Здесь скрывается осужденный за клевету журналист

К тексту прилагалась фотография, снятая телеобъективом с церковного холма по другую сторону моста, изображавшая Микаэля выходящим из дверей домика.

Репортер Конни Турссон неплохо поработал, составляя пасквиль на Микаэля. В статье кратко излагалось дело Веннерстрёма и подчеркивалось, что Микаэль с позором бежал из «Миллениума» и только что отбыл наказание в тюрьме. Текст завершался ожидаемым утверждением, что Микаэль отказался давать интервью «Хедестадс-курирен». Тон статьи явно давал понять жителям Хедестада: среди них разгуливает Стокгольмец с Чудовищно Темной Репутацией. Ни к одному слову нельзя было придраться, чтобы подать в суд за клевету; однако Микаэль был изображен как весьма подозрительная личность, и на образ его автор не пожалел черной краски. Статья по виду и содержанию напоминала те, в которых описываются политические террористы. «Миллениум» подавался как «агитационный журнал», мало заслуживающий доверия, а книгу Микаэля об экономической журналистике автор охарактеризовал как собрание противоречивых утверждений об уважаемых журналистах.

– Микаэль… мне не хватает слов, чтобы выразить мои чувства по поводу этой статьи. Она отвратительна.

– Это заказная работа, – спокойно сказал Микаэль, испытующе глядя на Мартина Вангера.

– Надеюсь, вы понимаете, что я не имею к этому ни малейшего отношения. Я чуть кофе не подавился, когда это увидел.

– Кто за этим стоит?

– Я сделал утром несколько звонков. Конни Турссон у них кого-то замещает на лето. Но статью он написал по заданию Биргера.

– Я не думал, что Биргер имеет влияние на редакцию – он ведь как-никак муниципальный советник и политик.

– Формально он никакого влияния не имеет. Но главным редактором газеты является Гуннар Карлман, сын Ингрид Вангер, – это ветвь Юхана Вангера. Биргера с Гуннаром связывает многолетняя дружба.

– Тогда понятно.

– Турссона незамедлительно уволят.

– Сколько ему лет?

– Честно говоря, не знаю. Я с ним никогда не встречался.

– Не увольняйте его. Он мне звонил, и, судя по голосу, это молодой и неопытный репортер.

– Такие вещи просто нельзя оставлять без последствий.

– Если хотите знать мое мнение, то ситуация, когда главный редактор газеты, принадлежащей семье Вангер, нападает на журнал, совладельцем и членом правления которого является Хенрик Вангер, представляется несколько абсурдной. Получается, что главный редактор Карлман нападает на вас с Хенриком.

Мартин Вангер подумал над словами Микаэля, но медленно покачал головой:

– Я понимаю, что вы хотите сказать. Однако я должен возлагать ответственность на действительного виновника. Карлман является совладельцем концерна и ведет против меня вечную войну, но этот случай гораздо больше похож на месть Биргера за то, что вы его осадили в коридоре больницы. Вы у него как бельмо на глазу.

– Я знаю. Поэтому-то и думаю, что Турссон особо не виноват. Молоденькому временному сотруднику чрезвычайно трудно сказать «нет», когда главный редактор велит ему писать определенным образом.

– Я могу потребовать, чтобы вам завтра принесли официальные извинения на первой странице.

– Не стоит. Это приведет к затяжной борьбе, которая только еще больше осложнит ситуацию.

– Значит, вы считаете, что мне не следует что-либо предпринимать?

– Это бессмысленно. Карлман будет оказывать сопротивление, и вас могут изобразить негодяем, который, будучи владельцем газеты, пытается незаконно влиять на свободу слова и формирование общественного мнения.

– Простите, Микаэль, но я с вами не согласен. У меня ведь тоже есть право формировать мнение. Я считаю, что от этой статьи дурно пахнет, и намерен открыто заявить о своей позиции. Я ведь как-никак замещаю Хенрика в правлении «Миллениума» и в этой роли не могу допустить, чтобы подобные нападки на наш журнал оставались без ответа.

– Хорошо.

– Я потребую опубликования моих комментариев и выставлю Карлмана идиотом. Пусть пеняет на себя.

– Что ж, вы имеете право поступать согласно собственным убеждениям.

– Для меня также важно убедить вас в том, что я не имею никакого отношения к этому позорному выпаду.

– Я вам верю, – сказал Микаэль.

– Кроме того, я не хочу сейчас касаться этой темы, но статья лишь подчеркивает актуальность того, что мы уже вскользь обсуждали. Вам необходимо вернуться в редакцию «Миллениума», чтобы мы могли выступать единым фронтом. Пока вас там нет, вся эта трепотня будет продолжаться. Я верю в «Миллениум» и убежден, что вместе мы в силах выиграть это сражение.

– Мне понятна ваша позиция, но теперь уже моя очередь не согласиться с вами. Я не могу разорвать контракт с Хенриком и на самом деле вовсе не хочу этого делать. Видите ли, я действительно привязался к Хенрику. А эта история с Харриет…

– Да?

– Я понимаю, что для вас это тяжело и что Хенрик возится с этой историей уже много лет…

– Между нами говоря, я очень люблю Хенрика, и он мой наставник, но в отношении Харриет он одержим настолько, что выходит за рамки здравого смысла.

– Начиная эту работу, я относился к ней как к пустой трате времени. Но дело в том, что вопреки ожиданиям мы обнаружили новые обстоятельства. Я думаю, что мы находимся на пороге прорыва и, возможно, сумеем-таки дать ответ на вопрос о том, что с ней произошло.

– Вы ведь не хотите рассказывать, что вы нашли?

– Согласно контракту, я не вправе с кем-либо обсуждать это без личного согласия Хенрика.

Мартин Вангер оперся подбородком о руку, и Микаэль видел в его глазах сомнение. В конце концов Мартин принял решение:

– Ладно, в таком случае наилучший выход – это как можно скорее разобраться с загадкой Харриет. Тогда договоримся так: я буду оказывать вам всяческую поддержку, чтобы вы в кратчайшие сроки смогли удовлетворительным образом завершить свою работу и затем вернуться в «Миллениум».

– Отлично. Мне бы не хотелось сражаться еще и с вами.

– Сражаться со мной вам не придется. Я буду вас целиком и полностью поддерживать. Если у вас возникнут проблемы, можете на меня рассчитывать. Я хорошенько прижму Биргера, чтобы он не чинил никаких препятствий. Попробую также поговорить с Сесилией и успокоить ее.

– Спасибо. Мне необходимо задать ей вопросы, а она уже месяц отвергает мои попытки с ней поговорить.

Мартин Вангер внезапно улыбнулся:

– Возможно, вам с ней надо выяснить кое-что другое. Но в это я вмешиваться не буду.

Они пожали друг другу руки.

Лисбет Саландер молча прислушивалась к разговору между Микаэлем и Мартином Вангером. Когда Мартин ушел, она подтянула к себе газету и пробежала глазами статью, но ее содержание комментировать не стала.

Микаэль сидел молча и размышлял. Гуннар Карлман родился в 1942 году, и, следовательно, в 1966-м ему было двадцать четыре. Он тоже находился на острове в тот день, когда исчезла Харриет.

После завтрака Микаэль посадил своего ассистента-исследователя читать документы: полицейские протоколы по поводу исчезновения Харриет, описание частного расследования Хенрика, а ко всему этому добавил все фотографии аварии на мосту.

Потом Микаэль сходил к Дирку Фруде и попросил его составить контракт, согласно которому они нанимали Лисбет сотрудником сроком на месяц.

Вернувшись обратно, он обнаружил, что девушка переместилась в сад и сидит, углубившись в полицейские протоколы. Микаэль зашел в дом и подогрел кофе, а тем временем немного понаблюдал за ней из окна кухни. Она, казалось, просто пролистывала дела, уделяя каждой странице не более десяти-пятнадцати секунд. Микаэля удивило, каким образом она при таком небрежном подходе к материалам умудряется давать такие подробные и точные заключения. Он взял с собой две чашки кофе и составил ей компанию за садовым столиком.

– То, что ты написал об исчезновении Харриет, писалось до того, как тебе пришло в голову, что мы ищем серийного убийцу? – спросила она.

– Верно. Я записывал то, что казалось существенным, вопросы, которые я хотел задать Хенрику Вангеру, и тому подобное. Ты наверняка заметила, что делалось это довольно бессистемно. Вплоть до настоящего времени я, по сути дела, просто двигался в потемках наугад, пытаясь написать некую историю – главу для биографии Хенрика Вангера.

– А теперь?

– Раньше все внимание исследователей было сосредоточено на острове и происходивших там событиях. Теперь же я убежден, что история началась в Хедестаде, несколькими часами раньше. Это позволяет взглянуть на все дело совершенно под другим углом.

Лисбет кивнула и немного поразмыслила.

– Это ты здорово сообразил насчет тех снимков, – сказала она.

Микаэль удивленно поднял брови. Лисбет Саландер производила впечатление человека, от которого не очень-то дождешься похвалы, и Микаэль почувствовал себя польщенным. С другой стороны, для журналиста он действительно достиг в этом деле небывалых успехов.

– Теперь твоя очередь добавлять детали, – продолжала она. – Чем кончилась история с тем снимком, за которым ты охотился в Нуршё?

– Ты хочешь сказать, что не посмотрела снимки в моем компьютере?

– Я не успела. Мне больше хотелось прочесть, как ты рассуждал и к каким пришел выводам.

Микаэль вздохнул, запустил ноутбук и открыл папку с фотографиями.

– Любопытное дело. В отношении конкретной цели поисков посещение Нуршё оказалось успешным, но результат меня полностью разочаровал. Иными словами, ту фотографию я нашел, но толку от нее мало. Та женщина, Милдред Берггрен, аккуратно вклеивала в альбом и хранила все до единой отпускные фотографии. Среди них была и эта, снятая на дешевой цветной пленке. За тридцать семь лет фотография порядком выцвела и местами сильно пожелтела, но у Милдред в коробке из-под туфель сохранились негативы. Она отдала мне их, чтобы я отсканировал все негативы из Хедестада. Вот то, что увидела Харриет.

Он кликнул на фотографию с номером документа [Harriet/bd-19.esp].

Лисбет поняла его разочарование. Она увидела снятую широким объективом немного нечеткую фотографию, на которой были изображены клоуны на детском празднике. На заднем плане просматривался угол магазина мужской модной одежды Сундстрёма. На тротуаре, тоже в отдалении, стояли человек десять, в просвете между клоунами и капотом следующего грузовика.

– Я считаю, что она смотрела вот на этого человека. Во-первых, потому, что пытался выяснить, на что она смотрит, при помощи триангуляции, руководствуясь углом поворота ее лица – я точно зарисовал этот перекресток, – а во-вторых, потому, что только этот человек, похоже, смотрит прямо в объектив, то есть на Харриет.

Лисбет увидела нечеткую фигуру человека, стоящего чуть позади зрителей, возле самого угла поперечной улицы. Одет он был в темную стеганую куртку с красными вставками на плечах и темные брюки, возможно, джинсы. Микаэль увеличил фотографию так, что верхняя часть фигуры заполнила весь экран. Изображение сразу расплылось еще больше.

– Это мужчина. Примерно метр восемьдесят ростом, обычного телосложения. У него средней длины русые волосы, бороды нет. Различить черты лица невозможно, равно как и прикинуть возраст – может быть от подросткового до среднего.

– С фотографией можно поработать…

– Я пробовал и даже посылал ее Кристеру Мальму из «Миллениума», а он в этом деле непревзойденный мастер.

Микаэль кликнул на другую фотографию.

– Это самый лучший вариант из тех, что удалось получить. Просто слишком плохой аппарат и слишком дальнее расстояние.

– Ты этот снимок кому-нибудь показывал? Народ может узнать осанку…

– Я показывал снимок Дирку Фруде. Он представления не имеет, кто это может быть.

– Дирк Фруде, наверное, не самый наблюдательный человек в Хедестаде.

– Да, но я работаю на него и Хенрика Вангера. Я хочу сперва показать снимок Хенрику, а потом уже идти дальше.

– Он может быть просто случайным человеком.

– Не исключено. Однако похоже, что именно он произвел на Харриет такое сильное впечатление.

В течение следующей недели Микаэль с Лисбет Саландер занимались делом Харриет практически все свободное от сна время. Лисбет продолжала читать материалы расследования и забрасывать Микаэля вопросами, на которые тот пытался отвечать. Требовалась одна правда, и любой уклончивый ответ или неясность приводили к продолжительному обсуждению. Целый день они убили на то, что изучали передвижения всех действующих лиц во время аварии на мосту.

Постепенно Микаэль открывал в натуре Лисбет все больше и больше удивительного. Всего лишь пролистывая материалы расследования, она в каждом эпизоде выхватывала самые сомнительные и не согласующиеся между собой детали.

Во второй половине дня, когда жара в саду становилась невыносимой, они делали перерыв. Несколько раз ходили купаться в канале или прогуливались до террасы «Кафе Сусанны». Сусанна вдруг стала обращаться с Микаэлем подчеркнуто холодно, вероятно, по причине того, что у него в доме поселилась Лисбет. Девушка выглядела намного моложе своих лет, и в глазах Сусанны он, похоже, превратился в типа, которого тянет к несовершеннолетним. Приятного в этом было мало.

Каждый вечер Микаэль совершал пробежки. Когда он, запыхавшись, возвращался домой, Лисбет воздерживалась от комментариев, но беготня по бездорожью явно не соответствовала ее представлениям о летних удовольствиях.

– Мне сорок с хвостиком, – объяснил ей Микаэль. – Чтобы моя талия не расползлась до жутких размеров, я должен двигаться.

– Угу.

– Ты никогда не тренируешься?

– Иногда боксирую.

– Боксируешь?

– Да, ну, знаешь, в перчатках.

Микаэль пошел в душ и попытался представить себе Лисбет на боксерском ринге. Она вполне могла над ним и подтрунивать, и это стоило уточнить.

– В каком весе ты боксируешь?

– Ни в каком. Просто иногда разминаюсь с парнями в боксерском клубе.

«Почему-то меня это не удивляет», – подумал Микаэль.

Однако он отметил, что она все-таки рассказала о себе хоть что-то. Ему по-прежнему оставались неизвестными основные факты ее биографии: как получилось, что она стала работать у Арманского, какое у нее образование или чем занимаются ее родители. Как только Микаэль пытался задавать ей вопросы о личной жизни, она сразу закрывалась, как ракушка, и отвечала односложно или попросту игнорировала его.

Однажды днем Лисбет Саландер вдруг отложила папку и взглянула на Микаэля, нахмурив брови:

– Что тебе известно об Отто Фальке? О пасторе?

– Почти ничего. Теперь здесь пастор – женщина. В начале года я несколько раз встречался с ней в церкви, и она рассказала, что Фальк еще жив, но живет в пансионате гериатрического центра, в Хедестаде. У него болезнь Альцгеймера.

– Откуда он взялся?

– Он сам родом из Хедестада, потом учился в Уппсале, а примерно в тридцатилетнем возрасте вернулся домой.

– Он не был женат. И Харриет с ним общалась.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я просто отметила, что полицейский, этот Морелль, допрашивал его довольно мягко.

– В шестидесятые годы пасторы все еще занимали совершенно другое положение в обществе. То, что он жил на острове, так сказать, рядом с власть имущими, было вполне естественным.

– Меня интересует, насколько тщательно полиция обыскивала пасторскую усадьбу. На снимках видно, что там был большой деревянный дом, и наверняка имелось много мест, где можно было ненадолго спрятать тело.

– Верно. Однако ничто в материале не указывает на связь пастора с серийными убийствами или с исчезновением Харриет.

– Как раз напротив, – возразила Лисбет Саландер, подарив Микаэлю кривую улыбку. – Во-первых, он пастор, а у пасторов к Библии особое отношение. Во-вторых, он был последним человеком, который видел Харриет и разговаривал с ней.

– Но он ведь сразу же направился к месту аварии и оставался там в течение нескольких часов. Он виден на множестве снимков, особенно в то время, когда, вероятно, исчезла Харриет.

– А-а, я могу разрушить его алиби. Но вообще-то мне сейчас подумалось о другом. Тут речь идет о садисте, убивающем женщин.

– И что из этого?

– Я была… у меня весной образовалось немного свободного времени, и я кое-что почитала о садистах, в совершенно другой связи. Мне, в частности, попалось руководство, выпущенное ФБР, где утверждается, что подавляющее большинство пойманных серийных убийц происходят из проблемных семей и что они еще в детстве любили издеваться над животными. В Америке многие серийные убийцы были к тому же пойманы при поджогах.

– Ты имеешь в виду принесение в жертву животных и всесожжение?

– Да. Во всех отмеченных Харриет убийствах фигурируют издевательства над животными и огонь. Но я вообще-то имела в виду то, что пасторская усадьба в конце семидесятых годов сгорела.

Микаэль немного поразмыслил.

– Слабовато, – в конце концов сказал он.

Лисбет Саландер кивнула:

– Согласна. Но стоит взять на заметку. Я ничего не обнаружила в расследовании о причинах пожара, и было бы любопытно узнать, происходили ли в шестидесятых годах другие таинственные пожары. Кроме того, стоит проверить, не отмечались ли тогда в этих краях случаи издевательства над животными или нанесения им увечий.

Когда Лисбет на седьмой вечер своего пребывания в Хедебю отправилась спать, она была немного сердита на Микаэля Блумквиста. В течение недели она проводила с ним практически каждую свободную от сна минуту; в обычных случаях семи минут в обществе другого человека оказывалось достаточным, чтобы у нее возникала головная боль.

Лисбет давно установила, что общение с окружающими не является ее сильной стороной, и уже свыклась с жизнью отшельника. И она бы ее вполне удовлетворяла, если бы только люди оставляли ее в покое и не мешали заниматься своими делами. К сожалению, окружающие не проявляли достаточной мудрости и понимания. Ей приходилось отделываться от разных социальных структур, детских исправительных учреждений, опекунского совета муниципалитета, налоговых управлений, полиции, кураторов, психологов, психиатров, учителей и гардеробщиков, которые (за исключением уже знавших ее вахтеров кафе «Мельница») не хотели пускать ее в кабаки, хотя ей уже исполнилось двадцать пять лет. Существовала целая армия людей, которые, казалось, не могли найти себе других занятий, кроме как при малейшей возможности пытаться управлять ее жизнью и вносить свои коррективы в избранный ею способ существования.

Лисбет рано усвоила, что слезы ничему не помогают. Она также поняла, что каждая попытка привлечь чье-либо внимание к обстоятельствам ее жизни только усугубляет ситуацию. Следовательно, она должна была сама решать свои проблемы, пользуясь теми методами, которые сама считала необходимыми. Адвокату Нильсу Бьюрману довелось испробовать это на себе.

Микаэль Блумквист, как и остальные люди, обладал возмутительной склонностью копаться в ее личной жизни и задавать вопросы, на которые ей не хотелось отвечать. Зато реагировал он совершенно не так, как большинство знакомых ей людей.

Когда она игнорировала его вопросы, он только пожимал плечами, бросал эту тему и оставлял ее в покое. Поразительно!

Для начала, добравшись в первое утро пребывания у него дома до его ноутбука, Лисбет, разумеется, перекачала оттуда всю информацию в свой компьютер. Теперь стало не важно, отстранит он ее от дальнейшей работы или нет, – доступ к материалу у нее все равно имелся.

Потом она попыталась спровоцировать его, у него на глазах читая документы в его в компьютере. Она ожидала вспышки ярости. А он лишь посмотрел на нее с каким-то подавленным видом, пробормотал что-то ироническое, принял душ, а потом взялся обсуждать с ней то, что она прочла. Странный парень. Прямо-таки возникал соблазн поверить в то, что он ей доверяет.

Вместе с тем его осведомленность о ее талантах хакера представлялась делом серьезным. Лисбет Саландер знала, что на юридическом языке хакерство, которым она занималась по работе и ради собственного удовольствия, называлось незаконным проникновением в компьютер и могло привести к заключению в тюрьму сроком до двух лет. Это был уязвимый момент – сидеть взаперти ей не хотелось, а еще в тюрьме у нее, скорее всего, отнимут компьютер, лишив тем самым единственной работы, которая у нее действительно хорошо получалась. Ей даже в голову не приходило рассказывать Драгану Арманскому или кому-нибудь другому, каким образом она добывает информацию, за которую они платят.

За исключением Чумы и немногих людей в Сети, подобных ей профессиональных хакеров, – а большинство из них знали ее только как Осу и понятия не имело, кто она такая и где живет, – в ее тайну проник только Калле Блумквист. Он поймал ее, потому что она совершила ошибку, которой не сделает даже двенадцатилетний хакер-новичок, и это свидетельствовало лишь о том, что ее мозги расплавились и она заслуживает хорошей порки. Однако он не пришел в бешенство и не перевернул все вверх дном, а вместо этого нанял ее на работу.

По этой причине Лисбет на него уже немного злилась.

Когда они съели по бутерброду на ночь и собрались идти спать, он вдруг спросил ее, хороший ли она хакер. К собственному удивлению, она ему ответила, даже не подумав:

– Вероятно, лучший в Швеции. Возможно, есть еще два или три человека моего уровня.

В своей правоте она ничуть не сомневалась. Когда-то Чума был лучше ее, но она давно его обошла.

В то же время произносить эти слова вслух было странно, прежде ей этого делать не доводилось. Да собственно, и не с кем было вести подобные разговоры, и ей вдруг стало приятно, что он, похоже, восхищен ее возможностями. Но потом он все испортил, спросив, как она всему этому научилась.

Она не знала, что отвечать.

«Я всегда это умела», – могла бы она сказать.

Но вместо ответа она просто ушла и легла спать, даже не пожелав ему спокойной ночи.

Микаэль никак не отреагировал на ее внезапный уход, наверное, чтобы еще больше разозлить ее. Она лежала, прислушиваясь к тому, как он перемещается по кухне, убирает и моет посуду. Он всегда ложился позже ее, но сейчас явно тоже направлялся спать. Она услышала, как он прошел в ванную, а потом отправился к себе в спальню и закрыл дверь. Через некоторое время до нее донесся скрип его кровати, находившейся в полуметре от нее, за стеной.

За неделю, которую она прожила у него, он ни разу не попытался с ней флиртовать. Он с ней работал, интересовался ее мнением, поправлял ее, когда она заблуждалась, признавал ее правоту, когда она его отчитывала. Черт побери, он относился к ней как к человеку.

Лисбет внезапно осознала, что ей нравится общество Микаэля Блумквиста и что, пожалуй, она ему даже доверяет. Раньше она никому не доверяла, разве что Хольгеру Пальмгрену. Правда, совершенно по другой причине: Пальмгрен был предсказуемым добрым дядей.

Лисбет вдруг встала, подошла к окну и в смятении уставилась в темноту. Самым трудным для нее всегда было впервые показаться голой другому человеку. Она не сомневалась в том, что ее худощавое тело производит отталкивающее впечатление. Грудь – жалкая, о бедрах и говорить не приходится. На ее взгляд, предлагать ей было особенно нечего. Но тем не менее она оставалась самой обычной женщиной, с тем же половым влечением и желанием, что и у других. Она простояла в раздумьях почти двадцать минут, а потом решилась.

Микаэль улегся и открыл роман Сары Парецки, как вдруг услышал скрип открывающейся двери и встретился взглядом с Лисбет Саландер, замотанной в простыню. Некоторое время она молча стояла в дверях, словно о чем-то размышляя.

– Что-нибудь случилось? – спросил Микаэль.

Она помотала головой.

– Что тебе надо?

Она подошла к нему, взяла книгу и положила на ночной столик. Потом наклонилась и поцеловала его в губы. Яснее выразить свои намерения было просто невозможно. Она быстро забралась к нему на кровать, уселась и посмотрела на него изучающим взглядом. Потом опустила руку на простыню у него на животе. Поскольку никакого протеста с его стороны не последовало, она склонилась и укусила его за сосок.

Микаэль совершенно растерялся. Через несколько секунд он схватил ее за плечи и отодвинул настолько, чтобы видеть лицо. Ее действия явно не оставили его равнодушным.

– Лисбет… я не уверен, что это хорошая идея. Нам ведь предстоит вместе работать.

– Я хочу заняться с тобой сексом. От этого у меня не возникнет никаких проблем при работе с тобой, но мне будет с тобой чертовски трудно, если ты меня отсюда выставишь.

– Но мы ведь едва знаем друг друга.

Она вдруг усмехнулась, коротко, словно кашлянула:

– Когда я собирала о тебе информацию, то убедилась, что прежде это тебе не мешало. Напротив, ты из тех, кто не пропускает ни одной юбки. В чем же дело? Я для тебя недостаточно сексуальна?

Микаэль помотал головой, пытаясь подобрать какие-нибудь убедительные доводы. Не дождавшись ответа, она стянула с него простыню и уселась на него верхом.

– У меня нет презервативов, – сказал Микаэль.

– Наплевать.

Когда Микаэль проснулся, Лисбет уже встала. Он услышал, как она возится с кофейником на кухне. На часах было около семи. Поскольку поспать ему удалось всего два часа, он еще немного полежал с закрытыми глазами.

Он совершенно не понимал Лисбет Саландер. До этого она ни разу даже взглядом не намекнула, что проявляет к нему хоть малейший интерес как к мужчине.

– Доброе утро, – сказала Лисбет, заглядывая в дверь и даже немного улыбаясь.

– Привет, – отозвался Микаэль.

– У нас кончилось молоко. Я съезжу на бензоколонку. Они открываются в семь.

Она развернулась так быстро, что Микаэль не успел ответить. Он слышал, как она надела туфли, взяла сумку и мотоциклетный шлем и вышла на улицу. Он закрыл глаза. Потом услышал, как входная дверь снова открылась, и буквально через несколько секунд Лисбет опять возникла в дверях. На этот раз она не улыбалась.

– Тебе лучше выйти и посмотреть, – сказала она довольно странным голосом.

Микаэль тут же вскочил и натянул джинсы.

Ночью кто-то посетил гостевой домик и принес неприятный подарок. На крыльце лежал наполовину обугленный труп расчлененной кошки. Ей отрезали голову и ноги, после чего с тела содрали шкуру и вытащили кишки и желудок; их куски валялись возле трупика, который, похоже, жгли на огне. Голову кошки оставили нетронутой и прикрепили к седлу мотоцикла Лисбет Саландер. Рыже-коричневую шкурку Микаэль узнал.