Роман-антиутопия (Дж. Оруэлл, О. Хаксли, Э. Юнгер).

Проблема свободы и несвободы личности приобретают отнюдь не теоретический характер в мире, столкнувшимся с реальностью гитлеровской диктатуры (1933-1945), тоталитарного режима (Советский Союз), жесткой организацией потребительского капиталистического рая (США). Поэтому вполне органично возникновение жанра тоталитарной антиутопии, в котором раскрывается оборотная сторона власти коллективных архетипов – на уровне политических манипуляций.

Парадокс развития просветительских идеалов, обещавших дать людям свободу и равенство независимо от социального происхождения, национальной и половой принадлежности, состоит в том, что к середине ХХ века всеобщая демократизация привела к торжеству «человека-массы» (термин Х. Ортеги-и-Гассета из эссе «Восстание масс»). Обыватель, получивший доступ к материальным и духовным благам, комфортно обустроивший свою жизнь, не желал нести исторической ответственности за происходящее. Именно в условиях «молчаливого большинства» оказались возможны национальные и мировые катастрофы ХХ века. Механизмы воздействия власти на индивида и превращение его в «человека-массу» изобретательно раскрыты в романе английского писателя Дж. Оруэлла («1984», 1948). Английский писатель показывает, как манипуляция общественным и индивидуальным сознанием производится путем насильственного вторжения государства в сферу частной, интимной жизни, а также с помощью перемоделирования языка – конструкт Новояза призван изменить само сознание человека, устранив обозначения для всего индивидуального, многовероятностного в жизни.

О. Хаксли («О дивный новый мир», 1932) идет дальше: он разоблачает готовность человека поступиться свободой ради комфорта, иными словами, предпочесть цивилизацию культуре. Опасность погружения в технократическую утопию, воочию представшую перед писателем в облике Америки, с новой остротой осознается сейчас, в начале третьего тысячелетия (ср. «Элементарные частицы», «Возможность острова» М. Уэльбека). Постиндустриальный «рай» оказался ловушкой, в которой человек лишен исторической памяти, истины, любви, красоты и индивидуальности, то есть свободы быть собой и выбирать свое будущее (ср. также «99 франков» Ф. Бегбедера).

Э. Юнгер представляет ветвь позднего модернизма: в его романах-антиутопиях «Гелиополь», «Эвмесвиль» запечатлена меланхоличная история взлета и падения героических идеалов последнего немецкого аристократа духа, а тема государства предстает в форме милитаризованной иерархии, в которой индивид утрачивает надежду на свободу.

II. ЗАПАДНАЯ ЛИТЕРАТУРА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ ВЕКА – начала ХХI ВЕКА

Отсчет истории западной литературы второй половины ХХ столетия связывают с окончанием Второй мировой войны («час ноль»; «после Освенцима», по определению Т. Адорно) и формированием нового типа общества – постиндустриального общества потребления, характеризующегося сверхбыстрыми темпами технического прогресса, выдвижением идеи материального комфорта как высшей ценности. В таком обществе процветает новый тип человека – конформист, «человек-масса» (Ортега-и-Гассет), ценящий стабильность и внешний успех выше всего и отказывающийся осмысливать свой человеческий удел с точки зрения категорий истории, духовного смысла, будущего. Именно поэтому литература, чутко реагирующая на опасность подобной потребительской философии, ориентированной на материальное «здесь и сейчас», создает произведения-предупреждения, своего рода новые антиутопии, использует максимально условные, экспериментальные, подчас провокационные формы. Тем самым авторы пытаются нарушить спокойствие «человека-массы», равнодушного к страданиям, любви и смерти. Поэтика модернизма, с ее высоким устремлением к идеалам, десакрализуется в актах тотальной интертекстуальной игры, которая лежит в основе поэтики постмодернизма.

На рубеже XX-XXI вв. человечество, как и во время Второй мировой, встало перед угрозой катастрофы, на сей раз экологической и политической (терроризм, угроза новой «холодной войны»). Сегодня западная литература переживает состояние пост-постмодерна, которое иронично предвосхитил в 1970-х Ж. Бодрийяр, задав вопрос: «Что делать после оргии?». Иными словами, плюрализм и релятивизм ценностей, на котором была построена культура постмодерна, привел к образованию духовной пустоты, дефицита подлинности. Поисками форм подлинности, «новой искренности» и занята литература 1990-2000-х годов (М. Уэльбек, Ф. Бегбедер, Э. Лу и др.).