотических периодических изданий как единственная неведомо как сохранившаяся дохристианская летопись. С конца 1992 г. «Влесову книгу» усиленно пропагандировали общероссийские журналы «Наука и религия» (тираж в начале 1990‑ х гг. – 30–55 тыс., но в 1997 г. – 20–25 тыс., в 2000–2010 гг. – 20 тыс.) и «Чудеса и приключения» (тираж в 1990‑ х гг. – 20–30 тыс., в начале 2000‑ х гг. – 23 тыс.). Начиная с 1995 г. те же идеи подхватил другой общероссийский научно‑ популярный журнал «Свет. Природа и человек», предназначенный для всех стран СНГ (его тираж падал от 21–26 тыс. экз. в 1995 г. до 16–19 тыс. в 1997 г., 13–16 тыс. в 2002–2003 гг. и 5 тыс. в 2010 г.). В 1990‑ х гг. «Влесова книга» стала популярным и едва ли не центральным сюжетом художественной литературы в стиле фэнтези.

Асову удалось уже более двадцати раз издать «Влесову книгу»: «Русские веды» (М.: Наука и религия, 1992, 50 тыс. экз.), «Велесова книга» (М.: Менеджер, 1994, 5 тыс. экз.), «Книга Велеса» (М.: Наука и религия, 1997, 8 тыс. экз.), «Книга Велеса» (СПб.: Политехника, 2000, 3 тыс. экз.), «Свято‑ Русские Веды. Книга Велеса» (М.: ФАИР‑ Пресс, 2001, 5 тыс. экз.). В начале 2000‑ х гг. это произведение было несколько раз переиздано «ФАИР‑ Пресс». В итоге, как с гордостью сообщает Асов, «Влесова книга» вышла общим тиражом 0, 5 млн экземпляров (Асов 2008б: 9, 31).

Всего этого ему недостаточно, и он пошел еще дальше, сделав попытку самостоятельно создать нечто вроде славяно‑ русского Ветхого Завета, взяв за основу индийскую ведическую литературу, русский фольклор, «Влесову книгу» и фантазии писателя‑ патриота В. Щербакова (Звездная книга 1996). Это свое произведение под названием «Звездная книга» он представляет читателю как «полный свод Изначальных Вед», «источник по древней вере славян» (Асов 1998д: 11). Он на этом не останавливается и публикует книгу за книгой, популяризирующие современный миф о «славянах‑ ариях» и Северной прародине, основанный все на той же «Влесовой книге» и других вымыслах (Асов 1998д; 1999а; 1999б; 2000 г; 2001б).

К началу 2000‑ х гг. Асов ухитрился «найти» следы «истинного создателя древнейшей русской летописи» (некого волхва Ягайло Гана), однако без обращения к богатому наследию известного мистификатора Сулакадзева ему при этом обойтись не удалось (Асов 2000б). Тем не менее Асов ухитряется даже воссоздать историю приключений «Влесовой книги» от момента ее написания до того, как она якобы попала к Сулакадзеву. Якобы вначале она хранилась в библиотеке русских князей и была унаследована Ярославом Мудрым. Затем вступившая в брак с французским королем Анна Ярославна якобы увезла ее с собой во Францию[78]. Там она столетиями оставалась в библиотеке французских королей, пока не попала в руки графу А. С. Строганову, бывшему одним из главных членов масонской ложи «Великий Восток». Он‑ то якобы и вернул «Влесову книгу» в Россию, где она попала в руки Сулакадзева, входившего вместе со Строгановым в Орден розенкрейцеров. Однако в годы господства норманистов Сулакадзев якобы подвергался необоснованной травле, и потому «Влесова книга» не вошла в золотой фонд российской науки (Асов 2008б: 20–22). При этом факт ее существования в годы жизни Сулакадзева и его связь с ней остаются недоказанными. Кроме того, в тот период в российской науке господствовала «славянская школа», ценившая такого рода «источники», и до «господства норманистов» было еще далеко. А авторитет Сулакадзева был подорван не «происками недоброжелателей‑ русофобов», а неопровержимыми доказательствами того, что он действительно промышлял изготовлением фальшивок.

В 1990‑ х гг. «Влесова книга» и ее идеи были охотно подхвачены и широко распространялись многими русскими ультранационалистическими газетами и журналами, включая и те, которые называли себя православными («Русский вестник», «Колоколъ» и др.). В частности, для популяризации идеи о «нашей Арктической прародине» петербургская газета «За русское дело» даже начала с 1996 г. выпускать особое приложение под названием «Потаенное», где обсуждались связанные с этим сюжеты (Трехлебов 1996; Разумов, Хасин 1997). Арийский миф пришелся по душе и лидеру Русского национального единства А. Баркашову, который, недолго думая, отождествил ариев с «Белой Расой», а русских представил как «наиболее прямых генетических и культурных потомков арийцев» (Баркашов 1993а).

Некоторые академики и доктора наук не считают зазорным писать к «Влесовой книге» выдержанные в восторженных тонах предисловия (Русские веды 1992; Велесова книга 1994)[79]. В частности, ее публикацию поддержал академик самопровозглашенной Международной славянской, Петровской и Русской академии Ю. К. Бегунов, известный своим патологическим антисемитизмом (Бегунов 1993а; 1993б; 1996: 8–9. О нем см.: Раскин 1992б). В постсоветские годы большими тиражами переиздавались и фантазии Миролюбова и С. Лесного на темы, связанные с древней историей славянства. Более того, в 1994 г. журнал «Молодая гвардия» без каких‑ либо комментариев опубликовал опус А. А. Кура (Кур 1994) о древних славянах, подчеркнув при этом, что автор опирался на «новейшие данные». Однако тот факт, что под «новейшими данными» понималась все та же пресловутая «Влесова книга», редакция «изящно» обошла. Все это, разумеется, свидетельствует о тяжелой болезни, которая все глубже поражает русскую интеллектуальную элиту. Фактически речь идет о возникновении, наряду с академической наукой, паранауки, которую ее приверженцы называют «русской наукой» (см., напр.: Кандыба Д. В. 1995) и которая по своему духу весьма близка к науке нацистской.

Восторженное отношение к «Влесовой книге» и воспевание древней «славянско‑ арийской праистории» можно найти в книге известного художника‑ почвенника И. С. Глазунова, рассматривающего историю исключительно с расовой точки зрения (Глазунов 1996, № 3: 239; № 8: 221–222; 2006. Т. 2: 446, 492)[80]. Глазунова, стоящего на традиционных православных позициях, никак нельзя причислить к неоязычникам. Тем не менее в поисках «великих деяний россов» он использует весь набор их обычных аргументов. Подчеркивая свою верность православному христианству, он призывает не забывать о «древних русах – внуках Даждьбога», ибо именно они создали Святую Русь (Глазунов 2006. Т. 1: 25. При этом забывается, что святость Руси связана именно с православием). Он всячески клеймит советских и российских историков за отрицание ценности «Влесовой книги» и пренебрежение древним славянским прошлым. Свои знания о последнем он черпает из отживших свое произведений историков «славянской школы» XIX в. Его интересует не доказательность исторических построений, а их полезность для национал‑ патриотической идеи. Поэтому в его книге мы находим «русина» Одоакра и «славянина» Рюрика, глубокую идею об «арийстве» славян, отождествление со славянским творчеством всего, что так или иначе связано в Европе с венедами, провозглашение тавро‑ скифов «русами», приписывание скифа Анахарсиса к славянам, утверждение о единобожии древних славян, прославление пресловутой «славянской Троицы» (Явь, Правь, Навь) и обнаружение «арийских форм мышления» в архитектуре Русского Севера. Все это сопровождается всевозможными вымыслами о том, как якобы археологи варварски расправлялись со славянским прошлым (Глазунов 2006. Т. 2: 435–526).

Фактически Глазунов до сих пор живет в XIX в.: это отражается как в его представлениях о мире, так и в его творчестве. Туда же уходит корнями и его представление о расах и их роли в человеческой истории. Поэтому вовсе не случайно он является горячим сторонником «арийского мифа» и всеми силами старается возродить его в современной России. Впрочем, все это играет для него инструментальную роль. Он сокрушается по поводу распада СССР и судьбы многочисленной новой русской диаспоры, находящейся, по его мнению, под угрозой ассимиляции. Чтобы противостоять этому, он и обращается к «расовой теории» и заклинает против «расового смешения». За этим стоит тривиальный антисемитизм, основанный на христианской эсхатологии, связывающей евреев с Антихристом[81].

Популяризацией «достижений» этой паранауки не брезгают даже некоторые широко читаемые центральные газеты, в частности «Московский комсомолец» (Нечипоренко 1996; Гореславский 1996а; 196б; 16в). Утверждение о том, что в докириллические времена русичи использовали для письма «черты и резы», а их жрецы, знавшие «велесовицу», создали «Влесову книгу», звучит даже на научных конференциях (см., напр.: Кочетков 1997; Сокол 1997а; Слесарев 2000). «Влесову книгу» пропагандирует и экономист И. В. Можайскова, называющая ее «мало изученной летописью русских языческих жрецов» (Можайскова 2001. Ч. 1: 495–496). При этом она ссылается на статью Творогова, которую, очевидно, даже не держала в руках.

Сегодня «Влесова книга» и представленная ею версия древней истории иной раз даже популяризируются по телевидению. Например, 6 декабря 2009 г. в новостной передаче «В центре событий» (ТВ‑ Центр) был показан сюжет, где главными знатоками древней славянской истории представлялись А. Асов и его единомышленники, а академические ученые поносились за то, что якобы всячески скрывают от народа славные страницы древней истории славян и защищают «норманнскую теорию».

Почитатели «Влесовой книги» всеми силами пытаются внедрить ее в школьное образование. Именно это имеет в виду Асов, заявляя, что «пришло время и славянской древней истории занять достойное место в современном образовании в России». К тому же он призывает и профессиональных историков: «Дабы сохранить преемственность поколений, историкам нужно начинать осваивать духовные дисциплины, изучать Священную Историю не только по Библии, но и по Ведам, и прежде всего по “Книге Велеса” и иным источникам славянской ведической традиции» (Асов 1999б: 11).

Самое прискорбное то, что поддельная «Влесова книга» действительно правдами и неправдами начинает проникать в систему народного образования. Ее дух витал над выпущенным в середине 1990‑ х гг. экспериментальным учебником истории для старших классов средней школы, автор которого, сотрудник Института отечественной истории, не только детально и с упоением излагал мифическую версию истории славян в бронзовом и раннем железном веке, но и из ложно понятого чувства патриотизма заставлял школьников заучивать явно вымышленные факты и даты (Богданов 1996: 25–30). Мало того, к тому времени тюменский Институт ведической культуры уже разработал школьный курс, основанный на «ведических знаниях» и «Влесовой книге», который в 1993–1995 гг. был прочитан в школах № 17 и 20 Тюмени (Кочетков 1997). В 1997 г. подобного рода курсы читались и в школах Екатеринбурга. Любопытно, что они были одобрены экспертными советами соответствующих Отделов образования (Сокол 1997б). Ссылки на «Влесову книгу» встречались даже в журнале «Преподавание истории в школе», который издается Министерством образования и предназначен прежде всего для школьных учителей (см., напр.: Гребенюк 1996: 6).

«Влесова книга» постепенно начинает входить в учебную литературу. Например, она пропагандируется в ряде учебников по культурологии, рекомендованных для школьного и вузовского преподавания Министерством общего и профессионального образования (Маркова 2000: 133–134; Драч 2001: 354–356). Ссылки на нее есть в учебнике по социологии личности (Смирнов 2001: 163). Идеи «славянской предыстории» проникают и в университеты. Например, в своих лекциях по отечественной истории в Московском высшем технологическом университете (б. МВТУ им. Баумана) проф. Е. А. Климчук внушал студентам, что Троя была славянским городом, а Александр Македонский был славянином. Таким образом, в последние 25 лет популярность «Влесовой книги» росла, и, помимо русских и украинских националистов, к ней в поисках аргументов обращались и некоторые краеведы (см., напр.: Аббасов, Остапенко 1992: 15). Ссылки на нее иной раз встречаются даже в трудах признанных ученых, где она представляется не подделкой, а «спорным» свидетельством о древнем язычестве (Савельева 1997: 78, прим. 1), хотя спорить, казалось бы, не о чем. Некоторые северокавказские ученые всерьез рассматривают «Влесову книгу» как аутентичный источник по древним религиозным верованиям восточных славян (Бадалов 1998: 223). При этом сомневающиеся в аутентичности «Влесовой книги» объявляются национал‑ патриотическими изданиями «врагами России» (Канавщиков 1995).

Остается упомянуть, что фантазия и аппетиты неоязычников со временем разгораются. Так, они уже «открыли» подлинное название «Влесовой книги», которая якобы изначально называлась «Патриарси» и находилась в утраченной библиотеке французской королевы Анны Ярославны (Тороп 1995б: 41; Асов 1996а; Ботов 1996)[82]. Сейчас им уже недостаточно одной лишь «Влесовой книги», и они пытаются реабилитировать подделки Сулакадзева, выдавая их за подлинные древние документы, хотя, как они сами стыдливо упоминают, все эти «раритеты» с железной последовательностью отвергались современными ему специалистами (Асов 1994б: 208–211, 235; 1996а; Лазарев 1995: 123; Тороп 1995б; 1996а; Грицков 1995б; Гореславский 1996б; Ботов 1996). В этой кампании не брезгует участвовать научно‑ популярный журнал «Свет» (Гусев 1997а; 1997б).

Дабы очистить «светлое имя» Сулакадзева от «наветов», А. И. Асов идет даже на то, чтобы опорочить имена первого президента Академии изящных искусств А. Н. Оленина и одного из лучших специалистов по древним рукописям в России первой половины XIX в. А. Х. Востокова, которых он объявляет участниками германского заговора, направленного на уничтожение рукописного наследия славян (Асов 1995; 1996а: 35–36). Между тем он умалчивает об увлечении Востокова славянским язычеством (Алексеев А. 1995: 252) и о том, что Сулакадзева уличали в подделках такие русские патриоты, как прекрасные знатоки древних текстов П. В. Оленин, И. И. Срезневский и П. М. Строев. Кстати, к такого рода подделкам ученые относили «Боянов гимн» и «Оповедь» (об этом см.: Пыпин 1898: 5–7; Монгайт 1968: 44; Козлов 1994: 164–169, 174–175; 1998а: 67)[83], которые столь любезны нынешним неоязычникам. Нелишне заметить, что Сулакадзев действительно увлекался созданием «древних рукописей» на буковых досках[84].

Востребовано и наследие Ю. Миролюбова. Некоторые авторы стремятся вычленить из него отдельные фрагменты для того, чтобы представить их еще более древними текстами, чем рассмотренная выше «Влесова книга». Такого рода хирургической операции подверглись, например, любезные Миролюбову «сказы Захарихи», которые он, по его собственным словам, запомнил с детства и использовал впоследствии для своих произведений о традиционной славянской культуре. Между тем некоторых авторов такая версия не устраивает. Их удивляет тот факт, что юный Миролюбов сумел зафиксировать такие фольклорные сюжеты, которые укрылись от внимания профессиональных ученых, работавших в различных регионах Украины. Вместо того чтобы поставить под сомнение подлинность этих текстов (они этого вполне заслуживают в связи с сомнительностью сообщений Миролюбова о Захарихе), такие авторы упрекают Миролюбова в том, что почерпнутые из «древнейшей летописи» сведения он вложил в уста старухи Захарихи. Они пытаются убедить читателя в том, что речь идет об устных преданиях, повествующих о древнейших событиях в истории Древней Руси (Гнатюк, Гнатюк 2003: 3–5).