Разоблачение неразоблачимой подделки

Сирийские слова по краям несторианского камня – это, собственно, только имена миссионеров. В отличие от первоклассной китайской каллиграфии основного текста, «сирийский фрагмент» выполнен настолько халтурно, что становится очевидно: надпись вырезал не иезуит, а – по «шпаргалке», предоставленной патером Триго, – китаец, для которого сирийский был абсолютно незнакомым языком. Однако именно сирийский текст крайне важен: в нем увековечен год создания надписи, 1092‑ й по греческому летоисчислению. Считая началом греческого летоисчисления 310 год до н. э., как это принято делать, мы получаем дату установки камня – 782 год н. э. Этот пункт Кирхер обосновывает столь же подробно, сколь и утомительно. Он с воодушевлением указывает на то, что в надписи присутствует двойная датировка: еще одно указание даты относится к упоминаемому в ней китайскому императору. Мы еще увидим, куда приведет нас этот роскошный вывод.

Эммануэль Диас, описывавший находку в одном из посланий от августа 1625 года, вдруг делает ее на 250 лет старше; в письме же от 1627 года он возвращается к первоначальной дате. Следовательно, в этом вопросе среди иезуитов первоначально имелись разные точки зрения.

И еще несколько подробностей, связанных с обстоятельствами находки: в 1625 году иезуит патер Триго и крещеный за два года до события китаец Мельхиор Чу (высокообразованный человек знатного рода) отправились в Сиань Фу, одну из древних столиц Китая. Там была найдена мраморная плита, сразу же признанная Триго подлинной. Находка вызвала в народе необыкновенный ажиотаж; взглянуть на нее прибыл сам губернатор. Все, от мала до велика, дивились неоспоримому доказательству непрерывности христианской традиции. Дело в том, что китайцы все время упрекали миссионеров в том, что никто, мол, в Китае прежде ничего не слышал об этом якобы древнем учении, о христианстве.

Доказательство древности происхождения для китайца неизмеримо важнее, чем для европейца [190], поэтому миссионеры считали себя вынужденными представить китайцам длительный «ряд предков» христианской религии. Позже, в 1650 году, в иезуитской церкви в Пекине была установлена каменная доска с перечислением «предтеч», начиная со Святого Фомы, одного из 12 Христовых апостолов, сирийских миссионеров, Франца Ксавера, никогда, кстати, не бывавшего в Китае [191], заканчивая Матео Риччи, первым истинным гением китайской миссии иезуитского ордена [192].

Кого не хватает в этом списке? Миссии францисканцев XIII‑ XIV вв., считающейся сегодня реальным событием прошлого. Ее, конечно, охотно бы вписали, будь она к тому времени уже изобретена.

Итак, важнейшим связующим звеном между легендой о Святом Фоме и нашей действительностью оказывается «несториан‑ ский камень» (таково принятое современное название находки в Сиань Фу) (рис. 40; 41). Он выполняет сразу две функции: льстит самолюбию китайцев (довольных почтенным возрастом христианской миссии), а в глазах европейцев выступает в роли неопровержимого доказательства более чем тысячелетней верности католической церкви своим догматам – о триединстве, чистилище, непорочном зачатии Девы Марии и неотделимости божественной природы Христа от человеческой.

Однако для европейских вольнодумцев именно эти относительно недавние римские догмы послужили основанием считать надпись на камне подложной. Я задаюсь вопросом: почему Триго был так неосторожен? Наверное, он хотел добиться только первого эффекта: произвести впечатление на китайцев. Местный «конвертит» (католический новообращенный), который гравировал камень, знал только католическую веру XVII века и не мог бы ничего предпринять с сирийскими (несторианскими) догматами.

Иоганн Терренц (Шрекк) из г. Констанц, коллега Триго по миссии, блестящий ученый‑ естественник и добрый друг Галилея, первым расшифровал сирийскую часть надписи. Впрочем, может быть, что он сам и набросал проект надписи. Во время морского путешествия в Китай Терренц занимался подобными текстами. Сирийский язык в надписи, кстати, не совсем правильный.

Все необходимые маневры, какие обычно происходят сразу после подобной «находки», описаны Кирхером. Ничего из ряда вон выходящего – целый ряд шагов, как всегда в таких случаях, призванных обеспечить безопасность и сохранность «найденного»: губернатор тут же распорядился изготовить точную копию камня и выставить ее в Сиань Фу. Оригинал исчез. Естественно, это только придуманная на будущее история, призванная подготовить аргументы против будущих скептиков: если кто‑ нибудь решит серьезно заняться определением истинного возраста надписи, отговорка готова. Надпись – та же, а камень – не тот. Это не фальшивка, не подделка, а просто копия «исчезнувшего» «не‑ сторианского камня». Выполнена с оригинала в 1625 году [193].

Иезуит Альварес Самеде, видевший и описавший камень в 1628 году, удивлялся: китайский текст такой внятный и разборчивый, как будто только что написанный. А вот сирийские слова – он называет их халдейскими [194], – ему непонятны. Может быть, ученый муж что‑ то заподозрил?

В том же году Триго повесился (Дюнне, с. 213). За несколько лет до этого он уже отошел от миссионерской деятельности и полностью посвятил себя изучению китайской истории и писательской деятельности. В последнее время Триго спал всего по три часа в сутки и работал в состоянии сильного душевного напряжения. Может быть, он осознал, что именно он содеял, чему способствовал или по крайней мере в свое время не воспротивился. Кстати, в свое время его покровитель и крещеный друг Мельхиор Чу, находясь еще совсем молодым человеком при императорском дворе, был изобличен в обмане и пожизненно отстранен от всех государственных должностей. Довольно необычная история, главные действующие лица которой предстают перед нами не в самом лучшем свете, не правда ли?

В XIX веке французский синолог Станислас Жюльен установил еще раз, что надпись на камне представляет собой фальшивку. Его поддержал коллега из Йельского университета Е. Е. Солсбери, утверждавший, что точка зрения Жюльена получила всеобщее распространение в профессиональных кругах. Даже крупный ориенталист и исследователь религии Эрнест Ренан в 1855 году писал, что «несторианский камень» – это подделка; восемь лет спустя, правда, он уже считал его подлинным. Начиная с Потье (1837), сторонники подлинности «несторианского камня» начинают постепенно преобладать. Хирт (1855) воспринимает его как документ. В 1908 году для нью‑ йоркского «Метрополитена» изготовляют имитацию и одну копию передают в Ватикан. С 1907 года «несторианский камень» выставлен в музее Сиань Фу.