Лермонтов и Кавказ. Маугли и Мцыри: две колонизации Востока».

I. ВВЕДЕНИЕ:

Великая русская поэтесса Анна Андреевна Ахматова так сказала о Лермонтове: «Он подражал в стихах Пушкину и Байрону и вдруг начал писать нечто такое, где он никому не подражал, зато всем уже целый век хочется подражать ему. Но совершенно очевидно, что это невозможно, ибо он владеет тем, что у актера называют «сотой интонацией». Слово слушается его, как змея заклинателя: от почти площадной эпиграммы до молитвы. Слова, сказанные им о влюбленности, не имеют себе равных ни в какой из поэзий мира…».

Михаил Юрьевич Лермонтов – очень трудная фигура для анализа в русской литературе. Для того чтобы создать целостную картину о Михаиле Юрьевича Лермонтове, необходимо как минимум два факта его биографии:

1. М. Ю. Лермонтов – военный, военный не паркетный, не номинальный, а военный, у которого есть свой отряд, наводящий ужас на горцев. Между тем, в силу амбивалентности лермонтовского отношения к Востоку, у него среди горцев немало друзей. Поэт гордится этой дружбой.

2. М. Ю. Лермонтов имеет большой интерес к Востоку, причем к Востоку мусульманскому.

Быть может, небеса востока

Меня с ученьем их Пророка

Невольно сблизили…

(«Валерик»)

И это отношение не столько покорителя, пришедшего привести Восток под покровительство России, сколько отношение человека, пришедшего учиться. И для нас сегодня это самое главное, потому что два текста, которые мы сопоставляем, пронизаны полярным, диаметрально противоположным настроением к миссии белого человека на Востоке.

II. М. Ю. Лермонтов и Мцыри.

Почему герой Лермонтова – Мцыри? Сквозной образ творчества М. Ю. Лермонтова – ребенок, вброшенный в чуждый мир; ребенок, который с рождения попал в чуждую, непонятную, враждебную ему среду. Конечно, это автопортрет. Но Мцыри – ещё и история души, которая вдруг на короткий миг себя нашла в трех днях бегства. Для него цивилизация, христианская культура – это искусственная тюрьма, в которой он замкнут. Это плен, в который он попал. И, по словам литературоведа Д. Быкова: «Михаил Юрьевич Лермонтов как раз ощущал себя в христианстве чужим, на Западе – чужим». Кавказ для него был тем же, чем для Мцыри бегство из монастыря. Это возвращение туда, где «люди вольны, как орлы». М. Ю. Лермонтов на Кавказе –вырвавшийся, наконец, из клетки дикий зверь.

III. Лермонтов и Кавказ.

Вопрос, который действительно заставляет задуматься любителей лермонтовской поэзии и прозы: почему Лермонтова так привлекает Восток?

Конечно, философия Востока для Лермонтова – спасение, потому что Кавказ для него – это та среда, для которой он родился. Он попадает на Кавказ вовсе не потому, что он туда сослан, не потому, что он наказан за дуэль с де Барантом. Кавказ – магнит для Лермонтова, это место, где он чувствует себя на Родине.

Синие горы Кавказа, приветствую вас!

Вы взлелеяли детство мое;

Вы носили меня на своих одичалых хребтах,

Облаками меня одевали,

Вы к небу меня приучили,

И я с той поры все мечтаю об вас да, о небе.

(«Синие горы Кавказа»)

Горы – это место, где практически нет никакой преграды между человеком и небом. И в горах, которые одни равны с поэтом, среди девственной и непостижимой, таинственной природы, он чувствует себя на своём месте. Конечно, Лермонтову в Петербурге делать нечего, ему там тесно. Петербургский свет, где все лгут на каждом шагу и никто не равен себе – это для него ад и пытка. Но на Кавказе, в постоянном соседстве смерти, этот титанический дух находит себе достойное применение.

И поэтому «Мцыри» – это глубоко автобиографический сюжет. Главный герой – это христианин, которой пришел на Восток не учить, не покорять, а учиться!

IV. Мцыри и Маугли.

И вот в этом смысле история Маугли очень симптоматично противоположная. Начнем с того, что у Р. Киплинга и М. Лермонтова очень много общего. Если мы посмотрим на профильный портрет Лермонтова в фуражке и на такой же знаменитый профильный портрет Киплинга времен его журналистской деятельности в Индии, мы поразимся сходству этих двух невысоких и страшно волевых усачей. Эти два невысоких, страшно выносливых, страшно физически сильных, широкоплечих усача очень похожи и по темпераменту и по темам творчества: если мы сравним военные баллады Киплинга с военными стихами Лермонтова (та же тоска по некой идеальной (идеализированной) женщине и презрение к женщинам, то же ощущение бремени белого человека).

Но в «Мцыри» и «Маугли» мы сталкиваемся с двумя абсолютными противоположностями. И выявим мы эти расхождения, используя инициации.

Через эти три инициации проходит сюжет Маугли и Мцыри. Очень символично, что три главных испытания абсолютно совпадают.

V. Лес.

И в «Маугли», и в «Мцыри» – запущенный дикий лес олицетворяет свободу. Это дикий мир, в котором правит свой закон. Но это закон не человеческий, закон не линейный, то есть закон джунглей отличается от человеческого закона тем, что в нем традиционной морали нет: в нем все непредсказуемо, в свободе ты блуждаешь без дороги, и в джунглях ни одна дорога не ведет прямо. Лес – это свободное пространство, в которое может попасть человек. Сюжеты «Мцыри» и «Маугли» тождественны: ребенка украли чужие. У Лермонтова его украли христиане:

«Однажды русский генерал

Из гор к Тифлису проезжал».

(«Мцыри»)

А Маугли сам ушел: сбежал, отошел от материнского дома и пришел в волчью нору. Пространство Джунглей очень принципиально и для Лермонтова, и для Киплинга – это счастье, это пространство ничем не стесненной воли, а самое главное, непредсказуемого будущего. Маугли пришел в джунгли, не боясь их.

Но также уже в первой инициации мы замечаем некоторую зеркальность сюжета. Маугли из «культурного» (человеческого) мира попадает в джунгли, а Мцыри – из мира дикой природы – в монастырь, т.е. в средоточие западной цивилизации и морали. Маугли не осознаёт опасности и враждебности джунглей, и потому легко становится их частью, Мцыри понимает, что он – среди врагов и мечтает о побеге. Но, конечно же, есть и сходство: оно заключается в том, что оба не могут до конца ассимилироваться в новой среде, оба делают попытки вернуться «к своим», к чему их толкает сама природа.

VI. Хищник.

И здесь продолжается уже более серьезная развилка между М. Лермонтовым и Р. Киплингом.

В Маугли хищник – это Шархан. Кто он? «Паленая кошка», коварный, мерзкий, отвратительный тип: маленьких обижает, волков с их законом не уважает, законов не соблюдает вообще, нуждается в лести и раболепии. Перед ним всегда бегает шакал Табаки – мелкая сволочь («…для такого ничтожества, как я, и голая кость – целый пир»). Шархан – это воплощение всех худших черт звериной и человеческой природы.

Что мы можем сказать о Барсе, с которым сталкивается Мцыри? Достойный противник. Это благородное, сильное животное, которому жребий судил вот так плохо кончить. Но при всем этом, барс – это не подлец, не злодей, не льстец, не низкое коварство, это равный Мцыри соперник. И поэтому они «катаются в своем смертельном объятии» – это действительно очень близкая тема двух великанов, когда два равных противника сходятся в битве. И вот здесь мы снова видим расхождение Лермонтова и Киплинга, потому что Шархан – это однозначный злодей, барс – соперник, это не зло, а просто так повелось, так решила судьба, так требует философия Востока.

Тем самым победив Шархана, Маугли утверждает первенство человека, показывает, что человек сильнее дикой природы, а Мцыри, вступая в бой с барсом, доказывает себе, что он имеет право принадлежать природному миру, которой и есть одновременно мир его народа.

VII. Женщина

В этой инициации развилка самая решительная. Маугли женщину полюбил и к женщине вернулся. Он вернулся в женский, уютный, домашний мир; смог уйти от дикости джунглей и найти свое место у домашнего очага. Что же происходит с Мцыри, когда он видит женщину? Он пугается ее. Он не может быть с ней. Почему? «Я цель одну – Пройти в родимую страну – Имел в душе и превозмог…». А страх перед женщиной – это чаще всего трансформация страха перед жизнью. Человеческая жизнь для Маугли желанна и любезна, а для Мцыри – немыслима.

Маугли рос в природном мире, Мцыри рос в склепе, его не готовили для жизни, его побег – это как раз попытка отстоять право на жизнь.

VIII. Главная трагедия двух колонизаций.

Вот в этом решающем расхождении и заключается главная трагедия русского и английского отношения к колонизации.

Что несет востоку британская колонизация? В тот далекий XIX век Британский мир нес миру Востока, прежде всего, закон, ответственность, цивилизацию. Конечно, не везде получилось... Например, в Индии получилось? Нет! Кастовое общество осталось кастовым. И, может быть, вечная трагедия цивилизации, когда она идет в чужую культуру – это то, что она все равно обречена уйти оттуда. Но мы-то сейчас понимаем, что это благо. Безусловно, лучшее, что построено в Индии, заложено англичанами, но англичанам, к сожалению, пришлось уйти.

Несите бремя белых, –
И лучших сыновей.
На тяжкий труд пошлите
За тридевять морей;
На службу к покоренным
Угрюмым племенам,
На службу к полудетям,
А может быть - чертям!

(Р. Киплинг «Несите бремя белых»)

Р. Киплинг понимает, что бремя белого человека– миссия нести цивилизацию. Эта миссия жестока, но она дает миру новое логичное христианское мироустройство. И Киплинг, когда пришел на Восток, был уверен, что он пришел спасать. И это характерно для Маугли: в котором победа всегда следует за законом, где человек всегда победитель, и самое главное, у Маугли в руках главный атрибут цивилизации, с помощью которого он и побеждает злодея Шархана – огонь. Так вот образ цивилизации в Маугли – это образ положительный, решительный, радостный. Пришел рациональный свободный человек и подчинил себе чудовищные джунгли.

У М. Ю. Лермонтова совершенно другая история. Когда поэт попадает на Кавказ, следы цивилизации его мучительно раздражают. И более того, он уверен, что цивилизация рано или поздно погубит эти места:

Лермонтов уходит на Кавказ для того, чтобы стать его частью, чтобы там спастись от России. Он это фиксирует напрямую:

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, им преданный народ.

Быть может, за стеной Кавказа

Укроюсь от твоих пашей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей.

(«Прощай, немытая Россия…»)

Россия для Лермонтова – это Кавказ: спасительные джунгли Кавказа. Тогда как для Киплинга, разумеется, старая добрая Англия – носитель нравственного начала.