Бартимеус. Всего несколько часов – и снова вызов

Всего несколько часов – и снова вызов. Именно то, чего мне не хватало в жизни. Конечно: день, проведённый без рабства, потрачен впустую, а как же иначе?

Так‑ так, посмотрим… Сперва Мэндрейк, потом девушка. Кто же будет на этот раз? После того как я увидел в пентакле напротив Китти, я предполагал, что на этот раз передо мной окажется почтальон.

Но нет, увы. Это снова был мой драгоценный хозяин, с лицом мрачнее тучи. И в руке он держал копьё с серебряным остриём.

Ну что ж, на его очевидные намерения я тут же отреагировал подобающим образом. Я заставил свою бедную измученную сущность принять впечатляющий облик львиноглавого воителя, наподобие тех, какие сражались в египетских войнах[59]. Кожаный панцирь, юбка из бронзовых пластин, глаза, сверкающие подобно хрусталю, клыки, торчащие из чёрных дёсен. Отлично. Я предупреждающе вскинул лапу.

– Даже не думай, малый!

– Мне нужны ответы, Бартимеус! Правдивые ответы! А если нет – видишь это копьё? Я вгоню его тебе в глотку прежде, чем со мной будет кончено!

Слова так и сыпались с его искривлённых губ. Глаза у него были выпучены, как у рыбы. Похоже, он был несколько расстроен.

– Ты‑ ы? Да ты и острия‑ то не найдёшь, пока на него не сядешь! – Голос мой был мягок, точно бархат. – Ты смотри, поосторожнее! Я и сам не безоружен.

Из моей мягкой лапы выскочил наружу коготь, искривлённый, точно полумесяц. Я лениво повертел его, чтобы он блеснул на свету.

Волшебник мерзко усмехнулся.

– Это все пыль в глаза, верно ведь? Два дня тому назад ты и говорить‑ то не мог, не то что противостоять нападению. Держу пари, если я сейчас пырну тебя этим копьём, тебе придётся плохо. И обратить его против меня ты тоже не сможешь[60].

– Ты так уверен? – Львица вытянулась во весь рост. Уши с кисточками упёрлись в потолок. – Это всего лишь громкие слова, чужестранец. Попробуй докажи это на деле!

Он злобно рявкнул и сделал неуклюжий выпад копьём. Львица увернулась и попыталась вцепиться в древко когтями. Зрелище было жалкое: оба мы промахнулись на добрую милю.

– И это ты называешь ударом? – насмешливо спросил лев, перепрыгивая с ноги на ногу. – Ты прямо как слепой воробей, пытающийся клюнуть червяка!

– Ну, ты был не лучше!

Волшебник расхаживал по своему пентаклю из стороны в сторону, пригибался, подпрыгивал, тыкал копьём во все стороны. При этом он сопел, задыхался и демонстрировал ловкость, свойственную человеку, за которого даже мясо режут слуги.

– Эй! – окликнул я. – Я тут! Впереди!

– Отвечай, Бартимеус! – воскликнул он снова. – Скажи мне всю правду! Не изворачивайся и не увиливай! Кто тебя вызывал?

Что ж, я почти ожидал этого. Но, разумеется, я не мог сообщить ему, что Китти все ещё жива. Она, конечно, заблуждается, но тем не менее со мной она поступила благородно. Вид у львицы сделался робкий и растерянный[61].

– А с чего ты взял, что меня кто‑ то вызывал?

– Я это знаю! И не смей отрицать! Я пытался вызвать тебя сегодня ночью, а тебя не было! Кто это был? С кем из волшебников ты встречался?

– Да не кипятись ты так. Это была короткая встреча. Ничего серьёзного. Все это уже в прошлом.

– Ах, ничего серьёзного?!

Он ещё раз пырнул копьём – на этот раз оно застряло в полу.

– И ты думаешь, я в это поверю?

– Успокойтесь, господин ревнивец! Не устраивайте сцен.

– Кто это был? Мужчина или женщина?

Я попытался его успокоить.

– Послушай, я знаю, чего ты боишься. Я этого не делал. Это тебя устраивает?

– Нет! Ты рассчитываешь, что я поверю хоть одному твоему слову?

Успокоил, называется. Львица решила пустить в ход откровенную наглость[62].

– Ну ладно, тогда можешь поверить, что это не твоё собачье дело. Я тебе ничем не обязан!

Мальчишка так разъярился, что я уж думал, он вот‑ вот выскочит из своего костюма. Конечно, он боялся: боялся, что я открою кому‑ нибудь его имя.

– Послушай, сынок, – сказал я ему. – Я никогда не рассказываю одному хозяину ничего о другом хозяине, если мои личные интересы того не требуют. Так что не рассчитывай, что я расскажу тебе о том вызове. И по той же самой причине я никому не сообщал твоего несчастного настоящего имени. Мне‑ то это зачем? Оно для меня ничего не значит. А если ты так уж боишься, что я раскрою кому‑ то секреты твоего детства, на то есть простой выход. Отпусти меня раз и навсегда! Но нет, этого ты сделать не можешь, верно? На самом деле, думаю, ты просто не хочешь порвать со своим прошлым. Вот почему ты держишь меня под рукой, несмотря на то что я сделался так слаб. Чтобы ты мог цепляться за того Натаниэля, которым был когда‑ то, так же как и за большого и страшного Джона Мэндрейка, каким ты стал теперь.

Волшебник ничего не сказал. Только смотрел на меня в упор пустыми, горящими глазами. Оно и понятно. По правде говоря, я и сам немного удивился. Не знаю, откуда берутся эти ослепительные наития. Но, боюсь, он меня плохо расслышал. Как‑ то нехорошо он выглядел.

Мы находились в его кабинете. Время, судя по всему, шло к вечеру. Повсюду были разбросаны бумаги, на столе красовалась нетронутая тарелка с едой. В воздухе висел кислый, затхлый запах, говорящий о длительном присутствии немытого молодого человека. И да, вышеупомянутый молодой человек сейчас не отличался свойственной ему франтоватостью. Лицо у него опухло, глаза были красные и безумные, рубашка (на удивление, незастёгнутая) была заправлена в брюки кое‑ как и торчала пузырём. Всё это совершенно на него не похоже: как правило, Мэндрейк держал себя в строгости. А теперь всё его самообладание куда‑ то подевалось.

Что ж, бедный юноша так эмоционально неустойчив! Ему требуется бережное, сочувственное обращение.

– С чего ты такой растрёпанный? – фыркнул я. – Похоже, ты в полном раздрае! Что случилось‑ то? Внезапно осознал, насколько низко ты пал? Не может же все это быть только из‑ за того, что меня вызвал кто‑ то другой!

Мальчишка посмотрел в хрустальные глаза львицы.

– Нет… – медленно произнёс он. – У меня есть немало причин быть недовольным. И всё это – из‑ за тебя.

– Из‑ за меня?!

Рано я оплакивал своё бессилие! Нет, похоже, старый джинн ещё способен задать кое‑ кому перцу! Я приосанился.

– И в чём же дело?

– Ну… – Он упёр копьё в пол, едва не воткнув себе в ногу. – Я перечислю, если ты сам не догадываешься. Во‑ первых, за последние сутки в Лондоне вспыхнул ряд серьёзных бунтов. Простолюдины причинили серьёзный ущерб. Имели место драки и несчастные случаи. Порядок на улицах не восстановлен до сих пор. Сегодня утром Деверокс ввёл чрезвычайное положение. Уайтхолл оцеплен войсками. Устои империи колеблются.

– Да, я вижу, денёк у тебя выдался непростой, – сказал я. – Но я‑ то здесь при чём?

Мэндрейк кашлянул.

– Всё это началось с того, – сказал он, – что два дня тому назад некая лягушка устроила погром в Сент‑ Джеймс‑ парке. Благодаря её действиям на свободу в самой гуще толпы вырвался опасный джинн, а этот инцидент и дал толчок беспорядкам.

Львица протестующе рыкнула.

– Ну уж это точно не моя вина! Я всего лишь пытался выполнить твой приказ, находясь в крайне ослабленном состоянии. Я добился успеха в сложных обстоятельствах. Эй, не надо так смеяться! У меня мурашки по спине ползут.

Молодой человек запрокинул голову и разразился глухим, лающим смехом, изрядно напоминающим хохот гиены.

– Добился успеха? – воскликнул он. – Это называется «добился успеха»? Да ты едва не сдох у моих ног, не в силах произнести ни слова из доклада, которого я ждал! Ты выставил меня дураком на людях! Если это называется успехом, что же такое провал, а?

– Это я тебя дураком выставил? – осведомилась львица, еле сдерживая смех. – Проснись и пой, дружочек! В этом тебе моя помощь не требуется, ты прекрасно справляешься сам. Что я такого сделал? Разве что привлёк внимание к твоей жестокости, к тому, что ты меня едва не уморил? Какому волшебнику придёт в голову держать в мире джинна до тех пор, пока тот не сделается слишком слаб, чтобы выжить? Удивляюсь, что ты не прикончил меня совсем!

Глаза Мэндрейка вспыхнули.

– Именно этого от меня и хотели! – вскричал он. – От меня требовали, чтобы я вытряс из тебя информацию и предоставил тебе сдохнуть! А я, дурак, тебя спас! Я тебя отпустил. И остался наедине со всем тем бардаком, что ты устроил. В результате моей карьере почти наверняка конец. Хорошо ещё, если я жив останусь. Мои враги объединяются против меня. Завтра мне придётся предстать перед судом – и все из‑ за тебя!

Голос у него дрожал, глаза увлажнились – не хватало только печального пения скрипок. Львица‑ воительница высунула язык и издала непочтительный звук.

– Всего этого можно было бы избежать; – гневно произнёс я, – если бы ты достаточно мне доверял, чтобы чаще отпускать меня на волю. Тогда я был бы в лучшей форме и без труда ускользнул бы от демонов Хопкинса.

Он вскинул глаза.

– А, так ты всё же отыскал Хопкинса?

– А ты не уклоняйся от темы, не уклоняйся. Я говорю: всё это твоя вина. Надо было больше верить в меня. И это после стольких лет, после того, как я помог тебе с Лавлейсом, и с Дювалем, и с анархистом и устрицей…

Он поморщился.

– Ой, только не надо про ту последнюю историю!

– …И после всего этого, – неумолимо продолжал я, – ты стал таким же, как и все, ты сделался типичным волшебником, ты обращаешься со мной, точно с врагом! Я – мерзкий демон, на меня нельзя положиться… – Я осёкся. – Слушай, в чём дело? Этот твой хохот положительно действует мне на нервы!

– Именно в этом! – воскликнул он. – На тебя действительно нельзя положиться! Ты мне солгал!

– Назови хоть один пример.

Он сверкнул глазами.

– Китти Джонс!

– Не понимаю, о чём ты.

– Ты мне сказал, что она погибла. А она жива, я знаю!

– А‑ а! – Мои усы слегка поникли. – Ты что, видел её?

– Нет.

– Ну, тогда ты ошибаешься! – Я постарался взять себя в лапы. – Она мертвее всех мёртвых. Голем заглотил её целиком. Ам! – и нету. Жаль, конечно, но, уверяю тебя, тебе совершенно не стоит беспокоиться об этом теперь, когда прошло столько лет…

Тут я умолк. Мне не нравился его взгляд.

Мэндрейк медленно кивнул. Красные пятна гнева боролись на его лице с белыми. В результате вышла ничья, пятьдесят на пятьдесят.

– Заглотил, говоришь? – произнёс он. – Забавно. А тогда ты, помнится, сказал мне, что голем её испепелил.

– Да ну? В самом деле? Ну да, и испепелил тоже. Сперва испепелил, а потом и заглотил… уй‑ я!

Волшебник без предупреждения вскинул копьё и пырнул меня. Я был слишком медлителен, слишком слаб, чтобы уклониться: копьё угодило мне прямо в солнечное сплетение. Я ахнул, опустил глаза – и расслабился.

– Не тот конец, – сказал я. – Ты перепутал.

Мэндрейк это тоже заметил. Он выругался и отшвырнул копьё прочь, за пределы круга. Он стоял, глядя на меня в упор, тяжело дыша, пытаясь совладать со своими чувствами. Прошла минута или около того. Наконец его сердце перестало бешено колотиться.

– Ты знаешь, где она? – спросил я.

Он ничего не ответил.

– Оставь её в покое, – тихо сказал я. – Она тебе не делает ничего плохого. И не забывай, она спасла тебе жизнь – насчёт этого я тебе не солгал.

Он открыл было рот, хотел что‑ то сказать, потом слегка встряхнул головой, словно заставляя себя забыть об этом.

– Бартимеус, – сказал он, – я обещал тебе, что отпущу тебя, если ты выполнишь задание, и, несмотря на то, что ты то и дело бросаешь вызов моему терпению, я от своего слова не отступаюсь. Расскажи мне, что произошло, когда ты выслеживал Дженкинса, и я тебя отпущу.

Львица сложила на груди свои мускулистые лапы и посмотрела на него сверху вниз.

– Навсегда?

Он стрельнул глазами куда‑ то в сторону.

– Этого я не обещал.

– Обещай. Насколько я понимаю, мои сведения – единственное, что может спасти тебя от Тауэра. Так это или нет?

Он скрипнул зубами.

– Я полагаю, что Хопкинс затевает какой‑ то заговор. Если я сумею его раскрыть, моё положение, по всей вероятности, в самом деле упрочится.

– Ну так как? У меня имеются ценные сведения. Они тебя не разочаруют.

– Ладно… – произнёс он почти неслышно. – Если только сведения действительно ценные.

– Ценные‑ ценные, не сомневайся. Можно даже сказать, бесценные. Разумное соглашение, прямо как в добрые старые времена. Знаешь, Мэндрейк, – задумчиво сказала львица, – насколько же проще было с тобой, когда ты был маленьким! Тогда ты был куда разумнее.

Он угрюмо уставился себе под ноги.

– Мне это уже говорили. Ну, выкладывай!

– Ладно.

Львица сцепила лапы вместе, хрустнула костяшками и начала:

– Я следовал за Дженкинсом по всему Лондону. В его планах задействована целая сеть волшебников. Всего семь человек, чем‑ то похожих на него самого: слабосильные, озлобленные, низкого уровня – короче, такому могущественному магу, как ты, их бояться нечего.

– Можешь ли ты назвать их имена? – Он слушал внимательно, жадно вбирая каждое слово.

– Уизерс и Бёрк. Да, мне эти имена тоже ничего не говорят. А вот Лайма ты должен помнить.

Глаза у Мэндрейка широко распахнулись.

– Руфус Лайм? Приятель Лавлейса? Да, это куда интереснее! Так он всё ещё?..

– Ага. И всё так же похож на рыбу. Судя по всему, он только что вернулся из Парижа.

– А как насчёт их планов? Ты узнал хоть какие‑ нибудь детали?

– Откровенно говоря, ничего конкретного. Однако, что бы они ни затевали, все они заняты тем, что подбирают себе для этого демонов. Так ведь они волшебники – чем им ещё заниматься, как не этим? Много говорили о верёвках и цепях. Да, и ещё о фургонах.

Он наморщил нос.

– О фургонах?

– Представь себе. И ещё упоминали о каком‑ то эксперименте. Требовали доказательств, что эксперимент прошёл успешно. О чём речь – понятия не имею.

Я почесал себе ухо.

– Что ещё? Ах да. Дженкинс сказал, что их должно быть семеро, «по одному на каждое кресло».

Мэндрейк хмыкнул.

– Совет. Нас в Совете семеро. Они замышляют мятеж.

– Как обычно.

– Ладно, это любопытно, но подробностей маловато.

Мэндрейк вопросительно взглянул на меня.

– И ты рассчитывал, что я отпущу тебя за это?

– Ну, не только за это. Дженкинс посещал не только нескольких отчаянных дружков. Он виделся и кое с кем ещё. Угадай с трёх раз, с кем?

– С кем же?

– Ну, угадай же! Ой, какой ты всё‑ таки нудный! Ладно, так и быть, я тебе подскажу. Борода… Правильно, молодчина!

– Я же ничего не сказал.

– Нет, но я вижу, что ты угадал правильно, по тому, какого цвета ты сделался[63]. Да‑ да, этот наёмник снова в городе, и брови у него ещё гуще, чем ты помнишь. Проявив неслыханную хитрость и отвагу, я прицепился к его семимильным сапогам и последовал за ним в парк, где он встретился с человеком, который, по всей видимости, и был тем самым неуловимым Хопкинсом. Нет, я не слышал ни слова из того, о чём они говорили. В этот самый момент меня заметили джинны. Остальное ты знаешь. Я растерял половину своей сущности оттуда до Ричмонда.

– Это всё замечательно, – поморщился Мэндрейк, – но мне‑ то в этом что толку? Мне тут совершенно не на что опереться! Если я хочу пережить завтрашний суд, мне требуется что‑ то посерьёзнее! Хопкинс! Всё дело в Хопкинсе. Можешь ли ты его описать?

Львица почесала себе нос.

– Забавно… Ты знаешь, описать его сложно. У него такая внешность неброская… Разве что, может быть, слегка сутулый; лицо обыкновенное, небрит… Волосы бесцветные… Хм… Чего это ты за голову схватился?

Он уставился в потолок:

– А‑ а‑ а! Это безнадёжно! Не надо было давать тебе этого поручения! Аскобол и тот бы лучше справился!

Это меня уязвило.

– Ах вот как? Думаешь, Аскобол сумел бы выяснить и то, где Хопкинс живёт, а?

– Что?!

– Он дал бы тебе точный адрес, да? Как сейчас вижу: огромный неуклюжий циклоп в очках и шляпе подкрадывается к Дженкинсу и наёмнику в кафе, заказывает себе чашечку кофе, пытается подслушать… И всё это совершенно неприметно!

– Ладно, забудь об этом. Так ты знаешь, где живёт Хопкинс? И где же?

– В отеле «Амбассадор», – сказал я. – Вот так‑ то. Всего лишь пустячок, который я успел подхватить, пока меня ещё не загоняли до последней ложки[64] моей жизни. Ну а теперь я… Эй, погоди! Ты что делаешь?

Волшебник внезапно оживился. Он обернулся к прочим пентаклям, начертанным на полу, прокашлялся, протёр усталые, покрасневшие глаза.

– У меня всего один шанс, Бартимеус, – сказал он. – Один‑ единственный шанс, и я его не упущу. Завтра мои враги повергнут меня, если я не смогу предъявить им чего‑ то осязаемого. А что может быть более осязаемым, чем мистер Хопкинс, связанный по рукам и ногам?

Он размял пальцы и начал читать заклинание. По ногам хлестнуло порывом холодного ветра. Раздался заунывный вой. Честно говоря, на такие спецэффекты ещё в Уруке смотрели косо, как на устаревшие и вышедшие из моды[65]. Разумеется, ни один современный волшебник из‑ за такого завывания пентакль не оставит – разве что упадёт на пол от смеха. Я мрачно покачал головой. Ясно, кто сейчас явится!

Разумеется, раздался гром, подобный звону надтреснутого обеденного гонга, и в соседнем пентакле материализовался белокурый гигант. Он тут же малодушно рассыпался в мольбах и жалобах – на которые хозяин благоразумно не обратил никакого внимания. Меня он не заметил. Я некоторое время выжидал, пока он стенал, стоя на коленях, ломая руки и умоляя отпустить его, потом вкрадчиво кашлянул.

– Эй, Аскобол, платочек дать? А то у меня уже ноги промокли…

Циклоп поспешно вскочил. Его лицо являло собой пламенеющую маску стыда и возмущения.

– А он что здесь делает, сэр? – проблеял он. – Не думаю, что смогу работать в одной команде с ним!

– Не волнуйся, – ответил я. – Я просто полюбуюсь, как тебе отдают приказы. А потом меня отпустят восвояси. Не так ли, «сэр»?

Мэндрейк не обращал внимания ни на него, ни на меня. Он продолжал читать заклинания, направляя энергию на остальные пентакли. Последовали новые избитые приёмчики: хлопки и вспышки, писк и топот бегущих ног, потянуло тухлым яйцом, порохом и болотным газом. Прямо детский утренник какой‑ то! Только дурацких колпаков не хватает.

Ещё через несколько секунд к нам присоединились традиционные виновники торжества, остальная часть Мэндрейковой команды. Команда была весьма разношёрстная. Прежде всего худший из них, Аскобол, который злобно таращился на меня сквозь свои космы. Следом – Кормокодран, унылый тип третьего уровня, начисто лишённый чувства юмора. Он провёл немало времени в Ирландии эпохи кельтских сумерек и потому предпочитал облик человека‑ вепря, с клыками и копытцами, выкрашенными ярко‑ синей вайдой. Следом явилась Мвамба, джиннша, работавшая в племенах абалуйя на востоке Африки. К ней я относился неплохо – она, по крайней мере, не поддерживала остальных, отпускавших унылые шуточки на мой счёт. Сегодня она (почему – ей виднее) явилась в обличье гигантской колючей ящерицы в кожаных ботфортах. И в дальнем конце торчал Ходж, еле втиснувшийся в свой пентакль: сплошные шипы, вонь и дурной характер. Нам пятерым за последние несколько месяцев часто доводилось работать вместе, но, увы, никто из остальных не обладал такой яркой индивидуальностью, как я[66]. Мы постоянно ссорились и переругивались. Наши нынешние отношения справедливее всего было бы назвать напряжёнными. Мэндрейк утёр пот со лба.

– Я призвал вас в последний раз, – сказал он, – по крайней мере, я на это надеюсь.

Все присутствующие оживились, принялись переминаться с ноги на ногу, откашливаться и шуршать колючками.

– Если вы выполните сегодняшнее задание, – продолжал он, – я больше не стану вызывать никого из вас. Надеюсь, этого обещания достаточно, чтобы вы постарались исполнить поручение точка в точку.

– А в чём состоит поручение? – раскатисто осведомился Кормокодран, обнажив клыки.

– В отеле «Амбассадор» проживает человек по имени Хопкинс. Я желаю, чтобы вы арестовали его и принесли сюда, в эту комнату. Если меня не будет, ждите в пентаклях, пока я не вернусь. По всей видимости, Хопкинс волшебник – во всяком случае, у него имеются союзники, способные вызывать малосильных джиннов. Судя по тому, что мы видели, вряд ли они сумеют всерьёз помешать вам. Куда опаснее Хопкинса другой – высокий чернобородый человек. Он не волшебник, но обладает способностью противостоять магическим атакам. Этот человек может быть в отеле, может и не быть. Если он там будет, схватите или убейте его, мне безразлично. Но мне требуется именно Хопкинс.

– Нам нужно описание, – прошипела Мвамба. – Хорошее, подробное описание. А то для меня вы, люди, все на одно лицо.

Аскобол кивнул.

– Тебе тоже так кажется? Облик у всех более или менее одинаковый, конечностей и голов тоже у всех поровну… Нет, конечно, имеются и различия. Вот, например…

Мэндрейк поспешно вскинул руки.

– Да‑ да, конечно! По счастью, Бартимеус встречался с Хопкинсом и сможет указать вам его.

Я вздрогнул.

– Минуточку! Так не пойдёт. Ты ведь обещал, что отпустишь меня, как только я тебе все расскажу.

– Согласен. Но твоё описание Хопкинса было обрывочным и неполным. Я не смогу опираться на него. Ступай с остальными и покажи им Хопкинса. Только и всего. Разумеется, я не рассчитываю, что ты, в твоём состоянии, будешь с ним бороться. Когда вернёшься, я тебя отпущу.

Он повернулся к остальным и принялся давать им дополнительные инструкции, но львица уже ничего не слышала. В ушах с кисточками звенело от ярости; я был так зол, что еле держался на ногах. Вот же наглая тварь! Как легко он отрёкся от обещания, столь недавнего, что его эхо ещё не успело утихнуть в этой комнате! Ладно, ладно, я пойду. Выбора у меня всё равно нет. Но если Мэндрейк когда‑ нибудь попадёт ко мне в лапы, он горько пожалеет о всех тех разах, когда обманывал меня!

Волшебник закончил объяснения.

– Ещё вопросы будут?

– А вы с нами не отправитесь? – осведомился Ходж.

Он переминался с ноги на ногу, поправляя свой колючий наряд.

– Нет, – нахмурился Мэндрейк. – К сожалению, мне придётся пойти в театр. От этого зависит моя карьера – точнее, то, что от неё осталось. Кроме того, – он посмотрел на меня; я не мог понять, что означает этот взгляд, – возможно, мне придётся повидаться кое с кем ещё.

Львица посмотрела на него с вызовом.

– Это будет большая ошибка с твоей стороны.

Я отвернулся.

– Ну что, пошли, – сказал я. – Следуйте за мной!

Китти

Весь день Китти была не в духе. Она хмурилась, была рассеянна, вспыльчива и даже не раз грубила в ответ своему наставнику. Работу она выполняла добросовестно, но без огонька, хлопала дверьми, топала и гремела, а один раз неловко развернулась в тесном проходе и опрокинула на пол две высоченные стопки аккуратно уложенных книг. В конце концов наставник тоже рассердился.

– Поосторожнее, Лиззи! – крикнул он ей. – Моё терпение небезгранично!

Китти остановилась напротив дивана. Её лоб пересекала угрюмейшая складка.

– Я вас не устраиваю, мистер Баттон?

– Разумеется, не устраиваешь! Весь день ты сама не своя, носишься по дому, как бешеный слон, с лицом, перекошенным, точно у африта! Я к тебе обращаюсь – ты хамишь в ответ, разговариваешь непочтительно. Меня просто шокирует такая наглость и вульгарность! И чай ты заварила безвкусный, точно комариная моча. Так продолжаться не может. Что с тобой, девочка?

– Ничего.

– Ну вот, снова ты дуешься! Я тебя предупреждаю: если будешь себя так вести, вылетишь отсюда в два счёта.

– Да, сэр.

Китти вздохнула. В конце концов, мистер Баттон не виноват, что Бартимеус её подвёл.

– Извините, сэр. Я… просто у меня неприятности.

– Неприятности? – Гневные морщинки на лице старика несколько разгладились. – Дорогая моя, что же ты сразу не сказала! Расскажи, в чём дело. Быть может, я сумею помочь. – В его глазах мелькнула тревога. – Надеюсь, дело не в деньгах?

– Нет, сэр. Это не имеет никакого отношения к деньгам.

Китти поколебалась. Разумеется, она не могла рассказать ему правду: что сегодня ночью всё, ради чего она ему помогала, пошло насмарку. Теперь, почти три года спустя, мистер Баттон во всём полагался на неё. Он обходился с ней без особого почтения, но Китти знала, что он её очень ценит. Однако он всё‑ таки оставался волшебником.

– Это из‑ за моей второй работы, сэр, – сказала она. – Вы ведь знаете, я работаю в трактире. Так вот, два дня тому назад на нас напал демон. И один из моих сотрудников погиб.

– Демон? – нахмурился мистер Баттон. – Из‑ за чего?

– Обычная история, сэр – всё недовольных ищут, людей, готовых восстать против наших вождей.

Она взяла со стоявшей перед ним тарелки пряный кекс и рассеянно откусила кусочек.

– Лиззи, ты же должна понимать, что любое правительство имеет право защищать себя. Я даже не знаю, стоит ли тебе бывать в этом трактире, раз это такой рассадник подрывной деятельности.

– Да нет там никакого рассадника, сэр! В этом‑ то всё и дело. Простолюдины ничего не делают – так, болтают между собой о войне, о полиции, об ограничениях своей свободы. Это просто разговоры. Люди не в состоянии ничего предпринять, вы же знаете.

– Хм… – Мистер Баттон посмотрел в запылённое окно на хмурое октябрьское небо. – Нет, я, конечно, понимаю, что простолюдины недовольны. Эта война слишком затянулась. Боюсь, мистер Деверокс ведёт себя не совсем так, как следовало бы. Но что же мы можем поделать? Даже я, волшебник, и то ничего не могу! Вся власть сосредоточена в руках Совета, Лиззи. А мы, остальные, можем только смотреть и надеяться на лучшие времена. Да, если погиб один из твоих друзей, тогда понятно, что ты в дурном настроении. Мне очень жаль. Хочешь ещё кекса?

– Вы очень добры. Спасибо, сэр.

Китти села на диван и взяла себе ещё кекса.

– Возможно, тебе стоит взять сегодня выходной, Лиззи, – сказал мистер Баттон. – Я всё равно буду работать над своим списком демонов, мне будет не до тебя. И как же их много! Просто удивительно, как они все умещаются в Ином Месте.

Рот у Китти был набит крошками от кекса. Она поспешно проглотила их.

– Простите, сэр, но что же это всё‑ таки такое, Иное Место? В смысле, как оно выглядит?

Старик хмыкнул.

– Там царит хаос, водоворот бесконечных мерзостей. Дюлак, насколько я помню, назвал его «выгребной ямой безумия». Мы даже и представить себе не можем, сколь оно жутко и омерзительно! – Он содрогнулся. – Да, это надо заесть ещё одной булочкой!

– Так всё‑ таки волшебники там бывали? – спросила Китти. – В смысле, должны же они были его увидеть, чтобы узнать, как оно выглядит!

– А, ты про это!.. – Мистер Баттон пожал плечами. – Не то чтобы бывали. В большинстве случаев авторитеты ссылаются на сведения, полученные от надёжных рабов. Соваться туда самому – совсем другое дело. Это означает рисковать одновременно и телом и душой.

– Значит, никто этого не делал?

– Ну, кое‑ кто пробовал. Например, Фичино, наставник Дюлака. Он надеялся обрести могущество демона. А вместо этого потерял рассудок – в прямом смысле слова: его разум исчез и не вернулся. А что касается его тела… Нет‑ нет. Эти подробности чересчур омерзительны.

– Пожалуйста, расскажите, сэр!

– Ну уж нет! Были и другие, но все они обезумели, а то и похуже. Единственный волшебник, который утверждал, будто добился успеха, был Птолемеус. Он описал подробности в своих «Апокрифах», но ценность этих заметок сомнительна. В самом деле, он утверждает, будто успеха можно добиться лишь при помощи расположенного к тебе демона. Будто бы именно его имя и позволяет открыть Врата.

Он фыркнул.

– Очевидно, все это смехотворная чушь: ну кто же всерьёз доверит демону свою собственную жизнь? И, судя по всему, Птолемеус сам пострадал от последствий собственного эксперимента. Если верить большинству источников, прожил он после этого недолго.

Доверие! Для Бартимеуса это было особенно важно. Птолемей согласился довериться ему. И в результате их связь не имела границ… Китти уставилась в потолок, вспомнив, как джинн бросил ей вызов, предлагая выйти из круга. Она этого не сделала по той очевидной причине, что он бы, по всей вероятности, тут же её растерзал. Между ними не было доверия. Ни с её, ни с его стороны.

В душе у неё снова вспыхнул гнев: потратить столько лет, гоняясь за безнадёжной мечтой! Девушка соскользнула с подлокотника.

– Можно, я и в самом деле возьму выходной, сэр? – спросила она. – Думаю, мне надо немного прогуляться, подышать воздухом.

В прихожей, сняв с вешалки своё пальто, она прошла мимо стопки книг, которые отсортировала совсем недавно, готовясь расставить их по недавно купленным полкам. В числе этих книг были древние книги с Ближнего Востока, и в их числе… Китти остановилась, проверила. Да, вот она, третья сверху: тоненький томик «Апокрифов» Птолемеуса.

Китти прикусила губу. Какой смысл? Бартимеус ведь говорил, что эта книжка написана на греческом и для неё она будет бесполезна… Китти пошла прочь, только затем, чтобы остановиться посреди прихожей. Она оглянулась. В конце концов, почему бы и нет? Хуже‑ то не будет.

Трудно избавиться от старых привычек. Когда Китти вышла из дома, «Апокрифы» лежали у неё в кармане.

В тот вечер времени у Китти было навалом, а потому она отправилась в «Лягушку» пешком. Она надеялась, что прогулка поможет хотя бы отчасти развеять разочарование, грозившее захлестнуть её с головой, но вышло только хуже. Лица людей, попадавшихся навстречу, были угрюмыми и осунувшимися, плечи ссутуленными, и все прохожие, как один, смотрели себе под ноги. Над улицами кружили следящие шары, на главных перекрёстках нагло торчала ночная полиция. Пара улиц была перегорожена баррикадами. В центре Лондона происходили беспорядки, и теперь власти закручивали гайки. Мимо не раз проезжали белые полицейские фургоны. Издалека доносилось завывание сирен.

Китти шагала всё медленнее и медленнее, глядя перед собой тусклым, невидящим взглядом. Её давило ощущение, что всё бесполезно. Три года она проторчала в библиотеках и пыльных комнатах, играя в волшебницу. И ради чего? Ничто не изменилось. Ничто и не изменится. Лондон был окутан завесой несправедливости, и она, как и все, запуталась в её складках. Совет делает, что хочет, и ему всё равно, сколько страданий это причиняет. И она, Китти, с этим ничего поделать не может.

В «Лягушке» тоже царили мрак и уныние. В зале было прибрано, позавчерашний разгром убрали ещё накануне. В конце стойки на месте дыры, оставленной демоном, красовались блестящие новенькие досточки. Они немного не подходили по цвету к остальной стойке, однако Джордж Фокс замаскировал границу разложенными открытками. Все поломанные стулья и столы заменили, круглое выжженное пятно у дверей прикрыли ковриком.

Мистер Фокс поздоровался с Китти вполголоса.

– Сегодня нам придётся побегать, Клара, – сказал он. – Я пока никого не нашёл… ну… вместо Сэма.

– Да, конечно. Не волнуйтесь, – вежливо ответила Китти.

Но в душе у неё снова вскипела бессильная ярость. Она готова была завизжать. Девушка скрутила салфетку так, словно это была шея волшебника, и взялась за работу.

Миновало два часа. Зал потихоньку заполнялся народом. Люди теснились за столиками или стояли у стойки, беседуя вполголоса. Кое‑ кто принялся вяло состязаться в метании дротиков. Китти стояла за стойкой и разливала напитки, погруженная в свои мысли. Она даже не подняла голову, когда дверь снова открылась, впустив порыв холодного осеннего ветра.

Но тут все разговоры в «Лягушке» затихли так внезапно, словно кто‑ то нажал на кнопку или вытащил батарейку. Люди замолкли на полуслове, стаканы и кружки зависли в воздухе, не донесенные до рта. Кое‑ кто обернулся, большинство же только перевели глаза в сторону двери. Брошенный дротик воткнулся в оштукатуренную стенку рядом с мишенью. Джордж Фокс, который склонился над столиком, болтая с посетителями, медленно распрямился.

В дверях стоял молодой человек. Он стряхивал дождевую воду со своего длинного чёрного плаща.

Китти увидела пришельца сквозь головы стоявших у стойки посетителей. Она вздрогнула, расплескала джин по стойке и невольно ахнула вполголоса.

Молодой человек стянул перчатки. Провёл изящной рукой по коротко остриженным волосам, в которых блестели капли дождя, и оглядел притихший зал.

– Добрый вечер, – произнёс он. – Кто здесь хозяин?

Тишина. Шорох. Наконец Джордж Фокс прочистил горло.

– Видимо, я…

– Так, хорошо. Можно вас на пару слов? Просьба была высказана негромко, но властно.

В этом молодом человеке все дышало властностью: плащ, безукоризненный чёрный сюртук, белая рубашка с рюшами, лакированные кожаные туфли. Здесь, в зале «Лягушки», он выглядел по‑ своему не менее чуждо, чем безликий демон.

По комнате расходились волны враждебности и страха. Молодой человек улыбнулся и добавил:

– Если вы, конечно, не против.

Джордж Фокс выступил вперёд.

– Чем могу служить?

Молодой человек был на полголовы ниже мистера Фокса и выглядел настолько же хрупким, насколько трактирщик – крепким.

– Насколько мне известно, у вас тут работает девушка, – сказал он. – Как её имя?

Один или два посетителя стрельнули глазами в сторону Китти. Китти прижалась к шкафчику за стойкой. Отсюда было рукой подать до двери в коридор: выскользнуть за дверь, пробежать через кухню – и она на свободе…

Мистер Фокс моргнул.

– Э‑ э… Клара Белл. Она тут единственная девушка, с тех пор как Пегги уволилась… – Он умолк, затем спросил, опасливо и враждебно: – А что? Почему вы спрашиваете?

– А сегодня Клара Белл здесь?

Джордж Фокс заколебался – именно тот ответ, которого и ожидал молодой человек.

– Это хорошо, – кивнул он. – Вызовите её сюда.

Он огляделся. Китти ему было не видно за спинами посетителей, стоявших у стойки. Девушка мало‑ помалу пробиралась к задней двери.

– Вызовите её, – повторил молодой человек.

Джордж Фокс, однако, не шелохнулся. Лицо у него окаменело, глаза выпучились.

– Зачем она вам? – упрямо сказал он. – Кто вы такой? Что вам от неё надо?

– Я не привык, – начал молодой человек, голос у него звучал устало, – я не привык объясняться и просить дважды. Я – член правительства. Этого должно быть достаточно для любого из вас… Извините! Не надо так делать!

Один из тех, кто сидел ближе к выходу, соскользнул со стула и заторопился к двери. Он открыл её, собираясь выйти. Волшебник произнёс всего одно слово, сделал всего один жест. Человека отшвырнуло назад в зал, и он тяжело рухнул перед камином. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что на стенах зазвенела медная посуда.

– Пока Клара Белл не найдётся, ни один из вас из этой комнаты не выйдет. – Молодой человек раздражённо взглянул на простолюдина, лежащего на полу. – Прекратите стенать! Вы себе ничего не сломали. – И он снова обернулся к Джорджу Фоксу: – Итак?

Китти была уже у двери. Один из посетителей у стойки почти незаметно кивнул ей.

– Давай! – прошипел он. – Вали отсюда!

Молодой человек притопнул лакированной туфлей.

– Думаю, вас не удивит, что я прибыл в эту дыру не один. Или через тридцать секунд девушка будет передо мной, или я отдам соответствующие приказы, о чём вы немедленно пожалеете.

И посмотрел на часы.

Джордж Фокс посмотрел в пол. Поднял глаза к потолку. Стиснул и разжал кулаки. Он старался не встречаться взглядом с посетителями – те умоляюще смотрели на него. Его щеки прорезали усталые старческие морщины. Он открыл рот, закрыл его…

– Все нормально, Джордж, – сказала Китти, вылезая из‑ за стойки. Она несла своё пальто, перебросив его через руку. – Не надо. Спасибо.

Она медленно пробиралась между столиков.

– Ну что, мистер Мэндрейк, идёмте?

Волшебник ответил не сразу. Какой‑ то миг он вглядывался в неё. Его бледное лицо слегка раскраснелось, быть может, оттого, что в комнате было жарко. Но наконец он собрался с мыслями и отвесил лёгкий поклон.

– Госпожа Джонс! Я весьма польщён. Не будете ли вы столь любезны последовать за мной?

И отступил в сторону. Китти, вытянувшись в струнку, глядя прямо перед собой, прошла мимо него. Он последовал за ней к двери.

Уходя, молодой человек окинул взглядом примолкший зал.

– Прошу прощения, что испортил вам вечер.

Он вышел; дверь закрылась. Почти минуту никто не двигался и не произносил ни слова.

– Придётся тебе искать новую официантку, Джордж, – сказал кто‑ то.

Следящий шар во дворе исчез. По улице за аркой проехало несколько машин. Шёл мелкий дождь. Китти слышала, как капли шуршат по реке во тьме за парапетом. Её лица коснулся прохладный воздух и капельки влаги. Их неожиданное прикосновение взбодрило её.

Из‑ за спины раздался голос:

– Госпожа Джонс! Тут, поблизости, моя машина. Давайте пройдём туда.

При звуках этого голоса Китти внезапно охватило яростное ликование. Казалось бы, ей должно быть страшно, но она не чувствовала страха: только вызов и нечто вроде радости. С тех пор как Китти пережила первый шок от появления Мэндрейка, она чувствовала себя совершенно спокойной – спокойной и, как ни странно, ожившей. Целых три года она вела одинокую жизнь, пряталась и таилась. И теперь, когда всякие перспективы спокойного существования разлетелись вдребезги, Китти чувствовала, что больше бы она такой жизни не вынесла – ни единой минуты. Она стремилась действовать, невзирая на последствия. Былая бесшабашность накатила на неё волной бессильного гнева.

Китти развернулась. Перед ней стоял Мэндрейк – Мэндрейк, член Совета! Прямо как в ответ на её молитвы.

– И что вы собираетесь делать? – резко спросила она. – Убить меня?

Молодой человек поморгал. Его лицо было слабо освещено светом из окон старого трактира; это освещение придавало его лицу нездоровый желтоватый оттенок. Он прокашлялся.

– Нет. Я…

– Почему же нет? Разве не так вы поступаете с изменниками? – Последнее слово Китти буквально выплюнула. – Или просто с любым, кто посмеет противостоять вам? Два дня назад здесь побывал один из ваших демонов. Он убил человека. У этого человека была семья. Он не сделал ничего противоправительственного. И тем не менее демон его убил.

Волшебник рассерженно зашипел сквозь зубы:

– Очень жаль. Но я к этому никакого отношения не имею.

– Ну да, не считая того, что вы распоряжаетесь этими демонами! – Голос Китти звучал резко и пронзительно. – Они всего лишь рабы. А направляете их вы!

– Я имею в виду, что конкретно к этой истории я никакого отношения не имею. Это вообще не по моему ведомству. Так вот, госпожа Джонс…

Китти расхохоталась.

– Извините, это самое жалкое оправдание, какое я когда‑ либо слышала! «Не по моему ведомству!» Да, тогда, конечно же, все в порядке. Я так понимаю, война тоже не по вашему ведомству, как и ночная полиция, и темницы Тауэра. Все это к вам ни малейшего отношения не имеет.

– Вообще‑ то так оно и есть. – Его голос сделался суровым. – А теперь, госпожа Джонс, не могли бы вы помолчать? Или, быть может, вам помочь?

Он щёлкнул пальцами. Из самого тёмного угла двора появилась тень.

– Это Фританг, – сообщил Мэндрейк. – Самый злобный из моих рабов. Он сделает всё, что я ни…

– Отлично! – насмешливо воскликнула Китти. – Угрожайте мне, угрожайте! Так же, как угрожали тем людям в трактире. Вы ведь совершенно ничего не способны сделать без применения насилия, не так ли? И как же вы ночью‑ то спите?

– Кто бы говорил! – парировал Мэндрейк. – Что‑ то я не припоминаю, чтобы ваше Сопротивление стеснялось применять силу, когда считало нужным. Сколько всего было жертв? Несколько человек погибло, ещё больше покалечено, а уж…

– Это совсем другое дело! Мы сражались за идеалы…

– Так и я тоже! Однако… – Он перевёл дух. – Хорошо. Признаю. Я сейчас был неучтив.

Волшебник взмахнул рукой, произнёс приказ удалиться. Угрожающая тень растаяла в темноте.

– Вот. Теперь вы можете говорить без страха.

Китти взглянула на него в упор.

– Я и так не боюсь.

Мэндрейк пожал плечами. Он оглянулся назад, на закрытую дверь трактира, посмотрел в сторону улицы. Там, в «Лягушке», он выглядел чрезвычайно властным и уверенным, а тут вдруг как будто растерялся, не зная, что сказать.

– Ну? – осведомилась Китти. – Что полагается делать, когда арестовываешь человека? Немножко его попытать? Избить? Что дальше?

Вздох.

– Я вас не арестовывал. По крайней мере, я не уверен, что это необходимо.

– Так я могу идти?

– Госпожа Джонс, – рявкнул он, – я здесь как частное лицо, а не как член правительства, но если вы немедленно не прекратите паясничать, я буду вынужден вести себя иначе. Официально вы покойница. Вчера мне сообщили, что вы живы. Я хотел в этом убедиться.

Глаза Китти сузились.

– Кто вам сказал, что я здесь? Демон?

– Нет. Это не важно.

Тут до неё дошло.

– А‑ а, Ник Дру!

– Я же говорю, это не важно. Вас не должно удивлять, что я решил отыскать вас, – вы скрылись от правосудия, вы член Сопротивления…

– Меня это не удивляет, – ответила Китти. – Что меня удивляет – так это почему вы до сих пор не перерезали мне глотку.

– Я же министр, а не убийца! – вскричал волшебник с неподдельным возмущением. – Я помогаю защищать наш народ от… от таких террористов, как вы и ваши дружки!

– Ну да, потому что вашими заботами народу, кроме нас, совершенно ничего не угрожает! – ехидно ответила Китти. – Половина наших молодых людей гибнет в Америке, полиция на улицах может схватить и избить кого угодно, а на всякого, кто осмелится протестовать, набрасываются демоны, а в пригородах кишат враги и шпионы… То‑ то весело и беззаботно нам живётся!

– Если бы не мы, всё было бы гораздо, гораздо хуже! – Мэндрейк сорвался на визг. Он сделал над собой усилие и продолжал гораздо тише и вкрадчивее: – Мы используем свою власть, чтобы править ко всеобщему благу. Простолюдины нуждаются в руководстве. Да, конечно, сейчас наша страна переживает не лучшие времена, но…

– Ваша власть держится на рабстве! Как это может быть во благо кому‑ то?

Волшебник, похоже, был неподдельно шокирован.

– Мы не держим в рабстве людей! – сказал он. – Только демонов.

– А демонов в рабстве держать можно? По‑ моему, так нет. И на всём, что бы вы ни делали, лежит печать этого зла.

– Неправда… – ответил Мэндрейк неуверенным тоном.

– Правда‑ правда! И думаю, что вы это понимаете. – Китти нахмурилась, глядя на него. – Зачем вы сюда явились? Что вам надо? Сопротивление уже много лет как мертво.

Мэндрейк прокашлялся.

– Мне сказали… – Он плотнее закутался в плащ, бросил взгляд на реку. – Мне сказали, что вы спасли меня от голема. Что вы рисковали жизнью, чтобы спасти меня.

Он взглянул на неё. Лицо Китти оставалось бесстрастным.

– Мне также сказали, что вы погибли из‑ за этого. И вот теперь я узнал, что вы живы. Ну и я… естественно, мне захотелось узнать, как всё было на самом деле.

Китти набычилась.

– Что вас интересует, подробности? Да, я вас спасла. Должно быть, я была не в себе. Я не дала голему раздавить вашу несчастную башку, словно дыню. А потом сбежала. Больше и рассказывать нечего.

Она смотрела на него в упор. Он ответил ей таким же взглядом. При искусственном освещении его лицо выглядело бледным и жёстким. Между ними сыпались капли дождя.

Мэндрейк кашлянул.

– Да, подробности тоже. Спасибо. Но вообще‑ то меня интересовали не столько подробности – мне, скорее, было вроде как любопытно: зачем?

Он сунул руки в карманы.

– Не знаю зачем, – сказала Китти. – Правда не знаю.

– Наденьте пальто, – сказал он. – Промокнете.

– А вам не все равно?

Но пальто она всё‑ таки надела.

Мэндрейк смотрел, как девушка путается в рукавах. Когда она наконец управилась с пуговицами, он снова откашлялся.

– Ну, что бы вами ни двигало, – начал он, – полагаю, мне следует…

– Не надо, – сказала Китти. – Не надо. Я не хочу этого слышать. От вас – не хочу.

Он нахмурился.

– Но…

– Я это сделала не подумав, и, если уж хотите знать всю правду, я об этом с тех пор всё время жалела – жалела каждый раз, как видела на улицах ваши жуткие лживые листовки или проходила мимо подмостков, на которых нанятые вами актёры лгали по вашей указке. Так что не надо меня благодарить, мистер Мэндрейк.

Девушка передёрнула плечами: дождь всё усиливался.

– Если уж вам непременно надо кого‑ нибудь поблагодарить, скажите спасибо Бартимеусу. Это ведь по его наущению я вас спасла.

Даже в темноте было видно, как он удивился. Весь напрягся, вытянулся, голос сделался неровным.

– По его наущению? Извините, но в это мне поверить трудно.

– Почему? Потому что он демон? Ну да, знаю. Это всё ни в какие ворота не лезет. Но именно он объяснил мне, как остановить голема, именно он окликнул меня, когда я уже была готова сбежать. Если бы не он, вас бы уже не было в живых. Но пусть это вас не тревожит. Ведь он всего лишь раб!

Некоторое время волшебник молчал. Потом сказал:

– Я как раз собирался спросить вас о Бартимеусе. Почему‑ то он к вам неравнодушен. С чего бы это?

Китти расхохоталась от души.

– Неравнодушен? Он? Вот уж нет!

– Нет? Тогда отчего же он сказал мне, что вы погибли? Он сказал, что вас убил голем. Оттого я, собственно, и не разыскивал вас все эти годы.

– Он так сказал? Я не знала…

Китти посмотрела вдаль, на чёрную реку.

– Ну, – сказала она, – возможно, потому, что я отнеслась к нему с уважением! Возможно, потому, что я не порабощала его, возможно, потому, что я не пыталась удерживать его на службе год за годом, без передышки, до тех пор, пока его сущность не истончилась до предела!

Тут Китти прикусила губу и взглянула на волшебника. Его глаза были скрыты полоской тени.

– А откуда, собственно, вам об этом известно? – очень тихо осведомился он. – Вы ведь не виделись с Бартимеусом все эти годы. Или виделись?

Китти подалась назад, к парапету. Волшебник шагнул к ней…

И тут в воздухе внезапно послышалось шипение. Капли дождя пузырились и испарялись над чем‑ то, что возникало над водой. Небольшой шар, розовый и блестящий. Послышалась музыка, словно где‑ то вдали заиграл оркестр. Мэндрейк отступил назад и выругался сквозь зубы.

В шаре появилось размытое круглое лицо, слегка искажённое помехами. И послышался голос, тоже слегка искажённый:

– Джон! Наконец‑ то я вас отыскал! Вы опаздываете! Музыканты уже разыгрываются, слышите? Приезжайте скорей!

Волшебник слегка поклонился.

– Квентин! Приношу свои извинения. Меня задержали.

– Не теряйте времени!

Лицо на миг перевело взгляд на Китти.

– И подружку вашу тоже привозите! Я вам оставлю лишнее местечко. У вас десять минут, Джон! Десять минут!

Шарик зашипел, растаял и исчез. Тёмный дождь снова беспрепятственно падал в Темзу. Китти с Мэндрейком уставились друг на друга.

– Похоже, – медленно произнёс волшебник, – что нам придётся отложить эту беседу на потом. Хотите сходить в театр, госпожа Джонс?

Китти поджала губы.

– Не особенно.

– Я тоже. – И он изящным жестом указал в сторону улицы: – Будем страдать вместе!