Объяснение А.М. Костина[649] в отделе контрразведки «Смерш» 1‑й Горьковской запасной стрелковой дивизии

10 ноября 1945 г.

Я, Костин Александр Максимович, даю объяснение обстоятельств, при которых был пленен. К этому моменту я находился в 180-м СП 329-й СД 3-й гв. армии, сперва в должности заместителя по строевой части ком. стрелкового батальона и в первых числах августа 1944 г. был назначен на должность ком. стрелкового батальона.

После форсирования р. Вислылевее г. Сандомирмы вели наступление в направлении местечка Стодоли, мест. Лопата, мест. Грохоцици. Выйдя в район Грохоциции заняв на противоположной окраине оборону, мы 3 дня вели оборонительные бои с противником, переходившим по несколько раз в день в наступление. 19 августа по приказу ком. полка мы заняли оборону в районе слева [от] мест. Лопата, левее отметки «Курган150-200 м» и справа [от] хут. Гури, перед Яновицами. С 19 по 22 августа 1944 г. мы вели бой с пр[отивни]ком, предпринимавшим безуспешные попытки вести наступление. 22 августа примерно в районе мест. Собутка-Шляхистка, что было правее нашего места нахождения примерно [на] 5-7 км, противник предпринял наступление, прорвал оборону в том районе и к середине дня вышел в район местечка Лопата, находящегося в тылу у нас. Таким образом мы оказались отрезанными от других подразделений, в том числе и от КП полка и от его тылов.

Находящиеся сзади нас подразделения 71-й танковой бригады и арт. подразделения (не помню точно их нумерации) при угрозе быть отрезанными, не знал по каким причинам, отошли. К этому моменту численность моего подразделения равнялась примерно 10-15% нормального состава, при 1-й 45-мм пушке без боеприпасов, а кроме этого и другие боеприпасы к середине дня вышли. Об отходе танков, артиллерии, об израсходовании боеприпасов и о положении (обстановке), в которой находилось подразделение, было своевременно доложено по радио. Откуда последовал ответ: «Положение будет восстановлено, боеприпасы будут подброшены». И было приказано оставаться на прежнем рубеже и ни в коем случае не отходить. Продолжая вести бой с наседающим пр[отивни]ком с фронта и с тыла, у нас вышли все боеприпасы, а танки и автоматчики противника с тыла были уже у меня около КП, которое я и был вынужден сменить. Во время смены был ранен и схвачен немецкими автоматчиками, пленен, а подразделение и после этого продолжало вести бой.

Костин [650]

Д.2643. Учетное дело. Л.4-4об. Подлинник. Рукопись.

20 сентября 1944 г.

Протокол допроса А.П. Масленикова, лейтенанта 220‑ го гвардейского транспортного авиационного Сталинградского Краснознаменного полка, в отделе контрразведки «Смерш» 22‑ ой авиационной дивизии 4‑ й гвардейской армии Украинского фронта

19 апреля 1945 г.

Я, оперуполном. ОКР «Смерш» 22-й АД гв. капитан Смирнов, сего числа допросил:

Маслеников Александр Павлович, рожд. 1921 года, урож. Молотовской обл, Верхне-Муллинского р‑ на, село Юг. Быв. член ВЛКСМ, образование 7 кл. В 1942 г. окончил Тамбовское авиаучилище. В Красной Армии с апреля 1940 года. Командир корабля 220-го АП. В/звание лейтенант.

Об ответственности за дачу ложных показаний предупрежден в порядке ст. 95 УК РСФСР.

Маслеников

Вопрос: Расскажите, при каких обстоятельствах вы выходили из тыла противника?

Ответ: В ночь с 19 на 20 сентября 1944 года я с экипажем в количестве 6^ти человек: штурман л-т Балашев, второй пилот мл. л-т Антонов, бортрадист Сумский, стрелок ст. сержант Галкин, вылетел на боевое задание по бомбардировке г. Сату-Маре. В районе цели самолет был сбит истребителем противника и загорелся. Я отдал команду выброситься с парашютом и сам последним так же через люк покинул самолет.

Приземлился благополучно примерно в 40 км восточнее пункта Сату‑ Маре. Бросив парашют и закопав документы (удостоверение личности, вещевая книжка, комсомольский билет, складная книжка), я направился на восток. На другой день 20 сентября 1944 г. под вечер недалеко от населенного пункта, название которого не знаю, я был обнаружен двумя вооруженными мадьярами и посажен в один дом. В этот же день, вернее ночью, меня на подводе повезли жандармы в другой населенный пункт, название также его я не знаю. Здесь меня привели к начальнику жандармского управления и оставили до утра с закованными руками. Определив по моей форме, что я летчик, на другой день меня здесь спрашивали: «Откуда пришел, зачем, где приземлился, где остальные члены моего экипажа?» Я ответил отрицательно, так как и сам точно место моего падения определить не мог. Здесь я ночевал три ночи. Эта жандармерия настоятельно добивалась найти кого-либо из членов моего экипажа и самолет, а поэтому ежедневно водили меня по местности с целью прочески и розыска. На 3-й день самолет был найден; где точно, я не определил. В этом самолете был обнаружен обгоревший труп второго пилота Матюшенко.

После этого утром 24/IX-44 г. на жел. дороге с конвоем я был направлен в город Сату-Маре. Здесь меня посадили в тюрьму, где я просидел до 28/IX‑ 44 года. На допросы меня никто не вызывал. Утром 28/IX‑ 44 г. на автомашине меня и еще одного арестованного гражданского, его я не знаю, направили в один населенный пункт, какой сказать не могу, и определили меня в венгерскую воинскую часть. Здесь меня допрашивало командование части; кто конкретно, сказать не могу. Интересовались при допросе, кто я такой, откуда, в какой части служил, членами моего экипажа, местом нашего базирования, мат. частью и личным составом. [На вопрос о том, ] кто я такой, я дал правдоподобный ответ; на остальные вопросы я давал всякие вымышленные и общие ответы. В этот же день меня на легковой автомашине направили в другую воинскую часть, где она стоит не помню, где я находился также несколько часов. Здесь меня подвергали вторичному, более официальному, допросу. Допрос производил венгерский офицер через переводчика. При допросе ставили аналогичные с предыдущим допросом вопросы, но более [их] конкретизировали. Здесь мне пришлось говорить правдоподобные данные, так как у них уже все было известно и записано в специальной книге. Там значилась даже фамилия командира дивизии и командира 339-го АП, и место его базирования, которое я и сам не знал. В этот же день с попутной автомашиной меня повезли в город Клуж, где посадили во временный лагерь военнопленных и держали меня до 1 октября 1944 года. Никаким допросам здесь я не подвергался. 1 октября 1944 г. нас пешком этапировали в г. Жибоу. Шли мы колонной вместе с гражданским румынским населением около 250 чел., причем военнопленных было около 30 чел. 8 октября прибыли в Жибоу, где нас поместили также во временный лагерь военнопленных, где я пробыл до 11/X‑ 44 г. Из этого лагеря меня в группе шестнадцати человек вывезли в район города Каповари опять поместили в лагере военнопленных. Сюда я прибыл 18/X-44 г. Мне стало известно, что в связи с изменением правительства в Венгриилюди этого лагеря 15/X-44 года во время перемены местонахождения лагеря разбежались. Их постепенно вылавливали и доставляли в этот же лагерь. Находясь в этом лагере, я встретил командира корабля 339-го АП Булатова и бортмеханика этого же полка Беляева, а также моего штурмана Балашева и борттехника Иванчина. В этих лагерях я находился до 3/XI-44 года, и был переведен в г. Комарнов крепость, куда прибыли мы вместе с указанными лицами примерно 6 или 7/XI‑ 44 года. Находясь в этой крепости, я познакомился со штурманом 288-й дивизии майором Чистяковым Евгением Константиновичем, начальником штаба артбригады подполковником Апольским Александром Ивановичем, командиром пехотного батальона капитаном Хрусталевым, зам. командира батальона по политчасти капитаном Трегубом Иваном Иосифовичем, летчиком с ИЛ-4 л-нтом Сенчуком Николаем, часть его не знаю, летчиком с Б-25 лейтенантом Петровым Александром, летчиком ИЛ-2 л-том Ивановским Семеном. С этими лицами я откровенничал вместе с Балашевым и Иванчиным. Здесь мы и решали вопрос побега из этой крепости. Дважды делали попытки, но они не имели успеха, так как этому мешала усиленная охрана крепости.

28/XI-44 г. в эту крепость пришел одетый в форму немецкого капитана Захарченко Александр и вел разговоры в отношении того, что он, используя свои права, может вывезти из крепости и [помочь] перейти линию фронта группе офицеров в десять человек, желательно лагерного состава. Этот вывод должен им быть осуществлен под предлогом вербовки в казачьи части. Захарченко дал нам время подумать об этом и дать ответ на другой день утром. Посоветовавшись, указанные выше товарищи приняли решение покинуть крепость и дальше ориентироваться по обстановке.

Утром 29 ноября Захарченко прибыл в крепость, оформил в канцелярии документы о нашем уходе в казачьи части и вывел нас из крепости. Всей группой мы сразу зашли в одну немецкую комендатуру, где Захарченко выписал документы для проезда в г. Будапешт. С попутной автомашиной мы в этот же вечер выехали в город и прибыли вечером в Будапешт. Здесь мы зашли в гостиницу, где проживал Захарченко, где встретили его двух близких друзей, одетых в немецкую форму, фельдфебеля Полякова Валентина и обер‑ фельдфебеля Макарова Владимира. Они также знали немецкий язык и ожидали прибытия Захарченко и унтер-офицера Зеленого Евгения, который вместе с Захарченко прибыл к нам в крепость. В этой гостинице мы частично переоделись в немецкую форму, приготовленную заранее Макаровым и Поляковым, и стали готовиться к следованию к линии фронта.

Из гостиницы в эту же ночь нас перевели на пересыльный пункт, где мы находились две ночи. Захарченко в это время узнавал обстановку, готовил документы и продукты, чтобы скрыть всякое подозрение о долгом пребывании на пересыльном пункте. Следующую ночь мы переночевали в немецком общежитии в отдельной комнате. Когда все документы были готовы, вся эта группа вместе с Захарченко в 8 часов вечера выехала поездом из г. Будапештав направлении [к] г. Шарбогарда, то есть к линии фронта. Под утро поезд остановился и дальше не шел из-за близости линии фронта. Мы вышли и пошли пешком по этой же ветке в то же направление. Таким образом мы пробирались до 6 декабря 1944 года, пока не соединились с разведкой частей Красной Армии 3-го Украинского фронта. Таким образом я перешел линию фронта и после допроса меня в отделе «Смерш» 4-й гв. армии был направлен в 17‑ ю воздушную армию, откуда выбыл в свою часть. Вместе со мной прибыл штурман Балашев и борттехник Иванчин. Мне также известно, что весь летный состав, переходивший со мной линию фронта, [был] направлен по своим частям, адреса которых у меня имеются в запасной книжке. Захарченко в это время был в отделе «Смерш» 4-й армии, вместе с ним находился и Макаров; куда он после выехал, я не знаю.

Вопрос: Вам известны лица, которые занимались предательской деятельностью в тылу противника?

Ответ: Нет. Лиц, которые занимались предательской деятельностью в тылу противника, я никого не знаю. Записано с моих слов правильно, мне прочитано. В чем и расписуюсь.

Маслеников

Допросил: Оперупол. ОКР «Смерш» 22 АД

гв. капитан Смирнов

Д.3084. Л.14-18. Подлинник. Рукопись.