Создание, которое и является главной задачей суфизма.

Мудрость — знание Божественной истины, как говорил ал-Халладж, «находится по ту сторону явленной реальности... по ту сторону сознания, по ту сторону сложившихся традиций и по ту сторону восприятий».

Приемы, позволяющие «вернуться к Единому», разнообразны, но по сути своей идентичны — должное поведение, отказ от земных страстей, от эгоистических желаний, специальные физические упражнения и дыхательная гимнастика, предельная целеустремленность и сосредоточенность. Погруженный в себя, отвлеченный от всего внешнего, мистик учился познавать свои физические и психические способности, регулировать их, достигая состояния покоя или особого типа экзальтации.

Человек, овладевший йогическими или суфийскими приемами, в состоянии многое понять в себе как в биологическом организме и тем самым регулировать физиологические и психологические процессы в нем.

Я только сын Адама, а не Бог, Но я достичь своей вершины смог. И сквозь земные вещи заглянуть В нетленный блеск, Божественную суть. Она одна на всех, и верен ей, Я поселился в центре всех вещей. Мой дух — всеобщий Дух, и красота Моей души в любую вещь влита.

Косности разума, бессильного в постижении Истины, противопоставляется раскрепощающая сила интуиции. Как известно, слово «интуиция» происходит от латинского «intueri», что буквально означает «пристальное всматривание». Ал-Газали писал: «Интуитивное знание иногда идет от Божественного света, находящегося в сердце...» Таким образом, мистическая интуиция ориентирована исключительно на «вглядывание в себя», т.е. на самоанализ, самонаблюдение.

Так отрекись от внешнего, умри Для суеты и оживи внутри.
Уняв смятенье, сам в себе открой незамутненный, внутренний покой.
И в роднике извечной Чистоты с самим собой соединишься ты.

Так писал Ибн ал-Фараби, убежденный в том, что «цель и смысл Пути — в самом себе безмерное найти».

Установка на постижение Истины посредством познания самого себя не является противоречащей требованиям самозабвения, уничтожения личного «я», о котором суфии напоминают постоянно, поскольку здесь имеется ввиду забвение того личностного «я» или эго, которое является феноменальным, во имя обнаружения истинного, сущностного «я».

Разрушил дом и выскользнул из стен, Чтоб получить вселенную взамен. В моей груди, внутри меня живет Вся глубина и весь небесный свод. (Ибн ал-Фарид)

Говоря о высоком предназначении человека быть носителем Божественного, суфии ссылаются на аят Корана (33-72): «Мы предложили залог небесам, и земле, и горам, но они отказались его понести и устрашились его; понес его человек.» Невежество человека объясняется тем, что он забыл о своем высоком предназначении и ищет Истину повсюду, но только не в самом себе. Между тем путь к познанию Бога лежит через отрицание внешнего «я» и утверждение «Я» истинного.

Вы, взыскующие Бога средь небесной синевы,
Поиски оставьте эти, вы — есть Он, а Он — есть вы.

Вы — посланники Господни, вы Пророка вознесли,
Вы — закона дух и буква, веры твердь, Ислама львы.

Знаки Бога, по которым вышивает вкривь и вкось
Богослов, не понимая суть Божественной канвы.

Вы в источнике бессмертья, тленье не коснется вас
Вы — циновка Всеблагого, трон Аллаха средь травы.

Для чего искать вам то, что не терялось никогда?
На себя взгляните — вот вы, от подошв до головы.

Если вы хотите Бога увидать глаза в глаза —
С зеркала души смахните муть смиренья, пыль молвы.

И тогда, Руми подобно, Истиною озаряясь,
В зеркале себя узрите, ведь Всевышний — это Вы.

Смерть феноменального или личностного «я» открывает путь к сущностному знанию, когда отсутствует расчлененность на объект-субъект и постигается Истина единства Бытия. Проводником суфия на пути постижения Истины является любовь.

Настоящая любовь не имеет ничего общего с человеческой природой потому, что это птица, которая гнездится в вечности. В ней (любви) беспомощны рассудочность науки, расчет догадки, философствование воображения, любопытство природы, представление памяти и расчетливость ума. В ней есть боль и горение, есть страдание и любовь.

Абдуллах Ансори

Сердце является местом обитания любви, и наука сердца противопоставляется рассудочному знанию. В суфийской символике сердце предстает одновременно как вместилище Божественного, так и своеобразным органом мистического познания. Согласно одному из хадисов, Аллах сказал: «Не небеса и не земля, а лишь сердце моего преданного слуги содержит Меня». Оно подобно зеркалу, в котором отражается свет Божий, но чтобы узреть в нем Лик Господень, его необходимо должным образом отполировать. Все усилия вступившего на путь поиска Истины направлены именно на полировку, т.е. на моральное совершенствование.

Паломник трудный путь вершит, к Каабе устремлен,
Идет без устали, придет — и что же видит он?

Тут камениста и суха бесплодная земля,
И дом высокий из камней на ней сооружен.

Паломник шел в далекий путь, чтоб Господа узреть
Он ищет Бога, но пред ним стоит как бы заслон.

Идет кругом, обходит дом — все попусту; но вдруг
Он слышит голос изнутри, звучащий, словно звон:

«Зачем не ищешь Бога там, где он живет всегда?
Зачем каменья свято чтишь, им отдаешь поклон?

Обитель сердца — вот где цель, вот Истины дворец,
Хвала вошедшему, где Бог один запечатлен».

Хвала не спящим, словно Шамс, в обители своей
И отвергающим, как он, паломничества сон.

Дж.Руми

Любовь суфия всепоглощающа и беспредельна. Она не имеет границ, ибо не исчерпаем источник знаний. Истина всегда остается недосягаемой, подобно страстно желаемой, но недоступной красавице. Поэты суфии обычно изображали мистика как обезумевшего от любви Маджнуна. В одной из притч Дж.Руми, халиф спрашивает Лайлу: «Действительно ли ты та, из-за которой Маджнун потерял голову? Ты ведь не красивее многих других девушек». На что Лайла ему отвечает: «Молчи — ты не Маджнун! Если бы у тебя были его глаза, ты увидел бы два мира. Ты в своем уме, а Маджнун потерял голову. В любви быть в полном сознании — предательство».

В представлении суфиев процесс познания сродни опьянению, которое ведет к экстазу, безумству.

«Чтоб охмелеть, не надо мне вина — Я напоен сверканьем допьяна. Любовь моя, я лишь тобою пьян, Весь мир расплылся, спрятался в туман, Я сам исчез, и только ты одна Глядящим внутрь, видна. Так полный солнцем кубок пригубя, Забыв себя, я нахожу тебя. Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты Земного мира, — исчезаешь ты».

Так в поэтической форме Ибн ал-Фарид передавал суть суфийского понимания, познания Истины. Истина открывается только в личном переживании.

Суфии проявляли скептицизм по отношению к вере, знанию, навязанным извне авторитетом богословской традиции. Им противопоставлялись вера, знание, рожденные в опыте «любящего сердца». «...Каждый знает о Боге лишь то, что заключает из самого себя».

«Отрекись от неверия, религии, от добра и зла, от науки и практики, ибо за их пределами существует значительное число ступеней совершенства. Если ты достигнешь хотя бы на миг ступени любви, то станет тебе очевидным, что кроме любви, все есть суеверие».

Фариддин Аттар

Призыв к безрассудству, конечно же, аллегория, это отказ от рассудочного мышления.

Любопытна попытка Ибн Араби объяснить, почему созерцание (шахада) Бога в женщине самое интенсивное. Поскольку созерцание Бога невозможно, ибо Он в «Своей абсолютной Сущности независим от мира, человек избирает объектом созерцания женщину, являющуюся полярным ему существом. «Женщина, — писал Ибн Араби, — дублирует мужчину... Если мужчина созерцает Бога в женщине, он сосредоточен на том, что пассивно, если он созерцает Его в себе, он созерцает Его в том, что активно: если же он созерцает Его в отсутствии какой-либо производной от Него формы, созерцание соответствует состоянию пассивности в отношении к Богу без посредничества». Именно такое созерцание и является оптимальным.

В заключение следует отметить, что говоря о невозможности, о непознаваемости Истины, суфии скорее говорят о невозможности вербального выражения их мистического опыта, и когда суфии утверждают, что осознание бессилия познать Истину есть само по себе знание, они имеют ввиду не скромность познавательных способностей человека, а невозможность выражения познанной Истины. Тем самым они полностью солидаризируются с общепринятым в мистицизме принципом: «молчание — знак высшей мудрости», «Высшая Истина — в молчании просветленного», «знающий не говорит, говорящий не знает», «мысль изреченная есть ложь».

Представление суфиев о непознаваемости Абсолюта не закрывали путей к познанию, напротив, они утверждали бесконечность процесса познания, необходимость постоянного поиска Истины. Жажда истинного, скрытого знания объяснялась чувством, достойным подлинно верующего — любящего Бога: «Если он устремляет взгляд за завесу скрытого, на вершину красоты, чувствуя свою неспособность познать суть великолепия, и его сердце стремится к Нему в зове, волнуется, трепещет перед Ним, то такое беспокойное состояние называется тоской. Это — тоска по скрытому».

«Тоска по скрытому» — закодированная суфийская формула «постоянно в поиске Истины». В неутомимой жажде знания, «тоске» по Истине, содержался огромный положительный заряд суфизма, привлекавший к нему не удовлетворенные догмой мятущиеся умы и души.