Глава 9 Дом старика

Я снова смотрел телевизор. Теперь я много смотрел телевизор, гораздо больше, чем можно. От этого у меня болели и слезились глаза. Но я все равно его смотрел. Телевизор был моим единственным развлечением.

– Больше всех отличился житель одной из центральных областей, – рассказывал ведущий. – Ему показалось, что его доберман-пинчер по кличке Малыш посмотрел на него «как-то не так». После чего разгневанный хозяин целый вечер гонялся за своим питомцем со сковородкой и успел нанести животному несколько серьезных травм. Собаку удалось выручить только при непосредственном вмешательстве полиции. В свете так называемого «Пригородного инцидента» стражи порядка не стали арестовывать правонарушителя, ограничившись устным внушением…

Чеснок переключил телевизор на футбол. Футбол был мне неинтересен.

– Вот так вот. – Сторож достал из холодильника пиво. – А у меня у соседей собака была. Большая, лохматая, не знаю какой породы. Она у них сто лет жила и еще бы столько прожила, наверное. Да тут как раз ты все это устроил. А у них дети маленькие, между прочим. Ну, они эту собаку взяли и отвезли ветеринару, чтобы усыпил. А детям сказали, что собаку в деревню отправили, чтобы она там набралась здоровья. Наделал ты дел, парень…

Чеснок приложился к пиву.

– И везде теперь так, – продолжил он. – Везде. Да, кстати, завтра тут опять какая-то комиссия пожалует. Будут опыты над тобой производить. С утра их видел. Приехали на трех машинах, важные такие… Да и вообще теперь у нас полицейских в два раза больше стало. И на машинах, и даже на вертолете. Жди.

Тогда тоже было много полицейских машин…

Я сразу же отыскал нужный мне дом. Его было трудно не узнать – возле него дежурила машина, а еще две машины, но только не полицейские, а обычные, катались туда-сюда по улице. Но в них тоже сидели полицейские, это было видно.

Из машины, дежурившей возле дома, высовывалась круглая морда служебной немецкой овчарки. Я хотел было с ней поговорить, но оказалось, что овчарка говорить не умеет, оказалось, что у нее совершенно нет никаких мозгов. Я еще подумал тогда, что отсутствие мозгов, наверное, необходимое условие полицейской службы… Чтобы мозгов поменьше, исполнительности побольше. Но все равно поздоровался.

– Привет, – сказал я.

Овчарка посмотрела на меня с безразличной подозрительностью, а потом служебно гавкнула. Почуяла, что я не тот, кого следует опасаться, и утратила ко мне всякий интерес. Тогда я решил подшутить и отдал овчарке команду «Лежать!». Она послушно упала на пол автомобиля. Да, мозгов никаких, убедился.

– Сиди здесь, – велел я ей и побежал к дому.

Дом как дом, только вот жалюзи на окнах. На всех. Ограда невысокая, как принято в любых пригородах. И белой краской крашена. Полная идиллия. Я перепрыгнул через ограду и отправился вокруг. Искал хоть какой-нибудь след, слушал воздух, но все бесполезно – никаких видимых отметин не видно. Трава примята почти везде, но примяли ее наверняка полицейские – улики искали. Скорее всего не нашли.

На заднем дворе остановился и послушал поплотнее. Внутри дома находились два человека. Судя по запаху масла и пороха, полицейские. Настороженные. Может, это они засаду таким образом устроили, а может, просто хозяев дожидались.

Я решил подобраться поближе. Дверь дома, выходящая на задний двор, оказалась открыта. Я дернул ручку вниз и проник внутрь. За дверью обнаружился небольшой коридорчик, а за ним кухня. На кухне тоже сидели полицейские. Эти пили кофе и жевали гренки. Молча. Кофе и гренки в жару? Оригинально. Видимо, работа накладывает отпечаток.

Я стал ждать. Они быстро покончили с перекусом, закурили.

– За последние семнадцать лет это первый здесь случай.

Дверь на кухню была закрыта неплотно. Я осторожно приблизился и заглянул в щель.

Говорил старший. Он сидел за столом. Другой, помоложе, стоял рядом.

– Я слыхал, в других городах такое случалось, – сказал молодой.

– Случалось, – подтвердил старший. – Особенно на юге. И всегда никого не находили.

– Психи? – спросил молодой.

– Не знаю, – старший достал спичку и принялся ковыряться в зубах. – Не знаю. Я раньше в столице работал, такого там понавидался… Когда сюда перебрался, мне здесь раем служба показалась… Всего-всего видел.

– Чего? – заинтересовался молодой.

– Всего, – снова сказал старый. – Например, есть такие места, в которых люди исчезают. Знаешь, сколько каждый год исчезает? Тысячи. И без следа. Как будто растворяются.

– Это ты про черные дыры?

– Ага. Тоже слыхал?

– Слыхал, – кивнул молодой.

– Но это газетчики их так назвали. А мы их называли швы.

– Швы? – переспросил молодой.

– Швы. Знаешь, на одежде швы? Иногда они расходятся. И в эти швы проваливаются люди. Я видел однажды…

Старший открыл холодильник, налил себе воды и отпил большой глоток.

– Домой возвращался. А впереди меня девушка шла. И вот она заворачивает за угол. Я шагаю за ней, по пути ведь. Тоже заворачиваю. Смотрю – а никого нет. Переулок пустой. Длинный такой пустой переулок, просто две стены. Ни дверей, ничего вообще. А девушки нет. Исчезла. Я два раза по этому переулку прошел – пусто. Только мусор разный вдоль стен. А потом видел у нас в отделении стенд – разыскивается девушка, фамилия такая, возраст двадцать один год… Вот так.

Молодой тоже налил себе воды.

– Я рассказ в детстве читал, – вспомнил он. – Там вот такие же вещи случались. А потом выяснилось, что это из другого измерения существа ловушки расставляют.

– Не, – покачал головой старый. – Тут все не так просто… Тут что-то другое… Гораздо хуже… Или вот. Ты фильм про Фредди Крюгера видел?

– В детстве, – улыбнулся молодой. – Смешное кино.

– Кино-то смешное, это точно… А у нас вот был почти такой же случай. Про СВС знаешь?

Молодой отрицательно покачал головой.

– СВС – синдром внезапной смерти, – пояснил старший. – У нас на участке было. Вдруг ни с того ни с сего стали умирать.

– Во сне?

– Не, не во сне. Но когда рядом никого не находилось. Родители уходят на работу, оставляют детей дома, а когда возвращаются… Они как спят. И безо всяких следов. Просто так.

– И все? – молодой опасливо оглянулся.

– Не все, – старший снова закурил. – Не все. В каждой комнате на стене находили как бы выжженное пятно. Размером с футбольный мяч. Просто обугленное пятно. На что мы только не думали. И на шаровые молнии, и на излучатели разные. Ученых разных приглашали – ничего. Так и не разгадали.

– А потом?

– Потом придумали, как с этим бороться. Стали в каждой комнате видеокамеры расставлять. И все сразу же прекратилось. Вот тебе и Фредди Крюгер. Сам, кстати, Фредди Крюгер тоже был. Но это в Америке.

– Теперь вот у нас чертовщина разная началась, – вздохнул молодой. – А как все хорошо раньше…

– Да, – согласился старый. – И прямо среди дня. Соседка видела.

– Что?

– Старик на качелях качался.

– На качелях?

– Ага. Он в детство впал уже – качели, рыбалка. А потом соседка смотрит – никого нет, только качели продолжают качаться. Она думала, что дед куда-то отошел… Но его и к вечеру не нашлось. Тогда вызвали полицию… И мы ничего толком не нашли.

– И собака след не взяла.

– Ага. Хотя, в общем-то, следы были, – старый почесался. – Только странные… Как будто детские. Ну, или карлик прошел…

Когда они стали говорить про следы, я шагнул поближе к двери, поскользнулся и случайно открыл ее носом.

Они уставились на меня как на привидение. Я оглядел кухню с хозяйским видом. Неодобрительно глянул на сигареты и открытый холодильник.

– Как тут оказалась эта собака? – спросил тот, что постарше.

– Не знаю…

– Ты, наверное, дверь заднюю не закрыл?

– Закрывал…

Они снова уставились на меня. Молодой даже положил зачем-то руку на кобуру. Я зевнул, решил, что это их успокоит.

– Вона зубищи-то какие! – Младший кивнул на меня. – Такая псина кости может ломать…

– Наверное, знакомая хозяев, – предположил старший. – Заглянула в гости…

– Я бы ни за что в такие гости не пошел, – сказал младший.

– Ты же не собака, – резонно заметил старший.

Они напряженно засмеялись.

Я гавкнул для порядку и проследовал в дом. Меня интересовало одно место во всем этом особняке – детская. Кажется, старик Костин жил в бывшей детской, так часто делают, старики и сопляки меняются местами, над этим весь квартал потешался.

Я отыскал лестницу и быстро вбежал наверх. Детскую я увидел сразу – поперек двери была натянута полиэтиленовая лента с запретительной надписью. Ленту я снимать не стал, прошел под ней.

Вся комната оказалась заполнена моделями летательных аппаратов, от истребителей до тяжелых грузовых вертолетов. Самолеты свисали с потолка, стояли на полках, на столе, на полу. Мне даже не пришлось выделять главный запах. Ацетон. Забавно… Наверное, старый Костин на самом деле впал в детство, самолеты клеил.

Я вышел из комнаты и потихоньку спустился на первый этаж. Полицейские продолжали болтать на кухне. Выбрался из дома на двор, подошел к качелям. Ничего необычного. Два вкопанных в землю столба, между ними труба, к трубе на подшипниках прикреплены цепи. На цепях детское сиденье. Скорее всего хозяин сам смастерил. Вот на этих качелях старик и качался. Качался и качался. Докачался.

Качели медленно раскачивались от ветра и поскрипывали. Это было очень грустно. Скрип качелей – самый грустный в мире звук…

Что-то заставило меня оглянуться. Даже не запах, нет. Какое-то чувство… трудно описать. Я вдруг почувствовал, что мне надо обернуться через левое плечо.

Обернулся.

Ничего. Угол двора. В углу два мусорных бака. Из баков пахнет чем-то тухлым.

Я направился к ним. Чем ближе я подходил, тем сильнее к запаху тухлятины примешивалось еще что-то. Когда до баков осталось шагов двадцать, я вдруг узнал. Запах птичьих перьев. Я уже собрался опрокинуть бак и выяснить, что там за птица скрывается, как вдруг дверь в дом открылась, и на крылечке нарисовался молодой полицейский.

– Эй, что ты там делаешь? – крикнул он. – Там ничего съедобного нет.

Я поставил на бак лапы и собрался его опрокинуть.

– А ну, прекрати! – молодой направился ко мне.

Бак уже почти подался, еще секунда – и все содержимое окажется на траве.

– Стреляю! – неожиданно крикнул полицейский.

Я убрал лапы с бака. Осторожно, не делая резких движений, повернулся в его сторону. Он меня надул. Стоял с перепуганной рожей, а пистолет так и не достал. На его крик из дома показался старший.

– Чего орешь? – спросил он.

– Эта псина в бак лезет.

– А тебе чего?

– Не знаю… – молодой расслабился.

Старший посмотрел на меня, подумал и сказал:

– А вообще-то ты прав. Нечего ему тут болтаться. Давай, прогони его.

– Как? – спросил молодой.

– Рявкни на него.

Молодой помялся, набрал воздуху и рявкнул:

– Вон пошел!

Я сделал вид, что испугался. Вздрогнул, поджал хвост и потрусил к калитке. Полицейские вернулись в дом.

Я выбежал на улицу. Посмотрел направо, посмотрел налево. Овчарка продолжала лежать на сиденье. Пробегая мимо машины, я услышал, как она тихонечко поскуливает. Я прекрасно знал это поскуливание. Так поскуливает собака, которой внезапно очень захотелось в туалет, но которая смертельно боится нарушить приказ своего хозяина оставаться на месте. Безмозглая тварь. Преданная, но безмозглая. Мне стало ее жаль. Я вернулся к машине и сказал:

– Гулять!

Овчарка мгновенно выскочила из автомобиля и рванула к газону. Я отправился дальше.

Я не знал, что мне делать. Ничего серьезного я так и не нашел. Старик исчез, а куда он исчез, неизвестно. Как будто что-то спустилось с неба, забрало его и снова улетело. Огромная адская летучая мышь. А может, он и в самом деле отправился поболтаться, может, его достали дети, и он рванул к любимому племяннику. Все могло быть. Я шагал, размышляя о вариантах дальнейших действий. Честно говоря, что делать, я не знал. Как себя вести. Едва начатое расследование провалилось. И если опять говорить честно…

Внезапно я услышал за спиной быстрые легкие шаги. Кто-то бежал за мной, старался меня догнать. Я сделал вид, что шагов этих не слышу, а когда они приблизились уже на опасное расстояние, сделал финт вправо и резко развернулся.

Это была овчарка. Остановилась и тупо на меня уставилась.

– Что надо? – спросил я неприветливо. – Еще тебе что-нибудь приказать?

Овчарка принялась мучительно думать. Мозги есть, но ими почти не пользуется.

После почти минутного раздумья овчарка выдавила:

– Пойдем.

– Куда?

– Пойдем.

– Пойдем, – ответил я.

Она повела вдоль дороги, свернула в небольшой переулок, затем еще в один. Эту часть города я знал не очень хорошо, все эти улицы были мне незнакомы. А вот овчарка в них ориентировалась вполне уверенно. На одной из окраинных улиц, уходящей вниз к озеру, она остановилась. Ничем примечательным эта улица среди других не выделялась. Разве что на ней в большом количестве росли одичавшие уже каштаны.

– Ну? – спросил я. – Зачем ты меня сюда притащила?

На морде овчарки вновь изобразились мучительные раздумья. Она пыталась что-то мне сказать, пыталась вспомнить нужные слова и не могла, только корчилась. Наконец, она выдохлась окончательно и опустила голову. Потом вдруг на ее рыжей морде изобразилось просветление, будто она свет истины какой-то там узрела. Псина задрала морду кверху и принялась нюхать.

Я все понял. Я тоже поднял нос в воздух. И сразу же услышал.

Это был запах ацетона. Не очень сильный, но я слышал его отлично. Овчарка оказалась не такой безмозглой, как мне показалось сначала.

– А дальше? – спросил я. – Дальше куда?

Овчарка кивнула вниз, к скалам.

– Веди, – велел я.

Овчарка шагнула назад.

– Почему? – спросил я.

Нос у овчарки задергался.

– Почему?

– Монстр, – прошептала овчарка. – Монстр…

Овчарка пятилась и пятилась, а потом развернулась окончательно и побежала.

Я немного постоял, и все-таки отправился вниз, по запаху. Он был несильный, но устойчивый, по такому любая собака вокруг света обойдет. Запах спускался к озеру, к скалистому берегу, улица скоро закончилась, и асфальт закончился. Осталась узенькая, заросшая травой, дорожка. Трава невысокая, и пробираться через нее оказалось легко.

Постепенно трава стала переходить в вереск, в низкорослый кустарник, не знаю, как он назывался. Деревьев здесь совсем не росло, все деревья в этом месте вырубили еще в позапрошлом веке, глухое местечко. Дорожка растворилась окончательно, и я увидел камни и озеро.

Это одно из самых красивых мест в нашем городе. Белые камни и чуть зеленоватое от расплодившихся водорослей озеро. Красота.

Но сюда никто никогда не ходил. Ни влюбленные, ни туристы разные. Городская легенда утверждала, что на этом самом месте в шестнадцатом веке спалили могучего колдуна. Вроде как по распоряжению самого Ивана Грозного. И что будто бы его дух до сих пор охраняет это место, и что всякий, кто сюда явится, умрет в течение года. Поэтому сюда никто и не прогуливался, даже самые разнузданные панки и хулиганы. Во время войны здесь, кажется, располагался пункт ПВО, вон там, на самом выступе скалы. Расчет охранял пристань от налетов немецкой авиации, а потом сюда попала бомба. И выступ скалы обвалился и обрушился в озеро, все солдаты погибли. С тех пор на этом месте никогда ничего не строили.

В том месте, где к пункту шла узкоколейка, сохранилась небольшая насыпь. Она тоже заросла этим вереском, но по ней вполне можно было пройти. Я забрался на насыпь. Запах ацетона слышался и здесь, он смешивался с запахом вереска, создавал неповторимый аромат. Постепенно я начинал замечать. Веточки вереска были поломаны. На земле обнаруживались следы и клочки одежды. Я замедлил шаг. Дальше идти не хотелось.

Но я пошел.

Скоро сквозь вереск стали проглядывать взорванные скалы. А потом камень окончательно вытеснил кустарник. Идти стало тяжело, обломки, мелкие и острые, резали ноги. В одном месте камни были разбросаны и перевернуты. Измазаны запекшимся красным. Я не задержался здесь и двинулся дальше, увидел по следу, как к озеру что-то тащили по земле. Что-то тяжелое с сильным запахом ацетона.

Потом скалы оборвались. Я заглянул за острый край. Внизу я не увидел ничего. Только вода билась о берег, вспенивалась в белый снег. Химическая вонь, поднимающаяся снизу, резала глаза. Вонь, примерно такая же, как в комнате старика, любившего там клеить свои самолеты.

Я возвращался в город и думал о том, что теперь я знаю, что дед отнюдь не отправился на север к своему племяннику порыбачить.