Базовые положения и принципы классической науки

Для простого перечня причин той интеллектуаль­ной революции, которая разрушила антично-средневе­ковую концепцию мира и привела к оформлению на­учного естествознания, потребовалось бы целое иссле­дование, изучающее и производственный прогресс, и социально-политическое разложение феодального об­щества, и реформацию, разъедающую монолитность церковной идеологии, и пуританизм, сыгравший опре­деленную роль в становлении рационализма, и процесс укрепления института абсолютной монархии, и упро­чение гелиоцентризма, опровергавшего теологическую концептуализацию явлений действительности через оппозицию «небесного-мирского», что сдерживало поступательное развитие познания, и возрождение античных традиций работы с натурфилософскими идеализациями, и протестантскую этику, пропагандиро­вавшую идею личной инициативы, и многое другое.

Поэтому выделим лишь главное. С нашей точки зре­ния, основу естественно-научной идеологии, ориенти­ровавшей на получение знания о «безличных, слепых, репродуктивных, самоопределяющихся бытийных ав­томатизмах, которые возникают между воздействую­щими друг на друга объектами, составляли следую­щие представления и подходы.

Натурализм. Укреплению идеи самодостаточности природы, управляемой естественными, объективными законами, лишенной примесей антропоморфизма и те­леологического символизма, а также концептуализируе­мой на основе типологии «причина-следствие», а не «причина-значение», способствовали два обстоятельства.

Первое — разработка таких нетрадиционных тео­логических концепций, как пантеизм (Спиноза) и де­изм (Ньютон, Вольтер, Шаррон). Растворение бога в природе, представлявшее в то время, несомненно, форму атеизма, приводило, с одной стороны, к тому, что пантеистическому богу было трудно молиться, а с другой стороны — к своеобразной эмансипации при­роды, которая по своему статусу не только становилась «однопорядковой» богу, но и — в условиях концентра­ции познавательных интересов на вопросах естество­знания — приобретала явное превосходство над ним. Деизм же уже фактически утверждал возможность естественных объективных законов, ибо дифференци­ровал творение как супранатуральный акт и натураль­ные принципы существования сотворенного. Изучение первого (причины мира) составляло вотчину метафи­зики, а изучение второго (автономно существующего мира как следствия) — физики, причем между одним и Другим не находилось общих точек соприкосновения («физика — бойся метафизики!»).

Второе — развитие медицины, физиологии, анатомии и т. п., которое укрепляло идею «тварности» человека, его единства с органической и неорганической приро­дой («человек — вещь во множестве вещей») и которое разрушало антропоцентристские телеологические ил­люзии о некоей привилегированности человека в мире.

Комбинаторность. Это мировоззренческий подход к вопросам структуры действительности, противопо­ложный доминировавшему ранее символически-иерар­хическому подходу. Согласно ему, всякий элемент мира представлялся не в виде некоего качественного цело­го, органически связанного с другими подобными це-лостностями во всеохватывающую и всепроникающую тотальность, а в виде набора форм разной степени существенности и общности. Суть этого подхода пере­дают следующие слова Галилея: «... никогда я не стану от внешних тел требовать что-либо иное, чем величи­на, фигуры, количество... движения... я думаю, что если бы мы устранили уши, языки, носы, то остались бы только фигуры, число и движение». Подобную пози­цию разделяли (спор о первичных и вторичных каче­ствах) Локк, Гоббс, Декарт, Спиноза и др. На этой ос­нове устанавливалось своеобразное единство мира, понимаемое как общность его форм, что разрушало качественный взгляд на мир как на неограниченное много- и разнообразие. Разнообразие действительнос­ти отныне описывалось в терминах механической ком­бинаторики нескольких фундаментальных форм, ответ­ственных за известные качества. Отсюда, знать дей­ствительность означало знать правила сочетаний форм. Последнее определяло такие специфические черты новой идеологии, как инструментальность и механис­тичность, сыгравших видную роль в процессе оформ­ления естествознания как науки.

Квантитативизм. На основе комбинаторности развился квантитативизм — универсальный метод ко­личественного сопоставления и оценки образующих всякий предмет форм: «познать— значит измерить». Значительный импульс прогрессу методов подведения форм под количественное описание придала разработ­ка Декартом и его последователями (де Бон, Шутен, Слюз, де Витт, Валлис и др.) аппарата аналитической геометрии, где обосновывалась идея единства геомет­рических форм и фигур, объединенных формальными преобразованиями. В связи с этим «пространственные формы... которые в своей индивидуальности даже бо­готворились греками, рассматривавшими их как некоторые индивидуальные сущности... были развенчаны и сведены к ряду некоторых простейших и всеобщих соотношений»; это и позволяло «единообразно рассмот­реть все царство индивидуальностей».

Существенным представляется то, что качества, которые ранее не могли быть соизмерены на единой основе (Аристотель в силу «качественного» стиля мышления не мог создать теорию стоимости, хотя вплотную подошел к этому), теперь оказались соиз­меримыми, что учреждало картину унитарного — го­могенно-количественного, а не иерархизированного — гетерогенно-качественного космоса.

Причинно-следственный автоматизм. Существен­ный вклад в оформление образа естественной причин­но-следственной связности явлений действительности внесли Гоббс, который элиминировал из введенных Аристотелем материальных, действующих, формаль­ных и целевых причин две последние, а также Спино­за, который показал, что, «если бы люди ясно познали весь порядок природы... они нашли бы все так же не­обходимым, как все то, чему учит математика». Эта мировоззренческая позиция, нашедшая активную под­держку во внутринаучном сознании (Галилей, Бойль, Ньютон, Гюйгенс и др.), лишала действительность сим­волически-телеологических тонов и открывала путь для объективно-необходимого закономерного ее описания. Кроме того, следует отметить такой момент, как все­мерно упрочившийся в то время монотеистический характер верования, которого не было в античности и который в гораздо большей степени, чем античные идеи долженствования и приказа, способствовал утвержде­нию понятия о единообразно и закономерно детерми­нируемой действительности.

Аналитизм. У греков «именно потому, что они еще не дошли до расчленения, до анализа природы, — при­рода еще рассматривается в общем, как одно целое.

Всеобщая связь явлений природы не доказывается в подробностях: она является для греков результатом непосредственного созерцания». В условиях же Но­вого времени утверждается совершенно отличный от античного стиль познания, в соответствии с которым познавательная деятельность функционировала не как абстрактно-синтетическая спекуляция, а как конкрет­но-аналитическая реконструкция плана, порядка и конституции вещей, как умение разлагать их на фун­даментальные составляющие. Примат аналитической деятельности над синтетической в мышлении предста­вителей данного периода способствовал формирова­нию системы физической причинности, которая окон­чательно сложилась и упрочилась с появлением меха­ники Ньютона. До Ньютона подобной системы не существовало. Даже законы Кеплера «не удовлетворя­ли требованию причинного объяснения», ибо «пред­ставляли собой три логически независимых друг от друга правила, лишенных всякой внутренней связи» и относились «к движению в целом», не позволяя «выве­сти из состояния движения в некоторый момент вре­мени другое состояние, во времени непосредственно следующее за первым».

Другими словами, законы Кеплера были интег­ральными и по своему гносеологическому статусу мало чем отличались от абстрактно-созерцательных форму­лировок мыслителей Античности. Дифференциальные же законы, а вместе с ними и та единственная форма «причинного объяснения, которая может полностью удовлетворять... физика», были впервые созданы в рамках аналитической механики Ньютона.

Геометризм. Эта черта мышления, противопостав­ляемая нами античному физикализму и медиевистскому иерархизму, оформляется как следствие утвержде­ния гелиоцентризма. Для разъяснения мысли остано­вимся на истории мировоззренческой ассимиляции последнего культурой того времени. Сам Коперник отчетливо сознавал, что влияние его теории не ограни­чивается физикой: «... она приведет к переоценке цен­ностей и взаимоотношений различных категорий; она изменит взгляды на цели творения. Тем самым она произведет переворот также и в метафизике и вообще во всех областях, соприкасающихся с умозрительной стороной знания. Отсюда следует, что люди, если су­меют или захотят рассуждать здраво, окажутся совсем в другом положении, чем они были до сих пор или воображали, что были».

Геометризация мира на основе ев­клидовой теории также стимулировала утверждение картины безграничного однородного, управляемого еди­ными законами космического универсума. Поскольку вследствие евклидизации мира устанавливалась карти­на онтологически гомогенной действительности (чему способствовал также факт открытия Галилеем пятен на Солнце), постольку, как писал Спиноза, «законы и правила природы, по которым все происходит и изме­няется... везде всегда одни и те же, а следовательно, и способ познания природы вещей... должен быть один и тот же, а именно — это должно быть познанием из универсальных законов и правил природы».

Фундаментализм — допущение предельных уни­тарных основоположений, образующих для познава­тельного много- и разнообразия незыблемый монолит центр-базис, имплицирующий производные от него дистальные единицы знания.

Финализм — интенция на гомогенную, неопровер­жимую, самозамкнутую, абсолютно истинностную си­стему знания.

Имперсональность — субъективная отрешенность знания как следствие погружения последнего в область безличного объективно сущего, чуждого индуцируемых познающим субъектом аксиологических измерений.

Абсолютизм — субъект как асоциальный, аисто-ричный, среднетипический познаватель, отрешенное воплощение интеллектуальных способностей обладает талантом непосредственного умосозерцания истин, данных как извечные, неизменные, непроблематизируемые регистрации беспристрастного обстояния дел.

Наивный реализм — онтологизация познаватель­ной рефлексии: постулирование зеркально-непос­редственно-очевидного соответствия знания действи­тельности, восприятие содержания мыслительных отображений реальности как атрибутивного самой реальности.

Субстанциальность — элиминация из контекста науки параметров исследователя (натурализация по­знания), рефлексии способов (средства, условия) реф­лексии субъектом объекта.

Динамизм — установка на жестко детерминисти­ческое (аподиктически-однозначное) толкование собы­тий, исключение случайности, неопределенности, мно­гозначности — показателей неполноты знания — как из самого мира, так и из аппарата его описания; ставка на нетерпимый к дополнительности, альтернативнос­ти, вариабельности, эквивалентности агрессивно-воин­ствующий монотеоретизм, навевающий тенденциоз­ную авторитарно-консервативную идеологию всеведе­ния (исчерпывающе полное, вполне адекватное знание не как императив, а как реальность).

Сумматизм — ориентация на сведение сложного к простому с последующей реконструкцией комплек­сного как агрегата элементарных частей.

Эссенциализм — разрыв явления и сущности, сущ­ности и существования, нацеленность на восстановле­ние за наличной вещностью скрытых качеств, сил, олицетворяющих внутреннюю господствующую, само­довлеющую, преобладающую основу.

Механицизм — гипертрофия механики как спосо­ба миропонимания. С античного атомизма до вульгар­ного физиологического материализма XIX в. господ­ствует редукционистская идеологема о мире-машине и человеке-автомате, которые ввиду этого доступны познанию.

Кумулятивизм — трактовка развития знания как линейного количественного его саморасширения за счет монотонной аддитации новых истин.

Теперь можно зафиксировать основные черты нового стиля мышления, который разрушил архаичную антично-средневековую картину мироздания и привел к оформлению вещно-натуралистической концепции космоса, выступающей предпосылкой научного есте­ствознания. Эти черты следующие: отношение к при­роде как самодостаточному естественному, «автома­тическому» объекту, лишенному антропоморфно-сим­волического элемента, данному в непосредственной деятельности и подлежащему практическому освое­нию; отказ от принципа конкретности (наивно квалитативистское телесно-физическое мышление Антично­сти и Средневековья): становление принципов стро­гой количественной оценки (в области социальной — в процессе становления меркантилизма, ростовщиче­ства, статистики и т. д., в области научной — с успе­хами изобретательства, созданием измерительной ап­паратуры — часов, весов, хронометров, барометров, термометров и т. д.), жестко детерминистская причин­но-следственная типологизация явлений действитель­ности, элиминация телеологических, организмических и анимистических категорий, введение каузализма; инструменталистская трактовка природы и ее атрибу­тов — пространства, времени, движения, причинности и т. д., которые механически комбинируются наряду с составляющими всякую вещь онтологически фунда­ментальными формами; образ геометризированной го­могенно-унитарной действительности, управляемой едиными количественными законами; признание в динамике универсального метода описания поведения окружающих явлений (не вещественные модели, а фор­мальные геометрические схемы и уравнения).