Западная Европа

Если в 2009 году мировой финансово-экономический кризис выступал фактором, фактически задающим тон и центрирующим вокруг себя всю мировую политику, то в 2010 году финансовый кризис оставался одним из ключевых факторов преимущественно для Европы, по которой он прошёлся фактически второй (или, точнее сказать «полуторной», промежуточной) волной в форме кризиса суверенных государственных долгов Греции, Испании, Ирландии и ряда других стран, столкнувшихся с невозможностью дальнейшей реализации на рынке своих долговых обязательств. Сложившаяся ситуация привела к резкому ослаблению общеевропейской валюты и к угрозе распада собственно «Европейского союза». В рамках существующей системы она могла быть разрешена двумя способами. Первый – это исключение «финансово недисциплинированных» (не способных или не желающих удерживаться в рамках принятых ограничений государственного долга и дефицита государственного бюджета) стран из ЕС. Такой путь мог привести к цепной реакции дефолтов с последующем банкротством кредитовавших их банков и, следовательно, вовлечением в острый финансовый кризис уже и банковских систем стран-кредиторов. Кроме того, угрозой такого варианта становится падение политического доверия к ЕС как структуре, не способной защитить своих членов в кризисной ситуации. Следствием совокупности этих факторов мог стать либо распад, либо резкое ослабление ЕС и единой европейской валютной системе. Это, в свою очередь, разрушило бы тщательно выстраиваемую в течение десятилетий европейскую защиту от американского долларового инфляционного вируса, и вернуло бы прежнюю ситуацию, в которой ФРС печатает доллары, а Европа в числе всего остального мира обеспечивает им платёжеспособность своим производством. Вторым способом (который и был в итоге избран) стал фактический пересмотр принципов, на которых создавался ЕС, и которые запрещали финансирование из союзной казны суверенных долгов и бюджетных дефицитов. Этот вариант, впрочем, также имеет свои угрозы и риски, так как, с одной стороны, делает весьма соблазнительной наиболее безответственную бюджетную политику (чем больше протратил, тем на большую помощь из общей корзины можешь претендовать), а, с другой стороны, может вызвать развал ЕС уже по другому сценарию: теперь основательная мотивация к выходу из Союза появляется у стран-доноров, не желающих оплачивать за свой счёт общий банкет. Для того, чтобы ограничить угрозу разрастания бюджетной безответственности стран-получателей, предоставляемая им помощь была оговорена рядом жёстких условий по сокращению дефицита их бюджетов. При этом с неизбежностью в рамках логики капитализма, сокращение бюджетных дефицитов было осуществлено не путём повышения налогового бремени на собственников производственного и банковского капитала и на биржевые финансовые спекуляции, а путём резкого сокращения социальных расходов. То есть издержки вызванного финансовыми спекуляциями глобального кризиса были переложены на плечи народных масс – трудящихся и пенсионеров. При этом в рамках антикризисных мер банковская система вместо налогового бремени получила, наоборот, финансовую помощь от государства. Всё это логично и естественно для капиталистической системы, в рамках которой конечной целью всего общественного производства является извлечение и максимизация прибыли, а государство стоит на страже интересов крупного монополистического капитала. Однако любопытно и крайне примечательно, что программа резкого сокращения социальных расходов (в частности, повышение пенсионного возраста) была реализована не только в странах-банкротах, но и в странах-донорах, причём явно скоординировано и по единой общей программе. Это наводит на мысль, что резкое наступление на социальные завоевания трудящихся и деконструкция характерной для Европы модели «социального капитализма» не были вынужденным ответом на стихийный экономический кризис, а, напротив, сам кризис был лишь прикладным (возможно, искусственным и целенаправленно созданным) инструментом и формальным предлогом для осуществления данной операции.

Радикальные антисоциальные реформы вызвали по всей Европе волну массовых акций протеста населения, забастовок рабочих и служащих, студенческих волнений, демонстраций, некоторые из которых переросли в серьёзные столкновения с полицией. Наиболее мощный подъём народного протеста в 2010 году произошёл в наиболее пострадавших от кризиса странах: Греции, Исландии и Ирландии, а также во Франции. Вместе с тем, волна социальных протестов в форме забастовок, манифестаций, а, в отдельных случаях, и уличных беспорядков прокатилась практически по всем странам Европы, включая Испанию, Португалию, Италию, Великобританию, Германию, Румынию, Финляндию, Швецию, Данию, Нидерланды и др.

В Греции практически в течение всего года практически по несколько раз в месяц происходили крупные забастовки, включая восемь всеобщих забастовок рабочих и служащих всех отраслей. 5 мая состоялись массовые демонстрации протеста в Афинах, Салониках и ряде других городов перешли в уличные бои демонстрантов с полицией, поджоги банков и полицейских машин бутылками с зажигательной смесью, погромы магазинов. 20 мая одновременно с четвёртой всеобщей забастовкой в Афинах прошла очередная многотысячная демонстрация. 15 декабря одновременно с седьмой всеобщей забастовкой прошли демонстрации, окончившиеся столкновениями с полицией, погромами у здания парламента и поджогами особняков в элитных районах. 22 декабря прошла восьмая за год всеобщая забастовка, направленная против бюджета на 2011 год, сопровождавшаяся многотысячным митингом под стенами законодательного собрания Греции.

В столице Исландии Рейкьявике крупные беспорядки прошли 1 октября 2010 года. Двухтысячная протестующая толпа фактически взяла парламент в осаду, забросала политиков яйцами и вынудила их бежать через задние двери.

В Ирландии активизировавшиеся осенью 2010 года протесты против «антикризисной политики» властей, в рамках которой издержки ложатся на население, а помощь оказывается банкам, приняли весьма экзотическую форму. Так, утром 29 сентября один из активистов протеста вогнал в двери здания, в котором проходят заседания парламента страны, бетономешалку с нарисованными на ней протестными лозунгами «Токсичный банк Anglo», «Миллион евро на мячи для гольфа» и «500 тысяч евро на гольф». Характерно, что после задержания водителя бетономешалки, в городе прошли акции солидарности с ним.

3 ноября в Дублине прошла массовая демонстрация студентов против сокращения расходов на образование и планов правительства повысить регистрационную плату в ВУЗах, к оторая на сегодняшний день и так составляет 1, 5 тыс.евро. В демонстрации приняли участие более 12 тысяч студентов (по некоторым опубликованным данным – до 25 тысяч). Участники демонстрации прошли по центру Дублина к площади Меррион, где и состоялся митинг. После того, как некоторые из протестующих проникли в здание министерства финансов, а отряд полиции специального назначения принял меры по их выдворению, мирная акция протеста переросла в ожесточённые столкновения между студентами и полицией. В ответ на применение полицией силы, студенты забросали её яйцами, пивными банками и кирпичами.

Аналогичные массовые акции протеста студентов против 40-процентного сокращения бюджетного финансирования университетов и повышения стоимости высшего образования (с 3, 3 тыс. до 9 тыс. фунтов стерлингов в год) происходили в Лондоне 10, 24 и 30 ноября. Первый этап акции (10 ноября), в котором приняли участие 50 тысяч демонстрантов, завершился массовыми столкновениями с полицией и проникновением десятков демонстрантов в небоскреб «Миллбэнк-тауэр», где расположена штаб-квартира правящей Консервативной партии.

Более полный обзор произошедших в течение 2010 года забастовок, демонстраций и иных массовых акций протеста представлен в ранее опубликованной нами статье «Итоги 2010 года: экономический и социальный кризис в Европе».

Вторым ключевым фактором европейской политики стало нарастающее недовольство населения иноэтнической миграцией. В 2010 году эта волна недовольства перешла из сферы маргинальной внесистемной политики в сферу политического официоза. Ведущие европейские политики, включая лидеров Франции и Германии, совершили весьма показательные в символическом плане шаги, дающие основания для надежды на коренной перелом идеологического вектора и обрыв «исторического следа» «революций 60-х». Речь идёт о решении Правительства Франции, поддержанном Президентом Николя Саркози, о высылке из страны румынских и болгарских цыган; о публикации книги Тило Саррацина «Германия – самоликвидация» («Deutschland schafft sich ab») и вызванном ею общественном резонансе и об официальном заявлении канцлера ФРГ Ангелы Меркель о полном провале политики мультикультурализма. В совокупности с успешно проведённом в предыдущем 2009 году в Швейцарии Референдуме о запрете на строительство минаретов и успехом радикальных националистов на выборах 2009 года в Европарламент в Великобритании, Голландии, Австрии, Дании, Словакии и Венгрии, эти события в совокупности предстают уже не единичными и локальными актами успешного сопротивления господствующей глобалистской тенденции размывания и разрушения наций, а переломом или, по меньшей мере, реальным шансом на перелом самой тенденции. Можно сказать, что тот исторический шанс, о котором мы писали в аналогичной статье по итогам 2009 года («Победа противников строительства минаретов на народном референдуме важна не столько сама по себе, сколько как символический шаг, разрушающий диктат введённых в рамках насаждения норм «политкорректности» и «толерантности» табу. Преодоление этих стереотипов может привести к тому, что обсуждение проблем иноэтнической миграции и разрушения национально-культурной идентичности стран Европы перейдёт из области табуированной маргинальности в область актуальной политики») в 2010 году начал реализовываться.

На этом фоне в 2010 году происходило дальнейшее усиление позиций как умеренных, так и радикальных партий и движений, выступающих против политики приёма в Европу мигрантов из Африки и Азии.

В Голландии радикальная антииммигрантская и антиисламская Партия свободы, созданная и возглавляемая автором антиисламского фильма «Фитна» Гертом Вилдерсом (Geert Wilders), набравшая в 2009 году 769 125 голосов (17%) и получившая 4 (из 25 принадлежащих Голландии) мест в Европаламенте, в 2010 году развила свой успех на выборах в парламент Нидерландов. На парламентских выборах, состоявшихся 9 июня 2010 года, Партия Свободы выступила более чем просто успешно, набрав 1 454 493 (15, 4%) голосов (для сравнения: на предыдущих выборах 2006 года она получила лишь 5, 9%), заняв третье место и получив 24 мандата в нижней палате Генеральных штатов из 150. Успех Партии свободы, однако на этом не закончился. Сложности с формированием правящей коалиции привели к тому, что в обмен поддержать коалицию «Народной партии за свободу и демократию» и партии «Христианско-демократический призыв», формально не входя в неё и не получая министерских портфелей, «Партия Свободы» добилась обещания со стороны этой коалиции поддержки не только запрета на ношение паранджи, но и на обсуждение вопроса о двукратном сокращении количества иммигрантов в страну. Таким образом, отказавшись от собственного персонального вхождения в правительство, нидерландская «Партия Свободы» добилась намного большего: ввела в него свои политические идеи, выведя их, тем самым, из сферы маргинальности в сферу политического мэйнстрима. Войдя в правящую коалицию (хоть и в неравноправном качестве – без министерских портфелей), «Партия Свободы» избежала самого опасного для себя сценария: объединения политически разнородных, но системных партий (от левоцентристов до правоцентристов) против себя. При этом стоит отметить, что и сама победившая на выборах правоцентристская «Народная партия за свободу и демократию», получившая 1 929 575 (20, 5%) голосов и 31 место в Генеральных штатах, хотя и не в столь радикальной форме, но тоже пришла к успеху на лозунгах ужесточения миграционной политики и предвыборных обещаниях своего лидера Марка Рютте уменьшить пособия для иммигрантов.

Успеха на выборах добились и радикальные противники неевропейской иммиграции в Швеции. На состоявшихся 19 сентября 2010 года выборах в парламент страны радикально антииммигрантская консервативная партия «Шведские демократы» во главе с Йимми Окессоном впервые преодолела 4% барьер, получив 339 610 (5, 7%) голосов и 20 депутатских мест (из 349) в Риксдаге. Для сравнения в 1998 году эта партия набрала всего 0, 37% голосов, в 2006 – 2, 9%. Тенденция усиления партии налицо, однако «Шведским демократам» пока не удалось достичь того, что удалось их голландским единомышленникам – прорвать изоляцию и полностью выйти из маргинального положения. Несмотря на тяжёлую ситуацию с формированием правящей коалиции, как правоцентристский «Альянс за Швецию», так и левоцентристская «Красно-зелёная коалиция» отказались от сотрудничества с националистами.

В Бельгии радикальные противники иммиграции (партия «Фламандский интерес», «Vlaams Belang») на выборах 13 июня 2010 года получили 506 697 (7, 76%) голосов и 12 мест в Палате представителей и 491 547 (7, 60%) голосов и 3 места в Сенате. Такой результат сам по себе может считаться скорее неудачей, так как заметно уступает успеху на предыдущих выборах, однако, в то же время, демонстрирует сохранение антииммигрантской партией достаточно сильных и уверенных позиций. Впрочем, для Бельгии более актуальной темой оказался возможный раздел страны на фламандский север (Фландрию) и франкоязычный юг (Валлонию) и успех на выборах фламандских сепаратистов – партии «Новый фламандский альянс» во главе с Бартом Де Вевером, получившей 1 135 617 (17, 40%) голосов на выборах в Палату представителей (27 мест из 150) и 1 268 894 (19, 61%) голосов на выборах в Сенат (9 мест из 40). Таким образом, фламандские сепаратисты сформировали самые крупные фракции в обеих палатах Парламента Бельгии, что в принципе (хотя и с не очень высокой вероятностью) может привести в выделению Фландрии из состава Бельгии и распаду страны на два или даже три (учитывая существование ещё и небольшого немецкоязычного сообщества) независимых государства в составе Европейского Союза. Что же касается вопроса противодействия миграции, то эта тема перестаёт быть «достоянием» одной только партии «Фламандский интерес» и постепенно в той или иной форме входит в программу и риторику если не всех, то многих политических сил: неслучайно закон о запрете ношения паранджи в общественных местах при рассмотрении в бельгийском парламенте вообще не встретил противодействия и был принят почти единогласно при двух воздержавшихся и без единого голоса против.

Во Франции наиболее решительно и последовательно против миграции традиционно выступает партия «Национальный фронт» (FN) Жан-Мари Ле Пена, идеологией которого является консерватизм традиционного типа, сохранение национальной французской культуры, ограничение абортов, поощрение многодетных семей, протекционизм во внешней экономической политике, возрождение национального суверенитета и выход из ЕС, противодействие евроинтеграции и глобализации (кстати, «Национальный фронт» отличается позитивным отношением к России и является наиболее русофильской партией Западной Европы). На региональных выборах, прошедших в два тура 14 и 21 марта 2010 г., НФ в первом туре получил в общей сложности поддержку 2 223 800 (11, 42%) избирателей, в 12 регионах смог пройти во второй тур и во втором туре получил в общей сложности 1 943 307 (9, 17%) голосов (стоит отметить в скобках, что некоторое снижение результата от первого тура ко второму вызвано тем, что в тех регионах, где партия не прошла во второй тур, её сторонники уже не смогли проголосовать за неё; при этом во всех регионах, где партия во второй тур прошла, её результат от первого тура ко второму, напротив, заметно улучшился). В тех 12 регионах, где «Национальный фронт» прошёл во второй тур, партия получила в среднем результат около 18%. Всего в совокупности «Национальный фронт» получил 118 мест в региональных советах. Таким образом, французские радикальные национал-консерваторы успешно преодолели по выражению Ле Пена «воздушную яму 2007 года» (поражение на президентских выборах, когда Н. Саркози фактически перехватил лозунги НФ) и, хотя и не повторили в полной мере свой успех 2004 года, когда партия получила представительство в 17 региональных советах, но весьма близко подошли к нему: в 9 из 12 регионов, где НФ прошёл во второй тур, сторонники Ле Пена выступили, как минимум, не хуже, чем на выборах шестилетней давности. Сам Ле Пен, возглавивший партийный список в регионе Прованс-Альпы-Лазурный берег, добился здесь лучшего результата в истории своей партии, набрав в первом туре 296265 (20, 29%), а во втором – 387481 (22, 87%) голосов и обеспечив своим сторонникам 21 из 123 депутатских мандатов в местном совете (что почти в два раза превосходит аналогичный показатель партии на выборах в 2004 г.). Это наибольшее представительство в региональном совете за всю историю партии. На севере Франции, в регионе Север-Па-де-Кале за «Национальный Фронт», местный список которого возглавила дочь лидера партии Марин Ле Пен (спустя около 10 месяцев в январе 2011 Жан-Мари Ле Пен передал ей фактически по наследству пост главы партии; очередной когнитивный диссонанс европейской политики: крайне правая партия, декларирующая традиционализм и консерватизм, в то же время принимает как должное передачу своего руководства женщине), отдали свои голоса в первом туре 224870 (18, 31%), а во втором – 301201 (22, 20%) избиратель, что гарантировало «Национальному фронту» 18 из 113 мест в региональном совете (для сравнения: в 2004 г. партия получила здесь лишь 5 мандатов из 112). В регионе Лангедок-Руссильон НФ набрал 112646 (12, 63%) голосов в первом и 176363 (19, 38%) во втором туре, получив 10 мест в совете из 67. В Пикардии – 90802 (15, 80%) голосов в первом и 124177 (19, 30%) во втором туре, получив 8 мандатов из 57. В Центральном регионе НФ набрал 87864 (11.21%) голосов в первом туре и 120001 (13, 54%) во втором и получил 7 мест из 77, тогда как по итогам выборов 2004 г. партия Ле Пена вообще не имела здесь представительства. Кроме того, НФ укрепил свое положение в Лотарингии, завоевав 10 мест в 73-местном совете. В регионе Рона-Альпы НФ обеспечил себе 17 депутатских мест из 157, практически повторив свой результат шестилетней давности. Практически прежним осталось представительство «Национального Фронта» в региональных советах Бургундии (6 мест из 59), Шампани-Арденнах (6 из 49) и Верхней Нормандии (6 из 55). Кроме того, НФ прошёл в региональные советы Эльзаса (5 мест из 47) и Франш-Конте (4 места из 42). К неудачам НФ следует отнести результаты выборов в столичном регионе Иль-де-Франс, а также в департаментах Аквитании и Юга-Пиреней, где партия не сумела пробиться во второй тур, потеряв тем самым добытое в 2004 г. представительство. Таким образом, активнее всего за «Национальный Фронт» голосовали, во-первых, средиземноморские регионы страны и, во-вторых, северные департаменты Лотарингии, Пикардии и Па-де-Кале. Хуже всего дела у партии Ле Пена складывались в западной части Франции и столичном регионе, где «Национальному Фронту» не удалось преодолеть 10%-ный барьер, в то время как в большинстве регионов восточной части страны партия набрала более 10% голосов избирателей. В то время как на юге, где особенно велика доля мусульманского населения (представленного, в основном, иммигрантами из стран Северной Африки), важное место в предвыборной агитации партии Ле Пена занимала тема исламизации, запрета символов Ислама и миграционного законодательства, в северных регионах более актуальными были вопросы экономики. Это различие особенно заметно на примере двух «полярных» регионов – южного Прованса-Альп-Лазурного берега и северного Па-де-Кале. Если на юге символом избирательной кампании Жан-Мари Ле Пена стал плакат «Нет – исламизму», вызвавший возмущение в мусульманской общине Франции и Алжире, то в регионе Север-Па-де-Кале, который тяжелее других пережил финансовый кризис, Марин Ле Пен нечасто поднимала тему мусульман, целиком сосредоточившись на критике экономической политики правительства. Помимо «Национального фронта» в региональных выборах 2010 года в Франции из числа французских националистов и противников иммиграции приняло участие и более умеренное, позиционирующееся как «правое патриотическое крыло правительства», выступающее против евроинтеграции «Движение за Францию» Филиппа ле Жоли де Вилье де Сентиньона, получившее 2 места в региональном совете Пуату-Шаранта, 4 места в совете региона Страна Луары и ещё 1 место в совете региона Рона-Альпы.

В Великобритании радикальные националистические и антимигрантские партии несмотря на значительное количество поданных за них голосов не смогли на выборах 6 мая 2010 года в Палату Общин провести ни одного кандидата, так как парламентские выборы в Великобритании проходят по мажоритарной системе, а не по партийным спискам. Тем не менее, нельзя не отметить, что, если считать по числу поданных голосов, националистическая «Партия независимости Соединённого Королевства» (кстати, представленная в Европаламенте и имеющая в нём 13 своих депутатов), требующая выхода Великобритании из ЕС и ужесточения миграционного законодательства, заняла четвёртое место – то есть первое после трёх системообразующих партий (консерваторов, лейбористов и либеральных демократов). Не менее примечательно, что пятое место по голосам заняла ультрарадикальная националистическая «Британская национальная партия», отколовшаяся от «Британского Национального Фронта» и требующая не просто ужесточения миграционного законодательства, но и выдворения уже натурализовавшихся в Великобритании не белых мигрантов и их потомков. При этом важно обратить внимание на динамику. На прошлых выборах 2005 года «Партия независимости Соединённого Королевства» получила 2, 2% голосов, на последних – уже 3, 1%, то есть почти в полтора раза улучшила свой результат. «Британская национальная партия». На прошлых выборах «Британская национальная партия» получила лишь 0, 7% голосов, на последних – уже 1, 9%, то есть поддержка выросла более, чем в два с половиной раза! В совокупности эти две партии получили поддержку почти полутора миллионов избирателей. Со столь заметным выражением воли избирателей вынуждены считаться и три главные системообразующие партии, постепенно склоняющиеся (в особенности это относится к консерваторам) к необходимости ужесточения миграционной политики и начинающие использовать в своих выборных кампаниях антимиграционную тему. В этой связи примечательно, что ставший по итогам парламентских выборов 2010 года премьер-министром лидер консерваторов Дэвид Кэмерон в своей речи на 47-ой Международной конференции по политике безопасности, прошедшей в Мюнхене 5 февраля 2011 года, заявил о провале политики мультикультурализма, о потребности в укреплении национальной идентичности, о необходимости тщательной проверки «некоторых мусульманских групп, которые получают государственные деньги, но мало делают для решения проблемы экстремизма» и запрета распространения их пропаганды в университетах и тюрьмах, и даже о том, что «нужно поменьше пассивной толерантности, которую мы проявляли в последние годы».

В Германии в 2010 году выборов не было, но в ряду событий, связанных с ростом антимигрантских настроений, стоит упомянуть о создании бывшим членом ХДС Рене Штадткевицем, единомышленником Герта Вилдерса новой политической партии – радикально интиисламской и антимигрантской партии «Свобода».

Таким образом, на волне явного провала проекта «мультикультурализма» в Западной Европе в 2010 году практически на всех прошедших выборах небывалого успеха добились прежде полностью маргинальные и демонизированные в качестве «фашистов» партии, открыто и резко выступающие против миграции. В то же время, при более внимательном рассмотрении нельзя не отметить, что все вышедшие фактически за 2010 год из состояния маргинальности и вошедшие в официальную парламентскую систему партии (французский «Национальный фронт» Ле Пена, уже давно ставший третьей по значению политической силой страны, к их числу, разумеется, не относится) обладают целым комплексом свойств и качеств, совпадение которых не может не настораживать. Во-первых, все они едины в своей приверженности т.н. «западным ценностям». При этом, конечно, есть разница между голландскими последователями Пима Фортейна (открытого содомита, сторонника эвтаназии), для которого антиисламизм был прямым продолжением защиты «достижений» Европы по части легализации «однополых браков» и тому подобных «свобод», и «Шведскими демократами», выступающими в защиту протестантской этики, национальных традиций и традиционного семейного уклада, против насаждения американской культуры и глобализации. Тем не менее, даже консерватизм «Шведских демократов» не выходит за рамки либерально-демократических парадигм. Во-вторых, все «новые» добившиеся успеха в 2010 антимигрантские партии вопрос о гибельности для Европы разрешительной миграционной политики неразрывно увязывают с радикальной враждебностью к Исламу как религии. При этом они отнюдь не ограничиваются неприятием экспансии Ислама в Европу, а выступают против Ислама как такового в принципе. В-третьих, все они, прежде чем достичь политического успеха, декларировали не просто лояльность, а политический союз (на почве антиисламизма) с еврейством, иудаизмом и сионизмом. В особенности это относится к одному из лидеров «Фламандского интереса» Филиппу Девинтеру, являющемуся основателем и президентом Фламандско-израильской лиги взаимопомощи. Все перечисленные партии исходят из представления о Европе как о «иудео-христианской» (!) цивилизации, безоговорочно поддерживают израильскую оккупацию палестинских территорий и оправдывают преступления еврейского нацизма против арабского населения. Фактически они втягивают Европу в цивилизационный конфликт с Мусульманским миром. 7 декабря 2010 года в Иерусалиме (!) представители перечисленных партий («Фламандского интереса», Германской партии «Свобода», «Шведских демократов», а также «Австрийской партии свободы») подписали примечательную общую декларацию, в которой, в частности, говорится: «Основанием нашей политической деятельности является полное признание демократии и свободного правового государства, прав человека в контексте Всеобщей декларации прав человека, международного права и канонов западной цивилизации, базирующейся на духовном наследстве греко-римской античности, иудейско-христианских культурных ценностей, гуманизме и Просвещении. После распада тоталитарных систем 20 века человечество подвергается новой серьезной всемирной тоталитарной угрозе – угрозе фундаменталистского ислама. Мы рассматриваем это как часть всемирной борьбы защитников демократии и прав человека против тоталитарных систем и их приспешников и находимся на переднем фронте борьбы за западно-демократические ценности. При этом мы отвергаем тот культурный релятивизм, который под предлогом уважения к чужим культурам толерирует ограничение прав людей и меньшинств (в особенности немусульманских) на свободу, равенство и участие в жизни обществ, где правит ислам. То же самое касается и всех других частей света, в первую очередь – Европы, поскольку права человека универсальны и географически неделимы».

В связи с этими совпадениями и процитированным выше заявлением возникают естественные вопросы. Во-первых, является ли успех перечисленных антимигрантских партий на выборах 2010 года действительно их собственным прорывом информационной и политической блокады, или же их из этой блокады просто выпустили в рамках нового реализуемого мировой капиталократией проекта при условии принятия ими внешнего управления и предписанного сценария игры? Во-вторых, не являлось ли частью условий, на которых им был открыт доступ в реальную политику, своего рода символическая «присяга» сионизму в Иерусалиме? В-третьих, не имеем ли мы в данном случае дело с попыткой структур мировой капиталократии использовать накопившуюся энергию протеста европейцев против заселения их стран мигрантами в интересах распространения «универсальных и географически неделимых прав человека» и «западно-демократических ценностей» по всему миру? Иными словами, не есть ли это попытка мирового глобализма столкнуть лбами и взаимно обескровить двух своих противников – сторонников сохранения европейской культурной идентичности и мировой Ислам? Не есть ли это способ канализировать антиглобалистский по своей природе протестный потенциал в интересах самого глобализма? И, наконец, в-четвёртых, что представляет из себя сама «европейская культурная идентичность» в понимании лидеров данных движений? Идёт ли речь о христианской основе европейской цивилизации в целом и национальных культурах и традициях каждого из европейских народов по отдельности или же об антихристианской, постхристианской цивилизации, доминирующими ценностями которой является антропоцентризм, секуляризм, нравственный релятивизм, парадигма «прав человека» и «демократического общества», свобода порока и извращений и культ потребления?

В этом смысле стоит обратить внимание на тот мощный резонанс, серьёзность и политическую борьбу, которыми в Европе уже не первый год сопровождаются попытки на уровне государственных парламентов (!) принять законы о запрете ношения ряда элементов женской мусульманской одежды, скрывающей фигуру и лицо (паранджи, бурки, никаба, и чадры), а также, в некоторых случаях, и хиджаба. Такие законы после многолетнего обсуждения и острой политической борьбы (!) в 2010 году были всё-таки приняты в Бельгии и Франции. В Нидерландах данный вопрос стал фактически одним из условий формирования правящей коалиции и создания правительства и, таким образом, принятие аналогичного закона практически предрешено. Реальна перспектива принятия аналогичного решения и в Италии, а в перспективе, возможно, и Евросоюзе в целом. На первый взгляд, ситуация со столь серьёзными политическими баталиями на уровне государственных парламентов вокруг запрета того или иного элемента женской одежды представляется смешной и совершенно нелепой, особенно на фоне европейского разгула свобод, в том числе в вопросах одежды, не только доходящего, но и далеко переходящего границы неприличия. При этом если стремление запретить никаб, паранджу и бурку ещё может как-то, хотя и с натяжками, быть обосновано соображениями общественной безопасности, то уж хиджаб (женский головной платок) в этом смысле не только полностью безобиден, но и буквальным образом совпадает с христианской нормой женской одежды, которая, впрочем, в Европе забыта настолько прочно, что воспринимается как элемент чуждой культуры. Однако очевидно, что раз такая серьёзность и политическая острота имеют место, то вопрос о запрете элементов мусульманской одежды является здесь лишь своего рода эвфемизмом для обозначения вопросов серьёзных и принципиальных, однако табуированных для открытого произношения и обсуждения. Интрига, однако, заключается в том, что в данном случае имеет место явная двусмысленность. С одной стороны, вопрос запрета традиционной мусульманской женской одежды может быть рассматриваться как пробный камень в отношении страшно неполиткорректного и потому непроизносимого вопроса об ограничении или даже запрете чуждой в этнокультурном отношении иммиграции, а в случае успеха, возможно, и о выдворении уже имеющихся мигрантов. То есть, говоря о запрете платков, имеют в виду на самом деле попытку в иносказательной форме и очень осторожно намекнуть на запрет пребывания в Европе тех, кто их носит – арабов, берберов, сомалийцев, афганцев, пакистанцев, а, возможно, и турок. Просто этого нельзя пока сказать открыто. Стереотипы «политкорректности» не преодолеть одним рывком: за четыре с лишним десятилетия они набрали настолько колоссальную инерцию в общественном сознании, что даже вполне здравое стремление остановить инородческую колонизацию собственной страны может избежать клейма «фашизма» только будучи подано в карикатурной и довольно уродливой форме государственной борьбы с безобидным, но имеющими характер этнического маркера элементом женской одежды. Однако, с другой стороны, тот же самый запрет на ношение женского платка может рассматриваться с точки зрения его не этнического и национального, а именно религиозного символизма – как видимого знака вполне определённой модели предписанного религией поведения и отношений между полами, противоположной европейской эмансипированности и распущенности нравов, возведённой в добродетель. В этом смысле запрет на ношение хиджаба может оказаться совершенно в одном ряду с запретом ношения нательного креста, не говоря уже о запрете на религиозные символы (скажем, рождественские) в школах. Такого рода двусмысленность и противоречивость пронизывает на самом деле всю линию противостояния про- и антиисламских сил и настроений в Европе, в которой очень нелегко провести ясную границу между сторонниками традиции и агентами её разрушения.

Третьей важной тенденцией европейской политики, которая может быть проиллюстрирована результатами тех же самых выборов, является углубляющийся кризис системы парламентской демократии.

Так, в Нидерландах выборы 2010 года были досрочными и их назначение было связано с распадом правящей коалиции во главе с Яном Петером Балкененде и вызванным этим правительственным кризисом. Однако результаты выборов, состоявшихся 9 июня 2010 года, оказались таковы, что формирование правящей коалиции заняло более четырех месяцев, поскольку ни одна из прошедших в Палату представителей партий не только не имела большинства сама по себе, но и не могла сформировать его за счёт коалиции. В итоге новое правительство было сформировано коалицией «Народной партии за свободу и демократию» и партией «Христианско-демократический призыв», которые в совокупности имеют в нижней палате парламента лишь 52 мандата из 150. Правительство, таким образом, оказывается правительством меньшинства и может проводить свои решения только при условии поддержки со стороны радикально националистической «Партии свободы», формально в правящую коалицию не вошедшей. Однако даже вместе с ней правящая коалиция имеет в нижней палате большинство с перевесом всего в один голос (76 мандатов из 150).

В Бельгии, в которой внеочередными выборы 13 июня 2010 года также были вызваны политическим кризисом, как уже было отмечено выше, по итогам выборов самую большую фракцию как в нижней, так и в верхней палатах сформировали фламанские сепаратисты в лице партии «Новый фламандский альянс» (N-VA), получившие 1 135 617 (17, 40%) голосов и 27 мест на выборах в Палату представителей и 1 268 780 (19, 61%) голосов и 9 мест на выборах в Сенат. Вторую по величине парламентскую фракцию с отрывом всего один голос в Палате представителей и в два голоса в Сенате по итогом выборов сформировала «Социалистическая партия» (PS), представляющая интересы валлонцев. Она получила 894 543 (13, 70%) голосов и 26 мест на выборах в Палату представителей и 880 828 (13, 62%) голоса и 7 мест на выборах в Сенат. Всего в Палату представителей прошло 12 из участвовавших в выборах партий. Помимо двух названных, это 6 партий от фламандского сообщества: «Христианские демократы и фламандцы» (CD& V, 707 986 (10, 85%) голосов, 17 мест), «Социалистическая партия – Другие» (sp.a, 602 867 (9, 24%) голосов, 13 мест), «Открытые фламандские либералы и демократы» (Open Vld, 563 873 (8, 64%) голосов, 13 мест), «Фламандский интерес» (Vlaams Belang, 506 697 (7, 76%) голосов, 12 мест), «Зелёные!» (Groen!, 285 989 (4, 38%) голосов, 5 мест), «Список Дедекера» (LDD, 150 577 (2, 31%) голосов, 1 место) и 4 партии от валлонского сообщества: Реформаторское движение (MR, 605 617 (9, 28%) голосов, 18 мест), «Гуманистический демократический центр» (CDH, 360 441 (5, 52%) голосов, 9 мест), «Эколо» (ecolo, 313 047 (4, 80%) голосов, 8 мест) и «Народная партия» (PP, 84 005 (1, 29%) голосов, 1 место). Места в Сенате получили те же самые партии за исключением «Списка Дедекера» и «Народной партии». Ещё 22 участвовавшие в выборах партии, включая представленный в прежнем составе Палаты представителей валлонский «Национальный фронт» (FN) ни в одну из палат избранного в 2010 году состава парламента не прошли. Особенностью политической системы Бельгии является то, что в ней практически нет общенациональных партий: все сколько-нибудь значимые партии чётко принадлежат либо к фламандскому, либо к валлонскому сообществу, что уже создаёт предпосылку для разделения страны. В условиях же, когда крупнейшей парламентской фракцией обладает сепаратистская партия, ситуация становится и вовсе весьма проблематичной, если не сказать патовой. По итогам состоявшихся выборов переговоры с победившими сепаратистами о создании кабинета, которые король Бельгии Альберт II поручил провести лидеру валлонских социалистов Элио ди Рупо, зашли в тупик. Фламандские партии категорически отвергли предложения валлонцев о субсидировании в 500 млн евро ежегодно преимущественно франкоязычного и дефицитного региона «Брюссель». Элио ди Рупо в связи с провалом переговоров подал в отставку, правящую коалицию сформировать не удалось и страна живёт без федерального правительства по настоящее время, что усугубляет и без того тяжёлую экономическую ситуацию (по размеру государственного долга Бельгия находится в ряду наиболее кризисных стран Евросоюза). 23 января 2011 года это уже привело к многотысячной манифестации как голландско-, так и франкоязычного населения Брюсселя (по разным данным от 25 до 50 тысяч участников) против неспособности парламентариев договориться и сформировать правительство.

В Швеции на выборах 19 сентября 2010 ни один из двух ведущих политических блоков – правоцентристский либеральный «Альянс за Швецию» («Умеренная коалиционная партия», «Народная партия – либералы», «Партия Центра» и «Христианско-демократическая партия») и левоцентристская социал-демократическая «Красно-зелёная коалиция» («Социал-демократическая партия», «Партия зелёных» и «Левая партия») – не смог обеспечить себе парламентского большинства без союза с «третьей силой» в лице радикальных националистов из партии «Шведские демократы». Поскольку идти на союз со «Шведскими демократами» обе коалиции отказались, сформировать правительство парламентского большинства не удалось. В отличие от Бельгии, правительство в итоге было сформировано правоконсерваторами, но положение его неустойчиво, т.к. оно опирается на меньшинство Риксдага, имея 173 голоса против 156 голосов «красно-зелёных» и 20 голосов «Шведских демократов».

В Великобритании по итогам парламентских выборов, состоявшихся 6 мая 2010 года, также сложилась весьма сложная ситуация. Наибольшее количество голосов набрала «Консервативная партия», получившая 307 мест в Палате общин. Второе место заняла «Лейбористская партия», получившая 258 мест. На третьем месте – «Либеральные демократы», получившие 57 мест. Таким образом, по результатам выборов ни одна партия не набрала абсолютного большинства мест в Палате общин, что исключило возможность формирования однопартийного правительства и потребовало проведения сложных переговоров. 12 мая 2010 года, впервые в послевоенной истории Британии, было сформировано, коалиционное правительство во главе с премьер-министром консерватором Дэвидом Кэмероном (кстати, использовавшим антимигрантскую тему), заместителем которого стал либеральный демократ Ник Клегг. Вскоре после выборов, однако, обе партии, входящие в правящую коалицию, стали резко терять популярность, и с ноября находящиеся в оппозиции лейбористы по опросам регулярно значительно опережают правящие партии.

Таким образом, можно констатировать, что отмеченная нами в анализе по итогам 2009 года тенденция кризиса традиционных системных партий и, соответственно, парламентской системы, в 2010 году получила продолжение и развитие. Это может стать предпосылкой для серьёзного усиления позиций внепарламентсих оппонентов Системы как условно «слева», так и условно «справа», а, возможно, и для синтеза «право-левой» оппозиции в единый проект, сочетающий социалистическую плановость экономики и традиционализм в вопросах национальной культуры и идентичности.

В качестве четвёртой тенденции можно отметить, что на фоне отмеченного общего кризиса системных партий в целом, внутри пока ещё сохраняющей доминирующее положение политической системы происходит заметный сдвиг вправо. Эту тенденцию мы также уже отмечали год назад по итогам выборов 2009 года в Европарламент. В 2010 году эта тенденция подтвердилась в тех странах, в которых прошли парламентские выборы. Практически во всех случаях наблюдался заметный успех правоцентристов и либералов и поражение левоцентристов и социал-демократов.

Наиболее ярко эта тенденция проявилась на выборах в нижнюю палату парламента в Великобритании. Победу на выборах одержала «Консервативная партия», получившая 10 726 614 (36, 1%) голосов и 307 мест из 650 в Палате Общин. Таким образом, консерваторы по сравнению с прошлыми выборами 2005 года увеличили своё представительство на 97 мест. «Лейбористская партия» получила 8 609 527 (29.0%) голосов и 258 мест, то есть на 91 место меньше, чем в прошлом составе палаты, сформированном по итогам 2005 года. «Либеральные демократы», идущие третьими, получили 6 836 824 (23.0%) голосов и 57 мест (на 5 меньше, чем в прошлом составе). Североирландская «Демократическая юнионистская партия» получила 168 216 (0.6%) голосов и 8 мест (на одно меньше прежнего). Сепаратистская и выступающая за отделение от Великобритании «Шотландская национальная партия» (кстати, имеющая большинство в собственном шотландском парламенте и сформировавшая в коалиции с «Шотландской партией зелёных» шотландское правительство) набрала гораздо больше – 491 386 (1.7%) голосов, но, поскольку они распределились менее компактно по мажоритарным одномандатным округам, то мест получили только 6 – ровно столько же, сколько имели в прежнем составе. Североирландская социалистическая, «зелёная» и одновременно радикально сепаратистская партия «Шинн Фейн» получила 171 942 (0.6%) голоса (разумеется, в округах британского Ольстера) и 5 мест в Палате Общин британского парламента (столько же, сколько и в прежнем составе). Любопытно, что места в британском парламенте парламенте партия «Шинн Фейн» выигрывает исключительно для того, чтобы демонстративно в его работе не участвовать – места, принадлежащие «Шинн Фейн», всегда красноречиво пустуют, при том, что в коалиционном правительстве Северной Ирландии партия всё-таки участвует. Седьмое место по количеству выигранных парламентских мест заняла другая сепаратистская партия – валлийская Партия Уэльса (Plaid Cymru), выступающая за отделение Уэльса от Великобритании и создания независимого государства. Она получила 165 394 (0.6%) голосов и 3 места (тем самым, на 1 место увеличив своё представительство). Далее идёт ещё одна партия североирландских сепаратистов – более умеренная по сравнению с «Шинн Фейн», но тоже выступающая за постепенное отделение Северной Ирландии от Великобритании и её присоединение к республике Ирландия, хотя и ненасильственными методами – «Социал-демократическая и лейбористская партия», получившая 110 970 (0.4%) голосов и 3 места (столько же, сколько и в прежнем составе). Кроме того, по 1 месту в Палате общин получили ещё две партии: «Зелёная партия Англии и Уэльса», набравшая 285 616 (1.0%) голосов, и либеральная, нейтральная в конфликте сепаратистов и юнионистов североирландская Партия «Альянс», набравшая всего 42 762 (0.1%) голоса, но зато весьма компактно в плане избирательных округов. Кроме того, 1 место в Палате Общин выиграла беспартийный независимый кандидат Сильвия Эйлин Хермон, по взглядам и политической позиции близкая к североирландским юнионистам. Всего в выборах участвовало более 40 партий и несколько независимых беспартийных кандидатов. Некоторые из не прошедших в парламент партий набрали весьма большое количество голосов, но, поскольку эти голоса оказались не сконцентрированнами, а «равномерно размазанными» по избирательным одномандатным округам, то в полностью мажоритарной системе они не смогли достичь успеха. Наибольшее количество голосов из числа не прошедших в Палату Общин партий получили «Партия независимости Соединённого Королевства» (на выборах 2010 года получила 919 546, т.е. 3.1% голосов – то есть по числу поданных голосам заняла четвёртое место!), «Британская национальная партия» (получила 564 331, т.е. 1.9% голосов и по числу голосов заняла пятое место), партия «Ольстерские консерваторы и юнионисты – Новая сила» (получила 102 361 т.е. 0.3% голосов, по числу голосов – на 12-м месте, имела 1 место в прежнем составе Палаты Общин), «Английская демократическая партия» (требующая предоставить собственно Англии в составе Соединённого Королевства по крайне мере равные права с теми, которых для себя добилась Шотландия; получила 64 826, т.е. около 0.2% голосов), партия «Уважение» (левоэкологистская, зелёная, социал-демократическая, пацифистская; набрала 33 251 голосов, в прежнем составе Палаты Общин имела 1 место, которое в 2010 году потеряла), «Традиционный юнионистский голос» (26 300 голосов), Христианская партия (18 623), «Шотландские зелёные» (16 827 голосов), «Независимое сообщество и забота о здоровье» (16 150 голосов), «Профсоюзная и социалистическая коалиция» (12 275 голосов), «Британский Национальный фронт» (10 784 голосов) и «Бакингемширская Кампания за демократию» (10 331 голосов). Остальные участвовавшие партии (по отдельности) набрали менее 8000 голосов.

Таким образом, подводя итог, в целом следует отметить, что заметное представительство в нижней палате британского парламента, что, впрочем, традиционно, получили только три лидирующие партии – консерваторы («тори»), лейбористы и либеральные демократы. Остальные семь прошедших в нижнюю палату парламента партий в совокупности получили 27 (из 650) мест и ещё одно место получил независимый кандидат – очевидно, что не только самостоятельной, но и просто заметной роли они не играют. При этом основным итогом выборов, несомненно, стал успех консерваторов, увеличивших своё представительство в Палате Общин сразу на 97 мест и провал лейбористов, потерявших 91 место.

Другим примером той же тенденции, хотя и гораздо менее ярким, может служить Швеция. «Социал-демократическая партия», всё ещё сохраняющая за собой первенство, по итогам выборов набрала 1 827 497 (30, 66%) голосов и получила 112 мест (из 349) в Риксдаге. Таким образом, она потеряла 18 мест по сравнению с прежним составом, сформированным по итогам выборов 2006 года, и показала на выборах 2010 года наихудший результат за период с 1916 года. Напротив, главный соперник социал-демократов – правая либерально-консервативная «Умеренная коалиционная партия», занявшая с 1 791 766 (30, 06%) голосами второе место и получившая 107 мест в Риксдаге, усилила, тем самым, свои позиции по сравнению с прежним составом на 10 мест. Третье место заняла «Партия зелёных», входящая в коалицию с социал-демократами, получившая 437 435 (7, 34%) голосов и, соответственно, 25 мест, что на 6 мест больше, чем в прежнем составе. На четвёртом месте «Народная партия – либералы», получившая 420 524 (7, 06%) голосов и 24 места (на 4 меньше, чем в 2006 году). За ней следует «Партия Центра» (тоже союзник правых либералов по коалиции) с 390 804 (6, 56%) голосами и 23 местами (на 6 меньше прежнего). На шестом месте – радикально антимигрантская партия «Шведские демократы», о которой было сказано выше, с 339 610 (5, 70%) голосами и 20 местами в Рикстаге (ранее она в Рикстаге представлена не была вовсе). За ней следует «Левая партия» Ларса Оли (союзник социал-демократов), получившая 334 053 (5, 60%) голосов и, соответственно, 19 мест (на 3 места меньше, чем в прежнем составе). Эта партия относится к числу посткоммунистических, в 1921–1967 годах она называлась «Коммунистической партией Швеции», а с 1967 по 1990 год носила название «Левая партия — коммунисты». Смена названий отражает идейную деградацию некогда просоветской коммунистической партии сначала Карле-Хенрике Херманссоне в направлении оппортунистического «еврокоммунизма», а затем – до уровня «новых левых». Замыкает список прошедших в Рикстаг партий «Христианско-демократическая партия» (союзник правых либералов), получившая 333 696 (5, 60%) голосов и 19 мест (на пять меньше прежнего). Ещё три партии, хотя и не прошли в Рикстаг, но, по крайней мере, получили сколько-нибудь заметное количество голосов: «Пиратская партия» с 38 491 (0, 65%) голосом, «Феминистская инициатива» с 24 139 (0, 40%) голосами и «Партия интересов шведских пенсионеров» с 11 078 (0, 19%) голосами. Остальные 29 участвовавших партий набрали от 2 до 1 565 голосов и в совокупности менее 0, 2%. Таким образом, праволиберальная коалиция «Альянс за Швецию» в целом получила 173 места (на 5 мест меньше, чем в прежнем составе), а «Красно-зелёная коалиция» – 156 мест (на 15 мест меньше, чем в прежнем составе). 20 мест, потерянные в совокупности обеими коалициями, достались «Шведским демократам», однако от их успеха левоцентристы пострадали в три раза больше, чем «правые». Иными словами, по отношению к социал-демократам позиции правых усилились. И это при том, что они и в прошлом составе Рикстага имели небольшой перевес, позволивший им сформировать своё правительство. В 2010 году премьер от правоцентристов (выступающих за свободный рынок, приватизацию и евроинтеграцию) Фредрик Райнфельдт остался в своей должности, получив по итогам парламентских выборов новый мандат, что уже характеризует заметный сдвиг «вправо»: последний раз премьер от «правых» в Швеции оставался на второй срок в начале 80-х годов прошлого века.

Достаточно заметна эта тенденция и в Нидерландах, где право-либеральная «Народная партия за свободу и демократию» (VVD) получила 1 929 575 (20, 5%) голосов и 31 место в Палате представителей, что на 9 мест больше, чем в предыдущем созыве. При этом занявшая второе место социал-демократическая «Партия труда» (PvdA), выделяющаяся на общем фоне голландского политикума своим либеральным отношением к иммиграции, получила 1 848 805 (19, 6%) голосов и 30 мест, то есть на 3 места меньше. На третьем месте уже упоминавшаяся выше радикально антииммигрантская «Партия свободы» (PVV) Герта Вилдерса, которая в социально-экономических вопросах занимает право-либеральные и даже либертарианские позиции. Она получила 1 454 493 (15, 4%) голосов и 24 места (на 15 мест больше, чем в предыдущем составе), которые также можно смело записать в общий актив правых либералов. На четвёртом месте – христианско-демократическая партия «Христианско-демократический призыв»(CDA) с 1 281 886 (13, 6%) голосами (что для неё является настоящим разгромом), получившая 21 место (на 20 меньше, чем в предыдущем составе). О ней есть смысл сказать особо, так как в прежнем составе парламета она образовывала правящую коалицию с социал-демократической «Партией труда» и левоцентристским в экономических и социальных вопросах «Христианским Союзом» – то есть была основовой левоцентристской коалиции. В новом же составе второй палаты парламента партия «Христианско-демократический призыв», потерпевшая разгромное поражение на выборах, вошла в качестве младшего партнёра уже даже не в правоцентристскую, а просто право-либеральную коалицию с «Народной партией за свободу и демократию», поддерживаемую «Партией свободы». Пятое место заняла «Социалистическая партия» (SP), некогда носившая название «Коммунистическая партия Нидерландов/Марксистско-ленинская» и стоявшая на маоистских позициях, причём в восьмидесятые годы едва ли не впервые с коммунистических позиций выступившая против трудовой миграции, осуществляемой «капиталистами с целью ослабления классового сознания пролетариата». В 1991 году, однако, она отказалась как от принципиальных коммунистических позиций и фактически перешла на позиции «европейской левой». На выборах ноября 2006 года «Социалистическая партия» добилась своего наибольшего успеха, получив 25 мест во второй палате парламента из 150 и составляя реальную оппозицию слева правящей левоцентристской коалиции христианских демократов и социал-демократов. Линия «Социалистической партии», противопоставлявшая её как «правым», так и умеренным «левоцентристам» состояла в стремлении к резкому повышению налогов и государственных социальных расходов. Результаты выборов 2010 года стали для неё разгромны: она набрала лишь 924 696 (9, 8%) голосов и получила 15 мест – на 10 меньше, чем в прежнем составе. Шестое место заняла либеральная партия «Демократы 66» (D66), выступающая основным лоббистом прав и свобод для половых извращенцев и мигрантов и рупором «светского гуманизма» (тотальной свободы личности от традиционных норм морали и нравственности). В отношении т.н. «прав человека» она выступает главным противником и оппонентом «Партия свободы» (и потому позиционируется как «лево»-либеральная), однако в социально-экономических вопросах стоит на той же самой платформе неолиберализма, хотя конкретно по вопросу реформы авторского права выступает с относительно прогрессивных позиций. «Демократы 66» получили 654 167 (6, 9%) голосов и 10 мест (на 7 больше, чем по итогам предыдущих выборов) во второй палате парламента, и их успех (на самом деле «оборотная сторона» успеха националистов в силу актуализации в обществе вопроса о миграции и поляризации позиций по нему) в социально-экономическом раскладе также идёт в зачёт «правым». На седьмом месте «Зелёные Левые» (GL) – результат произошедшего в 1989-1991 годах слияния четырёх партий: Коммунистической партии Нидерландов (КПН), Пацифистской социалистической партии (ПСП), «зелёной» прогрессивно-христианской «Радикальной политической партии» (РПП) и прогрессивно-христианской «Евангельской народной партии» (ЕНП) – они получили 628 096 (6, 7%) голосов и 10 мест в Палате представителей, то есть на з места улучшили свой результат по сравнению с прошлыми выборами, однако эти три голоса никак не компенсируют общих потерь «левых». К тому же начиная с 2003 года, когда на посту лидера профсоюзного активиста Паула Розенмёллера сменила феминистка Фемке Хальсема, сама партия «Зелёные Левые» очень заметно сдвинулась вправо от позиций защиты социальных интересов трудящихся к защите индивидуальных прав и свобод личности и пресловутой толерантности и «женской эмансипации». По существу на сегодня «Зелёные Левые» не только являются, но и вполне открыто самопозиционируются как леволиберальная партия, и едва ли ни единственным действительно социально-прогрессивным элементом её программы является пересмотр принципов и ограничение прав т.н. «интеллектуальной собственности». Восьмое место занял уже упиминавшийся выше Христианский Союз (CU) Андре Раувута – весьма здравая и позитивная партия, сочетающая консерватизм и традиционализм (в целом умеренный, но по голландским меркам – весьма радикальный) в этических и культурных вопросах (христиане в протестантском варианте, противники абортов, эвтаназии и однополых браков) с хотя и умеренной, но принципиальной «левизной» в вопросах экономики. «Христианский Союз» получил по итогам выборов 305 094 (3, 2%) голосов и 5 мест, на одно место меньше, чем в прежнем составе. Замыкают список получившие по 2 места в Палате представителей «Реформистская партия» (SGP), набравшая 163 581 (1, 7%) голоса, и «Партия защиты животных» (PvdD), набравшая 122 317 (1, 3%) голосов. Впервые участвующая в выборах «Гордость Нидерландов» (TON), представляющая собой «авторский проект» «железной Риты» – Марии Корнелии Фредерики Вердонк, прославившейся своей бескомпромиссной принципиальностью на посту министра иммиграции и интеграции, набрала 52 937 (0, 6%) голосов и в парламент не прошла. Остальные участвовавшие в выборах партии набрали голосов ещё меньше. Таким образом, тенденция к поражению «левоцентристов» и успеху «правых» (в социально-экономическом смысле, т.е. неолибералов), при всей условности их реальных позиций, тем не менее, прослеживается весьма отчётливо, особенно с учётом непрерывного сдвига «вправо» позиций и самих «левых», пытающихся подстроиться под конъюнктуру избирательского спроса.

Из этой тенденции несколько выбивается Франция, где на прошедших во всех 26 регионах страны в два тура 14 и 21 марта 2010 года выборах в региональные советы «Социалистическая партия» в союзе с «зелёными» из движения «Европа-Экология» и «Левым фронтом» наголову разгромила правящую либерально-консервативную партию «Союз за народное движение» (она же «Союз за президентское большинство»). Уже в первом туре «Социалистическая партия» (PS) в союзе с «Радикальной левой партией» (PRG) и «Республиканским гражданским движением» (MRC) получила 5 673 912 (29, 14%) голосов (и прямо в первом туре выиграла 31 мандат в советах), в то время как блок «Президентское большинство», включающий либерально-консервативный «Союз за народное движение» (UMP), социал-либеральные партии «Новый центр» (NC) и «Современные левые» (LGM), а также консервативные «Движение за Францию» (MPF) и «Охота, рыбалка, природа и традиции» (CPNT), получил 5 066 942 (26, 02%) голосов (и в первом туре смог получить только 4 места). Третье место заняла коалиция «Европа-Экология» – включающая партии «Зелёные» (Les Verts), «Федерацию солидарности регионов и народов» (R& PS) и «Независимое экологическое движение» (MEI) – набравшая 2 372 379 (12, 18%) голосов. Четвёртое место занял «Национальный фронт» (FN), набравший 2 223 800 (11, 42%). На пятом месте оказался «Левый фронт», включающий «Французскую коммунистическую партию» (PCF), «Левую партию» (PG), «Объединённых левых» (GU), «Альтернативных» и «Политическое движение за народное образование» (M'PEP); «Левый фронт» набрал 1 137 250 (5, 84%) голосов. Шестое место в первом туре заняли «Демократическое движение» (MoDem), «Независимый экологический альянс» (AEI) и примкнувшие к ним кандидаты, получившие в совокупности 817 560 (4, 20%) голосов. Ещё в совокупности 662 161 (3, 40%) получили различные ультралевацкие группы и кандидаты – «Новая антикапиталистическая партия» (NPA), троцкистская «Рабочая борьба» (LO) и др. Ещё 594 999 (3, 06%) получили другие более умеренные мелкие левые группы и независимые левые кандидаты, не вошедшие в перечисленные выше большие коалиции, кстати, несмотря на небольшой общий процент в масштабах страны, обеспечившие себе прямо в первом туре 4 места в региональных советах. Кроме того, 241 151 (1, 24%) голосов в первом туре в совокупности получили «Постоянство Республики» (DLR), «Национальный центр независимых и крестьян» (CNI) и другие не вошедшие в президентскую коалицию правоцентристы и ещё 173 269 (0, 89%) голосов – мелкие крайне правые группы и организации: «Партия Франции» (PdF), «Национальное республиканское движение» (MNR), «Блок идентичности» (BI) и регионалистский «Эльзас – первый» (ADA). Наконец, 146 118 (0, 75%) голосов (и 2 мандата сразу же в первом туре) получили сепаратисты из «Свободной Корсики» («Corsica Libera»), «Партии корсиканской нации» (PNC), «Националистической партии басков» (PNB), «Бритонской партии» (PB) и др. Все остальные движения, группы (включая «Независимый экологистский альянс», AEI) и независимые кандитаты в совокупности поделили оставшиеся 366 354 (1, 88%) голосов.

Разрыв в первом туре между двумя лидирующими блоками кажется небольшим, однако ко второму туру «Социалистическая партия» заключила в большинстве регионов гораздо более широкую коалицию, чем в первом, в которую вошли партии блока «Европа-Экология» и «Левого фронта». Во втором туре эта коалиция получила 9 834 486 (46, 40%) голосов и 1 006 (54, 70%) мест в региональных советах. К этим цифрам следует также прибавить те 660 189 (3, 11%) голосов и 58 (3, 15%) мандатов, которые «Социалистическая партия» с ближайшими союзниками получила в тех регионах, где во втором туре шла отдельно от движения «Европа-Экология» и «Левого фронта» и ещё 263 527 (1, 24%) голосов и 17 (0, 93%) мест, которые отдельно от «социалистов» получили «Европа-Экология» и «Левый фронт». К ним можно также уверенно прибавить прошедших во второй тур независимых «левых» кандидатов, которые в советах будут явно блокироваться с широкой «левой» коалицией, а не с пропрезидентскими «правыми»; эти независимые левые кандидаты набрали во втором туре в совокупности 698 556 (3, 30%) голосов и выиграли 92 (5, 00%) мест. Таким образом, если считать только собственный результат «Социалистической партии» и возглавляемого ею коалиционного списка «Союза левых», то она получила 49, 51% голосов и 1064 мест в советах, а если считать совокупный результат всех «левых», то цифра вырастает уже до 54, 05% голосов и 1173 мест в советах. При этом блок «Президентское большинство» набрал во втором туре лишь 7 497 649 (35, 38%) голосов и обеспечил себе 511 (27, 79%). В итоге блок «Президентское большинство» имеет контроль (и то относительный, но позволяющий выбрать из своих рядов президента регионального совета) лишь над одним (из 22, если считать в числе регионов территориальную общность Корсика) региональным советом континентальной Франции (Эльзас) и ещё двумя (из 4) советами заморских регионов – Французской Гвианы (в Южной Америке) и острова Реюньон (в Индийском океане). При этом «Социалистическая партия» полностью (имея более 50% в совете) или частично (имея наибольшую фракцию) контролирует 19 (из 22) континентальных и один (из 4) заморский регион (Гваделупа в Карибском море), имея в них своих президентов советов. Ещё в двух континетальных и одном заморском региональных советах президентами стали партнёры «Социалистической партии» по победившему в них «Союзу левых»: в регионе Лангедок-Руссильон – независимый левый Жорж Фреше, на Корсике – член «Французской коммунистической партии» (PCF) Доминик Буччини, и на острове Мартиника – член «Прогрессивной партии Мартиники» социалист Серж Летчими.

Ситуация, таким образом, выглядит, на первый взгляд, для правящей партии совершенно разгромной, и, несомненно, одной из причин этого поражения является глубокое падение рейтинга самого президента Николя Саркози (до 36%) в связи с проводимыми им антисоциальными и крайне непулярными реформами (включая повышение пенсионного возраста), а также плачевным состоянием французской экономики (дефицит бюджета, по сообщениям французской прессы, составляет почти 8, 5 процента от ВВП, а уровень безработицы перевалил за 10%). Впрочем, рейтинг премьер-министра Франсуа Шарля Армана Фийона, принадлежащего к той же партии, что и президент, остаётся на уровне 62% и по мнению этих 62% опрошенных он «хорошо справляется с руководством правительством, ведёт грамотную социальную политику». Тем не менее, достаточно ясно, что падение популярности лично президента прямо влияет на популярность пропрезидентской партии и отразилось, в частности, на результатах прошедших в 2010 году региональных выборах. Однако значение прошедших выборов не стоит преувеличивать. Франция является унитарным, а не федеративным государством, и её региональные советы не обладают законодательной автономией и инициативой, хотя и распоряжаются собственными весьма значительными бюджетами. Не стоит преувеличивать и значение региональных выборов 2010 года в качестве «генеральной репетиции» перед предстоящими президентскими выборами 2012 года. По итогам предыдущих региональных выборов 2004 года «Социалистическая партия» также получила контроль над 20 из 22 европейских регионов Франции, однако это не помешало правоцентристам выиграть и парламентские, и президентские выборы 2007 года, и выборы 2009 года в Европарламент. Ситуация, когда исполнительную и законодательную власть контролируют правоцентристы, а решения на местах (в компетенции региональных советов находятся, главным образом, проблемы местной инфраструктуры, занятости и экологии) принимаются «левыми», для Франции достаточно типична и привычна. Самое же главное состоит в том, что во Франции деление на «правых» и «левых» весьма условно и относится скорее к вопросам имиджа, пиара и, отчасти, риторики, чем реальной социально-экономической политики. Достаточно упомянуть, к примеру, что выходцами из «Социалистической партии» являются такие деятели как министр иностранных дел Франции (в правительстве «правого» премьера Фийона) с 17 мая 2007 по 13 ноября 2010 Бернар Кушнер, один из основателей организации «Врачи без границ», а затем – «Врачи мира», провозгласивший принцип, согласно которому «демократические» государства не только имеют право, но и обязаны «для защиты прав человека» вмешиваться в дела иностранных государств, невзирая на их суверенитет. Этот принцип Кушнер неоднократно реализовывал, начиная с войны во Вьетнаме, продолжая сомнительными афёрами в Африке и заканчивая ситуацией в Косово, где Кушнер, будучи главой Переходной Администрации ООН, оказался по свидетельству сербской прессы вовлечён в албанский бизнес по торговле человеческими органами. Другой известный член французской «Социалистической партии» (в отличие от Кушнера, остающийся членом и одним из руководителей партии и сейчас) – директор-распорядитель Международного валютного фонда (!) Доминик Стросс-Кан, который, будучи министром экономики, финансов и промышленности в правительстве «социалиста» Лионеля Жоспена, отметился проведением широкой приватизации. Кстати, Стросс-Кан – действующий глава МВФ – является одним из наиболее вероятных кандидатов от «социалистов» на предстоящих в 2012 году президентских выборах. Таким образом, во французской политической системе «Социалистическая партия» представляет собой фактически открытое лобби транснационального сверхмонополизированного б