ПРОВИНЦИЙ 2 страница

Таким образом, развитие товарных отношений в отдельные периоды и в отдельных районах античного мира могло, как это видно на примере Римской Африки, принимать {35} формы, сходные с теми, которые были характерны для перехода от феодализма к капитализму. Нельзя вместе с тем не видеть и коренного различия между процессами развития товарных отношений в указанные два периода. Характерно, что это различие особенно явно выступает не на ранних стадиях развития товарного производства, когда товарные отношения обеих эпох во многом аналогичны по своему характеру, но на его более высокой ступени. В период генезиса капитализма расширение торговли за пределы узких местных рынков неразрывно связано с развитием общественного разделения труда, обусловленного в конечном счете развитием производительных сил.

В африканских провинциях Поздней империи специализация сельскохозяйственного производства не была закономерным результатом определенного уровня развития производительных сил, но порождалась сочетанием разнородных географических и политических факторов. Поэтому те формы товарных отношений, которые были связаны с торговлей продуктами африканского земледелия, не стали господствующими в экономике провинций, но продолжали сосуществовать с более примитивными формами обмена и с натуральным хозяйством. Это был, так сказать, спорадический случай товарного производства в условиях общества, экономический строй которого не содержал предпосылок для сколько-нибудь широкого развития общественного разделения труда и связанных с ним процессов образования внутреннего рынка 59.

Этими историческими рамками были обусловлены и некоторые специфические особенности товарно-денежных отношений в африканских провинциях. Мы имеем два интересных свидетельства источников относительно характера африканской торговли, которые, правда, восходят к более позднему времени: одно к периоду вандальского, другое — к периоду византийского господства в Северной Африке, но имеют в виду ту ситуацию, которая — в большей или меньшей степени — существовала и в IV — начале V в. Прокопий Кесарийский, говоря об источниках богатства ван-{36}далов, господствовавших в течение 95 лет в Африке, пишет, что поскольку Африка — «страна богатая и в высшей степени изобильная необходимыми продуктами, то денежные доходы, собранные от произведенных там благ, не тратились в других странах для покупки продуктов, но владельцы имений (ο τ χ ω ρ ί α κ ε κ τ ή μ ε ν ο ι) копили их...» 60. Арабский средневековый историк Ибн Абд эль Хаким рассказывает, будто во время завоевания Северной Африки арабами один арабский военачальник, захватив много денег, осведомился об их происхождении. Один из местных жителей показал ему оливковый плод и объяснил, что византийцы, у которых нет оливок, покупают оливковое масло у африканцев, давая за него деньги 61.

Таким образом, писатели различных эпох, характеризуя африканскую экономику, обращают внимание на значительную концентрацию денежных средств, обусловленную продажей земледельческих продуктов в другие страны. Иначе говоря, для Северной Африки позднеантичного и раннесредневекового времени было типичным значительное преобладание вывоза над ввозом. В этой торговле, которую Бриссон называет «странной» 62, на самом деле нет ничего удивительного: ее особенности целиком определялись экономическими условиями изучаемой исторической эпохи. Интенсивная торговля хлебом и оливковым маслом, которую вели африканские землевладельцы, была лишь характерным для начального периода товарного обращения превращением в деньги избытка потребительных стоимостей 63. Товаропроизводитель не выступал с той неизбежностью, с какой это имеет место при капитализме, как покупатель товаров. В этом выражался крайне низкий уровень развития общественного разделения труда. Африканский землевладелец получал многие продукты, а нередко также и ремесленные изделия, необходимые для его личного потребления в собственном хозяйстве 64. Иначе говоря, его {37} хозяйство оставалось в основе своей натуральным. Обращение денежной выручки на расширение или улучшение производства в условиях низкой агрономической техники не могло иметь широкого применения. Для поздней Римской Африки характерен рост числа заброшенных и необрабатываемых земель, что, очевидно, было связано с невыгодностью затрат на улучшение участков, худших по качеству почвы 65. Более или менее крупный собственник расходовал свои деньги преимущественно на предметы роскоши, строительство вилл и городских домов, либо на украшение города. Богатство частных и общественных зданий, остатки которых рассеяны по всей территории Римской Африки, говорит о значительной величине этих затрат. Остальная часть денежного дохода шла на образование сокровищ, т. е. принимала форму, совершенно естественную для тех условий, при которых золото и серебро являются, по выражению Маркса, «общественным выражением избытка, или богатства» 66.

Значительная роль товарно-денежных отношений и производства на рынок в экономике Римской Африки способствовала широкому развитию ростовщичества. Ростовщики (studentes fenori) составляли особую официально признанную категорию дельцов и как таковые должны были платить специальный налог (aurum lustrale) 67. Произведения церковной литературы IV—V вв. и акты африканских соборов свидетельствуют о том, что ростовщический капитал глубоко проник во все поры африканского общества. В частности, несмотря на многократные запреты, ростовщичество широко практиковали прелаты и клирики ортодоксальной церкви 68. В условиях накопления денег различными категориями земельных собственников и узких возможностей их производительного использования широ-{38}кое распространение ростовщического капитала было совершенно естественным явлением. В. И. Ленин, специально исследовавший вопрос о роли ростовщического капитала при преобладании натурального хозяйства, писал, что «необходимой принадлежностью мелких местных рынков... являются... примитивные формы торгового и ростовщического капитала». Преобладание натурального хозяйства порождает редкость и дороговизну денег, благодаря чему «зависимость крестьян от владельцев денег приобретает неизбежно форму кабалы» 69. С аналогичными явлениями мы встречаемся в поздней Римской Африке. По сообщениям Оптата и Августина, во время восстаний сельского населения особой опасности подвергались землевладельцы (possessores) и кредиторы, причем восставшие в первую очередь стремились уничтожить долговые расписки 70. Эта направленность восстаний нумидийских колонов наглядно свидетельствует о широкой распространенности долговой кабалы в африканской деревне.

Развитие торговли сельскохозяйственными продуктами и таких сопутствующих ей явлений, как ростовщичество и долговая кабала, неизбежно должно было оказывать разлагающее влияние на различные слои и группы африканского общества. Оно усиливало процессы имущественной дифференциации слоя средних землевладельцев, связанных с городской формой собственности, ухудшало экономическое положение мелких зависимых владельцев. Эксплуатация различных групп трудящегося сельского населения должна была принимать здесь особенно острые формы, поскольку для нее существовал такой стимул, как возможность выгодной продажи земледельческих продуктов. Все эти обстоятельства объясняют в какой-то мере остроту социальных противоречий в африканских провинциях Поздней империи и, в частности, развернувшуюся здесь борьбу трудящихся масс против владельцев земли и денег. {39}

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГОРОДА

В современных исследованиях события периода политического и социального кризиса второй половины III в. и установление домината расцениваются чаще всего как переломный пункт в истории африканских городов, положивший конец их «процветанию», их поступательному развитию и ознаменовавший начало упадка городской жизни — упадка, характерного для всего периода Поздней империи. «В конце III в., — писал Тутен, — муниципальный режим в Африке был мертв, муниципальная жизнь со времени тетрархии находится в полном упадке» 1. На том же тезисе о полном упадке городской жизни в период Поздней империи, об отсутствии каких-либо признаков экономического оживления в африканских городах настаивает и Хейвуд — автор статьи об Африке в ESAR 2.

Следует отметить, что в работах, основанных на детальном исследовании эпиграфического материала, относящегося к IV—V вв., мы не встретим столь крайних выводов. Так, в статье Ван Сикла показан сравнительно широкий размах строительной деятельности в африканских городах в период правления Диоклетиана 3. Автор наиболее обстоятельной работы о поздней Римской Африке Уормингтон приходит к выводу, что действительный кризис африканских городов наступил лишь в конце IV в. (после смерти Грациана). До этого времени, по его мнению, класс куриалов сохранялся и представлял собой зажиточный слой общества 4. {40}

Археологические и эпиграфические данные, относящиеся к различным городам поздней Римской Африки, показывают преувеличенность распространенного представления, что для времени Поздней империи характерен повсеместный упадок и регресс городов. Так, мы знаем о сравнительно интенсивной строительной деятельности в африканских городах, начиная с конца III в. и в особенности в 60—70-х годах IV в. Правда, городское строительство в этот период было по своим масштабам несравненно более скромным, чем во II — первой половине III в., когда в основном сформировались архитектурные ансамбли большинства африканских городов. Однако оно значительно превышало размеры строительной деятельности в первый век империи.

Для периода до 117 г. н. э., т. е. до времени правления Адриана, Тутен смог насчитать только девять строительных надписей. Уормингтон насчитывает на территории лишь Проконсульской Африки, значительно меньшей, чем провинция I в., свыше ста строительных надписей, относящихся к 284—429 гг. 5 Между тем первый век империи обычно считается периодом, благоприятным для развития африканских городов 6.

Строительная деятельность в поздней Римской Африке отличалась некоторыми особенностями по сравнению со строительством времени Ранней империи. В ходе событий кризиса III в. общественным зданиям и хозяйственным сооружениям ряда городов был нанесен значительный ущерб; сколько-нибудь значительные ремонтные работы в этот период вряд ли были возможны. Поэтому в городском строительстве конца III—IV вв. важное место занимает восстановление разрушенных или обветшавших зданий и ирригационных систем. Наибольший размах восстановительные работы приняли при Диоклетиане, когда был, в частности, целиком восстановлен город Рапидум, разрушенный во время войн с берберскими племенами 7; осуществлялись {41} они и позднее. Восстанавливались храмы 8, городские курии и другие общественные здания 9, архитектурные детали форумов 10, акведуки, бассейны и другие ирригационные сооружения 11, термы 12, театры 13 и даже целые городские кварталы 14.

Невозможно, однако, согласиться с утверждением, встречающимся в некоторых специальных работах, что строительная деятельность в поздней Римской Африке ограничивалась почти исключительно восстановлением старых зданий II—III вв. 15 Этот вывод верен лишь по отношению ко времени правления Диоклетиана, когда города, естественно, стремились в первую очередь залечить раны, нанесенные им войнами второй половины III в. 16 Для более позднего периода сохранилось немало эпиграфических и археологических данных о возведении новых значительных по размерам зданий общественного назначения в городах. В Карфагене имеется много остатков зданий, датируемых первой половиной IV в. 17 Новые здания строились в этот период и в некоторых других городах 18, однако наиболее широкие размеры строительство приняло в 60— 80-х годах IV в. Новые термы были построены в Тугге, Thuburbo Maius (летние и зимние), Tubernuc, Цезарее и не-{42}которых других городах 19. Имеются данные о строительстве в ряде городов гражданских базилик, триумфальных арок, портиков, торговых зданий и т. д. и т. п. 20

Археологические данные позволяют говорить о значительном росте некоторых африканских городов в IV в. Интересен пример нумидийского города Куикуля. С конца III в. здесь начинаются активные реставрационные работы: чинятся мостовые, сооружается сточный коллектор, восстанавливается акведук, реставрируются многие здания II в. Впоследствии город значительно расширился к югу, заняв целый ранее не заселенный холм. Возникает новый торговый квартал 21. В старой части города также воздвигается много новых домов 22. В 60-х годах IV в. строится здание для торговли одеждой (basilica vestiaria — CIL, VIII, 20156), а на месте развалин храма Фругифера воздвигается большая гражданская (судебная) базилика (АЕр, 1949, № 107). В позднеримский период в Куикуле было построено не менее трех христианских церквей, причем одна из них, законченная в начале V в., была исключительно обширна по своим размерам и имела пять нефов 23.

Пример Куикуля — не исключение. Так, в IV — начале V в. сильно вырос небольшой город и порт Цезарейской Мавретании — Типаса. По археологическим данным, город значительно расширился за пределы городских стен, построенных в конце III или в начале IV в. 24 В IV в. была построена базилика, по словам одного французского археолога, «наиболее обширное христианское здание античного Алжира». Некоторые постройки IV в. поражают своими размерами, не уступающими наиболее крупным зданиям II — начала III в. Таков, например, Капитолий, заново отстроенный в Тамугади в 60-х годах (длина портика этого {43} здания достигает 62 м) 25, громадная церковь конца IV в. в Тевесте 26.

Следует отметить, что строительная деятельность, восстановление и строительство городских общественных зданий не ограничивались ни какими-либо определенными районами, ни отдельными наиболее крупными городами. Больше всего строительных надписей конца III, IV и начала V в. происходит из Проконсульской провинции, несколько меньше из Нумидии, затем следуют Бизацена и обе Мавретании 27. Эти количественные отношения соответствуют исторически сложившемуся распределению городов между различными районами Римской Африки.

Внешние черты быта и культурной жизни африканского города IV в., какими они предстают в надписях и свидетельствах церковных писателей, также не позволяют усмотреть признаков серьезного упадка. Театральные и цирковые представления — по-прежнему повседневное явление в жизни городского населения 28, несмотря на ожесточенную агитацию, которую ведет против них христианская церковь. Дети куриалов обучаются греческому языку и красноречию 29. Не только в Карфагене, но и в небольших городах вроде Тагасты и Мадавра функционируют риторские школы 30. Судя по религиозно-полемическим произведениям Августина, писатели «золотого века» римской литературы пользуются широкой известностью. В больших городах развивают активную деятельность различные философские школы, развертываются бурные философские диспуты. В таких диспутах принимал горячее участие молодой Августин — сын небогатого гражданина Тагасты 31.

Мы можем констатировать для IV в. не только сохранение внешних форм городской жизни, но и известный рост африканских городов. Для суждения о предпосылках этого развития обратимся к сообщаемым надписями сведениям об источниках финансирования строительных работ. {44}

Во II—III вв. строительство общественных зданий осуществлялось в большинстве случаев по решению декурионов на городские средства (decreto decurionum pecunia publica или sumptu publico), а также за счет различных ассоциаций или коллегий граждан. Строительство на частные средства отдельных куриалов в этот период также имело место, но не преобладало 32. Иная картина наблюдается в поздней Римской Африке. Строительство только на городской счет становится теперь исключением 33. Большинство известных нам городских сооружений, построенных с конца III по начало V в., возведено на средства муниципальных должностных лиц: кураторов, пожизненных жрецов императорского культа (flamines perpetui), дуумвиров, а также отдельных состоятельных куриалов. Курия как коллектив редко выступает в качестве инициатора строительства: чаще инициатива принадлежит лицу, финансировавшему строительные работы, либо правителю провинции 34. Указанные особенности в финансировании городского строительства прослеживаются на протяжении всего изучаемого {45} периода в различных районах Римской Африки. Так, надписи, фиксирующие строительство за счет куратора, известны для городов Проконсульской провинции, например для Карфагена (АЕр, 1955, № 55), Тугги (ILT, 1500); Zattara (CIL, VIII, 17268 = 5178) и др.; Нумидии: Тамугади (CIL, VIII, 2388; ср. RAfr., 1913, стр. 163 сл.), Каламы (CIL, VIII, 5335; 5341), Ламбесиса (CIL, VIII, 18328), Мадавра (ILAl, I, 2107; 2108), а также для Мавретании (Albulae — CIL, VIII, 21665: curator et dispunctor rei publicae). В Тугге (Проконсульская провинция) на средства одного из «пожизненных фламинов» был восстановлен водопровод (CIL, VIII, 26568) и осуществлено строительство какого-то общественного здания за счет дуумвира Напоция Феликса Антониана (CIL, VIII, 26569). Сооружения, воздвигнутые на средства flamines perpetui, известны также для Chardimau (Проконсульская провинция — CIL, VIII, 14728); Curubis (там же — CIL, VIII, 24104), Куикуля (Нумидия — АЕр, 1946, № 107). В Сатафе (Ситифенская Мавретания) неизвестным нам лицом (надпись не сохранилась полностью) были построены термы и восстановлена после пожара мастерская (fabrica — CIL, VIII, 20267). В Куикуле на средства vir clarissimus Рутилия Сатурнина, очевидно, занимавшего какую-то муниципальную должность (... pro editione muneris debiti), была построена базилика для торговли одеждой (CIL, VIII, 20156; ср. 8324). Гражданин Thuburbo Maius Габиний Сальвиан, patronus almae Karthaginis, построил в своем родном городе в конце IV или начале V в. зимние термы (ILAf, 276). В Vina (Проконсульская провинция) бывший куратор rei publicae Покагуппин украсил термы (ILAf, 321).

В некоторых случаях издержки частных лиц на строительство общественных сооружений достигали, по-видимому, весьма значительных размеров. Например, в 323 г. в муниципии Thubursicum Numidarum некий Ноний Марцелл Геркулий, очевидно, богатый куриал, не занимавший определенных должностей в городе, восстановил на свои средства разрушенный во время внутренних войн III — начала IV в. городской квартал, термы и другие разрушенные здания (CIL, VIII, 4878). Надпись из Thuburbo Maius (Проконсульская провинция) посвящена «преданнейшему гражданину» Сальвиану за его заслуги перед городом, в частности за строительство на собственный счет зим-{46}них терм (ILAf, 276). В ряде случаев строительство финансировалось совместно куратором и городом (curator rei publicae cum ordine), например в Thuburbo Maius (Проконсульская провинция — ILAf, 273 и 275). Mustis (ILT, 1538), Мадавре (ILAl, I, 2102 — cur. rei р. cum ordine splendido et universo populo), Мактаре (АЕр, 1955, № 51 и 52) 35.

Весьма интересный материал для характеристики внутренней жизни африканских городов в IV в. содержат надписи в честь отдельных магистратов. Они показывают, что представители экономически наиболее сильных городских семей, занимавшие различные почетные должности в муниципиях, довольно активно участвовали в жизни своих городов, выполняя разного рода литургии и пополняя из своих средств городские кассы. В городе Saradi (Проконсульская провинция) ordo et populus поставили надпись в честь куратора Марка Валерия Целиана за проявленную им заботу о республике и народе в условиях скудости городской казны (in fisci penuria) (ILAf, 210). Сохранился ряд подобных надписей из Leptis Magna. В одной из них восхваляется любовь к своей родине и согражданам римского всадника, куратора Луция Домиция Юста Эмилиана (IRT, 561). Другая поставлена в честь одного из flamines perpetui, имя которого не сохранилось (IRT, 581). В одной из надписей говорится об услугах, которые оказывал родине и согражданам flamen perpetuus, жрец и дуумвир Вибий Аниан Геминий, об устройстве им различных развлечений (voluptates — IRT, 578). В четырех надписях из Leptis Magna прославляются заслуги представителей семейства Гераклиев, отправлявших различные почетные культовые и административные должности в городе и провинции Триполитании и обладавших достоинством римских всадников. Один из них, Тит Флавий Фронтин Гераклий, augur, sacerdos Laurentium Labitantium, устраивал на свои средства различные развлечения (IRT, 564). Другой член этой семьи дуумвир, sacerdos provinciae Tripolitaniae, flamen perpetuus, куратор, sacerdos Laurentium Labitantium, sacerdos Matris Deum, praefectus omnium sacrorum — Тит Флавий Вибиан — также устраивал публичные игры, {47} для которых доставил 10 «ливийских зверей», и оказывал другие благодеяния своим согражданам (IRT, 567 и 568).

Приведенные данные позволяют более конкретно поставить вопрос о природе известной интенсификации городской жизни в поздней Римской Африке. В основе этой интенсификации лежало не укрепление экономического положения основной массы городского населения или муниципальной организации в целом, но главным образом литургическая деятельность городских магистратов.

Внешние признаки городской жизни: количество строительных работ, степень развития литургий и т. п., являются лишь косвенным отражением тех внутренних социальных отношений, которые определяли существование античного города 36. Поэтому вопрос о «подъеме» или «упадке» городов не может быть решен только на основании такого рода данных. Решающее значение для выяснения подлинного состояния городов и тенденций их развития имеет исследование той совокупности социально-экономических явлений, которая характеризует городскую жизнь в данный исторический период.

Изучение социальных отношений в городах чрезвычайно затруднено из-за ограниченности данных источников. Эпиграфический и юридический материал содержит лишь весьма косвенные сведения, с другой стороны, мы не располагаем для африканских городов таким богатым литературным источником, каким являются, например, для Антиохии того же периода речи Либания.

Некоторый материал для характеристики внутренних отношений в городах дают произведения Августина, в особенности его «Проповеди» (Sermones). Sermones относятся к периоду епископской деятельности Августина в Гиппоне-Регии (395—430). Будучи проповедями, произносившимися епископом в городских церквах, они, в отличие от других произведений Августина, обращены непосредственно к широкой массе верующих горожан. Значительное место {48} в проповедях занимают проблемы христианской этики и морали; необходимые для иллюстрации выдвигаемых им тезисов примеры Августин, естественно, черпает из условий жизни своей аудитории. Так, осуждая стяжательство, любовь к мирским благам, он в ряде случаев объясняет, в чем именно проявляются эти греховные качества у его паствы. Проповедуя любовь к ближним, он указывает, в каких поступках должна выражаться эта любовь у граждан его города и, таким образом, неизбежно затрагивает вопрос о взаимоотношениях различных групп городского населения. Важное значение имеет в этой связи то обстоятельство, что большинство жителей Гиппона были в данный период христианами 37. Поэтому примеры, приводимые Августином, нельзя считать относящимися лишь к какой-то незначительной части населения города.

Необходимо вместе с тем учитывать ограниченность и односторонность такого рода данных «Проповедей». Во-первых, социальные отношения в городе отнюдь не находятся в центре внимания Августина, но лишь используются им главным образом как иллюстративный материал при толковании тех или иных мест священного писания. Далее, в «Проповедях» в полной мере сказываются социально-политические позиции этого крупнейшего христианского писателя поздней античности: признание им законности и справедливости существующего общественного строя. Будучи далек от осуждения социального и имущественного неравенства как такового, Августин выступал лишь против эксцессов во взаимоотношениях между «сильными» и «слабыми», рекомендовал богачам не притеснять бедняков, но заботиться о них через посредство церкви, а бедняков призывал не завидовать богачам, проявлять терпение и кротость. Подобные высказывания в какой-то мере отражают реальную картину внутренних отношений в городах, но в то же время они свидетельствуют о стремлении Августина принизить значение социальных противоречий внутри христианской общины, свести их к чисто этическим проблемам. Понятно, что эта тенденция оказывала определенное влияние и на самый характер трактовки этих противоречий. Осуждая насилия и несправедливости, совершаемые «сильными», Августин совершенно не склонен {49} связывать их с социальным положением «неправедных людей», рассматривать эти явления как типичные для взаимоотношений определенных общественных групп. Он избегает в своих проповедях каких-либо высказываний, способных возбудить в его пастве чувство протеста против власти «сильных», будь то власть императора, городских магистратов или patris familias; для него беспрекословное подчинение установленной власти — одна из важнейших христианских добродетелей 38.

Указанные особенности «Проповедей» придают рассуждениям Августина о жизни и стремлениях его паствы крайне абстрактный характер. Наиболее острый в жизни городов Поздней империи вопрос о налогах и их неравномерном распределении, подробно трактуемый и языческими и христианскими авторами (например, Сальвианом Марсельским), не находит в «Проповедях» никакого отражения. У Августина часто трудно отличить упоминания о действительных фактах городской жизни от чисто умозрительных дидактических примеров. Все же мы можем опираться на некоторые данные «Проповедей». Частое упоминание Августином одних и тех же явлений, сообщаемые им иногда конкретные факты, наконец, характерная для «Проповедей» социально-экономическая терминология — все это позволяет в какой-то мере воссоздать некоторые черты внутренних отношений в одном из африканских городов.

Отметим прежде всего, что городское население резко разделяется в представлении Августина на две группы: имущих людей и бедняков. Бедняки — это те, кто «не имеют денег, с трудом находят ежедневное пропитание, так нуждаются в помощи других и в милосердии, что не стыдятся даже просить милостыню» (Serm. 14, 1, 1). Призыв к милосердию, к раздачам в пользу бедных оставляет, пожалуй, наиболее распространенный мотив в «Проповедях» 39. Дарения в пользу церкви — это одно из проявлений милосердия к беднякам. Августин подчеркивает, что владения церкви служат для помощи бедным. «У церкви не хватает денег для всех просящих и нуждающихся» (Serm. 355, 4, 5). Бедняк — это, как правило, гражданин города. Призывая к христианскому милосердию, Августин особенно наста-{50}ивает на необходимости оказывать помощь своим согражданам (liceat vobis humana charitate diligere cives vestros — Serm. 349, 2, 2; ср. Serm. 108, 7, 7). Бедняк — это плебей, средний, рядовой человек (plebeius, mediocris, gregalis), иногда он обладатель небольшого, с трудом нажитого имущества (пекулия), на которое покушается богатый сосед (Serm. 107, 8, 9; 108, 7, 7). Однако чаще всего бедняки, о которых говорит Августин, — это совершенно неимущие люди, целиком зависящие от частной или церковной благотворительности. Положение свободных бедняков нередко хуже, чем положение рабов (nonne videmus multos servientes non egentes et liberos mendicantes? — Serm. 159, 4, 5).

Sermones Августина свидетельствуют о наличии в африканских городах конца IV — начала V в. многочисленного слоя неимущего плебса, живущего в значительной мере за счет раздач. Характерно, что в этих раздачах иногда были вынуждены участвовать не только богатые горожане и церковь, но и само императорское правительство. К середине IV в. значительная часть африканских христиан примкнула к оппозиционной императорской власти донатистской церкви. С целью ликвидации церковного раскола и подрыва влияния донатизма император Констант направил в 347 г. в Африку специальную миссию, в программу действий которой входила массовая раздача денег бедным христианам 40. Очевидно, правительству приходилось считаться с политическими настроениями африканского плебса.

Что же представляет собой в социальном отношении имущий слой городского населения? Почти во всех тех случаях, когда Августин говорит о греховной любви к мирским благам либо прибегает к аллегории, выражающей понятия владения или приобретения, он упоминает виллу 41. Слушатель Августина — владелец виллы, он, по мнению проповедника, или излишне дорожит своей виллой, или жаждет приобрести еще лучшую. «Если скажут тебе, — упрекает его Августин, — продай свою виллу, ты содрогнешься как бы от ругательства, сочтешь, что тебе сделана несправедливость» (Serm. 32, 21, 21). {51}

Вилла, по определению Августина, — это скромная по размерам небольшая земля (... modicam terram habes, id est villam — Serm. 345, 2). Владелец виллы — небогатый человек, он часто ведет трудную, полную испытаний жизнь (ibidem). Однако обладание виллой доступно далеко не всем жителям городов, чьи доходы связаны с сельским хозяйством. В 356-й проповеди Августин рассказывает об имущественном положении клириков гиппонской церкви — граждан Гиппона-Регия и других городов. Некоторые из них — диаконы Валент, Север, племянник Августина субдиакон Патриций — собственники небольших земельных участков (agelli). Диакон Гераклий, происходящий из более богатой семьи, купил виллу, но для этого он вынужден был занять значительную сумму, так что весь доход с урожая уходил на уплату долга. Остальные клирики — бедняки, не имеющие никакого имущества (Serm. 356, 3; 5; 7; 8).

Интересно, что Августин очень редко употребляет в Sermones понятие «имение», fundus. При этом лишь один раз fundus упоминается в том же смысле, что villa, т. е. как элемент мирского благополучия, которым дорожат слушатели Августина (Serm. 29, 4, 5). В других случаях речь идет о вызывающих зависть имениях богатых людей («часто переходим дорогу и видим приятные и плодородные имения» — Serm. 113, 6, 6) о статуях богов в имениях язычников (Serm. 62, 11, 17) или же об имениях церкви (Serm. 356, 15). В то же время в других произведениях Августина довольно часто упоминаются различные fundi, принадлежащие к его епархии либо связанные с какими-либо эпизодами религиозной борьбы. Очевидно, редкое использование этого термина в Sermones объясняется тем, что положение собственника имения (dominus fundi) не было типичным для той социальной среды, к которой обращался в данном случае Августин.