Глава 11. В пластиковой раме беззвучно мигающих часов ослепительно сверкают красные цифры

В пластиковой раме беззвучно мигающих часов ослепительно сверкают красные цифры. Я проверяю вестибюль отеля, сотрудница за стойкой узнала меня по предыдущим визитам. Не обращаю на это внимания и снимаю номер самостоятельно.

Она улыбнулась и принимает меня, как если бы я была нормальным клиентом. А не женщиной, которая наведывается сюда каждую неделю. Которая находит удовлетворение в прикосновениях Незнакомца. И позволяет делать с ней всё, что он пожелает, лишь бы ощутить реальность снова. Чтобы почувствовать, будто она снова может быть этой женщиной.

Я перестала скрещивать ноги и снимаю сумку с локтя. Больше нет смысла в том, чтобы прятать её в машине. Неуклюже прислоняюсь к прикроватной тумбочке. Пристально смотрю на дверь, слух навострен, и в воздухе так звенит, чтобы услышать шаги.

Я пришла пораньше. Сейчас без пятнадцати восемь, и когда появляюсь, обычно он уже на месте. Он проинструктировал меня о том, чтобы я приходила точно в назначенное время, не раньше, так что это уже будет… интересно.

Карта проводится по электронному слоту и замок отпирается. Это он. Я опускаю голову к груди и прикрываю глаза, чтобы не смотреть, как он входит внутрь. Я через весь номер могу чувствовать его присутствие. Нас разделяет десять или около того шагов, кажущихся пропастью, наполненной бурлящей пенящейся водой. Я могу видеть лишь носки его начищенных туфель.

– Ты рано, – говорит он, пытаясь обыграть ситуацию.

Хотя могу сказать – может это только из-за Джеймса – что он слегка вздрогнул, увидев меня. Веду игру. Моя голова повернута в сторону, глаза закрыты рукой. Я уверена, что он ещё не в маске.

Я имитирую стыд и заикание:

– П-простите, сэр. Я приехала раньше и не хотела ждать в машине. Становилось все холоднее. К тому же, я приняла меры, чтобы не раскрыть вашу личность.

Он шумно вздыхает и задерживает дыхание будто бы на вечность. Рука дрожит, лоб липкий от пота. Я вытаскиваю прядь волос, зажатую между пальцами и кожей головы. Это сильно раздражает.

– Я понимаю. Такое больше не должно повториться. – какое-то время он роется в своей сумке, и пока я думаю, чем он занят, то слышу голос. – Можешь опустить руку.

Кладу руку на колени и поднимаю взгляд. Джеймс стоит передо мной, а верхнюю часть его лица закрывает маска. Через маленькие прорези я вижу его глаза. Они цвета стали и смотрят настороженно. Даже сейчас от него исходит совершенно иная энергетика, но это лишь нюанс. Это Джеймс, и всегда был он.

И вот что сбивает с толку. Я вроде как не хотела знать.

Он пересекает ревущую пропасть, как будто её не существует вовсе, и кладёт свои руки мне на плечи. Я смотрю на него, размышляя о нашей последней встрече, когда он всё ещё был анонимной фигурой. Смотрю на него в ожидании.

– Ты готова угодить своему Господину?

– Всегда, – отвечаю я утвердительно.

Рукой он скользит вверх по моему плечу, гладит шею и переходит к щеке. Большим пальцем он надавливает на подбородок и наклоняет мое лицо к своей промежности.

– Хорошо. Расстегни его.

Разбираюсь с застежкой, и вытаскиваю ремень из широких брюк. Тот же ремень и те же самые брюки, что были тогда на Джеймсе. Должна была знать. Но я никогда не изучала его одежду так близко… изучала ли? Я была слишком отвлечена тем, что скрыто под ней. Всем остальным остаётся анализ, ломание головы и оценочные суждения в вопросе, кто такой Джеймс Пирс, а я уже решила, кем он был до того, как встретила его.

Чувствую, как он твердеет. Расстегиваю молнию на брюках и опускаю их до колен с невероятной силой. Он практически теряет равновесие, но сразу твёрже упирается ногами.

– Попытайся не быть такой нетерпеливой, – говорит он.

Он насмехается надо мной?

Свободные боксеры. Я тяну их вниз до тех пор, пока не появляется член. Он выпрыгивает наружу и практически касается кончика моего носа. Смотрю на него, затем наверх.

– Чего ты ждешь? – спрашивает он. – Соси мой член.

– Да, сэр. Если вам кажется, что я заслужила такую честь.

– Что? – его голос становится громче, и мне кажется, что за маской, он приподнял брови. – Тебе нужно быть сегодня наказанной? Ты была исключительно гадкой последние пару ночей?

– О да, – подтверждаю я, и в чем-то это даже правда. – Очень гадкой.

– Тогда этого не произойдёт. Это предупреждение для хорошо ведущей себя женщины, а не для потаскухи, которая думает, что может получить его, когда захочет. Поднимайся.

Он говорит со мной как Незнакомец или как Джеймс? Сложно отметить разницу.

Мы стоим друг к другу лицом, я пытаюсь всмотреться в тени прорезей в маске, где должны быть глаза. Лишь когда он двигает головой определенным образом, ловя свет, мельком возникает пятнышко голубых глаз Джеймса. Мои руки дрожат, а сердце пытается ускользнуть к безопасности. В воздухе раздаётся гудение.

Я потею. Момент кажется незавершённым. Словно он растерял слова и не может их обнаружить. Хотя я знаю, что это не так. Мы уже играли в эту игру. Он готовит причину для наказания, которое затем воплотит в жизнь. После того, как мы проходим через удушение и шлепки, он трахает меня в качестве награды.

Я разрушаю зрительный контакт, прекращая смотреть на маску, и смотрю за его плечо на одно из окон.

– Стоит ли нам закрыть его? – Указываю пальцем.

Он смотрит через плечо и кивает.

– Да. Иди и сделай это.

Иду мимо него, чувствуя, как электризуются волосы на его руках от страстного желания. Закрываю шторы и проверяю, чтобы в этот раз не было никаких наблюдающих за нами шпионов с камерами.

Когда разворачиваюсь к нему, то рассеянно качаю головой.

– Господин?

– Да? – его голос резкий, как будто он разочарован.

Словно я не соблюдаю какие-то нормы. Обычно мне не нужно ничего, кроме освобождения и избавления, но сейчас я вроде как развлекаюсь.

Краснею от настоящего смущения. Это не притворство. До сегодняшней ночи я нуждалась в том, чтобы контроль был в его руках, даже если он думал наоборот.

Он кивает и манит меня ближе. Несмотря на зимний холод снаружи, в номере жара. Моя кожа покрывается потом и становится липкой. Он хватает меня за плечи и толкает на кровать. Я позволяю ему. Он рвёт мои брюки сверху вниз, разрывая их до середины ног, открывая мою задницу и заднюю часть бёдер. Не передать словами, насколько я ошеломлена.

Он возбужденно и взволнованно двигает руками вверх и вниз по моей коже. Реже трёт, чаще шлёпает. Ребром ладони он дотрагивается до места между ног, практически приподнимая меня. Ощущение беспомощности сражает меня, и я делаю долгий выдох, пока он дразнит меня. Клитор уже практически болит, но он безжалостен.

– Тебе нравится это? Вынуждать меня рвать твою одежду, чтобы заставить слушаться? – он тяжело дышит, но не от того, что измотан. Даже близко.

Его тяжелое дыхание вызвано тем же чувством, которым сейчас захвачена я. Восхитительная эйфория от невероятного предвкушения.

Стискиваю постельное белье и оглядываюсь через плечо.

– Да, сэр.

– Нет, ответ «нет»! – Он поднимает руку и шлёпает меня тыльной стороной ладони.

Дёргаюсь вперёд и лицом вдавливаюсь в подушку, чтобы не завыть. Я начинаю испытывать двойственность, но не могу позволить себе забыть, почему я здесь. Сейчас дело не во мне, а в нём. Мне нужно… его…

Он шлёпает меня снова и снова. Каждый удар его руки по моей обнаженной заднице подталкивает меня вперёд и оставляет жалящий возбуждающий тёплый след, как может делать только он. Он с глухим звуком падает на колени и начинает разрывать то, что осталось от брюк, создавая громкий звук трескающейся ткани. Он приподнимает мои колени, чтобы разодрать ткань до самых лодыжек, пока я не остаюсь совершенно голой, за исключением трусиков.

– Закрой глаза, не поднимай голову от подушки, – требует он.

Так и делаю, но не из-за его слов. А потому, что, только прикусывая подушку, я удерживаю себя от того, чтобы разрушить момент. От произнесения одного слова, которое остановит его. Остановит же?

Остановит ли его это слово? Я чувствую, как жесткий пластик маски трётся о мои ягодицы, когда он задевает мои бёдра и щипает губами. Его прикосновения заставляют меня трепетать. Холодный ветерок. Удушающий шторм. Что, если он проигнорирует его? Будет слишком распален, чтобы слушать?

Он не может. Он может быть демоническим, но не монстром.

«Немного подольше… Марси…», – говорю я себе. Это должен быть правильный момент.

Он приподнимается и снова шлёпает меня. Я стону в подушку и заглушаю вой. Он усмехается, смеётся мрачным смехом, что зарождается глубоко в горле, и расцветает чёрным цветком.

– Ещё пару шлепков и тогда, может, наденем кожаные ремни и перейдем к делу?

– Да, сэр. – Думаю, что это идеально.

Он шлепает меня снова, пока я не становлюсь уверенной, что моя задница красная и вся зудит. Не знаю, как он управляет такой силой, но я никогда не прогибалась под неё.

Толкает мои бёдра вниз, на кровать, и какое-то время удерживает руку на моей пояснице.

– Замри. Не двигайся.

Киваю в подушку, которую не выпускаю из рук. Он роется в своей сумке, и я слышу звон металлических звеньев. Кожаные ремни немного отличаются, но лишь тем, какой звук издают. Это удовлетворительное натяжение кожи.

– Развернись, – приказывает он.

Расслабляю пальцы с побелевшими костяшками, отпускаю подушку, и поворачиваюсь на спину. Пот приклеивает меня к простыне, и моя задница горит. Он берет одну из лодыжек и оборачивает вокруг неё ремень.

– Начнем с беспокойных частей.

Оттягивает мою ногу к ближайшему углу кровати и приковывает к столбику. Проделывает то же действие со всеми моими конечностями, пока я не оказываюсь растянутой. Беспомощной.

Вижу, как он стремительно раздевается, пристально смотря на моё тело, оставленное с минимальной способностью к движению. Обнажённым забирается на кровать.

Останавливается, когда его руки фиксируют мои бёдра, и шлёпает меня чуть ниже живота. Не по клитору, но в опасной от него близости. Я сжимаюсь, испуская стон, но лишь дёргаю все четыре цепи одновременно. Не утихающее эхо от ограничения движений останавливает меня от повторения, и внезапно на меня накатывает клаустрофобия.

Он медленно втягивает воздух.

– Ты такая распалённая. Должно быть, всё это делает тебя мокрой, не так ли?

– Да, – киваю я.

Он впивается во внутреннюю часть моих ног и рукой двигается вверх по одному бедру. Сейчас. Прямо сейчас, Марси. Мой внутренний голос кричит.

Но рот не слушается. Незнакомец разрывает контакт с моей талией и начинает двигаться, чтобы пронзить мою киску, отчего я легко взвизгиваю. Он рычит от удовольствия. Это единственное, к чему мы стремимся. Он задевает мой клитор.

– Медуза.

Он немедленно останавливается. Словно я замораживаю его в мгновение ока. Одна его рука всё ещё нависает над моей киской, вторая все так же удерживает меня снизу, но со значительно меньшим давлением. Его голос изменился, может быть от удивления.

– Что не так?

– Просто я... накрыло клаустрофобией, стало неуютно.

Он поднимается и немного ослабляет мои оковы, давая конечностям немного больше пространства для движения.

– Лучше?

– Думаю, да.

Он возвращается обратно, принимая позицию, в которой был ранее. Его руки скользят по складкам половых губ и разделяют их. Простыни промокли от меня, и понятия не имею, как могла бы не сделать этого. Такой эффект производят на меня скорее не шлепки и сковывание, а то, как он склонялся надо мной в течение последних десяти секунд. С какой лёгкостью я взяла над ним контроль. Заморозила его тело всего одним словом.

Я сдерживаю эйфорию. У меня всегда была власть. Она пробуждает меня, и я наслаждаюсь ею. Оберегаю её, словно драгоценность.

Он трогает меня, но я не чувствую этого. Все, что чувствую – это власть, которой обладаю над ним. Не только потому, что знаю, кто это конкретно, но и потому, что прямо сейчас у меня над ним есть абсолютная власть. К кровати прикована, конечно, я, но он-то скован одним единственным словом. Мне нужно всего лишь произнести его. Он сконцентрирован на моей киске. Я же – нет.

– Медуза.

Он снова останавливается, отвлекаясь от любования моей киски, чтобы посмотреть на меня. Он хмурится. Его раздражение растёт.

– Что не так?

– Этот ремень затянут слишком туго, – говорю я и верчу левой рукой.

Это беспокойство в его голосе. Истинное... блаженство. Не из-за его сочувствия, но потому, что оно срывает с него маску Доминанта. Он взволнован, обеспокоен и раздражён. А также твёрд, возбуждён, и становится только твёрже, а у меня в распоряжении вся ночь.

Вся ночь.

Он слегка ослабляет натяжение, и я соглашаюсь с тем, что так всё хорошо.

– Господин, разве я наказана не достаточно? – Добавление слова " Господин" в моё предложение подает ему знак вернуться к его роли. – Могу я теперь попробовать твой член?

Размышляет мгновение и чешет подбородок. Его голова откинута. Он потерян в мыслях.

– Полагаю, ты можешь попробовать, но ничего больше. Ты не заслужила большего, чем попробовать.

Я киваю. Он забирается на меня так, что грудь оказывается между его колен. Член достаточно близко, чтобы я могла чувствовать исходящее от него тепло. Вся его стать подобна мрамору, он так и сочится возбуждением. Я приподнимаю голову и подаюсь вперёд, насколько способна это сделать, прикованная цепями, и провожу языком по его эрекции. Осторожно наблюдаю за его руками.

Он начинает тянуться к члену, чтобы остановить меня, и прежде чем успевает, я отдергиваю свой язык и говорю одно слово:

– Медуза.

Он снова застывает, а я стараюсь не рассмеяться. Смотрю ему в глаза, и прежде чем у него появляется хотя бы шанс спросить, что не так, снова лижу его член.

Он немедленно поднимается и спрыгивает с кровати. Беззвучно приземляется на ковёр, и поворачивается ко мне.

– Что ты делаешь?

– Играю.

Его голос меняется с обеспокоенного на разгневанный. В какой-то момент между моим сдерживанием смеха и игрой языком, он изменился. Я чувствую это.

– Не стоит. Тебе не нужно играть с этим словом. Ты же не хочешь быть сабой, которая поднимает ложную тревогу.

– Чёрта с два, – отвечаю я ему. – Ты не можешь игнорировать стоп-слово... то есть, разве что не хочешь потенциального убийства на своих руках.

– Как отсос моего члена убьёт тебя?

Разве для него это не очевидно?

– Это лишь начало. Что, если, когда ты позже будешь меня трахать и придушивать, я скажу стоп-слово, а ты проигнорируешь меня? Я умру, ты окажешься в заднице.

Я представила себе его лицо, которое сейчас наверняка такое же побелевшее, как и его маска. Конечно, он знает это. Он пытается сделать так, чтобы я запуталась в своих же словах. Такого со мной не случится.

– Ты сегодня не в себе, только трахаешь мне мозг.

Я выдыхаю и трясу цепями.

– Нет, это не так. Я убеждаюсь, что ты контролируешь ситуацию. – " И себя", – хочу я добавить. – Это пункт соглашения... сэр.

– Да, – говорит он, возвращая своё хладнокровие.

В конце его единственного ответного слова слышится легкий кашель. Его член всё ещё в сильном возбуждении.

Он снова забирается на меня сверху, но уже с меньшим энтузиазмом. Я не могу допустить, чтобы он остыл ко мне.

– Господин, накажи меня снова.

– Я думал, ты хочешь попробовать? – спрашивает он, но это не тот вопрос, на который нужно отвечать.

Он хватает меня за талию и переворачивает на живот. Мои руки перекрещиваются, лодыжки также скрещены. Цепи провисают достаточно, чтобы мне было комфортно, но, я уверена, со стороны это выглядит безумно.

– Я собираюсь трахать тебя. Трахать тебя так жестко, что ты будешь молить о пощаде. И ты её не получишь. Несмотря ни на что. – Меня пробирает нервная дрожь.

Он играет роль? Или говорит серьёзно? Это пугающе и в то же время... моя киска пульсирует от желания быть заполненной.

Он скользит своим членом по коже внутренней части моего бедра. Ему, чтобы войти в меня сзади, невзирая на скрещённые ноги, пространства вполне хватает, но я и представить себе не могу, чтобы это было удобно для него. Полагаю, что смысл не в этом.

Кончик члена трется между моими складками, после чего разделяет их. Я испускаю рваный выдох в подушку и пытаюсь держать себя в узде. Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, он вколачивается в меня. Сначала это вызывает неприятные ощущения из-за того, что смазка присутствует лишь на его обнаженном члене, но лишь пока он не заходит в меня во всю длину. Остальное на себя берёт моё тело. Это не было частью плана. Совсем.

– Тебе нравится быть наказанной. Знаю, что нравится. Ты грёбаная шлюха и всегда ею будешь.

Не знаю, играет он роль или нет. Его руки сдавливают мою кожу и скользят по потному телу. Член заполняет меня полностью. Моя киска поглощает его всего, и у меня уходят все силы до последней капли, чтобы не послать всё к хренам собачьим и не отказаться от плана. А просто позволить ему продолжать трахать меня. Позволить трахать меня незнакомцу, имя которого я знаю. Ничего не изменилось. Хотя я хочу остановить его. Он должен испытать то же чертово отвращение. Должен почувствовать то же предательство. Ту же беспомощность. На этот раз моё сердце леденеет. Недостаток контроля в своей жизни. То, что он заставил меня чувствовать. Он слегка мычит, и я наношу удар.

– Медуза, – говорю я спокойно.

Он останавливается и отодвигается.

– Ты, нахрен, издеваешься надо мной? Я вообще-то почти кончил.

– Сегодня я не хочу, чтобы ты кончал в меня. Можем мы использовать презерватив или что-то вроде него?

Он поднимается, достает презерватив из своей сумки, открывает его и надевает на себя так быстро, что я едва улавливаю движения.

– Так лучше?

– Да, Господин, – отвечаю я.

Он плюёт на свою руку и покрывает слюной головку члена, прежде чем снова войти в меня. От очередного проникновения я взвизгиваю, испытывая смешанные чувства. Меня тянет в двух разных направлениях, и не знаю, долго ли ещё смогу выдерживать подобное.

Дам ли я себе забыться в нём, или разрушу его, как и планировала? Я не могу не испытывать перед ним испуг. Это лицо в маске источает энергетику силы. Таинственность, вызывающую мысли о том, что может это и не Джеймс. Может это кто-то другой. Это может быть кто угодно.

Это было бы великолепно. И меня бесит то, что я выяснила правду.

Одной рукой он давит на мою задницу, опуская меня ниже, заставляя всё моё тело изнывать от лихорадочного возбуждения. Он и раньше не был нежным, но я никогда его не просила об обратном. Я дрожу и, отбрасывая волосы назад, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него через плечо. Моё лицо прижато к подушкам, на которых мы трахались так жёстко, что они сейчас кажутся валунами. Он усиленно работает надо мной, отчего я стону.

– Аах... – срывается с моих губ.

Ничего не могу с собой поделать.

Он рычит, когда его мошонка шлепается о моё тело.

– Тебе нравится быть трахнутой вот так?

– Да, Господин, – отвечаю я без колебаний.

Он вытаскивает из меня свой член и снимает презерватив без единого предупреждения. Я гневно пялюсь на это через плечо, не в силах поверить.

– Какого чёрта ты делаешь?

– Ты сказала, что тебе нравится быть трахнутой так, и именно так я и собираюсь тебя трахать. Обнаженный. И грубо.

Слова " обнаженный" и " грубо" едва слышны из-за его стиснутых зубов. Он снова дразнит мою киску своим членом, покрытым лубрикантом и моими собственными соками, и толкается в меня. Он тянет мои плечи назад, вынуждая меня выгнуться, и я кричу от боли.

Он пригибается ко мне, с каждым дюймом входя всё глубже, до тех пор, пока я не чувствую его дыхание на своей шее. Его голос низкий и жесткий.

– Называй меня Господином. И проникнись этой мыслью. – Он сильнее впивается в мое плечо.

– Господин, – выдавливаю я с трудом. – Господин...

Теряю контроль: не только свою силу, но и себя саму. Если я не сфокусируюсь... я... аах... Его член так напряжен в моём теле, а учитывая, что моя спину выгнута, подобно арке, возникает ощущение, словно он вот-вот расколет меня напополам. А перекрещённые руки и ноги только усиливают ощущения. Если я отрину его, и он разозлится, что я на самом деле могу, чтобы остановить его?

Но я должна. Мне нужно увидеть, как далеко он зайдёт. Чтобы заставить его почувствовать себя таким же озлобленным или преданным, какой чувствовала себя я.

Он утробно рычит в мое ухо, а затем шепчет:

– Я собираюсь кончить в тебя. – голос эхом раздается в его маске.

Я встряхиваю себя, чтобы проигнорировать. Проигнорировать его рычание, его руки, изучающие моё тело и мою увлажнённую потом кожу.

– Медуза.

Он не останавливается. Сдвигает руку с моего плеча на шею, и я осознаю... он не собирается останавливаться. Мои глаза становятся шире.

– Меду...

Рукой он скользит к моему рту и заглушает последний слог. Я всё равно выкрикиваю его. Я в ярости. Он продолжает, и другая его рука прижимает мои бёдра к его телу, когда он кончает под ритмичные стоны и красноречивое замедление скорости. Он, мать его, проигнорировал меня. Это не первый наш трах, но первый раз, когда он проигнорировал меня. Я не чувствую себя изнасилованной, но взбешенной точно.

Он освобождает мой рот и слезает, соскакивая с кровати на пол, из его члена всё ещё сочится семя. Я не отвожу от него взгляд. Хотя и не смотрит на меня, он в прострации. У него тяжёлое дыхание. Между вдохами и выдохами он тянет один из ремней, развязывая его, освобождая мою руку.

Он говорит:

– Тебе понравилось это, разве не так? Ты знаешь, что хотела этого.

– Хотела этого? После того, как ты проигнорировал стоп-слово? – на его лице лишь возникает мрачная ухмылка, но она бледнее снега в сравнении с моей яростью. Моя рука свободно выскальзывает из кожаного браслета, после чего слышен звон цепи, ударяющейся о деревянное изголовье кровати, и тогда я взрываюсь. Хватаю радиочасы, которые приметила раньше, и швыряю их ему в голову. Он так близко, что я почти попадаю.

Он отпрыгивает раньше, чем радиоприемник попадает в него, и маска слетает с его лица. Он закрывается, чтобы скрыть свою личность. А я легко посмеиваюсь над его долбаной попыткой.

– Грёбаный Джеймс! Думаешь, я не знаю? Будто я не выяснила это, чёрт бы тебя побрал! – кричу я.

Уже намереваюсь схватить его шевелюру. У него короткие волосы, но не настолько, чтобы я не смогла в них хорошенько вцепиться. Я с силой дергаю за них, вынуждая его упасть лицом на кровать, чуть не ударив головой о столбик кровати. Я почти что хочу этого. Я могу припечатать его скулу к этому столбику.

– Джеймс! – повторяю я снова. – Ты, грёбаный мудак!

Он смотрит на меня, настороженный взгляд выдаёт шок и смущением. Его волосы всё ещё зажаты между моих пальцев. Ногтями впиваюсь в его макушку. Он издает лёгкий стон, но это все для шоу. Он не настолько слаб. Приподнимаю его со всей мощью, которой обладаю, и отталкиваю прочь. Отвязываю свою вторую руку и обе ноги. Это легко, когда у тебя уже есть одна свободная рука.

– Ты, блядь, сделал это со мной, – начинаю я, разворачиваясь на кровати, затем становлюсь на колени и смотрю на него, щурясь. Моё тело липкое и покрыто каплями пота. В мыслях – головокружительный ураган.

Моя жертва отступает.

– Ты измывался надо мной, вынуждал заниматься на работе разным дерьмом. Разрушил к херам мою жизнь и карьеру, чтобы я пришла и встретилась с тобой вот в этом обличье. – указываю на него рукой, словно представляю венец творения из дерьма в музее. – Ты предал меня. Врал мне, когда говорил, что мы согласились разделять наши жизни, и что ты не станешь гнаться за тем, чтобы раскрыть мою личность. И самое худшее. Ты, блядь, проигнорировал стоп-слово.

– Это было не стоп-слово. Это не стоп-слово, когда ты злоупотребляешь им, чтобы выебать мне мозг. – Он выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз, его слабость или удивление испарились быстрее, чем я думала. – Теперь всё обретает смысл. Ты прежде никогда не использовала его. Я не знаю, почему ты внезапно стала им злоупотреблять. Это я должен чувствовать себя преданным.

Его высокомерие вызывает отвращение.

– Ты, блядь, кончил в меня! Думаешь, это ты должен чувствовать себя преданным? Оо, серьёзно? Тогда как насчет того, чтобы на минуту поменяться ролями. Я прикую тебя к кровати, проигнорирую твою мольбу о пощаде, настоящую или нет, и запихну лампу тебе в задницу. – указываю на ту, что стоит у входа в номер. В виде пошлой безрукой статуэтки Венеры. – Может быть, я даже оставлю её включённой.

– Ты сошла с ума.

– Я сошла с ума? – Я смеюсь. – Конечно. Продолжайте, мистер Джеймс Пирс.

Он собирает свою одежду с пола и исчезает в ванной комнате, закрывая за собой дверь с громким хлопком.

Его маска всё ещё покоится на полу. Смотрю на неё. У неё трещина по центру. В конце концов, оказалось, что это не дешевый пластик... это керамика. Также другой разлом тянется вдоль одной из прорезей для глаз.

Дверь ванной открывается с содроганием, выпуская из комнаты горячий воздух, и оттуда выходит уже одетый Джеймс. Он избегает смотреть на меня, когда пересекает номер, направляясь к своей сумке. В неё он убирает все специальные игрушки, включая ремни. Застегивает её, открывает дверь номера и оборачивается взглянуть на меня.

– Надеюсь, оно того стоило.

– Стоило, – говорю я, абсолютно уверенная.

Он уходит и дверь номера отеля закрывается с нереальным усилием. Я знаю, что все они закрываются так без чьей-либо помощи, но сейчас кажется, что дело не только в двери. Откидываюсь на кровать, на мягкие подушки, и возвращаюсь к своей победе. Я выявила лжеца и разобрала его по кусочкам, разоблачила перед самим собой. Когда он был наиболее уязвим. Когда он думал, что находится в безопасности.

Но что-то не так.

Блаженство, которое я надеялась испытывать, уже смыто. Солнечные лучи не пронизывают потолок. Нет толпы, воспевающей мою победу.

Лишь беззвёздное ночное небо.

И оно похоже на холодный ком. Закрываю глаза и пытаюсь думать о его испуганном взгляде, когда я зарядила в него радиочасы. Это опустошение, когда маска слетела с лица. Уродливая гримаса, когда я высказала ему всё, что должна была. Всё возмущение, гнев, разочарование последних двух недель вылилось в моих словах.

Маска всё ещё на полу. Лицом вниз. Поднимаюсь с кровати и сажусь на колени, чтобы поднять её, и приходится постараться, чтобы её керамические части окончательно не развалились. Беру сломанную половину, у которой надтреснут вырез для глаза, и прижимаю её к своему лицу. Глина холодит кожу. Маска слишком большая для моего лица, но я иду в ванную, чтобы хотя бы взглянуть.

Четверть белой глины и три четверти меня.

Мне должно было стать лучше.

В этом и был смысл.

***

Вернувшись домой, ополаскиваюсь в душе. Ванная в отеле слишком угнетала. Атмосфера была засорена печалью и гневом без возможности выветрить это, чтобы решить проблему. Даже открытые окна, впускающие влетающие и вылетающие холодные снежные хлопья, не помогли облегчить тяжкий груз в груди, никак не становившийся легче.

Моя задница болит. Горячая вода лишь заставляет её пульсировать. Я аккуратно глажу кожу, чтобы узнать, насколько она уязвлена. Достаточно.

Медуза. Существо, превращавшее мужчин в камень одним лишь взглядом. Единственная смертная из трёх сестер. Чей взгляд и погубил её саму.

Но он первый обошелся со мной херово. Он сказал, что не станет выяснять, кто я, и что буду в безопасности от посягательства на личное пространство. Носить вибратор весь день. Размышляя об этом сейчас, становится понятно, почему, когда я днем была с Джеймсом, интенсивность возросла.

Он контролировал его всё время. Ублюдок.

Бью кулаком по плитке в душевой и чувствую боль. Боль превращается в пульсацию, и я врезаюсь в камень кулаком снова. Обдираю костяшки пальцев, и от горячей воды моим порезам приходит другая боль. Я наслаждаюсь этим. Я рада боли. Я заслужила её за свою…

Жалкость.

Я не жалкая. Я потеряла свою работу из-за него. Нет, я шантажировала моего босса. И Джеймс предлагал позаботиться о Стейси, если она станет проблемой. Но это не имеет значения, потому что он по-прежнему был тем, кто спровоцировал всю ситуацию. Я не встречалась с Незнакомцем чаще раза в неделю до тех пор, пока не встретила Джеймса. Теперь всё сошлось.

Я делала хуже другим людям. Вредила боссу. Сотрудникам. Бывшим любовникам. И никогда не чувствовала особых угрызений совести или сожалений, потому что в моём понимании они заслужили такое обращение за то, кем являлись: слабаками и пустышками.

Но я никогда не чувствовала подобного по отношению к Незнакомцу или Джеймсу. Я ненавидела одного и любила другого за то, кем они были: сексуальное животное без обязательств либо личностного багажа, и уверенный в себе безжалостный человек, способный меня осадить. Я поворачиваю кран и даю стечь последним каплям, прежде чем снова начать шевелиться.

Джеймс затолкал себя самого в мои сны, мысли, желания. Незнакомец доволен таким положением вещей, но это лишь потому, что на первом месте остаётся Джеймс?

Всё это время – была игра? Одна грандиозная игра с сабмиссив, которую я должна была подхватить и поддержать? Разве он не осознавал, какая я в реальной жизни – почему мы вообще начали встречаться? В сущности, он попытался доминировать надо мной и за пределами спальни, а я так не действую. Я так не играю.

Я играю совершенно не так.

Хватаю с полки полотенце и методично вытираюсь им досуха. Поступательно тру ступни, лодыжки, ноги и руки. Полотенце отправляется обратно на полку, и я проскальзываю в спальню. Без включенного света луна ярко освещает нетронутый снег на моём заднем дворе. Создается видимость, будто замерзла не земля, а само время.

Забираюсь под одеяло. Уютно устраиваюсь головой на подушке.

И осознаю, что чувствую не триумф, угрызения совести или сожаление.

Я чувствую вину.