Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Образование государства в правление Олега.






Образование Древнерусского государства традиционно связывают с событиями 882 г. Если доверять летописной хронологии, именно в этом году князь Олег, то ли воевода, то ли родственник Рюрика овладел Смоленском, Любечем, а затем и Киевом. Видимо, к этому времени торговый путь «из варяг в греки» был хорошо освоен скандинавами, поэтому появление кораблей с воинами Олега, выдававшими себя за купцов, не вызвало у киевлян подозрения. Убийство прежних киевских правителей Аскольда и Дира (или, вероятнее, кого-то из них) позволило варяжскому правителю легко овладеть властью в «Русском каганате». Приобретение власти посредством убийства предшествующего правителя являлось таким же «легитимным» для примитивных обществ, как и наследование[115].

Согласно летописи войско Олега составляли варяги, чудь, словене, меря, весь и кривичи[116]. Области расселения этих племенных союзов составляли территорию, подвластную Олегу до похода на юг. Захватив Смоленск или, точнее, полиэтничное поселение 12-ю км южнее Гнездово (на территории собственно Смоленска не обнаружено слоев ранее XI в., поэтому предполагают, что именно на Гнездово проецировали летописцы название позднейшего соседнего центра)[117], он подчинил другую группу кривичей. Важно, что владение Смоленском позволяло установить контроль над основными волоками и речными путями Восточной Европы. О подчинении центра другой группы кривичей – Полоцка – летопись ничего не говорит. Полочане, имевшие свое княжение, видимо, сохраняли самостоятельность. Собственно, Полоцк лежал в стороне от «пути из варяг в греки», задачей же Олега было овладеть ключевыми пунктами на этой торговой магистрали[118]. Взятие Любеча (по археологическим данным в IX в. уже существовало укрепленное поселение на его месте)[119], в стратегическом смысле «нависавшего» над Киевом предопределяло судьбу полянского центра.

Во вновь захваченных городах Олег, согласно летописи, оставляет своих «мужей», тем самым положив начало организации аппарата княжеского управления городами – центрами формирующихся областей – волостей[120].

Таким образом были объединены северное и южное предгосударственные образования. Количественное изменение – значительное увеличение территории – привело к качественному – возникновению государства. Восточнославянское государство во главе со скандинавской династией поставило под свой контроль балтийско-черноморский торговый маршрут, т.н. «путь из варяг в греки», а также северо-западную часть Великого Волжского пути.

Киев Олег делает столицей своего государства. «Се буди мати градомъ руським», - якобы заявил князь[121]. «Мати городов» - дословный перевод греческого понятия «метрополия», т.е. «столица». Именно Киев стал местом постоянной резиденции старейшего князя в роде Рюриковичей, приобрел особый статус политического, экономического и идеологического центра.

На новом уровне политического развития перед верховной властью стояли более серьёзные задачи. Их решение приводило к появлению новых явлений – государственного аппарата, системы налогообложения, письменно зафиксированного права. Изменился и характер внешней политики.

Деятельность Олега после овладения Киевом носит последовательный «государственный» характер: он строит укрепления («и нача городы ставити») и организует регулярное обложение уже подчиненных племен данью («и устави дань словеномъ, кривичемъ, и мери…»)[122]. В следующие годы Олег подчиняет древлян (883), северян (884) и радимичей (885), ранее плативших дань хазарам. Именно с древлянами – давними противниками полян, с которыми, возможно, воевали Аскольд и Дир – Олег «разбирается» в первую очередь. Неудачей завершилась попытка покорить уличей и тиверцев («а съ уличи и теверцы имяше рать»). Опорными пунктами новой власти на захваченной территории становятся поселения типа Шестовиц около будущего Чернигова в земле северян (возникло во второй половине IX в.) или более раннего поселения Тимерево (третья четверть IX в.), построенного в контактной зоне расселения словен, мери и веси. Для этих поселений характерны наличие скандинавского присутствия и то, что они располагались не на основных торговых путях, а во внутренних районах. Именно последнее обстоятельство позволяет предположить, что предназначались эти поселения для военно-административного контроля и управления подчиненной территории[123].

Довольно продолжительное время летописец не мог ничего сообщить об Олеге. Только под 903 годом вспоминается Игорь, который, несмотря на возмужание, «слушаша его». В этом году Игорь женится на Ольге, приведенной «от Пьскова». И только в 907 г., согласно Повести временных лет, Олег совершает поход на Царьград. Безусловно, хронология событий правления первого правителя Древнерусского государства, представленная в Повести временных лет нельзя признавать достоверной. Возможно, даже неверна последовательность событий. Новгородская первая летопись помещает под 920 г. поход Игоря (sic!) «на Грекы», а в 922 г. идет на Царьград Олег[124]. Составители летописей жили на несколько поколений позже описываемых событий. Привязать те или иные события к датам летописцам помогали греческие хронографы, но внутренняя история восточнославянского общества была византийцам неизвестна. Как это ни странно, не оставило никакого следа в греческих источниках и нападение на Константинополь. Однако русские летописи, содержащие текст Повести временных лет, приводят основанные на грекоязычных протографах предварительный и основной русско-византийские договоры соответственно 907 и 912 гг. (исследователи считают более правильной дату 911 г.). Имея в своем распоряжении тексты договоров Олега с греками в описании обстоятельств, которые к ним привели летописец основывался на преданиях, сохранявшихся в среде древнерусской знати[125]. Заключению чрезвычайно выгодного для Руси договора должна была предшествовать какая-то успешная акция киевского князя.

Поход Олега на столицу Византии был предопределен общей ситуацией в Восточной Европе. Конфликт с Хазарией закрыл возможность купцам-русам пользоваться волжским путем, в итоге большее внимание было уделено «пути из варяг в греки». Чтобы выступать равноправным партнером с Византийской империей Русь должна была веско заявить о себе.

Время для нападения на Византию было выбрано удачно: в начале X в. обострились византийско-арабские отношения, осенью 906 г. против императора восстал полководец Андроник, в начале 907 г. перешедший на сторону арабов. Олег сумел собрать грандиозное войско – летопись называет в его составе все славянские племенные союзы Восточной Европы, включая не входившие в состав подвластной киевскому князю территории дулебов, хорватов и тиверцев. Поход на столицу империи был комбинированным: сухопутным на конях и морским на кораблях (2 000 согласно ПВЛ)[126]. Пересечение частью войска Олега болгарской территории предполагало какое-то соглашение с болгарским царем Симеоном[127]. По преданию, которое приводит Нестор, Олег велел поставить корабли на колеса и под парусами двинул их на город. Вполне вероятно, это предание имеет историческую основу: корабли Олег ставит на колеса после того как греки «замкоша Судъ», т.е. преградили водный путь к Константинополю. Олег попросту перетянул корабли волоком по суше. Также поступили в 1453 г. осаждавшие столицу Византийской империи турки[128]. Греки поспешили откупиться от «варваров», угрожавших их столице. Войско Олега получило довольно значительную «дань» - по 12 гривен на человека. Учитывая, что к Царьграду подошло 2000 кораблей, в каждом из которых было 40 человек, цифра получается совершенно фантастическая (960 000 гривен, 8 000 пудов серебра). Кроме того греки должны были «даяти уклады на рускыа грады» Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч и «прочаа городы». Трудно усмотреть в данном сообщении дифференциацию дани – единовременной контрибуции – по русским городам. Как цифры греческой дани, которую будто бы согласно Новгородской летописи «юже дають и доселе княземъ рускымъ»[129], так и «уклады» русским городам – несомненна позднейшее домысливание летописца. Полную победу Руси должен был символизировать повешенный на вратах Царьграда щит Олега (по Ипатьевской летописи – щиты русских воинов). В этом обстоятельстве не видят ничего удивительного. Вывешивание щитов на главных воротах занятого города могло быть связано с каким-то ритуалом; сохранилось и древнерусское выражение «взять на щит» в значении «захватить, взять приступом»[130].

Условия предварительного, возможно, устного договора между Олегом и императорами-соправителями Львом VI Философом и Александром 907 г., а затем письменно зафиксированного мирного договора 911 г. были чрезвычайно благоприятны для Руси, что не оставляет сомнения в реальности успеха военной акции Олега. Главным положением договора 907 г. было восстановление мирных и добрососедских отношений между двумя государствами[131]. В тексте договора 907 г. учитывались вопросы поведения русских посольских и торговых миссий на территории Византии, регламентировался порядок их продвижения по стране, определялись условия их пребывания под Константинополем и в самой столице. Уникальным для империи являлось полученное русскими купцами право беспошлинной торговли: «И да творят куплю, яко же имъ надобе, не платяче мыта ни в чем же»[132]. Соглашение 911 г. явилось не только договором «мира и любви», но и «рядом». Этот «ряд» касался конкретных сюжетов взаимоотношения подданных двух государств в экономической и политической сфере. При этом исследователи считают его совершенно самостоятельным межгосударственным равноправным договором[133].

Итак, поход Олега обеспечил верхушке нового государства рынок сбыта продукции земледелия, скотоводства и промыслов, взимавшихся с подвластного населения в виде дани. Кроме того, были выполнены и другие задачи: навязывание дипломатических отношений с Византийской империей, повышение авторитета восточнославянского государства, провозглашение в средневековом мире его появление в ряду устойчивых государственных образований Европы и Востока[134]. Именно в договоре 911 г. впервые словами «Русская земля» была обозначена территория, подвластная киевскому князю и «всей руси» - княжеской дружине[135]. Как и Византия, Русь воспринимается как единое правовое пространство. Таким образом было зафиксировано положение, когда этноним русь распространялся на все население, подвластное Киеву.

С русско-византийскими соглашениями начала X в. связывают активность русов в направлении Южного Каспия. Из сообщений прикаспийского историка XIII в. Ибн Исфендийара можно понять, что впервые русы воевали на южном побережье Каспийского моря еще в годы правления ‘Алида ал-Хасана ибн Зайда (864-884). Но факт военной экспедиции русов во второй половине IX в. ставится под сомнение многими историками[136]. Связано это и с тем, что наиболее осведомленный арабский ученый X в. ал-Мас‘уди писал, что военные суда русов ранее 912/913 г. в данном регионе не появлялись[137]. Согласно сообщению Ибн Исфендийара в начале X в. (точнее датировать невозможно) русы совершили несколько незначительных (на 16 кораблях) нападений на поселения юга Каспия, в том числе на Абесгун. Местным властям удалось в итоге уничтожить грабителей[138]. В рассказе ал-Мас‘уди создается картина более серьезного предприятия. Арабский историк писал, что после 300 г.х. (912/913 г.) около 500 кораблей русов с разрешения хазарского правителя перешли из Черного моря в Каспийское и затем «много месяцев» бесчинствовали на южном побережье. Отряды русов ограбили провинции Гилян, Дейлем, Табаристан, Абесгун, область нефтяных источников (Баку) и Азербайджан. Возможно информация о некоторых из этих акций русов и была зафиксирована Ибн Исфендийаром. На обратном пути, несмотря на выполнение русами обязательства перед хазарами – отдать половину награбленного, – они подверглись нападению хазарских мусульман и христиан. Часть русов, которым удалось бежать вверх по Волге, была перебита буртасами и волжскими булгарами[139].

Нельзя утверждать, что нападения русов на юг Каспия в начале X в. носили исключительно грабительский характер. Давно замечено что в войне в данном регионе была заинтересована Византия, ведшая упорную борьбу с Арабским халифатом. Предполагают, что поход русов в Закавказье против вассалов Багдада мог явиться следствием политической договоренности меду Русью и империей как раз после нападения Олега на Константинополь[140]. Но несомненно у молодого восточнославянского государства были и свои интересы на Востоке. Не случайно нападению русов подвергся Абесгун знаменитая торговая гавань на берегу Каспийского моря[141]. Русь заявляла о себе на одном и ключевых пунктов главной торговой магистрали Восточной Европы Однако не ясна позиция в этих событиях Хазарии. Ведь именно ее считают виновницей перерыва в торговле на Великом Волжском пути. Возможно, в связи с политическими соображениями (арабы были врагами как хазар так и греков(а также благодаря дипломатическому давлению Византии Хазария решила не препятствовать русам. В то же время уничтожение русов на обратном пути показало, что противоречия меду двумя восточноевропейскими державами были более сильнее временного примирения в связи с противостоянием общему врагу. Исследователи отмечают что с начала X в. начинается также охлаждение в отношениях меду Хазарией и Византией[142].

Договоры начала X в. позволяют сделать важные выводы о структуре молодого Древнерусского государства. В тексте предварительного договора 907 г. упоминаются «велиции князи, под Олгом суще». В тексте 911 г. Олег называется великим князем русским, «под рукою» которого находились «светлые и великие князья» и его «великие бояре» [143]. Таким образом, Русь представляется в виде федерации княжеств. Олег, как великий князь русский, был только старшим по отношению к другим князьям, таким же конунгам, как и он сам[144]. Титул «великий князь» в Древней Руси употребляется только со второй половины XII в. Его появление в русско-византийских договорах объясняют следствием дипломатического этикета при указании равенства сторон, а также стремлением выделить киевского князя из числа других правителей, возглавлявших племенные княжения в составе Древнерусского государства[145]. Но и эти последние правители называются «великими князьями». Поэтому титулование Олега великим князем при наличии в его подчинении («под рукой») других правителей с тем же обозначением действительно соответствует титулу правителя Византийской империи – императора. Носителю титула император, как и кагану (возможно, первые русские князья назывались каганами)[146], должны были подчиняться другие властители, ниже его по рангу. Эпитет «светлые», применяемый к русским князьям, является переводом широко распространенного в византийской практике титула. Переводом с греческого считается и выражение «иже суть под рукою его». И в русских литературных памятниках XI-XIV вв. слово рука могло приобретать значение «власть, господство», «воля, распоряжение»[147]. Предполагают что договоры могут содержать и скрытую информацию о существовании в первой половине X в иерархии князей. Под 907 г. ПВЛ сообщает о выплате дани Византией на следующие города: «первое на Киевъ, та же на Чернигов, на Переаславль, на Полтескъ, на Ростов, на Любеч и на прочаа городы; по тем бо городомъ седяху велиции князи, под Олгом суще». Но на соотношение значимости городов а следовательно и «сидящих» в них князей могла оказать влияние близкая к моменту фиксации данной информации ситуация в Киевской Руси.

Киевскому князю принадлежит вся полнота юридических прав на территории государства. Именно Олег в договоре 907 г. назван в качестве гаранта поведения его подданных в Византии: «да запретить князь словомъ своим приходящимъ Руси зде, да не творятъ пакости в селех в стране нашей»[148].

Общество Руси в целом в договорах начала X в. представлено состоящим из трех социальные слоев: князей, бояр и «всех», кто находится «под рукою его» или «всех людей русских». Первый слой был представлен местными племенными князьями и, вполне вероятно представителями правящей в Киеве династии т.е. скандинавскими конунгами. Бояре для рассматриваемого периода в целом могут быть охарактеризованы, как «люди знатные и богатые». Важно что уже в это время княжеские служилые люди и местная племенная знать названы как единый социальный слой[149]. То обстоятельство, что имена послов в договорах скандинавские (Карлы Инегелд, Фарлоф Веремуд Рулав, Гуды, Руалд Карн Фрелав Руар Актеву, Труан, Лидул Фост Стемид), позволяет предположить, что ближайшее окружение князя составили скандинавы, спорным остается вопрос, в какой мере они представляли высший слой древнерусского общества. Археологические данные недвусмысленно говорят о значительном удельном весе скандинавов в княжеской дружине. Но уже во второй половине X в. этнический особенности отдельных представителей княжеской дружины утрачиваются. Формируется единое древнерусское дружинное сословие, культура которого синтезировала в себе скандинавские, славянские, финские и степные (хазарско-венгерские) элементы. Не следует также преувеличивать скандинавское присутствие на Руси. Так, из 950 курганных погребений, раскопанных в Гнездово, надежно скандинавскими признаются только около 50[150].

Погребальный обряд, который формируется в X в. около поселений типа Гнездово в Верхнем Поднепровье, Тимерево в Верхнем Поволжье, вокруг Киева и Чернигова, связываемый обычно с дружинным сословием, значительно отличается от обрядов славян или балтов, отмечаемых в предшествующий период. Господствующей формой погребального памятника становится обычный полусферический курган, а формой обряда – трупосожжение. Древнерусские курганы близки «большим курганам» Скандинавии. Так для Руси и Скандинавии встречается захоронение в ладье, характерно использование в обряде погребения оружия и пиршественной посуды, а также осуществление жертвоприношения (козла или барана, реже людей). Обстановка погребального обряда напоминает исследователям следование совершавшими ритуал представлениям о Вальхалле, загробном чертоге Одина, где тот принимал избранных героев – ярлов и конунгов, павших в битве. Такие представления приобретают особый смысл, принимая во внимание то, что правитель являлся не только гарантом права и благополучия своей страны, но был также гарантом мирового порядка, традиционных устоев, включая мир сверхъестественного. Один набирал дружину героев, которой предстояло сразиться с силами Хаоса, которые грозили повергнуть мир людей и богов. Смерть правителя, особенно в бою, усиливала эту дружину. Поэтому погребальный обряд воспроизводил загробную жизнь в Вальхалле[151].

В последнее время выдвинуто предположение, что погребенные в курганах с наиболее богатым инвентарем, обнаруживаемые в различных уголках Восточной Европы, связаны между собой не только в «этнокультурном» отношении, но и генеалогически. В то же время древнерусские монументальные погребальные памятники по обряду близки «большим курганам» Скандинавии[152]. В них могли быть захоронены представители единого княжеского рода. Тем не менее летописи совершенно ясно дают понять, что верховный правитель с 80-х гг. X в. находился в Киеве.

Древнерусская раннеисторическая традиция, как и скандинавские источники, касаясь описания деяний первых правителей, особое внимание уделяют обстоятельствам их смерти и месту погребения. Относительно смерти Олега существуют различные версии. Нестор приводит знаменитую легенду о гибели киевского князя от укуса змеи в 912 г., могилу его составитель летописи знал еще в начале XII в. в Киеве на горе Щековице[153]. Составитель Новгородской Первой летописи младшего извода не обладал точными данными обстоятельств смерти Олега и привел сразу две версии. По одной князь закончил свою жизнь в Ладоге, где находится и его могила. По другой Олег ушел за море, где его «уклюну змиа в ногу»[154]. Обе версии помещены под 922 годом. Противоречия с местом смерти Олега могут быть связаны с критикой источников. Однако российскими историками предположено существование двух могил Олега одной реальной, другой символической. Погребение в Киеве и Ладоге позволяет наметить умозрительную государствообразующую ось экономическое содержание которой составил транзитный Балтийско-Днепровско-Черноморский путь – «путь и варяг в греки». Реальная или символическая могила в Ладоге может говорить о сохранении ее идеологического значения, как первого стольного города, позднее к середине X в. это значение перейдет к Новгороду. В целом различные предания о смерти Олега позволяют сделать вывод о складывании двухцентровой системы Древнерусского государства[155]. Последующие события (например, крещение Руси) подкрепляют этот вывод.

Представленная Новгородской летописью гибель Олега в 922 г. где-то за морем хорошо согласуется с данными так называемого Кембриджского документа, что позволило некоторым историкам полностью принять на веру данные этого в общем-то темного источника и пересмотреть хронологию Повести временных лет.

Кембриджским документом принято называть источник, как и Киевское письмо происходящий из Каирской генизы – хранилища старых рукописей при синагоге. В 1912 г. его обнаружил в библиотеке Кембриджского университета американский ученый С. Шехтер. Большинство исследователей считает Кембриджский документ подлинным источником X в.[156] В рассматриваемом источнике упоминается некий «царь Руси» Х-л-гу, который во время правления в Византии Романа I Лакапина (920-944 гг.) захватил хазарский город Самкерц (будущая Тмутаракань). Автор Кембриджского документа (как предполагают, это был крымский еврей или хазарин, бежавший в Византию после гибели Хазарского каганата) обвиняет греческого императора в подстрекательстве Х-л-гу в агрессии против Хазарии. Хазарскому полководцу, если верить анонимному автору рассматриваемого источника, удалось после четырехмесячной войны одолеть правителя русов и отобрать награбленное в Самкерце. Побежденный Х-л-гу дал обязательство воевать против Византии, но вновь был разбит на этот раз греками. И, как отмечает источник, устыдясь возвращаться в свою землю, отправился морем в П-р-с (Персию?), где и погиб вместе с остатками войска. «И так, - завершает свой рассказ автор Кембриджского документа, - попали русы под власть хазар»[157].

Имя Х-л-гу чрезвычайно напоминает имя Олег, что дало основание ряду исследователей прямо отождествить Х-л-гу Кембриджского документа и князя Олега русских летописей. Этому способствовали условность летописной хронологии, отсутствие событий в летописи, касающихся первых тридцати лет правления Игоря, а также некоторое определенные аналогии в деятельности первого правителя Древнерусского государства и «царя русов» с поправкой на тенденциозность «прохазарского» автора. Те же соображения вызвали целый ряд других предположений, а именно то, что Х-л-гу – это либо второе имя Игоря, либо предводитель, зависимый от Игоря, либо независимый от Киева князь, либо другой князь с именем Олег, правивший на Руси между Олегом «Вещим» и Игорем Старым[158]. Наиболее непротиворечивым можно признать мнение о Х-л-гу-Олеге, как о представителе правящего в Киеве княжеского рода[159]. В свое время Г.В. Вернадский предположил, что Олег Кембриджского документа был сыном Игоря и Ольги, мужем Предславы, упомянутой в русско-византийском договоре 944 г.[160] Особая связь Тмутаракани (Самкерца с Черниговом, а также специфика дружинных древностей Черниговщины дали возможность предположить черниговское происхождение Х-л-гу-Олега[161].

Соглашение с греками привело к военной акции русов против хазаров. Показательно, что после получения известия о нападении на Самкерц хазарский полководец воюет не против Руси, а в византийских владениях в Крыму. Совершенно фантастически выглядит при этом утверждение о попадании Руси в зависимость от Хазарии. Поражение одного из русских князей, видимо, располагавшего не очень значительными силами, не могло иметь таких последствий. Возможно, в данном случае речь идет о подчинении хазаром только русов – воинов Олега[162]. Таким образом, Кембриджский документ даёт дополнительные данные для первых лет Древнерусского государства и не позволяет радикально пересмотреть раннюю историю восточных славян.

В правление Олега, называемого летописью Вещим, несомненно, можно говорить о существовании Древнерусского государства. Но государство это было еще незрелым. Русь далеко не была единым политическим организмом: сохранялись местные князья, чуждые правящей в Киеве династии. Возможно, существованием таких переходных социально-политических структур, как племенные княжения, можно объяснить существование архаического по происхождению института полюдья[163]. В Древнерусском государстве конца IX первой половины X в. еще не была создана система налогообложения, соответствующая новому уровню. Но неуклонно действовали интеграционные факторы – субъективные в лице обосновавшейся в Киеве династии скандинавских князей, очень скоро превратившихся в древнерусских, и объективные – этнические, экономические, внешнеполитические. Происходит дальнейшая эволюция института верховной власти, делом будущего остается окончательное оформление территории государства, формированием древнерусской народности завершатся процессы этнической консолидации, начатые благодаря объединению территории, осваиваемой восточными славянами. Глобальные перемены в жизни восточнославянского общества не могли не повлиять на идеологическую сферу, даже на мировоззрение людей. Важной вехой в этом стало принятие христианства.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.008 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал