Глава 11 Чердак

С утра я вышел на улицу и не спеша направился к молочному. Завод находился в противоположной части города, и, чтобы добраться до него, мне пришлось обогнуть холм. Заводик был маленький, я не стал ломиться через главный вход, сунулся в служебную калитку.

Из сторожевой будки высунулся здоровенный ирландский волкодав. С волкодавом связываться не хотелось. Я его, конечно, задеру, но возни будет…

– Пропустил бы, – попросил я.

– А тебе зачем?

– Надо.

Волкодав задумчиво повертел хвостом, потом сказал:

– Проходи.

Люблю ирландцев.

Я оказался на территории завода. Послушал воздух. То, что мне нужно, располагалось справа. Это были большие баки, куда сливали прокисшую и уже ни к чему не пригодную сыворотку. Раз в неделю эти баки вывозили и спускали в озеро. Запах, как у дохлой кошки. Я поморщился, унял тошнотворные рефлексы, набрал в легкие побольше воздуха, а затем запрыгнул в бак.

Я провалился в густую белую дрянь по брюхо. Как следует повозился, чтобы жижа пропитала подшерсток. Потом погрузился в нее почти целиком, одна голова на поверхности осталась. Стоило нырнуть и вообще с головой, но не хотелось, чтобы сыворотка попала в уши.

Выбравшись из бака, я первым делом как следует отряхнулся. Сыворотка разлетелась в стороны, а запах остался. Мощный устойчивый запах дохлой кошки. С таким ароматом домой лучше не показываться. Впрочем, я и не собирался возвращаться домой до вечера.

– Ты что, на кошачьи похороны собираешься? – спросил волкодав.

Я не ответил на этот глупый вопрос. Ирландец больше не приставал.

До дома я добирался несколько дольше. Чтобы не пугать прохожих, пришлось вилять по кустам и закоулкам, а все равно – возле трамвайного депо от меня шарахнулась дама с двумя болонками, а возле церкви я напугал монашек. Свою улицу я обогнул с тылу и в усадьбу проник через подкоп в заборе. Оставалось проделать самое сложное – влезть на чердак.

Попасть на чердак изнутри было нельзя, Па давно заколотил обе лестницы – чтобы мы не шастали по крыше. К тому же на чердаке хранилось всевозможное старье, о которое можно было легко пораниться. Значит, на крышу придется забираться по-другому, мне бы руки…

С другой стороны, у человека нет таких зубов.

С западной стороны к дому прислонялась длинная приставная лестница, но цирковой собакой я не был, этот вариант не годился. Оставался единственный путь – забраться на крышу гаража, оттуда перепрыгнуть на крышу зимнего сада, подняться по ней до трубы водостока второго этажа, затем вдоль этой трубы до крыши третьего, а там уже совсем близко – по козырьку и в слуховое окошко. Оно всегда открыто, для улучшения вентиляции.

Я отправился к гаражу. Повезло – Ма оставила свою машину на улице, а это здорово облегчало задачу. Я запрыгнул на капот, затем на крышу, с крыши машины перескочил на черепицу гаража. При этом я здорово царапнул когтем краску, но это были мелочи жизни, вряд ли кто обнаружит царапину на крыше.

Шагать по черепице оказалось легко, ей было лет сто, и ее здорово изъели дожди и другие осадки, сцепление лап с крышей получалось надежное. Между гаражом и зимним садом футов шесть, перелетел легко. А дальше начались неприятности.

Не то чтобы мне было тяжело пробираться по жестяному желобу, просто весь желоб оказался забит мертвыми ласточками. Птицы высохли, сжались и представляли собой плотные черные комочки. Не знаю, почему это произошло, возможно, ласточки просто не вынесли соседства с таким существом, как Роза.

А может, это сделала сама Роза. Теперь уже не узнать. Я преодолел этот ласточковый путь и ступил на черепицу третьего этажа. Оставалось взобраться вверх до конька, а затем спуститься вниз. Наклон достаточно крутой, и в одном месте я даже поскользнулся и пополз вниз, но удержался.

С конька, с самой высокой точки дома, открывался отличный вид на бухту. Наверное, я очень забавно выглядел со стороны – собака на крыше. Это могло бы стать отличным символом города. Вдруг захотелось взять да и завыть на луну, как обычной собаке, которая чувствует присутствие луны в небе даже днем.

Желание было таким сильным, что удержался я с большим трудом, перевалил через козырек и пополз к слуховому окошку.

И внутрь.

Чердак был завален разной доисторической рухлядью: креслами, баками, старыми столами – одним словом, всеми теми вещами, которыми так богат каждый нормальный чердак. Я послушал воздух. Никого. Впрочем, этот способ определения чужого присутствия не подходил – Роза ведь никак не пахла. Пришлось полагаться на более примитивные методы. Я послушал ушами.

Тихо. На чердаке никого нет. Если только это существо дышит, если только у него бьется сердце… Хотя в мистику я не очень-то верил. Если существо ходит по земле, значит, у него должны быть легкие и должно быть сердце. Значит, его можно услышать.

Тихо. Никого нет. Надо выбрать место. Я осторожно, чтобы не наделать в пыли следов, обошел чердак по периметру. Возник соблазн спрятаться в старый флотский сундук, но это было опасно. Поэтому я укрылся в огромной куче старого тряпья, хранившегося зачем-то возле дымохода. Тряпье настолько густо пахло нафталином, что вряд ли она меня услышала бы. Плюс вонючая сыворотка.

Пришлось долго ждать. Солнце проплыло в чердачном окошке, и почти сразу же стемнело. Ночь началась. Внизу, в гостиной, растопили камин. Глупо топить камин в такую жару, но если его не протапливать хотя бы раз в неделю, в трубе поселяется сырость.

По трубе пошло тепло, я пригрелся и чуть не уснул. Мешала пыль, попадавшая в нос – от нее хотелось чихать. Впрочем, может быть, я и уснул. Может быть, я засыпал вообще несколько раз в ту ночь, не знаю. Но когда открылось чердачное окно, я не спал и видел все.

В окно просунулась белая длинная рука, ощупала раму. Появилась вторая рука. Вторая рука открыла окно. На чердак влезла Роза. С лицом у нее было что-то не так, на нижней половине мутное белое пятно, над ним глаза. Чернели. Роза огляделась и проскользнула внутрь, приземлилась сразу на четыре лапы, как кошка. Пятно дернулось, и я понял, что это совсем не пятно. Это был кролик. Роза несла его в зубах.

Роза выпрямилась. Кролик снова дернулся, пискнул, и Роза легким движением свернула ему шею. Зверек повис. Роза села на старый стол. Какое-то время она сидела не шевелясь, затем стала выдирать из кролика шерсть. Шерсть разлеталась клочками по полу, и очень скоро кролик остался совсем голым. Тогда Роза сорвала из-под крыши старую бельевую веревку, обмотала кролика за задние лапы и повесила. И снова быстрое движение, что-то блеснуло в воздухе, и я услышал, как по чердаку поплыл красный запах…

Дальше я не стал смотреть. Меня затошнило, и я закрыл глаза.

Я лежал под ворохом затхлого тряпья и слышал, как капает красное из кроличьего горла. Иногда оно капало на пол, и тогда я слышал, как бьют капли. А иногда капли сопровождались булькающими звуками, значит, красное капало не на пол. Вдруг что-то ужалило мою заднюю ногу. Может быть, это был паук, а может, просто нерв затек. Но было больно. Моя нога дернулась совершенно непроизвольно, сама собой. Что-то упало. Я задержал дыхание и открыл глаза.

Роза слушала. Ее лицо было все перемазано черным. Она пощупала воздух, но меня так и не засекла – помог мой визит на молокозавод. И нафталин, она решила, что на чердаке никого нет. Подняла руку и сдернула кролика. Он был какой-то тряпичный, точно выжатый.

Роза поводила ноздрями и шагнула назад к окну. Постояла еще с минуту, затем выпрыгнула. Я остался на чердаке один и просидел на нем до утра. Просидел под кучей ветхого барахла рядом с каминной трубой. Не смыкая глаз.

Когда стало светать, я выбрался из своего укрытия. Пол был черный. И белая шерсть. И сильно пахло свернувшимся красным.

Спустившись с чердака, я послушал окрестности. Все в порядке. Все дома. Даже Роза, услышал ее по кроличьему запаху. Я вспомнил о кроликах и решил их навестить.

В кроличьем углу пусто и тихо, хотя сами зверьки были на месте, я чувствовал их, они дрожали. Выход из норы оказался разрыт, земля разбросана вокруг крупными комьями.

Я позвал кроликов. Они не ответили. Мне подумалось, что кроликам, наверное, совсем худо. Они маленькие и беззащитные, единственное спасение для них – бегство. Но и убежать удается не всегда.